Глеб Гальперин: "Мне страшно прыгать с десяти метров"

СОБЕСЕДНИКИ Елены ВАЙЦЕХОВСКОЙ

Знаменитый прыгун в воду – о панике на вышке, мыслях о продолжении карьеры и о миллионерах-футболистах.

Однажды он сказал: "При ударе о воду с десятиметровой вышки боль такая же, как при падении на асфальт. Только не умираешь…" Подобный удар случился в его карьере лишь однажды – осенью 2007-го на одном из турниров Мировой серии. Именно тогда Глеб впервые почувствовал, как что-то сломалось внутри – появился страх перед прыжком. Одному богу известно, чего стоила Гальперину завоеванная в 2008-м олимпийская бронза.

Потом были травмы, несколько операций подряд и... очередная неудача: на Играх в Лондоне спортсмен не попал в финал. И взял паузу, не найдя в себе сил принять, возможно, самое сложное решение в своей жизни – никогда больше не подниматься на десятиметровую вышку.

– Ты ведь так и не начал тренироваться после Лондона, Глеб?

– Пока нет. В октябре лег в очередной раз в больницу, прооперировал колено.

– Чтобы продолжить карьеру?

– Для начала чтобы просто иметь возможность ходить, не испытывая при этом боли. Что до продолжения карьеры... Такие мысли меня посещают. Спортивную форму я вроде сильно не терял, вес не набрал. Просто в какой-то момент в подсознании включается здравый смысл, и я начинаю думать о том, что и возраст поджимает, и программы у соперников такие сложные, что уже не догнать... Несовместимы такие прыжки с моим количеством травм.

– Мне не раз приходилось наблюдать, как человек, способный выиграть Олимпийские игры, упускает эту победу, а потом словно начинает гоняться за этой упущенной медалью, не в состоянии думать ни о чем другом. У тебя не было ощущения, что на протяжении двух последних лет ты занимался именно такой погоней?

– Наверное, так и было. Когда я вернулся в бассейн в 2011-м после двухлетнего перерыва, мне сильно помогла поддержка главного тренера, который был откровенно против того, чтобы я уходил из спорта. Да и сам в глубине души понимал, что не очень представляю себе, что делать дальше, если уйду из спорта. В конце концов прыжки в воду – это моя профессия, которая, чего уж там скрывать, неплохо оплачивается и кроме которой я абсолютно ничего не умею. По-настоящему загорелся работой, когда восстановился после операций на позвоночнике и плече и почувствовал, что могу...

А потом заболело колено, и психологически это меня просто убило.

– Когда это случилось?

– Как раз в 2011-м. На чемпионате мира в Шанхае прыгал уже на уколах – как в 2007-м в Мельбурне, когда мне непрерывно кололи обезболивающее в спину. И на Игры в Лондон ехал, понимая, что вряд ли что-то получится. Сам осознавал, что уже хватит. Просто отступать было некуда: я так долго восстанавливался после травмы плеча, так стремился попасть в команду... Зачем было восстанавливаться, если не идти до конца?

На самом деле тот период реально был невыносимым. Я знал, что уже попал в олимпийскую команду, но при этом реально не мог тренироваться. Это убивало до такой степени... Опускались руки, я постоянно срывался на окружающих, хотелось все бросить и вообще уехать куда глаза глядят. С другой стороны, как я мог подвести маму, которая всю жизнь меня тренировала и поддерживала даже тогда, когда приходилось совсем тяжело?

При этом я смотрел, как прыгают другие, мне казалось, что у них это получается так легко...

* * *

– В твоей карьере был период, когда ты жил по принципу "либо первый, либо никакой"?

– Именно по такому принципу я всегда и жил. Поэтому после Лондона и задумался о том, чтобы прекратить карьеру. Хотя, наверное, мог бы продолжать прыгать, ездить по второстепенным турнирам, зарабатывать этим деньги. Конечно, хочется продолжать. Но мне уже 27. Для человека, который прыгает с 10-метровой вышки, это почти предельный возраст. Среди тех, кто выступает сейчас, только кубинец Хосе Гуэрра старше – ему за 30. Но он сам по себе очень крепкий. А тот же Дима Саутин закончил с вышкой в 26.

