Никита Крюков: "Хочу побегать на коньках с Виктором Аном"
Для 28-летнего олимпийского чемпиона Ванкувера-2010 и серебряного призера Сочи-2014 сезон закончился в минувший четверг вторым местом на московском Кубке FIS. Однако главное событие года у него впереди: 8 апреля Крюков расписывается со своей девушкой Юлей, а в уже конце месяца они ждут рождения дочери.
Впрочем, Никита не любит делиться со всем миром подробностями своей семейной жизни. И потому быстро перевел разговор на другую тему.
– Много раз после Олимпиады я слышал, что в спорте всегда побеждать невозможно. Победа – это неописуемое ощущение. И золоту чемпионата мира я радовался больше, чем серебру Олимпиады. Второе место – это все-таки поражение.
– У вас остался неприятный осадок от сезона?
– Немного. Все-таки, если бы не то падение немца Тима Чарке в финале командного спринта, еще неизвестно, как бы все закончилось. Но за сезон благодаря олимпийскому серебру ставлю себе четверку. А вот не будь у меня сочинской медали – тогда другое дело. О других приятных моментах сезона вроде первой победы на этапах Кубка мира, даже не вспомнил бы.
– Возможно, злую шутку с вами сыграла излишняя уверенность после двух побед на предолимпийском ЧМ?
– Уверенности в победе на Олимпиаде быть не может. Конечно, два золота чемпионата мира придавали мне веры в свои силы. Но летом мы изменили методику подготовки, начали делать больше аэробной, дистанционной работы, и уверенность быстро ушла. Я не знал, что будет дальше. Хотя эти коррективы были необходимы, ведь трасса в Сочи – самая сложная в мире. Слава богу, что все-таки уехал оттуда с медалью. Значит, мы были на правильном пути.
– Почему президент лыжной федерации Елена Вяльбе осенью говорила: "Звоните Крюкову после Олимпиады"?
– Я ни о чем таком не просил. Просто редко давал интервью. Понимал, что время можно было провести с большей пользой для результата. Поэтому все ограничилось парой телепередач.
– Что еще может отвлекать от движения к олимпийской цели?
– Домашние дела. Чтобы вникнуть в семейные проблемы, требуется немало внимания и энергии. Поэтому к Олимпиаде лучше идти как новорожденный ребенок, не зная никаких забот.
– В Сочи вам категорически не везло…
– Олимпиада действительно сложилась не очень удачно. В индивидуальном спринте у меня был 13-й номер, и я занял 13-е место. Даже не удивился, когда узнал, что на спринтерскую эстафету мне снова достался № 13. В обоих гонках были столкновения, а в командном спринте я вообще еле удержался на ногах. Хотя два золота были реальной задачей. Может, это просто испытание, через которое нужно было пройти.
– Дело ведь не только в невезении?
– Я анализирую каждый старт и ищу в первую очередь свои ошибки. Разбираю, где и что можно было сделать лучше. В спринте нужно просчитывать не на шаг вперед, а на два. Если ты смотришь только перед собой, прогрессировать сложно. Хотя в финале командного спринта все шло нормально. Я пытался атаковать еще на подъеме, но там получилось три или четыре "прострела". Так что выехал третьим. Я все равно контролировал ситуацию. Видел, как Чарке "сидит" на деревянных ногах и понимал, что на финише он выключится, но… Его падение просчитать было сложно.
– Разговаривали с немцем после этого?
– Я его не виню. Просто они с финном одновременно начали заезжать в одну лыжню, и тому повезло, что он был чуть впереди.
– Если бы вы могли смотреть даже не на два, а на три шага вперед – что сделали бы в той ситуации?
– Нужно было выходить с подъема первым или вторым. Лыжи ведь ехали здорово – на спуске пришлось даже притормозить, чтобы не накатить на соперников. Наши ученые провели анализ и вычислили, что моя скорость в стойке была на 15 процентов выше, чем у финна с немцем. Я ехал 8,3 м/с, однако после падения Чарке скорость упала чуть ли не вдвое – до 5,2 м/с. Пришлось разгоняться заново. При этом немец упал в мою сторону, и пришлось двигаться в лыжню слева, которая была менее накатанной. В тот момент я даже не успел набрать воздуха в легкие, как пришлось финишировать, догонять Сами Яухоярви. Все это в комплексе и не позволило выиграть. Хотя по скоростным расчетам, не случись этого инцидента, я обошел бы финна еще до поворота.
