Маргарита Мамун: "Был период, когда думала только о том, что жизнь проходит мимо"
ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ГИМНАСТИКА
СОБЕСЕДНИКИ Елены ВАЙЦЕХОВСКОЙ
Самое парадоксальное в личности Маргариты – ее совершенно неподходящий для большого спорта характер. Так сказала однажды ее тренер, известная в прошлом гимнастка Амина Зарипова, завоевавшая в свое время шесть высших мировых титулов. Впрочем, еще более парадоксален вид спорта, который семилетняя Рита когда-то выбрала себе сама: победы в четырех видах программы из четырех, одержанные гимнасткой на недавнем чемпионате страны, совершенно не гарантируют спортсменке места в олимпийской сборной. Мы говорили с Мамун на подмосковной тренировочной базе в Новогорске – в те самые сроки, когда в Рио-де-Жанейро проходил гимнастический тестовый турнир.
ПОПАСТЬ НА ОЛИМПИЙСКИЕ ИГРЫ – ВЕЛИКОЕ ДОСТИЖЕНИЕ
– Знаю, что вы мечтали поехать в Бразилию и очень ждали этих соревнований.
– Это правда. Я очень переживала сначала, когда узнала, что поездка не состоится: вроде бы представляется такая возможность увидеть олимпийский зал, помост, выступить на нем. Но потом и мой тренер, и Ирина Александровна Винер убедили меня, что совершенно не нужно так долго лететь сначала в одну сторону, потом в другую ради одного дня соревнований. Тем более что мы поедем в Рио за месяц до Олимпийских игр. Поэтому я очень быстро успокоилась и перестала об этом думать.
– Привыкать к каждому новому залу приходится долго?
– Зависит от зала. Мы однажды выступали во Франции, там зал был темный – подсвечивался только помост. Соответственно когда кидаешь предмет вверх, его просто не видно. На этот случай мы всегда возим с собой несколько комплектов снарядов – темные, светлые. Бывает, что конструкция потолка несимметрична и сразу становится сложно понимать, как высоко летит предмет. Если в зале слишком большая влажность, меняются ощущения ковра, замедляются вращения, становится сложнее работать с лентой. Словом, тонкостей множество, но все это нарабатывается с опытом. Для меня, во всяком случае, новый зал – не проблема.
– Яна Кудрявцева сказала однажды, что для нее нет большой разницы в цвете собственной медали при условии, что золото достанется российской гимнастке. Вы тоже так считаете?
– Я считаю великим достижением даже просто попасть на Олимпийские игры – это в нашем виде спорта очень высокая планка. И мечтаю не о медали, а как раз о том, чтобы попасть в олимпийскую команду. И выступить достойно, чтобы не за что было потом упрекать себя.
– Те три месяца, что остались до начала Олимпийских игр, пугают вас или подстегивают?
– Подстегивают. У нас еще будет несколько стартов. Сейчас большой перерыв – целых три недели без соревнований, потом этап Кубка мира в Брно, через неделю в Ташкенте, потом в Минске, потом в Софии, потом в Испании. И чемпионат Европы в Израиле.
– Означает ли поездка в Рио за месяц до Игр, что место в олимпийской команде за вами уже закреплено?
– Конечно же нет. Планируется, что после серии летних стартов мы поедем в Бразилию всей командой: я, Яна Кудрявцева, Саша Солдатова, девочки, которые выступают в группе, возможно, еще несколько запасных. И уже там будет назван окончательный состав сборной. На Играх в Лондоне это произошло за два или три дня до начала соревнований.
– Как можно выдерживать такую нервотрепку из года в год? Или подобный стресс связан исключительно с Олимпиадой?
– Нет, мы так живем постоянно. На каждых соревнованиях ты обязан доказывать свою силу, подтверждать свое право на место в команде. Это тяжело. У меня, во всяком случае, это получается не всегда.
– Что конкретно вы имеете в виду?
– Например, прошлогодний квалификационный чемпионат мира в Штутгарте. Свое право выступать в многоборье я там вырвала почти чудом. Все решили несколько десятых балла.
НЕЛЬЗЯ ТРАТИТЬ ЭМОЦИИ НА ЛИЧНУЮ ВРАЖДУ
– Как вам удается дружить с соперницами по команде при столь яростной ежедневной конкуренции?
– Тут все просто. Когда выхожу на ковер, моя главная задача сводится к тому, чтобы сделать все, что должна. Если вдруг я роняю предмет, это, как понимаете, не вина соперниц – каждая из них находится точно в таком же положении. Другими словами, у нас нет прямого соперничества, как в легкой атлетике, когда ты бежишь бок о бок с соперником и стараешься любой ценой его опередить. Да и потом у нас слишком тяжелый вид спорта: если при таких физических и психологических нагрузках тратить силы и эмоции еще и на личную вражду, ничего хорошего из этого не получится. Единственный шанс все это выдержать – держаться вместе и всячески поддерживать друг друга.
