Хасан Бароев: "Посмотрим, что будет в Лондоне"

ПО ВТОРНИКАМ С Еленой ВАЙЦЕХОВСКОЙ

"Хасан не станет разговаривать, - сказал мне знакомый и очень титулованный борец, когда месяца через полтора после возвращения из Пекина я попросила его дать мне телефон Бароева. - Хочешь, я сам ему позвоню и спрошу. Но он не будет говорить об Играх. Очень переживает..."

В Пекине наш знаменитый тяжеловес, чемпион Афин по греко-римской борьбе проиграл золотую медаль кубинцу Лопесу. Я неоднократно задавала себе вопрос: кого это поражение расстроило сильнее - самого Хасана или же тех, кто за него болел? И склонялась к последнему варианту ответа. Ведь это именно мы ждали от Бароева повторения славной карьеры его предшественника - трехкратного олимпийского чемпиона Александра Карелина. Это мы считали, что Бароев должен победить в Пекине во что бы то ни стало. А сам он, вполне возможно, считал иначе. Недаром даже не выглядел расстроенным, как вскользь сообщил мне вернувшийся с финала борцов-тяжеловесов коллега. Да и в Москве не выглядел, когда чемпионам и медалистам Игр вручали призовые авто.

Я все-таки подошла к нему там и попросила об интервью. Неделю спустя мы встретились на "Торпедо" - в борцовском зале.

НЕ В ЧЕМ СЕБЯ ВИНИТЬ

- Не ожидала, что вы так быстро приступите к тренировкам. Решили продолжить карьеру еще на четыре года?

- Я это сразу решил, еще на олимпийском пьедестале. Вариант закончить с борьбой мне даже в голову не приходил. Другое дело, собирался взять паузу, передохнуть немножко. Как после Игр в Афинах.

- Зачем же тогда продолжаете ходить в зал?

- Ну, это обязательно. Я вообще стараюсь поддерживать форму, играть в футбольчик, бегать кроссы три-четыре раза в неделю. Нельзя же совсем ничего не делать! Я даже чувствовать себя хуже начинаю в таких случаях.

- В Пекине я слышала два диаметрально противоположных мнения о вашем выступлении. Одни говорили, что вы безумно расстроены поражением. Другие - что вовсе нет. А как было на самом деле?

- Я просто вел себя по-разному - в зависимости от того, с кем общался и где находился. Конечно, расстроился. Время - оно лечит, но все равно... Стоит вспомнить - горечь подкатывает. Становится обидно. Начинаю снова все вспоминать, думать, как такое вообще могло произойти. Хотя, с другой стороны, можно посчитать, что ничего особенного там не произошло. Жив-здоров. Жизнь продолжается.

- Какое из олимпийских воспоминаний для вас наиболее болезненно?

- Финал. Я же не просто мечтал стать сначала двукратным олимпийским чемпионом, а потом, может быть, и трехкратным. Я делал для этого все. А получилось, что четыре года прошли зря. Как был один раз чемпионом, так им и остался.

- Ну, к чему такое отчаяние? Все-таки серебро вы завоевали.

- Серебряная медаль, да еще в борьбе... Вы же сами все понимаете. Не то это достижение, чтобы им гордиться.

- Думали ли вы после поражения о том, что, может быть, где-то недоработали, не сделали чего-то, что было необходимо?

- Таких мыслей не было и нет ни у меня, ни у тех людей, которые вместе со мной шли к этому результату и продолжают идти сейчас. Считаю, что это самое главное. Важно понимать, что мы все делали правильно и честно. А не кусать локти оттого, что где-то что-то не выполнил, не добежал, не поднял гирю лишний раз...

Для меня было в первую очередь важно мнение моего личного тренера Владимира Уруймагова - он со мной с самого детства работает. Тренерская работа для него, кстати, не основная. И тем более не заработок. Есть свой серьезный бизнес, но так получилось, что Уруймагов просто очень любит борьбу.

Мы с ним после Олимпиады очень тщательно все проанализировали. И пришли к выводу, что, видимо, так должно было случиться. Судьба так распорядилась, не иначе.

- Может быть, поражение действительно оказалось к лучшему? Представьте себе: ну, стали бы вы еще раз чемпионом. И вполне возможно, что стимула продолжать бороться сейчас вообще не нашли бы.

