Газета Спорт-Экспресс № 73 (7017) от 8 апреля 2016 года, интернет-версия - Полоса 10, Материал 1
ФУТБОЛ
РАЗГОВОР ПО ПЯТНИЦАМ
Геннадий ОРЛОВ: ДВЕ НОЧИ НА ДИВАНЕ БРОДСКОГО
Геннадий Сергеевич везет нас на прекрасном автомобиле по Крестовскому острову, с которым столько связано. И у него лично, и у “Зенита”.
- Вон он, новый стадион. Почти достроили. А вот здесь я играл в юности. Здесь жил. А здесь - сейчас живу…
Воскресенье, утро - и мы долетаем до улицы Чаплыгина, здания телецентра, за минуты. Садимся в какой-то аппаратной, чтоб выйти четыре часа спустя. Пожалуй, особенно незаметно пролетевшие четыре часа в нашей жизни.
БУХАРОВ
- Вы периодически выдаете в эфир что-то тонкое из внутренней жизни “Зенита”. Кто-нибудь обижался на ваши инсайды?
- Я про Спаллетти скажу! Матч на Суперкубок в Краснодаре. Семак отдает пас, кто-то забивает, “Зенит” выигрывает… Я произношу: “Семак пришел в команду - и мы видим, для чего. Но с ним взяли Бухарова. Где он - неизвестно. Набрал лишний вес, повредил ахилл, никак не восстановится. Вот вам два отношения”. Это я еще умолчал, что Бухаров время от времени оправдывает собственную фамилию.
- Вы все это знали?
- Я же журналист - интересуюсь: “Где Бухаров? Что с ним?” А он лечится где-то в Германии… Тогда прошла пресс-конференция, заходим в самолет. Я сижу за тренерами. За мной врачи и игроки, каждый занимает три места. Чтоб удобнее было спать. Поворачивается Спаллетти и через Симутенкова: “Зачем вы про Бухарова сказали? Ну, не надо было…” Полтора часа после репортажа - Лучано уже в курсе!
- Откуда?
- Слушайте дальше. К концу полета пошел я по салону - Широков остановил: “А кто вам сказал про Бухарова?”
- Кстати - кто?
- Максим Митрофанов, генеральный директор! Диалог был такой прямо перед матчем: “Мы не знаем, что с ним делать…” - “Можно, скажу об этом?” - “Пожалуйста. Но не так, помягче”. Я и сказал мягко. А Бухаров с Быстровым, оказывается, смотрели трансляцию в Германии. Сразу отзвонились кому-то в команде - может, Широкову. Я все понял: игроки пожаловались Спаллетти на комментатора!
- Помним, укорял вас за что-то венгр Хусти.
- Тоже в самолете. В репортаже рассказываю - мол, Риксен взял в напарники Хусти, тот загулял. Объяснил, почему не играет. Всем в “Зените” это было известно. Подошел с переводчиком: “Зачем вы так?” - “Стоп. Разве не правда?” Хусти осекся.
- Мог вырасти в большого футболиста?
- Едва ли. Но в “Ганновере” играл. После того случая изменил отношение в лучшую сторону. Поэтому говорить надо! Сколько критиковали Халка? И он прибавил, с судьями перестал ругаться!
- Риксен написал в книжке, что в Петербурге не только выпивал, но и крепко сидел на наркотиках. Вы знали?
- Конечно. Так и было.
- Все на ваших глазах?
- Ребята, я же - комментатор Орлов! Останавливает меня сотрудник ГАИ, говорит: “Геннадий, что за подонок у вас этот полузащитник! Пьяный ехал, его тормознули. Всех обложил матом, пообещал уволить…” Случались такие истории с зенитовскими воспитанниками. И про Риксена все были в курсе. В какой ночной клуб ходит.
- В какой?
- Да на Лиговке…
- Вы понимали, насколько серьезные у него увлечения?
- У каждого, кто пропадает в ночных клубах, серьезные увлечения. Без этого не бывает. Наркоборцы наши знают - но покрывают… Могу рассказать, как пропала команда из Новокузнецка.
- Интересно.
- Был момент: тренер Соловьев перевез в СКА из новокузнецкого “Металлурга” несколько игроков. Чтоб оживить команду. Есть у нас бар “Забава”, кораблик такой. Девочки танцуют топлесс. Оголенные, значит.
- Это мы поняли.
- На столах танцуют!
- Восхитительно.
- Там же специальные кабинки, шторками занавешены. Я один раз сходил, посмотрел. Это, конечно, разврат!
- Разделяем ваше возмущение.
- А стоял кораблик прямо у Петропавловской крепости. Потом “Забаву” перегнали к Выборгской набережной. Вот и погибли с точки зрения спорта хоккеисты из Новокузнецка. Все свободное время проводили там.
