Никита Лобинцев: "Эстафету 4х100 м должна выигрывать Россия"
ПЛАВАНИЕ // СОБЕСЕДЕНИКИ Елены ВАЙЦЕХОВСКОЙ
Три года назад известный российский тренер Виктор Авдиенко сказал о нем: "В том, что он может стать олимпийским чемпионом, лично у меня нет никаких сомнений". Из Лондона Лобинцев вернулся с бронзой, завоеванной в эстафете. Почти сразу после тех Игр 24-летний пловец разорвал отношения со своим тренером Валерием Шевелевым и уехал тренироваться в США. В первых числах июля мы встретились на базе "Озеро Круглое".
ЛОНДОН
– Один из российских тренеров не так давно рассказывал мне, как впервые увидел вас на сборе в Сьерра-Неваде. Его тогда поразило, какими глазами вы смотрели на своего наставника Валерия Шевелева и как самозабвенно выполняли в бассейне все его указания. В какой момент в вашем сознании произошел тот перелом, после которого тренер перестал быть, как говорится, царем, богом и воинским начальником?
– Это произошло где-то за год до Игр в Лондоне. У нас с Шевелевым стали возникать разногласия, которые, как мне кажется, всегда возникают, когда "встает" результат. Такие вещи всегда сильно расстраивают спортсмена.
– О какой дистанции вы сейчас ведете речь?
– 400 метров вольным стилем. Шевелев считал, что мне нужно продолжать ее плавать. Более того, что нужно еще плыть и 1500 метров, как делал Юрий Прилуков. Мне же хотелось более скоростной работы. Нравилось плавать стометровку, причем нравилось до такой степени, что я вряд ли смогу описать это сейчас словами. Но переубедить тренера у меня не получилось.
– Может быть все дело в том, что вам не хотелось выполнять те объемы нагрузок, которых требует выступление на длинных дистанциях?
– Работа на стометровке ничуть не менее сложна. Любая "взрывная" дистанция требует помимо всего прочего большой работы в зале. Валерий Петрович до последнего запрещал мне ходить в зал, говорил, что мне совершенно не нужна большая мышечная масса, а ведь к Играм в Лондоне я уже готовил стометровку, поскольку отобрался на этой дистанции в команду. В итоге на самих Играх я весил 82 килограмма. Считалось, что это мой боевой вес, хотя сейчас например, я вешу 87. И это лишь следствие того, что весь сезон я работал в зале столько, сколько считал нужным.
– Как это проецируется на ваши ощущения в воде?
– Появилась другие ощущения, мощный гребок, сразу стали расти скорости на "полтиннике". Я улучшил свои первоначальные результаты на 0,7, а это очень много. Главное, я чувствую, что мои американские тренеры верят в меня, а я верю им. Наверное, мое нынешнее состояние можно сравнить как раз с тем периодом, когда я, раскрыв рот, ловил в Сьерра-Неваде каждое слово Шевелева.
– Игры в Лондоне вынули из вас много сил?
– Если бы не бронза в эстафете, я, наверное, сильно бы расстроился. А так хоть какая-то медаль.
– От вас, как мне казалось, ждали большего.
– Я и сам ждал от себя большего. Последнее время часто думаю о том, что нужно было решиться уехать из России раньше. Нужно было уже в 2009-м работать с прицелом на 100 и 200 метров. А так просто потерял время.
– Когда вы приняли решение уехать из России, какие-то внутренние переживания по этому поводу испытывали?
– Я, собственно, и был "двигателем". Еще в России у нас с Сухоруковым появилась идея тренироваться вместе. Неважно, у какого тренера. Все-таки плавать поодиночке страшно тяжело. Я ведь довольно долго плавал один после того, как Прилуков ушел из спорта. Был еще молодой пловец, которого я "таскал", как в свое время Прилуков "таскал" меня. А это не очень здорово, когда сам стремишься к высокому результату. Спарринг должен быть равным, тогда он идет на пользу. Но понимания у своих тренеров мы тогда не нашли. Вот и задумались о том, чтобы уехать. Практически – за тем самым спаррингом, которого нам не хватало. У Сало плавает сейчас и швейцарец Доминик Мештри, и Мэд Глэзнер, который в декабре стал чемпионом мира в 25-метровом бассейне – выиграл "полторашку". То есть хватает и спринтеров, и стайеров. С тем же Владимиром Морозовым плавать на тренировках бывает очень непросто. Он там показывает такие скорости, на которых на чемпионатах России ведется отбор на чемпионат мира. В общем, не зря я пропустил "короткую" часть сезона и не поехал на чемпионат мира в Стамбул.
– Вы сказали про спарринг с Прилуковым. Получается, что не очень удачное завершение Юрием карьеры целиком и полностью лежит на вашей совести?
– Не знаю. Но что именно Юра вытащил меня на элитный уровень, это факт. До какой степени ему было тяжело, я понял лишь тогда, когда сам оказался в его шкуре. Еще запомнил, как болезненно Прилуков воспринял тот факт, что в 2010-м Шевелев стал писать тренировочные задания не под него, а под меня. Тогда Юра травмировал плечо, долго не плавал и на первом же сборе попросил, чтобы ему писали задание отдельно. И был сильно обижен, когда тренер отказал ему.
– Переезд в Калифорнию потребовал от вас какой-либо адаптации?