– А сама гимнастика для вас – работа или удовольствие?
– Наверное, правильно сказать, что это работа, которая приносит удовольствие. Просто удовольствие приходит не сразу, а спустя какое-то время. Но оно безусловно есть. Когда на ковре получается абсолютно все, возникает чувство, очень похожее на эйфорию. Да и результат в таких случаях неизменно бывает высоким. У меня так было на чемпионате мира в Измире. Чемпионаты у нас длинные, марафонские, идут пять дней в течение которых надо 12 раз выходить на помост, и там, в Измире я не сделала за эти 12 выходов ни одной крупной ошибки. Не думала никогда, что такое вообще бывает.
– А периоды ненависти к тренировкам у вас случаются?
– Конечно. Нужно ведь постоянно себя заставлять, переламывать собственное настроение, мышечную боль, и так каждый день.
– Ради чего вы делаете это? Ради перспективы получить очередную золотую медаль?
– Нет. Мне нравится гимнастика. Я ведь сама выбрала этот вид спорта – попросила маму отвести меня в зал. И потом ни разу не колебалась, когда встал выбор между гимнастикой и учебой в школе, и пришлось перейти на домашнее обучение. В тренировках мне нравилось абсолютно все: работать под музыку, работать с предметами. В спортивном комплексе Олимпийской деревни, где я тренировалась, когда была совсем маленькой, в одном из соседних залов располагался центр олимпийской подготовки. Это был какой-то совершенно другой мир. Помню, я смотрела на девочек и вообще не понимала, как возможно все то, что они делают на ковре. При этом никогда не думала, что когда-либо окажусь в этом зале сама. Все вышло само собой: и Новогорск, и чемпионаты мира, и медали…
– Другими словами, переход в высшую гимнастическую реальность получился легким?
– Самым сложным для меня оказалось расстаться с родителями. Я всегда была очень "домашней" девочкой, с трудом заводила новые знакомства. Поэтому и в Новогорске какое-то время держалась в стороне от всех. Гимнастика – это ведь еще и сугубо женский коллектив. У всех разные характеры, много эмоций. Постоянно приходится кого-то мирить, кого-то успокаивать. Мне, наверное, проще: я по характеру абсолютно неконфликтный человек.
– А плачете вы часто?
– Раньше плакала. Никак не могла привыкнуть к тому, что тренеры кричат на спортсменок в зале. До того как попасть к Зариповой, я вообще не знала, что это такое. У меня и в семье не принято, чтобы кто-то повышал голос. А Амина Василовна слишком эмоциональный человек. Может рявкнуть так, что душа в пятки уходит, но через секунду уже обнимает.
С другой стороны, если бы она меня к этой эмоциональности не приучила, я бы, наверное, после первой же тренировки у Винер в Новогорске вообще сбежала бы в ужасе. Хотя сейчас часто бывает так, что вся тренировка проходит молча. Особенно накануне соревнований. Амина Василовна говорит, что я уже сама все знаю, да так оно и есть на самом деле. Мне не нужно напоминать, что делать после тренировки, какие упражнения повторить в зале, как восстанавливаться, как настраиваться на выступление. В тренировках, правда, я иногда иду у себя на поводу, снижаю нагрузку, когда что-то болеть начинает.
– Становится себя жаль?
– Нет, просто боюсь получить травму. Особенно сейчас, когда осталось совсем немножечко. Тренер в таких случаях мне каждый раз говорит: была бы в группе, никто не посмотрел бы, что что-то болит. Забинтовали бы и отправили на ковер.
– В группе в этом отношении все жестче?
– Конечно. Все-таки команда не должна подстраиваться под самочувствие одного человека. Поэтому нытье не допускается в принципе: либо ты работаешь наравне со всеми, либо твое место занимает другая спортсменка.
ОДНОКЛАССНИКИ НЕ МОГЛИ ПОНЯТЬ: КАК МОЖНО ПРОПУСТИТЬ ВЫПУСКНОЙ БАЛ
– Вам доводилось когда-нибудь пробовать силы в групповых упражнениях?
– Нет. В моей жизни была всего одна групповая тренировка, точнее даже половина тренировки. Этого хватило, чтобы понять, что это не мое.
– Но на ту тренировку вы тем не менее как-то попали?