ЛАВРОВ
- Мы общались с футболистами, которые застали вас в “Зените” и ленинградском “Динамо”. Говорят: “Генка Орлов? Умненький игрок, но тихоход”. А вы в интервью рассказываете, что стометровку бежали за 11,2. Кому верить?
- Вы о Васе Данилове и Саше Ракитском? Читал. Ребята, я не обманываю! Играл крайнего нападающего, обладал приличной скоростью. Десятый класс заканчивал в Сумах. На Спартакиаде школьников назабивал голов, меня заметил Алексей Парамонов и пригласил в юношескую сборную СССР, которая готовилась к чемпионату Европы в Румынии. Алексей Александрович - интеллигентнейший человек. Представляете, с нами, мальчишками, был на “вы”!
- В Румынию вас, кажется, не взяли.
- Совершенно верно. Провел месяц на сборе в Краснодаре. В контрольном матче с финнами выпустили во втором тайме. На стадионе всю игру работал репродуктор. Переполняли смешанные чувства. Радость от дебюта и тревога - а вдруг война?
- Какая?
- Третья мировая! Это ж 1962 год, разгар Карибского кризиса! По всему городу были включены репродукторы. Помню те дни - страшное напряжение, ожидание войны, каждое сообщение Левитана люди слушали, затаив дыхание.
- С юношеской сборной не сложилось, зато позвали в харьковский “Авангард”.
- Так раньше “Металлист” назывался. Я не только хорошо бежал, но и был техничным, здорово исполнял “стандарты”. С углового закручивал мяч в ворота!
- Как Лобановский?
- Ну да. “Сухой лист”. Натренировать этот удар несложно - было бы желание да терпение. Летом 1966-го рванул в “Зенит”, успел сыграть пять матчей. Потом травма приводящей мышцы, надрыв в трех местах. Восстановился, но скорость потерял. Главное ушло!
- Старые травмы дают о себе знать?
- В марте стукнуло 71, но возраста не чувствую. Раз в неделю обязательно баня, массаж. Кручу велосипед, хожу с палочками.
- Скандинавская ходьба?
- Да. В России она только набирает популярность, а в Финляндии эти палочки купил давным-давно. Когда идешь с ними - спина не болит… Всерьез меня прихватило в 1997 году. “Скорая” увезла с подозрением на инфаркт. Оказалось - стенокардия. Кровь не поступала в сердце равномерно. Я с трудом поднимался на второй этаж, гуляло давление. Друг оплатил операцию в Париже.
- Хороший друг.
- Вадим Сомов, бизнесмен, экс-президент федерации водного поло России. Для меня-то 10 тысяч долларов по тем временам - гигантская сумма! Вставили стент в коронарную артерию. Уже девятнадцать лет - никаких проблем. А Вадим и Кириллу Лаврову помог. Фактически продлил жизнь на полгода.
- Каким образом?
- Тоже дружил с Кириллом Юрьевичем, вместе навещали его в Первом Медицинском институте. Выглядел Лавров ужасно. Бледный, худой, голос слабый. Нас увидел - глазки заблестели. Первый вопрос: “Как там “Зенит”, Гена?” Я начал рассказывать.
- А он?
- Улыбнулся: “Представляешь, ко мне заходили Фурсенко с Адвокатом, наговорили теплых слов. Сразу настроение поднялось!” Я подумал: “Какой молодец Фурсенко, что привел Дика”. Но обстановка была пропитана скорбью. Смотрели на Лаврова и понимали - дни его сочтены. В коридоре врач сообщил: “Организм выработал ресурс. Преклонный возраст, онкология”. А Вадим купил уникальный немецкий препарат. Невероятно дорогой. Лаврову полегчало, выписали. Прожил еще полгода, причем играл спектакли, ездил за границу.
- Закрутил со студенткой роман.
- Это Настя, костюмер БДТ. Его последняя любовь. К тому моменту Лавров овдовел. Жить один физически не мог, болел, за ним надо было ухаживать. Настя посвятила себя ему, разделила с ним самые трудные минуты. Относилась настолько трепетно, что никогда об этой девушке не скажу плохого слова.
ОЗЕРОВ
- Вы верующий человек?
- В церковь захожу, свечки ставлю. В ангела-хранителя верю. Я автомобилист, сколько на дороге возникало ситуаций!
- Например?
- Дача у меня была в Приозерском районе. Еду на “Жигулях”, мне б приостановиться. Но выезжаю на главную дорогу - проскочив под самым носом у огромной военной машины. Разделил нас метр. Видел испуганные глаза солдата за рулем, он оцепенел, не тормозил. Летел с бешеной скоростью - я почувствовал, что смерть пронеслась мимо. Холодок такой…
- Повезло.
