«Как добежала, не помню. Финиширую, а в глазах темно». Богиня конькового Олимпа — о четырех золотых медалях в Инсбруке
Сегодня, 8 марта, юбилей празднует выдающаяся советская конькобежка Лидия Скобликова. В 1960-м в Скво-Вэлли она завоевала две золотые олимпийские медали, а в 1964-м на Играх в Инсбруке одержала победу на всех четырех дистанциях: 500, 1500, 1000 и 3000 метров!
Вплоть до позапрошлого года Скобликова оставалась единственной шестикратной олимпийской чемпионкой в истории конькобежного спорта. Но в 2022-м в Пекине голландка Ирен Вюст повторила ее достижение.
За скорость, маневренность и легкость отточенных движений Скобликова получила прозвище Уральская Молния. Точно так же называется не только ледовый дворец в Челябинске, открытый в 2004 году, но и книга о Лидии Павловне. Приводим отрывок монолога спортсменки, посвященный триумфу в Инсбруке.
500
Что такое ночь перед стартом? Полночи вертишься с боку на бок и как ни заставляешь себя заснуть, вспоминая аутогенную тренировку, ничего не действует. Пока не издергаешься вся, не утомишься до предела, все равно не заснешь.
Утро было ясное, солнечное. Настроение приподнятое. Когда пошли на соревнования, лифт почему-то не работал. Спустились пешочком с шестого этажа, на котором мы все жили. В следующие дни лифт, конечно, работал, но каждое утро на соревнования спускались только пешком. Почему? Сейчас узнаете.
Перед бегом на 500 метров мы с Ирой Егоровой и Таней Сидоровой вышли на ледовый стадион, размялись и ушли в раздевалку. Стартовало 28 участниц.
Пробежало несколько пар. Уже разыграли золотую и серебряную медали — так все считали. Егорова, наш сильнейший спринтер, показала лучший результат, у Сидоровой — второе время. Обычно тот, кто уже пробежал, остается на льду. А я все сижу в раздевалке и жду своей очереди. Около меня только массажист. В такой момент он боится лишний раз даже подойти.
Последние двадцать минут перед стартом ты — как обнаженный нерв. Вот задень кто-то случайно мои коньки — наверное, весь свой запал, всю спортивную злость, всю эту предстартовую лавину чувств обрушила бы на него. Все это прекрасно понимают и стараются сберечь запал спортсмена, чтобы не выплеснул его до старта.
Помню, зашел доктор Мышалов: «Ну как, Лида?» Тихо сказала: «Позовите Женю Гришина» (знаменитый конькобежец, четырехкратный олимпийский чемпион. - Прим. «СЭ»). Он был где-то на льду. Побежали его искать. Приходит Женя. Присел передо мной: «Знаешь что? Ира и Таня хорошо пробежали. Разгоняются они прекрасно, а на переходной прямой все теряют. Ты как выскочишь на переходную — вот там и работай!»
Мысленно я уже несколько раз пробежала олимпийскую пятисотку. Знала, как поставлю конек на каждом метре. И все-таки попросила: «Жень, а ты стой на переходной прямой, покричи мне».
Как в такие моменты веришь в человека! И как нужна его поддержка. Я же отлично знала, что за меня Гришин 500 метров не пробежит. И ничего не сможет сделать — только крикнуть. Но мне было важно, чтобы именно он это сделал.
...Выстрел стартера! Разбегаюсь. Прохожу первый поворот. Выбегаю на переходную прямую и вижу, как по льду почти стелется Женя:
— Вот сейчас, здесь, выдавай все! — неистово кричит он.
И я действительно выдала все. Финишировала, взглянула на табло — лучшее время. Золотая медаль моя!
1500
Особо радоваться победе было некогда. Назавтра предстоял очередной старт — на дистанции 1500 метров.
Если честно, никто на мою победу в спринте особо не рассчитывал. 500 метров — все же не «моя» дистанция. Спроси тренеров за час до старта, наверняка они мне отдали бы третье место, в лучшем случае — второе. Но никак не первое. Победа на пятисотке для меня самой была приятным сюрпризом.
На дистанции 1500 метров я стала олимпийской чемпионкой еще четыре года назад в Скво-Вэлли. Позже не раз улучшала на полуторке мировые рекорды. Тут своеобразный психологический настрой. С одной стороны, 1500 метров — «моя» дистанция, и ее надо во что бы то ни стало выиграть. А с другой стороны... Золотая олимпийская медаль Инсбрука у меня уже в кармане. Пусть теперь стараются другие. Ну, не получись у меня эта дистанция, никто бы не осудил. В то же время сама я просто не пережила бы, если бы плохо пробежала полторы тысячи метров.