– Я помню, как мучился Саутин, когда вдруг осознал, что из-за травм больше не способен делать сложные прыжки. Как его ломало от необходимости все больше и больше облегчать свою программу, как он страдал, проигрывая.

– Я тоже это помню. Разница между ситуацией Дмитрия и той, в которую угодил я, заключалась в том, что за последние четыре года на вышке резко выросла сложность прыжков. Это, собственно, и заставило меня довольно быстро понять, что даже три с половиной оборота вперед согнувшись – это уже не прыжок для финала Олимпийских игр. И что я со своей программой больше не имею шансов выиграть. Разве что совсем случайно, поймав какой-то безумный кураж, как это произошло на чемпионате мира-2007 в Мельбурне.

– Какие чувства ты испытывал, когда видел, как соперники прыгают то, что тебе никогда уже не сделать?

– Не могу сказать, что это были какие-то особенные чувства. Я ведь никогда не исполнял более сложных прыжков, чем те же китайцы. В лучшем случае такие же. Мне на самом деле не очень нравится, что во главу угла сейчас ставится только сложность. Когда была убрана обязательная программа, из прыжков в воду ушла красота полета, как мне кажется. Стала совершенно иной техника: прыгая так, как когда-то учили меня, четко обозначая все фазы прыжка, четыре с половиной оборота не сделаешь. Сейчас требуется лишь бешено крутиться, вообще не задумываясь о красоте линий. Главное – вовремя раскрыться и погасить брызги.

Соответственно огромный акцент в тренировках делается на акробатическую подготовку. Не уверен, но слышал, что те же китайцы занимаются ей каждый день. Для того чтобы так толкаться и при этом быть легким, как пушинка, одних врожденных качеств недостаточно.

Я, например, видел в записи, как Женя Кузнецов первым в мире сделал 4,5 оборота назад с десяти метров, но этот парень, как мне кажется, вообще способен без проблем крутить четыре оборота в любую сторону. Батутист – этим все сказано. Для него это как игра. Поднялся на вышку, посмеялся и без разминки взял и прыгнул. Вот это удивляет. Потому что мне, например, страшно прыгать с десяти метров. И многим другим, знаю, страшно.

– Первый раз от тебя такое слышу.

– Страх, как мне кажется, появляется с возрастом. Когда начинаешь задумываться о том, какими могут быть последствия, если ошибешься. Плюс та неудача осенью 2007-го в Мексике, когда я пришел на спину плашмя. Я ведь до этого никогда всерьез не бился о воду. Для меня тот случай стал колоссальным шоком. И все последующие пять лет необходимость идти и прыгать три с половиной оборота назад вызывала у меня панический страх. Я даже к психологам обращался – ни один так и не смог мне помочь.

* * *

– За тем, что сейчас происходит в твоем виде спорта, следить удается?

– Конечно.

– Мог бы спрогнозировать, как будут развиваться события на ближайшем чемпионате мира в Барселоне?

– Если рассуждать с точки зрения российского болельщика, считаю, что чемпионат мира – хороший шанс для Вити Минибаева. Он два раза был четвертым, то есть каждый раз ему чего-то не хватало, чтобы попасть на пьедестал. На чемпионате мира, думаю, не будет многих сильных спортсменов – самое время использовать шанс как-то себя утвердить. И в своих собственных глазах, и в глазах судей. Что касается прыжков с трамплина, я не вижу, если честно, кто мог бы бороться за победу кроме китайцев и наших ребят – Захарова и Кузнецова. Что, к сожалению, делает состязания на трамплине гораздо менее интересными, чем на вышке. Вот там конкуренция мощнейшая – никогда нельзя предположить, кто станет первым. Не случайно австралиец Мэтью Митчем, который был первым на Играх в Пекине, в Лондоне даже не попал в финал. А американец Дэвид Будиа, который стал на вышке чемпионом, еле-еле зацепился в полуфинале за место, позволяющее пройти дальше. То есть достаточно сделать всего одну ошибку – и все потерять.

