"Надо на корт выходить, а я в посольстве сижу"

ROLAND GARROS

Владимир РАУШ
из Парижа

До появления поколений Кафельникова и Мыскиной именно Андрей Чесноков являлся одним из самых успешных представителей отечественного тенниса на "Роллан Гаррос". Лидер сборной СССР середины 1980-х – начала 1990-х годов отметился в Париже несколькими яркими победами и выходом в полуфинал турнира. Чеснокова и по сей день здесь помнят и любят. Пройтись по аллеям стадиона с ним невозможно: постоянно кто-то хочет пожать руку, обняться или сфотографироваться.

Это и неудивительно, он ведь почти местный. После окончания карьеры Андрей долгое время жил здесь, состоял членом одного из теннисных клубов. Чем не повод попросить его познакомить со своим "Ролан Гаррос" и со своим Парижем? Тем более, что память собеседника таит массу любопытных деталей.

О самом первом турнире:

- На дворе стоял 1983 год, я тогда еще выступал в юниорской категории. Впервые приехал на Roland Garros и буквально ошалел. Это была просто бомба! В первом круге мне предстояло сыграть с парнем из Испании по фамилии Гарсия. Я вышел на корт и "слил" ему первый сет 0:6. Голова была совершенно пустая.... Ну, только представьте, я обычный мальчишка из Советского Союза. Всю жизнь варился в собственном соку, за границу выезжал в лучшем случае раз в год. И тут вдруг – такой турнир, да еще в Париже! Потом немного пришел в себя, второй сет взял 7:5. А в третьей партии совершенно успокоился и победил 6:2. Ходил страшно довольный собой. Правда, следующий матч проиграл в одну калитку, но это уже не очень расстраивало.

Еще одно воспоминание о том турнире: мне выдали суточные из расчета 147 франков в день. На тот момент – сумасшедшие деньги. Надо было максимально их сэкономить и при этом не умереть с голоду. Это было непросто. Помню в Америке на турнире Orange Ball мы с Андреем Ольховским приспособились питаться апельсинами, которые срывали прямо с деревьев на улице. Наелись так, что потом всю ночь мучились от расстройства желудка. Ну да это я немного отклонился от темы...

О самом памятном матче:

- В 1985 году я впервые прошел квалификацию и попал в основную сетку "Ролан Гаррос". В первом круге одержал победу, а во втором мне предстояло встретиться со знаменитым американцем Элиотом Телчером. Он был в первой десятке, а я был в заднице (смеется). Даже в число ста лучших не входил. И вот я обыграл его в четырех сетах. Народ обалдевал: какой-то русский "сделал" самого Телчера! Это все равно, как если бы сейчас игрок из Северной Кореи победил Надаля. Встреча получилась просто феноменальной. Я на самом деле играл очень здорово, старался как никогда. Можно сказать, что тот матч и стал рождением теннисиста Андрея Чеснокова.

Как часто бывает, развить успех не удалось. В следующем круге я уступил швейцарцу Хайнцу Гюнтхардту в пяти сетах. Последнюю партию проиграл 6:8, мне просто не хватило "физики". По ходу матча чувствовал, что играю сильнее соперника, но он за счет своего опыта меня обхитрил. Начал совершать укороченные удары, всячески выбивать из ритма. И добился своего.

О самом большом достижении:

- В 1989 году я дошел до полуфинала, где проиграл Майклу Чангу. До сих пор жалею об этом. В третьей партии у меня было три сетбола, но в итоге я уступил на тай-брейке. А в четвертой вел 4:2 и 40:15 на подаче американца, и все равно проиграл 5:7. Сложись все иначе, и я оказался бы в финале "Ролан Гаррос" – это очень крутое достижение.

Кстати, перед матчем с Чангом я обыграл знаменитого шведа Матса Виландера. Он защищал чемпионский титул и был одним из главных фаворитов нового розыгрыша. А я вынес его – 6:4, 6:0, 7:5. Эта игра у меня тоже все время в памяти.

О старом "Ролан Гарросе":

- Сейчас секьюрити стоят на каждом шагу. Это и понятно, французы напуганы прошлогодними терактами. В мои времена здесь все было гораздо проще. Можно было спокойно провести постороннего в ресторан для игроков. Не просто не имеющего нужной отметки на аккредитации, а человека с улицы, вообще без пропуска. Теннисисты передвигались без охраны, их останавливали, просили автограф.

Сам теннисный ареал тоже сильно изменился. Стадиона Сюзанн Ленглен тогда вообще не было, а арена Филиппа Шатрие была на целый ярус ниже. Раздевалки тоже были не такие современные, как сейчас. Зато от всех помещений веяло историей. Чувствовалось, что это место, которому уже больше ста лет.

О самом знаменательном знакомстве:

- Однажды меня представили Жану Боротра – одному из четырех знаменитых французских "мушкетеров". Потом случилось так, что мы с ним даже стали членами одного теннисного клуба. После окончания спортивной карьеры я купил квартиру в Париже и одно время жил тут. Играть ходил на корты Tennis club de Paris, это километрах в двух от "Ролан Гаррос". Боротра было уже под девяносто, но он все равно оставался живчиком. В теннис мы с ним, конечно, не играли – все-таки возрастные категории очень разные.

Но были и другие встречи. Как-то перед матчем в миксте с Наташей Ревой меня пригласили на прием в советское посольство. Скоро надо уже на корт выходить, а я завяз там, не могу вырваться. Насилу освободился, примчался на стадион – а матч уже полным ходом должен идти. В итоге нашей паре засчитали поражения за неявку.

О неожиданных открытиях:

- Когда я только начал выезжать за границу, установка была простая: Советский Союз – лучшее государство в мире. И соответственно все в нем тоже самое лучшее. Перед каждой поездкой в капиталистическую страну проходило собеседование, на котором подчеркивалось: в некоторых зарубежных странах люди умирают с голоду. Поэтому роскошь и свобода, которые царили во Франции, несказанно удивили. Здесь я открыл для себя магазин русской книги, где покупал издания, которых в Москве было не достать. А потом меня познакомили с несколькими эмигрантами еще первой волны. Они были уже пожилые люди, лет по 70-80. Но удивительно аристократичные и изысканные. Русским языком они говорили таким, какой уже давно не существует – как будто из книг.

О тяге к искусству:

- У меня артистическая натура, всегда тянуло к прекрасному. Раньше коллекционировал марки, потом переключился на живопись. Когда теннисная карьера набрала ход, стал вкладывать деньги в искусство. На сэкономленные суточные покупал за границей компьютер, возвращался в Москву и перепродавал его. На такой сделке можно было заработать около 16 тысяч рублей – это была цена "Волги", а к ней еще и "Жигули" в придачу.

Но меня машины не очень интересовали. Я покупал предметы искусства – яйца Фаберже, картины Коровина и Васнецова. Приобретал кое-что и в Париже. Любил захаживать в одну антикварную лавочку, ее хозяином был старый еврей по фамилии Лампер. Он знал мои вкусы и специально придерживал для меня некоторые вещи.

О связях с Парижем:

- Это для меня практически родной город. У меня была тут квартира, которая отошла бывшей жене и двум детям. Дочь Изабель родилась уже здесь, она настоящая парижанка. Да и сын Андрей, наверное, тоже – между собой они говорят по-французски. Я поддерживаю с детьми контакт, стараюсь навещать их каждый месяц. Вот и сейчас они приходили на "Ролан Гаррос" почти каждый день.

Но дело не только в бывшей семье. Франция близка мне по духу своей изысканностью и артистичностью. Здесь умеют ценить красоту, беречь ее. И мне здесь хорошо.