Александр Третьяков: "В скелетоне ты сам за себя"

Интервью специальному корреспонденту "СЭ" дал российский скелетонист Александр Третьяков, завоевавший в пятницу серебряную медаль на чемпионате мира в Германии.

Елена ВАЙЦЕХОВСКАЯ
из Кенигзее

Мы встретились на ужине, и лишь небольшая ярко-синяя коробка, лежащая на столе перед Третьяковым, напоминала, что ужин этот не совсем обычен. Поэтому и бутылка с вином на столе стоит, и настроение у всех приподнятое, хотя впереди еще два вида соревнований.

Триумфатор, впервые в жизни выигравший серебро чемпионата мира, мог вообще на этом ужине не присутствовать: порывался улететь домой сразу после заключительного и столь счастливого для себя заезда. Но чуть позже передумал. Поэтому, собственно, я и пришла на ужин с диктофоном.

- Саша, пять лет назад я разговаривала в итальянской Чезане с одним из тренеров вашей команды, и он сказал: "Есть у нас парнишка молоденький в скелетоне, много шума через несколько лет наделать может".  Вы помните себя тогдашнего?

- Двадцать лет мне тогда было. Первый сезон, в котором я выступал в этапах Кубка мира. Все было в диковинку, волновался ужасно каждый раз, когда на старт выходил. Тяжко было. Потом уже привык.

- Сколько времени у вас ушло на то, чтобы адаптироваться в скелетоне после легкой атлетики?

- Мои занятия легкой атлетикой были не столь серьезны, как об этом принято говорить. Да, я выступал в каких-то соревнованиях, бегал за университетскую команду, но официально числился спортсменом красноярской санно-бобслейной школы. То есть легкая атлетика была сопутствующим занятием, а не основным.

- А почему именно скелетон?

- В каком смысле – почему?

- Ну вот я, например, когда занималась спортом, всегда предпочитала прыгать с вышки, а не с трамплина. Потому что на вышке результат зависит только от спортсмена. А на трамплине – еще и от снаряда.

- Я вообще-то размышлял похожим образом, когда пришлось определяться со специализацией. В скелетоне ты на трассе один. Сам за себя. Если ошибся – винить некого. Бобслей – это либо двойка, либо четверка. Соответственно, гарантии результата, даже если ты сам готов превосходно, никто не даст. Мало ли что с партнером случиться может...

- Вам когда-нибудь бывало страшно на трассе?

- Когда начинал, возможно, бывало. Но не помню, если честно. Чем сложнее трасса, тем больше она мне нравится.

- В какой момент в ваших выступлениях произошел качественный скачок?

- Как-то так сложилось, что  особенно резких скачков у меня не было. Прогресс шел постепенно. В 2006-м я без особых проблем попал в олимпийскую сборную, поехал в Турин.

- С какими намерениями?

- Думал о том, что, если повезет, сумею зацепиться за десятку. А если очень повезет, то и за шестерку. А в итоге остался 15-м. Уже потом понял, что это объективно был тот максимум, на который я реально был способен. Так что особо по этому поводу не расстраивался. Игры в Ванкувере воспринимались уже совсем иначе. Там у меня и статус иным был, и внимание со стороны прессы, другая ответственность... Но не могу сказать, что чувствовал себя некомфортно. Во всяком случае старался не зацикливаться на своем выступлении. Следил по мере сил за всеми видами спорта, болел за хоккеистов, за красноярских спортсменов. У нас в столовой в Уистлере висел большой телевизор, перед которым всегда собиралось много людей.

- И что, даже матч Россия – Канада настроения не испортил?

- Это случилось уже после того, как я выиграл бронзу.

- Было предчувствие, что все сложится удачно?

- Скорее, было волнение. Более сильное, чем обычно. Это мешало. Во время спуска ведь приходится контролировать тысячу разных вещей. Положение тела, скорость, траекторию... Волноваться, с одной стороны, вроде и некогда, а с другой – миллион различных мыслей порой в голове мелькает. Особенно когда понимаешь, что едешь хорошо.

- А что значит "хорошо" в вашем понимании?

- Это невозможно объяснить, пока не прокатишься сам. Каждая трасса, каждый вираж имеют очень индивидуальный характер. Поэтому для меня, например, вообще не бывает неинтересных трасс. У каждой есть свои подвохи, свои "изюминки". Такого, что пришел на новую трассу, поехал и сразу все получилось, у нас не бывает. Поэтому, прежде чем ехать, долго ходишь по трассе, смотришь, как выступают другие, как едут на тех или иных участках, кто где ошибается...

- То есть ваш вид спорта позволяет учиться на чужих ошибках?

- Конечно.

- А идеал для подражания у вас был?

- Мне всегда нравилось, как едут немцы. А вообще позаимствовать что-то интересное в нашем виде спорта можно у первых десяти-пятнадцати спортсменов из зачета Кубка мира.

- Любимая трасса у вас есть?

- Они все хорошие.

- А какие лучше – те, где едешь помедленнее, или такие, как в Ванкувере, где летишь с дикой скоростью?

- Вообще-то мне нравится ехать быстро. 

- Кстати, я постоянно слышу о том, насколько важную роль в санных видах спорта играет вес спортсмена. Вы же достаточно субтильны в сравнении со многими другими. Не пытались стать потяжелее?

- Постоянно пытаюсь. Одна из основных задач летней подготовки у меня заключается как раз в том, чтобы набрать максимально возможную мышечную массу. Очень много работаю на тренажерах, со штангой. Принято считать, что те, кто выступает зимой, летом отдыхают, но на самом деле уже с конца апреля мы тренируемся по два раза в день. Сначала дома, в Красноярске, потом на сборах. И так до начала соревновательного сезона. Просто существует четкое разделение на зимнюю подготовку и летнюю. Летняя – это тяжелая и легкая атлетика, игровые упражнения, специальные упражнения для отрабатывания разгона... А вот когда начинается зимняя подготовка, мне почему-то начинает сниться скелетон.