- А в 1978-м с женой попал в автокатастрофу. Ехали в “газике” документального кино, Наташа впереди, я за водителем. На углу Бассейной и Космонавтов, где строился СКК, в нас влетел грузовик. Парень-белорус, 26 лет - пьяный! Половина седьмого вечера!
- Чем закончилось?
- Три раза наш “газик” перевернулся. Неподалеку троллейбусная остановка, народ набежал, все помогают. Жена вылетела через лобовое стекло. Разбила голову. Я оказался под дугой, на которую крепится брезент. Зажала мне живот. Казалось, сильный вздох - и все внутри порвется…
- Кошмар.
- Люди приподняли машину, я выбрался сам. Хотя вылезла наружу сломанная кость. Из-за этого не полетел на чемпионат мира по водным видам спорта в Западный Берлин.
- Главное - живы.
- Мы с женой в больнице, а кинорежиссер Виктор Садовский привел ко мне Николая Озерова! Это произвело фурор! Вся больница приходила в мою палату: “Правда, что здесь был Озеров?”
- Протаранивший вас белорус уцелел?
- Да. Его посадили лет на пять. А водителю нашему руку обрубило! Я помню ощущения, когда переворачиваешься в автомобиле. Боли нет вообще, только шок. У меня была клиническая смерть, полностью отключился. А потом вернулся, организм оказался сильный. Зато накрыло безразличие ко всему вокруг. Апатия. Приход Озерова немножко встряхнул.
Николай Николаевич - добрейший человек, каждому помогал. Я слова матерного от него не услышал за всю жизнь. Вы знаете, как его выгнали с телевидения? Как повели себя коллеги, которых он же выводил в эфир? Это ужасно!
- Вещи Озерова вынесли в коридор.
- Да, сказали: “Освободите кабинет”. Ушел он с одним портфелем, ничего брать не стал. Встретил в этот момент моего товарища Эрика Серебряникова: “Представляешь, выгнали…”
- Вас как утешил в больнице?
- Подумал, что из-за сорвавшейся командировки такой хмурый: “Ген, ну что ты? Еще наездишься, я обещаю”. А это была первая командировка в западную страну! С суточными!
- Вы же тем летом побывали в Аргентине на футбольном чемпионате мира.
- За свой счет! Как пишущий журналист, в составе туристической группы, организованной Спорткомитетом. Заплатил 1100 рублей. Деньги собирал по друзьям и знакомым. Чтоб “отбить” поездку, назад тащил магнитофоны, кожаное пальто, которое в Ленинграде продал за тысячу.
А в память о Николае Николаевиче сейчас всегда начинаю репортаж его словами: “Говорит и показывает…” Это дань уважения выдающемуся комментатору.
МАХАРАДЗЕ
- С Котэ Махарадзе дружили?
- Семьями! Нас многое объединяло. Жены - актрисы. Не москвичи. На Гостелерадио существовал жесткий отбор комментаторов. Специальная комиссия отслеживала знание русского языка. Если за матч три ошибки в ударениях - свободен. Но мы с Котэ были допущены Москвой к прямому эфиру.
Меня он называл: Гено. В Ленинград частенько брал с собой жену, Софико Чиаурели, к нам заглядывали. Когда Котэ приходил в гости, с порога задавал вопрос: “Гено, вода в морозилке?”
- Зачем?
- И летом, и зимой пил только ледяную воду. Как не боялся ангины?! В Тбилиси он был фантастически популярен. Иногда водил меня на базар. Сразу шепот вдоль прилавков: “Котэ… Наш Котэ…” Его догоняли, вручали фрукты, мясо, сыр. Полные сумки! От денег отказывались: “Это подарок”. Я завидовал.
- У вас не так?
- Петербург - город сдержанных эмоций. Северный. Чувствую - ко мне относятся с симпатией, узнают, грех жаловаться. Но до обожания, как у Котэ, далеко.
- Были на его похоронах?
- Да, в декабре 2002-го. Единственный из России. За год до этого приезжали с Лавровым к Котэ на 75-летие. Из Москвы еще были Алексей Петренко с женой и Маргарита Эскина, директор Дома Актера, подруга Софико. В ресторане подходит Саша Чивадзе: “Ген, можешь познакомить с Кириллом Юрьевичем?” - “Да он будет счастлив”. Окликаю Лаврова. Смотрит на Сашу, других знаменитых футболистов тбилисского “Динамо”. Начинает каждого обнимать: “Это же мои любимцы!” А на 60-летие я приготовил Махарадзе сюрприз.
- Какой?
- Котэ попросил все клубы высшей лиги Союза подарить ему по мячу. Я вез от “Зенита”, но мячом решил не ограничиваться. Снял короткий фильм-поздравление. Помогли поэт Михаил Дудин, руководитель петербургского мюзик-холла Лев Рахлин и начальник аэропорта “Пулково” Геннадий Иванов. Они любили футбол.