– Как ты сам ошибся в Лондоне в прыжке со стойки на руках?

– Да. До сих пор не могу понять, почему на протяжении стольких лет мне до такой степени не везло именно с этим прыжком. В 2005-м в Канаде я получил за него два балла. Сделал бы на 8, стал бы чемпионом мира. В Пекине тоже прыгнул гораздо хуже, чем мог. В итоге до золота мне не хватило всего двенадцать баллов. В Лондоне – опять неудача. Хотя на тренировках я прыгал со стойки на руках совершенно стабильно.

– Из тех, кто выступает сейчас, кто-нибудь вызывает у тебя восхищение?

– Конечно. Илья Захаров, например. Когда он выступал в Лондоне, по его глазам было видно, что он не проиграет. Меня это, помню, поразило до глубины души. Я очень хорошо знаю это состояние – испытывал его на чемпионате мира-2005, где мы с Димой Доброскоком выиграли синхронные прыжки с вышки. А в Лондоне был так рад за Илью... Или тот же Будиа. У него была очень сложная ситуация: он прыгал в финале сразу после англичанина Томаса Дэйли. Когда Томасу разрешили перепрыжку, я подумал, что именно сейчас все должно решиться – либо Будиа психологически сломается, либо разозлится и все сделает. Он не сломался.

– В 1980-м я была на трибуне "Олимпийского", когда точно так же – с перепрыжкой – олимпийским чемпионом на трамплине стал Александр Портнов. И до сих пор считаю, несмотря на то что тогда чемпионом стал спортсмен из моей страны, что в прыжках в воду не может быть причин, разрешающих человеку повторить неудачную попытку.

– Мне тоже так кажется. На чемпионате мира в Шанхае у меня была возможность поднять руку и попросить вторую попытку, когда я поскользнулся на краю вышки и не смог выкрутить 4,5 оборота вперед. Но не стал этого делать: посчитал, что это было следствием лично моей ошибки. Это я неудачно наскочил на самый край из-за своего больного колена, и я поскользнулся – никто мне вышку мылом не мазал. Прыжки в воду – это прыжки в воду. У тебя есть шесть прыжков и шесть попыток. Все!

* * *

– Когда в середине 90-х наши фигуристы в массовом порядке стали уезжать в поисках работы за океан, многие из них столкнулись с тем, что должны за деньги учить кататься всех желающих, независимо от их возраста и способностей. Ты в телевизионном проекте занимаешься тем же самым. Это интересно?

– Поначалу я боялся – тренерского опыта ведь нет никакого. Плюс работать предстояло со звездами. Для начала я совершенно не понимал, чего от них ждать. На первых же тренировках увидел, что многие вообще не отдают себе отчета в том, куда попали. Но потом вдруг я увидел, что люди стали меняться. Стали по-другому слушать, ловить каждое мое слово. У них реально стало многое получаться. И это вызвало у меня непередаваемый внутренний восторг. Я не пропускал ни одной тренировки, приходил в бассейн даже по воскресеньям. Отдавал все свои знания. Через месяц после начала проекта мне самому не верилось, что человек, который на первых тренировках боялся подойти к краю метровой платформы, прыгает с десяти метров.

– Страшно было посылать подопечных на новые прыжки?

– Очень. Случались ведь и неудачные попытки. Помимо того что это очень больно, надо учитывать и то, что актер, или певец – это профессия, которая требует чистого, красивого лица, а не синяков под глазами. В плане риска наш проект нельзя было сравнить ни с каким другим: в тех же "Звездах на льду" звезды катались, держась за руку профессионала. У нас же тренеры могли только подсказать какие-то вещи с бортика. Но выполнить тот или иной прыжок человек должен был сам.