Снова иду на ледовый стадион. И снова спускаюсь с шестого этажа пешком, хотя лифт давно уже работает без перебоев. В столовой за завтраком стараюсь съесть то же самое, что ела вчера. Не то, что я слепо верю в приметы, но все-таки...
Стартую в десятой паре. Уже пробежали канадка Дорин Райн, наша Берта Колокольцева, рекордсменка США Жанике Лаулер. Лучший результат пока у Кайве Мустонен из Финляндии.
Мы стартовали вместе с чемпионкой Скво-Вэлли в беге на 500 метров Хельгой Хаазе из ГДР, и я выиграла с новым олимпийским рекордом.
И все же не ухожу с катка. Ведь последнее слово сегодня за свердловчанкой Валентиной Стениной. Но ее результат — лишь седьмой.
— Вот так сюрприз! — бросил в сердцах Евгений Гришин.
Могу добавить: получился у меня тот бег. Получился, хотя и со сбоем на середине дистанции. Хоть и на «тупом», тяжелом льду. Может, победа на пятисотке мне какую-то уверенность придала. Но все равно перед стартом было не по себе, а на дистанции — очень тяжело. Когда на финише журналисты спросили меня, как самочувствие, я приложила руку к горлу и честно призналась: «Нечем дышать. Вот так наелась. Но к завтрашнему дню отойду».
Некоторые чемпионы любят прихвастнуть: мол, я легко выиграл. Никогда им не поверю. Нигде, даже на соревнованиях районного или городского масштаба, спортсмен не выигрывает шутя, играючи. Все равно это трудно. Перед каждым стартом волнуешься. А уж на Олимпиаде волнение особое. Его ни с чем нельзя сравнить. И ответственность особая. Выкладываешься без остатка.
Тут небольшое отступление. Сейчас часто прихожу на лед, встречаюсь с современными конькобежцами и вижу, как много внимания они уделяют ботинкам и конькам. Некоторые отбирают себе по несколько пар. Переклепывают лезвия. Я не осуждаю. Но у нас все было по-другому.
В 1959-м нам впервые выдали голландские коньки с ботинками. И все 12 лет, которые провела в большом спорте, стартовала только в них. Меняла лезвия — мне их не раз перепаивали — но никогда не меняла ботинки. Они уже настолько были изношены — кожица стала тонкой — что в любое время могли порваться.
И порвались! Случилось это в Инсбруке после полуторки. Задник ботинка разорвался сверху до самой пятки. Ногу из него можно было вынуть не расшнуровывая. К кому бежать за помощью? Конечно, к хоккеистам. Они — мастера на все руки, это для них дело привычное.
Показала ботинок, объяснила все. Говорят: «Иди к Виктору Коноваленко». Нашла Витю. И он зашил мне ботинок на совесть. До сих пор эта штопка цела. И никто: ни мама, ни муж — к ним даже не притрагивались.
Если показать мои коньки нынешним конькобежцам, те в ужас придут. Да что там нынешние, удивлялись даже спортсмены моего поколения.
1000
Два дня борьбы на «Айсштадионе» позади. Две медали высшей пробы висят у изголовья моей кровати. Всех интересует: удастся ли здесь, в Инсбруке, выиграть и третью?
До меня по три золотых медали на одной Олимпиаде завоевывали два легендарных конькобежца из Норвегии. Ивар Баллангруд сделал это в 1936-м в Гармиш-Партенкирхене, а Ялмар Андерсен — в 1952-м в Осло. Смогу ли я первой из женщин повторить их рекорд?
Третья дистанция — 1000 метров. Перед стартом, как всегда, четкая выверенная разминка. Однажды — это было в 1963 году — сделала перед стартом не такую разминку, как надо, и все с треском проиграла. Тот случай меня многому научил. Здесь, на Олимпиаде, старалась делать все стопроцентно апробированное, все, в чем была абсолютно уверена.
...На старт вызывают седьмую пару. Стартую с канадкой Райн, которая сразу отстает. Последний круг. На «бирже» суматоха. Тренеры показывают «минус 1» — значит, проигрываю пробежавшей раньше Егоровой целую секунду. Последние триста метров бегу, стиснув зубы. А журналисты потом напишут: «Финиш олимпийской чемпионки был изумителен...»
После финиша подъезжаю к «бирже». Все тренеры — и наши, и зарубежные — кидаются меня поздравлять. Значит, победа! Значит, третья золотая медаль — моя!