- Не факт, что не сумел бы найти. После Игр в Афинах у меня наступило странное состояние - пустота какая-то. Всю жизнь ведь шел к этой цели. И добился ее. Сейчас мне кажется, что это состояние прошло. Скорее, напротив, шел бы на третий цикл с удвоенным удовольствием. Ведь тогда у меня сейчас была бы цель стать трехкратным олимпийским чемпионом. Приблизиться к элитным спортсменам. И все это было в моих руках...

- Я однажды спрашивала вас: насколько тяжело было оказаться в шкуре человека, которого на каждом шагу сравнивают с Карелиным, который пришел в сборную на место Карелина и от которого подсознательно ждут столь же феноменальных результатов? Вы даже в сборной толком не обосновались, а уже кругом были всем "должны"...

- Я понимал, что ворвался в тяжелый вес в прямом смысле этого слова. В один год выиграл и чемпионат мира, и Олимпиаду. Но больше я тогда, если честно, ничего не понял. Да и на то, что писали журналисты, не обращал внимания.

- Но люди-то вокруг вас не могли об этом не говорить.

- Тоже не особенно прислушивался. У меня были свои цели и свои задачи. Не скрою, мне было приятно слышать, что в Афинах я Карелина не подвел. Что меня сравнивают с ним. Думал: значит, видят во мне не просто борца. Но никакой чрезмерной ответственности при этом не чувствовал.

- Хорошо помню наш разговор на чемпионате мира-2005 в Будапеште, куда вы приехали туристом. И где вы признались, что после Игр в Афинах ваша жизнь сильно изменилась. Помню и недовольство тренеров сборной - из-за того, что у вас появилось чересчур много интересов, помимо спорта: шоу-бизнес, всевозможные светские мероприятия, телевизионные проекты... Считается ведь, что спортсмен должен быть всецело поглощен тренировками.

- Неправильно это. Может быть, так считают те, у кого в жизни помимо спорта ничего нет. Я люблю борьбу, отдаю ей очень много сил, времени, нервов, но если у меня вдруг появляется свободное время, стараюсь занять его чем-то интересным. Поучаствовать в шоу, встретиться с интересными людьми, с кем-то познакомиться...

- Но ведь наверняка в вашей жизни был период, когда вся жизнь сводилась только к борьбе? К тренировкам, выступлениям...

- Последние два года перед Играми в Пекине именно так и было.

- Тяжело было ограничивать себя этими рамками?

- Нисколько. Друзья продолжали, как и прежде, звонить, куда-то приглашали, но я объяснял, что тренируюсь и поэтому не могу к ним присоединиться. Меня понимали, желали успеха и вешали трубку. Все знали, к чему я готовлюсь, и даже не пытались уговаривать. Насчет шоу и телевидения я и не вспоминал. Хотя отказаться от общения с друзьями - это, безусловно, большая жертва.

- Вы когда-нибудь намечали себе границу, за которой серьезного спорта в вашей жизни уже не будет?

- Ну, я и четыре года назад задумывался о том, что пора начинать заниматься каким-то другим делом. Тем более что все двери открыты были - предложений различных поступало множество. Но что можно начать в 21 год? Прошло какое-то время, и я сам понял, что уходить из спорта рано. На сборы снова потянуло, на соревнования. Захотелось снова почувствовать соревновательный мандраж, напряжение поединков, психологическое давление со стороны соперников. Поэтому вернулся в зал с большим удовольствием. Как и сейчас, собственно. Мы с тренером уже весь тренировочный план перекроили. Посмотрим, что будет через четыре года в Лондоне. Хотя уже сейчас мне кажется, что там придется намного сложнее, чем было в Пекине и тем более в Афинах.

ОЛИМПИЙСКИЙ ШОК

- Простите, если мой вопрос вызовет у вас неприятные воспоминания. Но не могу не спросить: что чувствует борец - именно борец, поскольку борьба - это прямое единоборство, - в тот момент, когда понимает, что проиграл и шансов нет? В свое время мне точно так же хотелось узнать, что чувствовал в Сиднее Карелин. Ведь сам он понял, что проиграл, еще до того, как закончилась схватка.