- Даже Дудин, герой Соцтруда?
- Ха! Михаил Александрович - страстный болельщик, ходил на все матчи “Зенита”. А умер дома, когда смотрел футбол по телевизору. Его жена рассказывала: “Миша слушал ваш репортаж - и сердце не выдержало”. Она хотела на могиле мужа установить памятник, денег не хватало. Я обратился к руководителям “Зенита” и СКА. Оба клуба выделили солидную сумму… А тогда, в 1986-м, попросил Дудина написать оду Котэ.
- Сильно.
- Первые кадры картины: Нева, проплывают льдины, Петропавловская крепость. Звучит голос Дудина, в комнате читает оду. Второй план - панорама танцовщиц мюзик-холла. Каждая поднимает ножку. Когда Котэ и его гостям демонстрировали фильм, на этом месте реакция была особенная бурная. Вы же понимаете, что такое для грузина голые женские ноги. Следующий кадр - Рахлин произносит: “Котэ, мы тебя любим!” И бьет по мячу, на нем выведено: “Котэ - 60”. Далее крупный план человека, который с мячом поднимается по трапу.
- Это кто?
- Я. Захожу в салон. Самолет разворачивается, идет на взлет. Тут на борту, где надпись Ил-18, появляется таким же шрифтом: “Котэ-60”. Съемку в аэропорту обеспечил мой друг Гена Иванов. В зале был грандиозный эффект!
- Фильм сохранился?
- Он был в единственном экземпляре. Недавно беседовал с родными Котэ, спросил про кассету. Говорят - нет в архиве. Текст оды тоже потерян. Безумно жалко.
- За какие еще утраченные кадры болит душа?
- Чествование “Зенита” в январе 1985-го. Переполненный СКК, футболистов награждали золотыми медалями. Все молодые, нарядные, с женами… Я был ведущим вечера. Поздравляли команду пятнадцать народных артистов во главе с Лавровым. Это что-то необыкновенное! Ира Селезнева пела в образе Нани Брегвадзе:
Желудков, Желудков,
Если женщина просит,
Через “стенку” опять
Мяч в “девятку” всади!
- Блокадная хроника есть. Как же эту запись не сохранили?!
- Пленка рассыпалась. Не успели в “цифру” перегнать. А если вы о легендарном матче в блокадном Ленинграде, то уцелело, кажется, 12 секунд…
ПРОТАСОВ
- Самая странная анонимка, которая на вас пришла?
- Из Днепропетровска. 1985-й, “Зенит” в матче с “Днепром” ведет 2:0, но в концовке позволяет забить Протасову, которого тянут на “Золотую бутсу”. Я веду репортаж и в прямом эфире задаюсь вопросом: “Зачем вот это все?” Через несколько дней Иваницкий звонит: “Гена, не обращай внимания. Но помни - письмо лежит”. 400 человек подписали, “Южмаш”, ракеты…
- Что хотели?
- От эфира отстранить, что ж еще: “Как можно доверять микрофон человеку, который такое говорит про нашего Олежку?” У меня отлегло, когда прочитал вскоре интервью Симоняна – Протасов-то его рекорд сокрушил. Никита Палыч прокомментировал сухо: “Голы забивают по-разному…”
- Репортаж, который вспоминаете с содроганием?
- Бывали сложности с техникой - вдруг сваливается эсэмэска: “Говорите в микрофон!” А ты уже час кричишь в этот самый микрофон: “Москва! Москва!” Чемпионат мира-2002, Франция - Сенегал. Я так подготовился! Пошла игра - нет Москвы! Нет связи!
- Что стряслось?
- Потом докопался, в чем причина. Я работал от Первого канала, а всей связью занималась “Россия”. С Первого кто-то не позвонил, чтоб сделали перемычку. Вопрос двух минут! Мы с Костей Выборновым паниковали в Сеуле, а матч под картинку отработал из Москвы Андрюша Голованов.
Но самый неприятный случай - Euro-2012, Россия - Польша. Перед матчем захожу в пресс-центр, по телевизору “Русский марш”. Кто придумал? Зачем? Варшава, сложные отношения с поляками… Показывают: человек сто шагают. Естественно, местная молодежь начала нападать. А наши первые ряды - мощные бойцы. Значит, готовили акцию, решили блеснуть. Вот это вывело из себя! Привело в жуткое состояние!
- Чем обернулось в репортаже?
- Потерей концентрации. Раза три назвал сборную “Зенитом”. Это очень серьезная ошибка. Вы не представляете, как комментаторы переживают после любой оговорки! И Махарадзе переживал, и Озеров! Ты должен быть безупречен. Непозволительно в эфире черт те что говорить.