– На первом сборе было невероятно тяжело. Мы в буквальном смысле не понимали, что именно говорит тренер. Сало вообще очень своеобразно говорит, практически не делает пауз между словами. Поэтому нам большей частью приходилось крутить головой по сторонам и тупо копировать все то, что делают другие. Плюс слэнг. Ну как, например, понять, что хочет тренер, услышав слово "скол"? А это название упражнения из синхронного плавания, когда плывешь на спине, подняв ноги вверх и работая лопатками.
– Вас тренирует лично Дэвид Сало?
– Не только. Я много работаю с Джоном Урбанчиком. Ему 76 лет и первым его олимпийским чемпионом был еще Гэри Холл-старший, который выигрывал медали на трех Олимпиадах подряд, начиная с 1968 года. А на Играх в Лондоне его пловец Тайлер Клери выиграл 200 метров на спине. Конкретно со мной Джон много занимался перед отборочным кубком России, мы постоянно переписывались, он делал замечания, корректировал всю подготовку.
Вообще удивительно: обычно в последние дни любого сбора уже ничего не хочется. В Америке же я в общей сложности провел три сбора и каждый раз испытывал внутреннее отчаяние от того, что нужно уезжать домой. Я даже поделился этим ощущением с Сашей Сухоруковым, с которым мы сейчас вместе плаваем. И услышал, что он испытывает те же самые чувства.
КАЛИФОРНИЯ
– За тем, что сейчас происходит в стане соперников-спринтеров, вы следите?
– Я следил за этим даже тогда, когда плавал 1500 метров.
– Завидовали что ли?
– Да, завидовал. Потому что спринт – это скорость, азарт. Совершенно другие ощущения. Сейчас я понимаю, что могу соперничать со всеми. С тем же Натаном Эдрианом, который считается первым номером в мире после того, как выиграл стометровку в Лондоне с результатом 47,52. В 47,1, которые показал в начале прошлого сезона на австралийском отборе Джеймс Магнуссен, я, честно говоря, не очень верю. Несмотря на то, что смотрел видео того заплыва. Майкл Фелпс плавать закончил, Пол Бидерманн в Барселону не собирается. Так что шансы у меня есть.
– Как устроен ваш быт в Калифорнии?
– Мы втроем живем в одной квартире: Сухоруков, Александр Тихонов и я. Готовим по очереди, но это не проблема. Днем мы в бассейне, а пожарить на ужин мясо и сделать салат не так сложно. Арендуем машину. Если погода теплая, ездим на пляж. Правда, серфингом, который очень любит Юля Ефимова, я не увлекаюсь. Вода в океане довольно холодная, можно простудиться. С профессиональной точки зрения я вообще сильно изменился.
– В чем?
– В Америке никто не следит за тем, ходишь ты на тренировки, или нет. Ты контролируешь все сам, и это заставляет очень серьезно задуматься о том, чего вообще ты хочешь. Мне кажется, спортивный профессионализм начинается именно с этого понимания.
– Мне много раз доводилось слышать, что американские тренеры никогда не станут работать с иностранцами так, как работают со своими. И что все остальные нужны им исключительно для спарринга. Такие рассуждения имеют под собой основания?
– Я тоже слышал подобное, когда принял решение уехать. Но посудите сами: из двадцати человек, которые плавают у Сало, американцев наберется пара-тройка человек. Остальные – иностранцы.
– Сало специализируется на всех видах плавания?
– Да. Тренирует даже марафонцев. Причем все мы делаем примерно одни и те же упражнения. Как с таким подходом получается сделать результат, я не знаю. Но Сало умеет придумать тренировку даже в джакузи.
– В каком смысле?
– У нас был день, когда в бассейн приехал строительный кран и начал таскать балки прямо над водой. Соответственно тренировку пришлось отменить. Дэвид загнал нас в джакузи площадью 5х5 метров, разбил на три команды и мы по очереди работали там ногами. Выползали еле живые.
– А если бы что случилось? Страховка у вас имеется?
– Нет, конечно. Но мы, вроде, здоровые. Американцы вообще за это не переживают – считают себя самой здоровой нацией в мире.
– На Олимпиаде в Лондоне тренер Евгения Коротышкина Андреа ди Нино был аккредитован, как тренер российской сборной. Дэвид Сало является сейчас старшим тренером женской сборной США. Означает ли это, что на чемпионате мира в Барселоне он не будет работать со своими иностранными учениками?
– У него есть ассистент – Урбанчик. Который едет в Барселону, как личный тренер Усамы Меллули, чтобы заниматься с ним и в бассейне, и на открытой воде. Я надеюсь, честно говоря, что Урбанчик будет помогать в Барселоне и нам. Было бы здорово... Общаться с человеком, который был на десяти Олимпиадах, всегда интересно.
– Чего вы сами ждете от себя в этом сезоне в плане результата?
– Надо стараться выходить на "сотне" из 48-ми секунд. Думаю, что это реально. Позволит как минимум подобраться к тому уровню, где будет вестись борьба за медали. Ставку я прежде всего делаю, естественно, на личные дистанции. Эстафеты – это больше для настроения. Тем более, что плыть мне предстоит с теми ребятами, с кем постоянно тренируюсь – с Сухоруковым, Морозовым. Кстати, тот же Сало считает, что выиграть эстафету 4х100 вольным стилем на чемпионате мира должна Россия.