- Сан Санычу в том финале тяжело было что-то предпринять. Я же верил в победу до последнего. И боролся до финального свистка. Когда проиграл Лопесу в первом периоде, никакой обреченности не ощущал. Вообще не думал о том, что могу проиграть. Да и времени на ковре нет, чтобы об этом думать. А вот когда стоял на пьедестале, думал как раз о том, что четыре года прошли впустую.

- Но ведь до пьедестала был ковер. И судья, поднимающий чужую руку...

- В тот момент я вообще ничего не понимал. Такое не доходит сразу. Только потом, когда бредешь в раздевалку... Там и начинаешь осознавать, что случилось. Если в одиночестве остаешься - вообще катастрофа. В голове одна лишь мысль крутится: все было напрасно. Вся работа.

С другой стороны, и Лопес, которому я проиграл, не меньше работы проделал, чтобы стать чемпионом. Сложись все чуть иначе, он мог бы точно с такими же мыслями в раздевалке сидеть. Думать о том, что я выиграл уже вторую Олимпиаду, а он - ни одной.

- Поражения мешают вам спать?

- Первое время после Игр я действительно спал плохо. Стресс слишком сильным оказался. Недели через две после возвращения в Москву отошел.

- А борьба снилась?

- Пару раз. Говорят, что это хорошо. Если какие-то события во сне повторяться начинают, это первый признак, что психику "отпускать" начинает. Как бы выходит это все из тебя во сне.

- Что именно вы видели?

- Финал, конечно. Как выходил на ковер, как боролся. Вот только не мог во сне понять, выиграл я или проиграл. Просыпался утром, долго пытался вспомнить какие-то детали. И не мог.

БРАТСКИЙ ПАТРИОТИЗМ

- Каждый раз, когда я оказываюсь на соревнованиях по греко-римской борьбе, думаю о том, что ваш вид спорта уникален. Такого братства среди спортсменов и тренеров нет больше нигде. Что важнее для вас - личный результат или вот эти отношения?

- Конечно, результат. Он радует любого спортсмена. Ради этого мы все и работаем. Ведь даже если что-то выиграл, приходится постоянно подтверждать свой статус. Но вы правы: борьба - это действительно братство. Семья. Эти отношения передаются из поколения в поколение. И каждый считает долгом передать их тем, кто идет следом.

- Но ведь конфликты тоже случаются?

- Редко. И то, как правило, на нервной почве. Когда идет наиболее тяжелая тренировочная работа или сгонка веса, нервы сильно обостряются. Нельзя ни пить, ни есть, вот психика и не выдерживает. В нормальной обстановке такого не происходит.

- Какие-то неписаные законы в вашем борцовском обществе есть?

- Я не стал бы называть их законами. Скорее традиции. Уважительно относиться к тренеру, прежде всего. Я, например, могу называть Уруймагова Вова, Вовчик, Вовка, - у нас с детства такие отношения сложились, несмотря на то, что он заметно старше, чем я. Но никакой другой спортсмен никогда так его не назовет. Естественно, на людях я обращаюсь к тренеру только по имени-отчеству.

- А можете представить ситуацию, когда борец мог бы своего тренера ударить?

- Никогда. Это исключено. Пусть тренер был бы десять раз не прав.

- А что не прощается в вашем кругу?

- Даже не знаю. Нужно ведь пример перед глазами иметь, чтобы сказать, что чего-то нельзя простить. А на моей памяти такого не случалось.

- Но ведь все люди разные. Наверняка бывало, что приходит в команду новый спортсмен, человеческие качества которого таковы, что никакого дела с ним иметь не хочется.

- Это редкость. Скорее другое бывает: появляется спортсмен, на российском уровне выступает очень хорошо, а выезжает на международный уровень - и бороться не может. Тренеры, естественно, берут это на заметку. И можно быть уверенным, что ни на чемпионат Европы, ни на чемпионат мира такой спортсмен никогда не поедет.