- Вы слушали “сонный” эфир Уткина?
- Разумеется. Я оторопел. С первой фразы понял - что-то не то. Вася не соответствует происходящему… Он талантливый человек, найдет себя. Великолепно вел программу на СТС, я постоянно ее смотрел. Дай бог ему здоровья. Вы полагаете, комментатор - легкая работа?
- Ни в коем случае.
- Вот вы матч “Зенита” смотрите, сидя на диване. А я с “Петровского” должен вести репортаж стоя. Вынужденно!
- Из-за нервов?
- Да каких нервов? Из кабины углы не видны! Пока стенокардией мучился, голова кружилась, чувствовал себя ужасно во время репортажей. А видели бы вы, в каких кабинах трудятся на “НТВ Плюс”. Сам оттуда вел в январе итальянский чемпионат. Воздуха не хватает! Как-то пришлось раздеться до майки. Там жарища зимой. Ребята руками разводят: “Здесь так топят…”
- Головной болью это не аукалось?
- “Аукалось” - мягко сказано! Раскалывается всю ночь, не заснуть! Маслаченко последние годы работал в таких условиях - а у него давление. Сердечные дела.
- Это и добило?
- Вполне возможно. Геничу говорю: “Костя! Уменьши количество эфиров под картинку!” Я с симпатией к нему отношусь. У этих ребят по 18-20 репортажей в месяц. Так нельзя. Но “Матч ТВ” теперь этим озаботился.
- Самая жуткая погода, при которой комментировали?
- 1990 год, Флоренция, четвертьфинал Аргентина - Югославия. 120 минут. Жара за 30 градусов, сидел на солнцепеке. Не взяв даже кепочку. Это было испытание – не знаю, как не потерял сознание.
Второй случай - финал чемпионата мира-1994. Матч начали в 12 часов дня, чтоб Европа в нормальное время смотрела. Стадион старый, без козырька. Мы отработали первый тайм - и передали эстафету Первому каналу. Потом один начальник попрекал: “Вы зачем произнесли фамилию Гусева? Он же с другого канала!”
- Какие матчи видели живьем. Счастливый вы человек.
- Я же комментировал вместе с Пашей Борщом волейбольный финал мужской Олимпиады в Лондоне! Представляете, насколько я счастливый? Но из-за грязи, которая сейчас вылезает, не хочу работать на Играх. Допинг всегда был, еще в 1980-м с этим столкнулся.
- Где?
- Делал из олимпийского Лейк-Плэсида репортажи на радио о коньках. На дистанции 500 метров Наташа Петрусева выиграла бронзу. Вижу - совершенно не радуется! Да и вообще спортсмены как-то обреченно бредут на допинг-контроль. Понял, о чем думают: “Проскочишь – не проскочишь…” По моим ощущениям, рубежом стал 1992 год. Тогда криминал мощно подключился к олимпийскому движению.
ДОВЛАТОВ
- Бог с ним, с допингом. Вы же общались с Бродским?
- С Иосифом?! Да мы с Наташей две ночи провели на его знаменитом диване!
- Вот это номер.
- Сначала познакомился с Толей Найманом, поэтом, секретарем Ахматовой. У меня начались передряги с “Зенитом”, а Толя так тепло отнесся, к каждой житейской проблеме. Я уезжал играть в Харьков, надо было куда-то пристроить свою румынскую мебель. Найман узнал: “Давай так. На Карла Маркса живут мои родители, последний этаж. Рядом дверь на чердак. Ставим там!” Все организовал.
- С Бродским он вас свел?
- Да, одна компания. Иосиф только вернулся из лагеря. Синие джинсы, замшевый пиджак и спидола.
- Вы хоть поняли, что это за человек?
- Еще бы! Тем более Бродский любил футбол. Это же он написал:
Я бы вплетал свой голос в общий звериный вой
Там, где нога продолжает начатое головой.
Изо всех законов, изданных Хаммурапи,
Самые главные - пенальти и угловой.
- Замечательно.
- Бродский обожал Стрельцова. Я играл за ленинградское “Динамо” - они с Найманом ходили за меня болеть. Потом с ними пошли на стрелку Васильевского острова. Наутро ко мне явился человек в сером костюме с вопросом: “Это правда был Бродский?” - “Да…”
Иосиф же находился под наблюдением после лагеря. Отправляли в ссылку, куда-то в Архангельскую область. Я спросил: “Была помощь от Запада?” Бродский усмехнулся: “Приехал какой-то русский. Привез мне вот эти джинсы, пиджак и спидолу. Всё”.
- Так как оказались на диване у Бродского?
- Я вернулся из Харькова, начал играть за “Динамо”. А жить негде. Иосиф предложил: “Генка, давай пока ко мне!” Очень хорошо помню эту комнату. Шкаф без задней стенки, облеплен коробками из-под яиц. Перегородка. Две ночи провели с женой там.