3000
Оставалась четвертая дистанция — 3000 метров. Моя коронная. Помню, Юрий Дмитриевич Машин, руководитель нашей делегации, подошел ко мне и сказал: «Лидочка, по три золотых медали уже выигрывали, а четыре на одной Олимпиаде не выигрывал никто». Было над чем задуматься...
На протяжении двух последних лет никто у меня «тройку» не выигрывал. Но ведь это Олимпиада! Каких только сюрпризов здесь не бывает!
... Второй день в Инсбруке дует «фен». Теплый южный ветер поедает на улицах остатки снега, превращая его в грязную кашицу. Это еще полбеды, но взяв в союзники солнце, он поедает и лед на катке. На искусственном льду стала появляться матовая пленка, мешавшая скольжению.
Выходим на разминку. Температура 7 градусов тепла, а морозильные установки на катке не работают.
В первой же паре на «зеркальном» от воды льду падает Гунилла Якобсон из Швеции. В четвертой паре бежит Валентина Стенина и показывает лучший результат. Лед с каждым забегом становится все мягче и мягче.
Опять стартую в седьмой паре. И снова с канадкой Райн. Лед — хуже не бывает. Одна прямая — вдоль трибуны — как мокрый сахар. Даже лезвия коньков проваливаются.
Бежала дистанцию как легкоатлет — всю «тройку» с двумя руками. Так бегала много лет назад, когда еще и на коньках-то стоять толком не умела. А тут пришлось снять обе руки с начала дистанции. В голове единственная мысль: только не упасть! Представляете, трехкратная олимпийская чемпионка завалилась бы в эту жижу?! Как добежала, не помню. Финиширую, а в глазах темно...
Результат Стениной улучшила на три с половиной секунды. Канадка отстала от меня на полкруга. Больше опасаться вроде бы некого. Оставалось пробежать четырем последним парам.
Организаторы соревнований делали все, чтобы заработали холодильные установки, и добились-таки своего. Лед замерзал буквально на глазах. С каждой парой он становился все более твердым и накатистым, а результаты — все лучше и лучше. Было боязно даже смотреть на табло. Бежавшая в предпоследней паре Клара Нестерова показала третий результат. Многие решили, что, как и на пятисотке, все три медали под занавес достанутся советским спортсменкам.
В последнем забеге старт приняла 22-летняя Пил Хва Хан из КНДР. Вот тут-то и произошла сенсация: по стадиону объявили, что кореянка на первой половине дистанции идет лучше графика моего бега. Ни в коем случае не собираюсь умалять достоинства Пил Хва Хан, но никто не считал ее претенденткой на медаль. Когда участницы соревнований бегут в неравных условиях, это уже не спорт, а лотерея.
Мой график бега все же оказался не по силам кореянке, хотя она и бежала по накатистому льду. А вот результат Стениной повторила. Так что Вале пришлось потесниться на серебряной ступеньке пьедестала. А на золотую снова поднялась я.
Что испытывала в тот момент — момент наивысшего для любого атлета триумфа? Пожалуй, опустошенность. И все. Счастье, радость нахлынут позже. Чтобы осознать цену олимпийского золота, требуется время...
А на пресс-конференции журналисты буквально выпытывали, как мне удалось «вызвать на себя» град из олимпийского золота? В чем тут секрет — в особом таланте, в необычных методах тренировки или в невероятном трудолюбии? Смеясь, отвечала:
— Секрет самый простой — не хочу, чтобы бегали быстрее меня!
Война
— Вы родом из Златоуста. Когда началась война, вам шел третий год. Что память сохранила о том времени? — а это уже из «Разговора по пятницам» с Лидией Скобликовой.
— Как нас одних запирали. Или оставляли на попечение пожилой татарской четы из соседнего дома. Они за нами присматривали, чтобы в речке не утонули.
— Где была мама?
— Добывала еду. Жили на подножном корме. Огородик, корова. Мама носила продавать молоко на рынок.
— Голодали?
— У нас были свои картошка и капуста. Бифштексов не знали, варили чугунок щей. Проснешься утром — сразу на огород. Нарвешь репы с морковкой, река рядом. Помыл — и наедайся на весь день.
— Отец воевал?
— На фронт его не пустили — «броня». Он работал заместителем директора абразивного завода. Спал на столе в своем кабинете — а к дому его раз в неделю привозила лошадка. Тарантасик. По субботам, помыться.
— Репрессии вашу семью коснулись?
— Бог миловал. Папа был главным финансистом, сильно заболел. Кто-то написал донос: мол, симулирует и специально задерживает зарплату рабочим. Ночью его забрали. Но поняв, в каком он состоянии, утром отпустили. Хотя мама приготовилась к худшему. Это еще до моего рождения было.