- Согласитесь, Россия вообще специфическая в плане борцовской конкуренции страна. Когда выступал Карелин, мне было даже жаль тех, кто с ним борется на российском уровне. Ведь соперники, по сути, не имели никаких шансов на то, чтобы попасть в сборную. И никогда не приходило в голову осуждать спортсменов, которые по этой причине уехали выступать за другие страны. Как, например, ваш коллега по тяжелому весу Юрий Патрикеев - за Армению. С другой стороны, для меня была несколько неожиданна реакция президента Российской федерации борьбы Михаила Мамиашвили, когда он узнал, что олимпийский чемпион Сиднея в вольной борьбе Давид Мусульбес собирается выступать в Пекине за Словакию. Он расценил это как предательство. А как к таким переходам относитесь вы?

- Скорее с пониманием. Тот же Мусульбес - возрастной спортсмен. Но сумел завоевать в Пекине бронзу. Думаю, за это его можно только уважать. Немалый труд - добиться такого результата.

- А если бы Мусульбес стал чемпионом, победив в финале российского борца, вы считали бы так же?

- Мне трудно ответить на этот вопрос. Но видите, как распорядилась судьба? И в греко-римской борьбе, и в вольной: Мусульбес и Патрикеев боролись только за третье место, а россияне - за золото. Не оказались мы друг против друга. И Юра, и Давид заслужили свои медали честно. Осуждать их и тем более судить - не мое право. Они сами сделали свой выбор.

- А как поступили бы в аналогичной ситуации вы?

- Не знаю. Если бы выступал в эпоху Карелина, вполне возможно, что задумался бы о смене гражданства. А что еще делать? Сознательно идти на то, чтобы вообще ничего в своей карьере не выиграть? И это - после того, как отдал столько лет жизни борьбе? Конечно, больше шансов, если уедешь в другую страну.

СПОРТ И БИЗНЕС

- Как давно вы постоянно живете в Москве?

- Я родился в Душанбе, а в 1992-м после всех событий в Средней Азии мы всей семьей переехали в Северную Осетию. В 97-м во Владикавказе я начал уже серьезно заниматься борьбой. Как-то быстро стал выигрывать. И по юношам, и по молодежи. А с 2000 года живу в Москве. Сперва снял квартиру прямо возле стадиона "Торпедо", где постоянно тренируюсь. Не так давно купил собственную квартиру, делаю там ремонт. В ближайшее время планирую переехать.

- Большой город не отвлекает от тренировок?

- Когда идет серьезная работа, мы проводим в Москве не так много времени. Я оказываюсь дома разве что между сборами. А это максимум неделя. До зала две минуты пешком, можно и побегать на стадионе, и поплавать здесь же в бассейне - много времени на это не уходит. Если сборы проводятся в Москве, я никогда не стремлюсь жить дома: перебираюсь вместе с командой в Олимпийскую деревню на юго-западе. И тренируюсь там. Стараюсь в город в этот период вообще не выезжать. Да и нужды особой нет: торговый центр рядом, кинотеатр тоже. Если нужно встретиться с кем-то по делам, связанным с бизнесом, прошу, чтобы люди ко мне приехали.

- Я правильно понимаю, что вы уже сейчас строите фундамент будущей жизни?

- Да. Мне всегда жалко спортсменов, которые после карьеры переходят в другую жизнь и не могут там устроиться. Не потому, что они какие-то тупые или необразованные, а просто возможности такой нет. Идти некуда. И не помогает никто. Примеров так много... Вот я и задумался о том, что фундамент будущей жизни надо строить, пока еще выступаешь сам.

- Мне почему-то всегда казалось, что у борцов эта адаптация проходит легче. Все друг другу помогают.

- Безусловно. Но для того, чтобы иметь связи и возможности, надо для начала что-то выиграть. У меня на данный момент есть совместный бизнес с тренером: мы строим жилые дома в Северной Осетии. Уруймагов постоянно учит меня тому, как этот бизнес устроен, подсказывает какие-то вещи, дает советы.

- Высшее образование у вас есть?

- Даже два - физкультурное и юридическое. Мне вообще нравится все, что связано с юриспруденцией. Университет я оканчивал в Москве, на лекции ходил с удовольствием. Естественно, мне шли навстречу - позволяли учиться и сдавать экзамены по более гибкому по сравнению с остальными графику.

- Во времена моей спортивной молодости существовала поговорка: "Пока вольники проходят "в ноги", "классики" проходят в руководство". Признайтесь честно: хотелось бы после спорта чем-нибудь порулить?