- Что еще помнится из обстановки?
- Дерматиновый диван - такие в судах стояли. Вдвоем можно было спать, хоть и узковат. Но мы молодые люди - в обнимку укладывались… Черный телефон. Фотографии с подписями.
Мама Иосифа готовила нам завтрак. Наташа моя все время вспоминает историю: чувствует - за дверью кто-то сопит, слушает у замочной скважины… Резко открывает дверь.
- Кто был?
- Соседка, которая “стучала” на Иосифа. Так Наташа ей лоб расшибла! Дверью засадила!
- Поделом.
- У Иосифа вещей не было - а казался щеголем! Эрудированный, мог сходу кусками читать Батюшкова, например. Сколько знал стихов - фантастика. Необыкновенной доброты парень. Если уж диван мне свой уступил!
- Не из этой квартиры сейчас делают музей?
- Именно! Но никак не могут выселить соседку. Не исключено, ту самую, которой моя жена разбила лоб. Не уходит, и все. Цену заломила несусветную.
Однажды заглядываю к Бродскому, встречает в коридоре: “Генка, явился бы чуть раньше - мог бы познакомиться с Мэрилин Монро”. Я отстранился: “Ка-а-к? Приезжала, что ли?” Да нет, отвечает. Приезжала новая жена Артура Миллера. А предыдущей была как раз Монро!
- Новая чем занималась?
- Журналистка. Записывала интервью и фотографировала Иосифа для “Нью-Йорк Таймс”. Вот, говорит, полчаса назад сидели, пили кофе, печеньем ее угощал.
Компания была потрясающая. Леша Лифшиц - который стал Львом Лосевым… Тоже Найман познакомил. Лосев отвечал в “Костре” за публицистику, поэзию и спорт. Мне говорит: “Давай что-нибудь придумаем для журнала?” Недавно отыскал этот номер и выкупил. В статье описываю вымышленный матч между сборной СССР и мира - а я, футболист Орлов, комментирую!
- Невероятно.
- Решающий гол по моей версии забивает Стрельцов. Вот такой шутливый репортаж. 1 июля 1968 года ленинградское “Динамо” играло в Риге. Утром вышел из гостиницы, вижу в киоске “Костер”, беру в руки. А там - Орлов, публикация! Цветная! Вот тогда я и понял, что такое журналистика… А друг мой Лифшиц вскоре уехал в Америку. Стал там биографом Бродского.
- Странно, что с Довлатовым вы не пересеклись.
- Еще как пересекался! Закончив с футболом, устроился в еженедельник “Строительный рабочий”. Лена Довлатова служила там корректором. Довлатов нередко бывал с нами на редакционных посиделках. Маленькая газета - как семья. Фонтанка, 59, здание Лениздата.
- Чем Довлатов поражал кроме роста?
- Мы и в “Костре” встречались - он там подкармливался. Остроумный парень. Хотя никто не подозревал, что станет писать так здорово. Рядом был Леша Орлов, с которым Довлатов разругается уже в “Новом американце”. Когда я уходил из “Строительного рабочего” на телевидение, редактору привел этого Лешу. Получилось, Орлова сменил Орлов. А тот вдруг эмигрировал! Мне попеняли: “Кого ж ты рекомендовал в газету обкома партии?”
- Лена Довлатова какой была?
- Замечательная девушка. Черненькая, симпатичная. А отделом писем у нас заведовала Галя Невзорова, мама Александра Глебовича. Газета была полна талантливыми людьми.
КАСАТОНОВ
- Вы как-то рассказывали - увидели в руках у Брошина журнал “Иностранная литература”.
- Да! Это я летел на матч “Рома” - ЦСКА. На обратном пути Валера читал журнал. С супругой ему повезло. Как и Касатонову. Они были ребята малоуправляемые - но жены их вытаскивали. Знаете, как Брошин умер? По глупости!
- Рак.
- А откуда этот рак взялся? У друга своего Татарчука с шампура ел горячий шашлык. Проколол язык. Не стал обращаться к врачу - а язык набух, загноился. Вот тогда пошел, но было поздно.
Валерка - удивительный мальчишка! Сейчас вспомнил историю. В “Зените” 1984-го все выпивали. А я работаю на телевидении, к нам стекается информация по городу. Звонок из магазина “Экран” на Невском.
- Кто?
- Продавец: “Ваш Брошин опять лежит здесь пьяный!” А Валерке надо было грамм пятьдесят - сразу улетал. Есть такие люди. Раз мне позвонили, значит, еще куда-то. А у “Зенита” не идет игра!
- Это 1985-й? Следующий после чемпионства?