— Сейчас вы живете неподалеку от театра на Таганке. Бываете?
— Раньше чаще заглядывала. Внуку рассказываю про спектакль «Десять дней, которые потрясли мир» с Высоцким. Когда у дверей театра вместо контролеров стояли матросы, накалывали билеты на штык. И «Гамлета» помню. Заходишь в зал — а Высоцкий весь в черном на сцене с гитарой. Сидит на полу и бренчит.
— Вы были знакомы?
— Нет. Только с Золотухиным — мы в «Больших гонках» участвовали. Даже маленькую сценку разыграли. По сценарию Ларисе Латыниной досталась роль регулировщика на перекрестке. А Золотухин играл моего мужа, с которым путешествуем по Франции. На экскурсии он исчезает, я его ищу и обнаруживаю в винном погребке. Выговариваю: «Валера, что же ты?! Сидишь, пьешь...» А он смеется: «Я не пью — я дегустирую!» Хороший был человек. Светлая ему память.
— Кто вас научил молитве, которую шепнули Светлане Журовой на Олимпиаде в Турине?
— Это не молитва.
— А что?
— Несколько слов на удачу. Но секрет.
— Расскажите. Может, и нам помогут.
— (После паузы.) Выходя на старт, надо сказать: «Господи, я в пути. Иисус Христос впереди. Богородица со мной. Апостолы за мной». Все!
— И вы повторяли эти слова накануне соревнований?
— Что вы! Услышала их лет пятнадцать назад от друзей на Урале.
— Нобелевский лауреат Жорес Алферов говорил: «Как ученый я — человек неверующий. Но с возрастом начинаешь задумываться...» Вы — тоже задумываетесь?
— Мне кажется, перед важным делом любой шепчет: «Господи, помоги!» Хотя главное в отношениях с Богом — не просить, а благодарить. Я и при советской власти никогда не позволяла себе сказать: «Бога нет». А в 50 лет покрестилась. В Златоусте в годы войны на нашей улице была единственная действующая церковь. Мимо дома в Пасху шли старушки, угощали нас конфетками. И когда решила креститься, сказала: только в этой церкви.
— А муж?
— Саша из Тюмени, его в детстве крестили.
Гагарин
— Где вы с Гагариным познакомились?
— В Звездном Городке. Пригласили туда с мужем после Олимпиады-1964. Сначала была встреча во дворце культуры, затем перебрались домой к Терешковой с Николаевым. У них на три дня нас и поселили. Валя только вернулась из Лондона, где ей вручили медаль «За успехи в освоении космоса». Она сразу предупредила, что не умеет готовить, — так я сама бифштексы жарила. Был среди гостей и Гагарин. Удивительно светлый парень. Улыбчивый. Излучал доброту. Да все космонавты очень приятные ребята. Никакого высокомерия.
Помню еще случай. На партийном съезде делегация челябинского обкома жила в московской гостинице «Юность». Приехали туда с нами Гагарин и Зыкина. Увидев фортепиано, она заиграла мелодию и запела, с нежностью глядя на Гагарина: «Юра, Юра...» Сколько лет прошло — до сих пор перед глазами.
— А с Зюгановым вы вместе учились?
— Да, в Академии общественных наук при ЦК КПСС. Он на партийном факультете, я — в аспирантуре. Играли в волейбол за одну команду.
— Какой из него волейболист?
— Довольно приличный. Я пасующей была, набрасывала мяч — а Зюганов по нему хорошо прикладывался. Он же на волейболе специализировался, когда работал в школе учителем физкультуры.
— В свое время вы горные лыжи освоили. Легко?
— За минуту! Саша в 1983-м вернулся из Сирии, и мы отправились в Домбай. Начали учить: «Вот так, плугом, тихонечко...» Я рассмеялась. Толкаю Сашу: «Ты им скажи поделикатнее, что у меня первый разряд по лыжам. Я «плугом» не хожу». И без проблем поехала. Однажды в Домбае отказали подъемники, пришлось познакомиться с «тропой жизни». С утесов прыгала вниз, где стояли деревья. Ни разу не упала. Я и в Алма-Ате все трассы на себе испробовала. Каталась лучше, чем космонавт Гречко.
— При чем здесь Гречко?
— Он был председателем Федерации горнолыжного спорта СССР. Катался плоховато. На слаломе-гиганте мне кричит: «Павловна, давай спрыгнем с подъемника!» — «Зачем?» — «Лучше две минуты позора, чем вечная смерть...»
RSS