Газета Спорт-Экспресс № 178 (5055) от 13 августа 2009 года, интернет-версия - Полоса 4, Материал 3

БОЛЬШОЙ РЕБЕНОК

Елена ВАЙЦЕХОВСКАЯ

Моим детям всегда очень нравился Марадона. Мне тоже нравился, но для меня он был выдающимся игроком, невероятным талантом от Бога, незаурядной личностью, пусть и не всегда со знаком плюс, - словом, всем тем, что выделяет спортсмена из ряда ему подобных и превращает в звезду.

Дети воспринимали Марадону иначе. Как мягкую игрушку, на которую сразу обращаешь внимание, пусть даже на полке стоит десяток-другой таких же. Что бы ни вытворял аргентинец на поле, всегда чувствовалось: по натуре он большой ребенок. Иногда добрый, иногда злой и обидчивый, но всегда непосредственный и искренний.

Великий игрок - тяжелая ноша. Но за это и прощается многое. Даже когда Марадона закончил играть и пустился во все тяжкие, его не стали любить меньше. Что бы он ни делал - курил сигары с Фиделем, злоупотреблял наркотиками или стрелял в журналистов из-за ограды своего особняка, - к этому, мне кажется, никто не относился всерьез. И величие аргентинца от всего этого не особо страдало. Как минимум в его собственной стране. Заяви Марадона в те годы, что он намерен стать полномочным представителем человечества на Марсе, его поддержали бы и в этом начинании. "Чем бы дитя ни тешилось..."

А он зачем-то подался в тренеры. И вот это, на мой взгляд, было уже совершенно напрасно. Ведь как ни крути, тренер - это уже не игрушки. Вроде бы осталась прежняя харизма, мгновенно выделяющая Марадону в любой толпе. Не важно, выходит человек из самолета в толпе прибывших, сидит на трибуне в окружении болельщиков или выводит команду на бой, - он не просто пассажир или болельщик. Он - Великий Диего. И от него по-прежнему ждут величия.

За непродолжительное время тренерства выдающегося аргентинца мне не раз приходилось слышать, что тренер он никакой. Зато штаб у него хороший. Вполне возможно, что это так. Но что толку от штаба, если в любой момент работа множества людей может быть разрушена самодурством предводителя? Который может захотеть выводить команду на ту или иную игру, а может не захотеть. И обхамить способен любого, и выгнать или просто банально проспать важное мероприятие, сославшись... Да какая, собственно, разница, на что? Все равно ведь простят, не так ли?

Но когда я однажды завела разговор на эту тему с коллегами, то услышала: ерунда это все. Мол, все латиноамериканцы непредсказуемы и импульсивны. Мне при этом сразу вспомнился Пеле. У которого, видимо, хватило ума вовремя понять, что лучше остаться в памяти болельщиков великим игроком, нежели никудышным тренером. И остался же. По-прежнему приезжает на всевозможные мероприятия, раздает автографы, фотографируется с болельщиками. Одним словом - символ.

Эту ношу тоже, кстати, нести непросто. Перефразируя известное высказывание, поклонникам того или иного таланта совершенно не обязательно знать, что у кумира под лаковыми штиблетами могут скрываться рваные носки. Символу это скрыть несложно. А вот у тренера все на виду. Взялся за эту работу - будь добр, соответствуй.

Марадону мне жаль, на самом деле. Не потому, что, как предсказывают уже сейчас, он может с треском вылететь со своего поста, если 5 сентября его команда проиграет бразильцам отборочный матч и не попадет на чемпионат мира. А потому, что он выбрал для себя именно ту профессию, которая как никакая другая способна разрушить былое величие любого игрока. Таких примеров множество, но всегда бывает больно, когда речь идет о звездах. Они ведь не привыкли падать. Поэтому и последствия бывают тяжелыми.

А может быть, я ошибаюсь. Вполне вероятно, что сейчас Марадона счастлив ничуть не меньше, чем когда играл сам. У него есть все, о чем может только мечтать честолюбивый человек: внимание окружающих, власть, публичность, деньги. Можно безнаказанно капризничать и нарушать правила. Диктовать свою волю и с удовлетворением понимать, что ты по-прежнему царь и бог для всей страны.

В конце концов, это мы, а не он задумываемся о том, что в один прекрасный день величие аргентинца может закончиться крахом. А детям, пусть даже большим, несвойственно думать о последствиях.