- Да. Решили команду встряхнуть - кого-нибудь выгнать. Так “Зенит” покинул Брошин. Но в Таллине нашелся замечательный человек, начальник военного училища. Валерка играл у него - вроде как служил в армии. Тут Морозов принимает ЦСКА - и Брошина вытаскивает.
- Вы обронили, что Брошину и Касатонову с женами повезло. Кому еще?
- Самая милая из футбольных жен - Юля Барановская. Аршавин отыграет - Юля вечером звонит: “Геннадий Сергеевич, спасибо. Вы так хорошо про Андрея сказали…” - “Да он достоин! Начнет плохо играть - думаешь, буду хорошо говорить?” Исключительно воспитанная девушка.
- Любила Андрея без памяти?
- Не то слово! Для нее расставание стало сильным ударом. Я рад, что она поднялась. А то, что происходит с Аршавиным, - расплата за его поведение. Как минимум не дорожил тем, что имел.
- Новую его женщину видели?
- Алиса была моей соседкой. Мужа ее знаю, двое детей… Пусть живут как хотят.
- Кого именно жена сделала большим игроком?
- Из хоккеистов - Касатонова. Кто-то говорил: Жанна старше, то, сё… Да она Алексея спасла! Вылепила из него человека!
- Говорят, в юности поддавал будь здоров.
- Что он творил в Ленинграде! Брал две бутылки портвейна, закладывал в рот - пил одновременно. Была у некоторых игроков такая “феня”, как они выражались. А мама у Касатонова волейболистка, знала Тихонова. Обратилась: “Заберите сына в Москву!”
- Кому на вашей памяти жена помешала?
- Первый брак Кержакова. Мне рассказывали люди, знакомые с ситуацией - девушка вообще не понимала, как Саша может уезжать на матчи. Вместо того чтоб оставаться с ней.
- Кажется, про Романа Максимюка рассказывали - показывал жене “Спорт-Экспресс” со “сборной тура”: “Видишь, меня в сборную вызвали”. Исчезал дня на три.
- Про Максимюка - не знаю. А вот вдова Численко вспоминала - возвращается Игорь из-за границы. Садятся за стол, он всплескивает руками: “Шампанского же нет! Я сбегаю” - и пропадает на три дня.
ЗОНИН
- Последний случай, когда вы смотрели на футболиста и понять не могли - как он оказался в “Зените”?
- Несвадьба, чех. Сыграл за “Зенит” минут пять. Петржела, приняв команду, втюхал эту Несвадьбу за 500 тысяч долларов Фурсенко. Уверял, что талантище. А тот просто не соответствовал уровню! Но еще смешнее другой персонаж. Мы с Володей Казаченком сидели на трибуне и хохотали, когда к нему попадал мяч. Человек приехал учиться играть в футбол.
- Это кто же?
- Пошкус!
- В команде над ним угорали.
- Да он не умел играть! Центрфорвард! Агентская работа в чистом виде. Нынче в “Зените” все иначе.
- Случалось вам, комментируя, понимать - а матч-то договорный?
- Да. Я это вижу с первой минуты.
- Симонян говорил, что ему нужно минут пять.
- Ну ладно. Пять минут. Достаточно увидеть, как убирается нога в первом стыке. Ведь на установке тренер говорит защитнику: “Ты вломи своему нападающему. Первый прием мяча - бей его сразу! Может, испугается”. Да защитники и сами это знают. В хороших командах даже на двусторонки люди выходят в щитках - там всё по-настоящему, жизнь заставляет.
- Вот поняли, что матч не самый честный. У вас это прорывалось?
- Прорывалось… 1977 год. Играл “Зенит” в Баку, Зонин тренер. В защите Голубев и Лохов. Неожиданно Лохов падает в собственной штрафной, кто-то из “Нефтчи” подхватывает мяч - и забивает!
- Как же так?
- Я говорю: “Странно! Почему упал Лохов? Поскользнулся?” Дают повтор - снова задаюсь вопросом. Лохов мне предъявлял претензии: “Зачем ты сказал?” - “А ты зачем упал?” Матч был договорный.
- Зонин знал?
- После матча ужинали с Германом Семеновичем в ресторане, подошел Алекпер Мамедов: “Гера, вы и не должны были выигрывать. Несколько ваших футболистов взяли деньги”. Зонин чуть с ума не сошел! Но кто конкретно взял, тогда не выяснил.
- Позже выгнал из “Зенита” нескольких футболистов.
- К этому шло - потому что там были игроки, бравшие деньги.
- Причем известные.
- Да ведущие! Дают-то кому?
- Не вы ли комментировали легендарный матч “Зенита” против “Спартака” в 1996-м, когда Березовский запускал?
- Я!
- Тоже задавались вопросами в прямом эфире?