- Конечно. Понимаю, что сразу эту возможность мне вряд ли предоставят. К тому же время такое, что само по себе с неба ничего не упадет. Но я вижу себя в такой роли. И, как мне кажется, справился бы с ней. Сидеть в офисе с утра и до вечера, перебирая бумажки, - это не мое. А вот руководить предприятием было бы интересно.

- Означает ли сказанное, что вы не хотели бы остаться в спорте?

- Не исключаю и такого поворота. Конечно, если мне предложат интересную работу, я соглашусь. Сам себя не пойму, да и не прошу себе, наверное, если вообще уйду из борьбы. На мне ведь наш вид спорта не закончится? Нужно будет помогать, поддерживать, делиться каким-то опытом. Дай бог, чтобы такая возможность у меня появилась. А вот работать в зале, скорее всего, не смогу. Не представляю даже, как это - постоянно требовать что-то от другого человека.

- Считаете, что тренер однозначно должен быть диктатором?

- Требовательным - непременно. Спортсмену, конечно, тоже следует понимать, ради чего работаешь. В моей практике, например, никогда не случалось, чтобы тренер на меня наорал. Было достаточно услышать от него слово "сделай".

ДРАКА - НЕ МЕТОД

- Пойти по линии Международной федерации борьбы не думаете?

- Ни за что.

- Интересная получается штука: все борцы ругают существующие правила...

- Это нормально. И я ругаю.

- ...но при этом единственная возможность как-то исправить ситуацию может появиться лишь тогда, когда в международной федерации будут заседать не старые дедушки, а люди одной крови. Недавние спортсмены в том числе. Которые сами прошли через большой спорт. Вы же наверняка обсуждаете в своем кругу, какими должны быть правила?

- Конечно. Но как можем на это повлиять? Молодых к международной федерации никто и близко не подпускает. Рвутся туда многие, но не подступиться. Вот и получается, что правила направлены не на развитие борьбы, а на то, чтобы загнать сильные страны в тупик - дать шанс и более слабым что-либо выиграть. При нынешних правилах судья может в любой момент "убрать" любого спортсмена. Вот многие и стараются выиграть не за счет собственной силы и технических приемов, а за счет какой-то хитрости, тактики, воздействия на арбитра. Ну сами посудите: когда могло такое случиться, чтобы олимпийским чемпионом в весе 85 кг стал итальянец? Или в 66 кг - француз? На то, как они боролись в Пекине, смотреть страшно было. А для борьбы в их странах ситуация отличная: и популярность растет, и деньги вкладываются.

- Карелин, с вашей точки зрения, в Сиднее проиграл справедливо?

- Я до сих пор не могу объяснить, что произошло на самом деле. Возможно, судья растерялся. Там ведь такой спорный момент возник - можно было в любую сторону балл дать, и по-всякому судья прав оставался. Но уверен: кто-то из высокопоставленных людей просто очень не захотел, чтобы Сан Саныч стал четырехкратным олимпийским чемпионом. Понятно, что никаким другим образом Гарднер никаких баллов против Карелина не заработал бы.

- Получается, арбитра, который обслуживал схватку на ковре, вы не осуждаете?

- С одной стороны, я отдаю себе отчет в том, насколько трудна эта работа. Не представляю, какие нервы и самообладание надо иметь судье, чтобы отсудить олимпийский финал. Такой, как был у Карелина с Гарднером или у меня с Лопесом. Или финал "мухачей", у которых все происходит непредсказуемо: ни один арбитр не в состоянии заранее просчитать, что спортсмены способны натворить на ковре за четыре минуты. С другой стороны, я точно так же отдаю себе отчет в том, что 20 - 30 процентов результата в любой схватке - это всегда судья.

- У вас когда-либо возникало желание, грубо говоря, начистить судье физиономию?

- Ну, это конечно. Но как? Судья показал оценку - и что ты можешь сделать? Стоишь в таких случаях, смотришь на него в упор и очень много плохого думаешь. Столько слов всяких на языке вертится... Один раз я, правда, не удержался.

- И?

- Ну... Сказал судье, что он бессовестный...

- А вас когда-нибудь били?

- Родители - никогда. В детстве, конечно, драться во дворе приходилось. Но это было очень давно. И тогда же я начал понимать, что драка - не способ решать конфликты.