Была и другая сложность. Ребята настолько увлеклись борьбой, настолько стремились выиграть, что многие прыжки на съемках делали "с листа", то есть впервые. А это не только сложно, но еще и очень страшно. Режиссер, не знающий специфики нашего вида спорта, мог, допустим, сказать: а пусть они сделают синхронный прыжок со стойки на руках! Я же сразу начинал думать о том, что, если кто-то один "упадет" со стойки раньше, тогда другой примется неосознанно его догонять. И если первый ударится о воду, то вполне может потерять ориентацию в пространстве и вынырнуть не в ту сторону. И что тогда?

А в целом только на проекте я понял, до какой степени наш вид спорта недооценен. Он вроде бы очень сложный, но при этом безумно элегантный. И в то же время простой: проект показал, что научиться управлять своим телом в воздухе может даже очень большой и внешне неуклюжий человек. Может преодолеть себя, справиться с какими-то страхами, а в таких случаях человек всегда вырастает как в собственных глазах, так и в глазах окружающих.

– Деятельность в качестве президента московской федерации прыжков в воду - твой личный выбор или же ты просто не смог отказать тем, кто выдвинул на этот пост твою кандидатуру?

– Во-первых, это чисто общественная работа. То есть никто не сможет упрекнуть меня в том, что я получаю деньги и ничего не делаю. Но и свадебным генералом я себя не чувствую. Все-таки прыжки в воду – это моя жизнь. Я слишком много лет отдал этому виду спорта и реально хочу попробовать как-то развить его, сделать более популярным, привлечь спонсоров – хотя бы в рамках Москвы. Если я способен хоть чем-то помочь, то почему нет?

– Нет ощущения, что в тренерской работе ты мог бы проявить себя гораздо ярче, чем в кресле чиновника?

– Мне очень понравилось тренировать. Я начал этим заниматься еще до проекта – после Олимпийских игр помогал маме. Просто тренерская работа при всей ее сложности настолько неблагодарна и настолько слабо оплачивается... На мой субъективный взгляд, вместо того чтобы платить огромные деньги спортсменам, надо нормально платить тренерам. Они гораздо в большей степени этого заслуживают.

– Деньги – это единственное, что может заставить тебя отказаться от тренерской карьеры?

– Я настолько устал 20 лет находиться в бассейне, что пока реально не готов вернуться в бассейн тренером и каждый день сидеть на бортике. Может, года через два. Заранее знаю, что эта работа меня затянет. Она мне реально нравится.

– Ваше поколение за глаза часто обвиняют в том, что все вы тренируетесь и выступаете исключительно ради денег. Что спорт стал до такой степени высокооплачиваемой работой, что по большому счету перестало быть важным, какое место ты занимаешь. И что стремиться с максимальному результату в этом спорте совершенно незачем. В какой степени это соответствует действительности?

– На самом деле на эту проблему можно посмотреть с двух сторон. Не платить спортсменам совсем – неправильно. Платить громадные деньги... Опять же, что значит – громадные? В сравнении с футболом это копейки. И для того, чтобы их получать, ты обязан постоянно, из года в год подтверждать свои позиции.

– Подавляющее большинство футболистов, кстати, искренне убеждено в том, что представители других видов спорта завидуют их деньгам, их популярности. А как относишься к футболу ты?

– Я знаю точно, что люди, выступающие во втором или третьем дивизионе получают намного больше, чем чемпионы мира в прыжках в воду. Не могу сказать, как сам вел бы себя, если бы получал такие деньги независимо от результата – может быть, тоже никуда не стремился бы. Не понимаю другого: почему в иностранных клубах играют совершенно иначе? Они ведь точно такие же миллионеры. Но выходят на поле с горящими глазами. А наши сидят на скамейке, и видно, что им вообще ничего не нужно. В эти моменты становится до такой степени за них стыдно... Вот так я бы точно не смог.

Глеб Гальперин

Родился 25 мая 1985 года в Москве

Двукратный бронзовый призер Олимпиады-2008

Чемпион мира (2005, 2007)

Чемпион Европы (2006)