- Я и сказал - очень странный гол. Как вратарь мог не взять этот мяч? Потом у Сереги Дмитриева прорвалось. Да и Паша Садырин мне говорил - кто дал команду Березовскому пропустить. Хотя он плакал, все такое… Когда “Зенит” становился чемпионом в 1984-м, там была длинная комбинация. Малофеев с Минском где-то проигрывал, еще что-то. Сговоры всегда были!
- А сейчас?
- Нет! По одной причине. Иностранцы в команде! Они тут же сольют!
- Часто в последнем туре советского чемпионата расклады были понятны. “Спартак” помог Минску стать чемпионом, чтоб те обошли Киев в 1982-м. Решающий матч “Зенита” в 1984-м против “Металлиста” был чистым?
- Скажу абсолютную правду: он был чистый. Но!
- Но?
- Была подстраховка. И “Шахтеру” в предыдущем матче, и “Металлисту” заплатили по 1200 рублей.
- Откуда сведения?
- Мой друг Витя Носов был тренером “Шахтера”. Мы сидели вечером накануне игры. Он назвал сумму.
ТАРАСОВ
- Вы сняли чудесный фильм про Анатолия Тарасова.
- Придумал эту картину Эмиль Мухин, режиссер с Лентелевидения. Вписал меня в список ведущих - еще было, кажется, четыре фамилии. Утверждал сам Тарасов. Я и подумать не мог, что выберет меня!
- Но выбрал?
- Звонок от Мухина: “Мы сидим с Анатолием Владимировичем, он говорит – “буду работать с Генкой!” А я сбросить с себя хотел эту затею. Говорю: “Передай Тарасову мое условие: займусь этим, если расскажет правду о взаимоотношениях с Бобровым, Пучковым…” Трубку взял сам Тарасов: “Гена! Я тебе расскажу все, что знаю!” Закипела работа.
- Сколько заплатили?
- 15 тысяч рублей. Но тут как раз деньги поползли. Получи я эти тысячи на полгода раньше - была бы “Волга”. Ну и черт с ней - главное, фильм хороший. Все-таки мы Тарасова показали по-настоящему. Я следил, чтоб он правду говорил.
- 20 часов записей тоже рассыпались? Или где-то лежат?
- Были у Мухина, а он умер. Говорил: “У меня еще на один фильм хватит!” Если остались родственники - значит, есть шанс найти.
- С Пучковым вы близко общались?
- Мы дружили. Это гениальный дядька! Выучил английский, играл на фортепиано, был председателем общества дружбы “СССР - Канада”… Ленинградцы его обожали! Хотя и он, и Юрий Морозов говорили мне удивительную вещь: “Команда у меня классная, а вот педагог я никакой”.
- Почему?
- Ребята умирали от пьянства. Тренер воздействовать не мог. Саша Андреев, Миша Кропотов… А история с вратарями? Трое покончили с собой!
- Кто?
- Первый - Олег Володяев.
- Белошейкин?
- Евгений Белошейкин - третий. Второй - Владимир Шеповалов! А еще свел счеты с жизнью футбольный вратарь Лисицын из московского “Спартака”. Жена у него была красавица, что-то на почве любви и ревности.
- А Пучков сниматься в фильме про Тарасова согласился легко?
- Тарасов тогда обмолвился: “Я в долгу перед Николаем Георгиевичем…” Очередь Пучкова, звоню ему в Швецию. Работал он где-то на границе с Норвегией. Вот-вот Новый год, на это была моя надежда: “На праздники в Ленинград приедете? Про вас Тарасов хорошо сказал. Но вы можете говорить то, что считаете нужным”. Отношения у них были тяжелые - Бобров с Пучковым сменили в сборной Тарасова с Чернышевым.
- Согласился?
- Задумался. Потом говорит: “Ладно, приеду!” А фильм вот-вот сдавать, третью серию из-за Пучкова держим. Звоню жене его Маргарите, она оставалась в Ленинграде: “Приедет Николай?” Вздыхает: “Приедет… Но это же так опасно!” Рассказывает - Пучков не только специально вернется ради пяти минут в фильме. Он машину для этого купил - едет на ней! Декабрь! Думаю - елки-палки, не дай бог, что-то произойдет. Это ж на моей совести, с ума сойду!
- Добрался нормально. Про Тарасова тоже сказал добрые слова - впервые в жизни.
- Начал так: “Тарасов - гений тренировки…” - и долго рассказывал. Это была единственная серия, которую до эфира сам Тарасов не успел отсмотреть, увидел уже по телевизору. Вечером звонок: “Генка, я рыдаю! Теперь могу спокойно умирать…” Вот оно - счастье журналистской работы!
Юрий ГОЛЫШАК, Александр КРУЖКОВ
Санкт-Петербург - Москва