– А Сергей Устюгов в схожей ситуации в финале личного спринта мог перепрыгнуть через упавшего соперника?
– Уйти в сторону на такой скорости было невозможно. Что бы я сделал на его месте? Поехал бы по тому, кто упал. Первым движением немного бы приподнялся, чтобы носки лыж оторвались от снега – и вперед. Тогда была бы хоть какая-то возможность устоять.
– Завершая разбор спорных лыжных моментов Олимпиады, оцените маневр Мартина Сундбю на финише скиатлона.
– Повтор перед глазами у меня не стоит – видел всего один раз. Поэтому сказать сложно. Но точно знаю, что нарушение в финишном створе – самое грубое. Если по ходу дистанции еще можно что-то простить, то за малейшие погрешности на последних метрах наших ребят снимают, не задумываясь. Помню, как Андрея Парфенова на "Тур де Ски" шатнуло на финише, он нечаянно перешел коридор, потом быстро вернулся, но его все равно дисквалифицировали. Видимо, в случае с Сундбю просто побоялись снять норвежца, да еще на Олимпийских играх. Будь я судьей – даже не задумывался бы, помешал он Вылегжанину или нет. Правила нарушены – и тут ничего не попишешь. Тем более, Максим говорил, что маневр норвежца не позволил ему сделать разножку. Извини, но если тебя шатает на финише – это твои проблемы.
– Сколько часов в день вы думаете про лыжи?
– Сейчас уже меньше – специально сдерживаюсь. От всего нужно отдыхать. Если не успеваешь восстановиться после сезона морально и начинаешь следующий, то первые два-три месяца идут нормально, а потом приходит утомление.
– Что за проблема с потерей мышечной массы, которую недавно озвучил ваш тренер Юрий Каминский?
– Летом я стараюсь держаться в пределах 73,5 - 74 кг. Зимой мой боевой вес – 72 кг. А когда встал на весы в Сочи перед спринтерской эстафетой, они показали 70,3. Конечно, появились мысли: а хватит ли вообще сил пробежать? Я ведь не борец сумо, для которого пара лишних кило ничего не значит. На моем состоянии даже 500 граммов сказываются. Но в Сочи я убедил, настроил себя так, что это, мол, организм сам выбирает лучшее состояние. Он все подводит как надо, а я – лишь исполнитель. Ведь нервничать в тот момент было никак нельзя. Кстати, после Олимпиады я вообще потянул на 69,3 кг. Боюсь, так скоро совсем испарюсь. Не знаю с чем это связано.
– Протеин пробовали?
– Не помогает. У нас в команде были ребята, которые после него росли, как на дрожжах, но у меня все идет мимо…
– Зато вы маневрируете на трассе, как мастера шорт-трека.
– У этих ребят, кстати, есть чему поучиться.
– Начальник команды Евгений Кургуньян даже говорил, что вы просились к ним на сбор.
– Мы договорились, что если пересечемся в Новогорске, они обязательно достанут мне коньки. Конечно, в моем возрасте уже поздно начинать, но… Кто знает, что случится, когда на катке встретятся два спринтера – Виктор Ан и Никита Крюков? (Смеется.)
– Александр Легков, кстати, рассказывал, что его звали в биатлон.
– Меня тоже. Но кто тогда будет бегать на лыжах? Тем более я – классист, а в биатлоне только коньковый ход. Да и стрелять не так просто, как кажется. Я пробовал, пробежав перед этим метров 30, – так у меня ружье гуляло во все стороны.
– Как вы собираетесь готовиться к чемпионату мира 2015 года, который пройдет в шведском Фалуне?
– Мы вернемся к привычной подготовке и постараемся снова наработать скорость. В Фалуне круг хотя бы похож на спринтерский – 1400 м, рельеф динамичный. Мне понравилось. Вообще такие ощущения важны для меня. Помню, приехал в Ванкувер и понимаю – мое. То же самое было в Валь-ди-Фьемме. А вот в Сочи были другие предчувствия.