– Поддалась убеждениям Ирины Александровны, что для кого-то из нас группа – это шанс попасть на Олимпийские игры в Лондон. Причем почти гарантированный шанс – лицензия-то есть. Просто в основной состав группы тоже не так просто пробиться: все групповые комбинации у нас готовят два состава, на тот случай если вдруг появится необходимость кого-то заменить из-за травмы или по какой другой причине. Ну и чтобы все постоянно в тонусе были. Просто у меня групповые упражнения никогда не вызывали интереса.
– А вообще разделение между солистками и теми, кто выступает в группе, в гимнастике существует? Или вы – одна команда?
– Раньше девочки-групповички даже жили отдельно – в другом корпусе. И тренировались в другом зале. Но перед Играми в Лондоне Винер собрала всех в один зал и сама тренировала и нас, и группу.
– Вам когда-нибудь бывает страшно?
– Да. После неудач. Тогда к волнению непроизвольно добавляется страх снова совершить ошибку. Нет, я понимаю, что все, что нас не убивает, делает нас сильнее, но преодолевать это бывает тяжело. Особенно, когда нет возможности с кем-то поговорить, высказаться.
– Имеете в виду психолога?
– Скорее просто близких людей. Общение с ними для меня даже лучше, чем общение с психологом. Я вообще всегда была склонна держать все в себе. Просто со временем поняла, что это не лучший выход для спортсмена. Чем больше ты говоришь о том, что тебя беспокоит, тем проще бывает избавляться от ненужных мыслей.
– На свой первый чемпионат мира в Киев вы ехали абсолютной фавориткой, но выступили там неудачно. Что помешало?
– Ошибки всегда происходят из-за чрезмерного волнения. В Киеве я выиграла упражнения с мячом и булавами, а вот в заключительный день, когда разыгрывалось многоборье, уронила булаву и плохо сделала комбинацию с обручем. И осталась шестой. Три года назад это было, а кажется так давно уже...
– Когда снаряд падает из рук, это всегда происходит внезапно или каким-то образом ошибку можно предусмотреть?
– Бывает по-разному. Например, на чемпионате мира в Штутгарте я в первый же день квалификации уронила мяч. На видеозаписи все выглядело так, словно я ринулась за мячом с дикой скоростью – даже наш фотограф потом сказал, что не ожидал от меня такой прыти. А для меня те доли секунды растянулись в какую-то бесконечность, словно в замедленной съемке: я видела, как мяч завис в воздухе, как начинает медленно подать, боковым зрением видела, что совсем рядом красная линия и понимала, что ни в коем случае нельзя дать снаряду ее пересечь... Хотя конечно же такие падения – это доли секунды.
– Бывает, что ошибки начинают сниться по ночам?
– Мне обычно снится другое. Что нужно выходить на площадку, а пучок на голове вдруг начинает разваливаться: я собираю его и никак не могу собрать. Или что-то происходит с купальником. Или что-то еще из этой же серии. Тренер мне говорила, что такие же сны много раз снились ей самой, когда она выступала. Иногда снятся и сейчас.
– Свою послегимнастическую жизнь вы тоже будете продолжать тренером, как Зарипова?
– Не знаю. Не думаю. В жизни столько всего интересного помимо спорта – я же фактически с семи лет в четырех стенах зала.
– Нет ощущения, что жизнь проходит мимо?
– Был период, когда я только об этом и думала. Что другие девочки гуляют, ходят в кино, едят там мороженое, учатся в школе, играют, а у меня даже в заграничных поездках только отель и зал, зал и отель. Но потом, когда стала постарше, я поняла, что у многих людей вообще нет возможности выехать за границу хоть раз в жизни. Все-таки мы видим гораздо больше, чем большинство других людей. Когда в классе узнали, что я не приду даже на выпускной, никто вообще понять не мог: как можно пропустить выпускной бал? А я даже мимолетно тогда об этом не пожалела: жизнь становилась год от года все интереснее. Да и родители постоянно говорят мне о том же: еще вся жизнь впереди.
Что до тренерской работы, с тем багажом и опытом, что в меня вложили за эти годы, я конечно же могла бы работать в зале. Просто чтобы добиться результата со спортсменом, нужно без остатка посвятить тренерской работе всю жизнь. Хотя знаю, что Жене Канаевой (двукратная олимпийская чемпионка. – Прим. Е. В.) очень нравится тренерская работа. Как и Саше Меркуловой, при том что у девочек был достаточно широкий выбор возможностей чем заниматься после спорта.
– С другой стороны, есть Яна Батыршина, полностью посвящающая себя семье и воспитанию дочек. Такой вариант вам ближе?
– Да. По крайней мере так мне кажется сейчас.
– Значит, остается подождать до того момента, когда карьера будет завершена и Ирина Александровна найдет вам мужа.
– Вот эта идея мне не нравится совсем. Я уж как-нибудь сама.
