Газета Спорт-Экспресс № 116 (4696) от 29 мая 2008 года, интернет-версия - Полоса 1, Материал 3

ПЯТЬ МИНУТ С КОНСТАНТИНОВЫМ

Называть такую встречу репортерской удачей, наверное, будет кощунством. И неправдой. Из всех чувств, наполнивших меня в те пять минут, что мы стояли лицом к лицу в подтрибуннике "Джо Луис Арены" перед началом второго матча финала Кубка Стэнли, ощущение собственной везучести было последним.

Владимир Константинов пришел пожелать ребятам удачи. Он делает это перед каждым домашним матчем плей-офф, спускаясь в раздевалку "Детройта" незадолго до начала разминки. Он в состоянии произносить только очень короткие фразы, жать игрокам руки, улыбаться и смотреть им в глаза, но это действует получше любых напутственных речей. Не знаю, кем надо быть, чтобы, увидев этот взгляд, не позабыть о собственных проблемах, болячках или обидах. И не оставить на льду все, чтобы принести обладателю этих глаз хоть немного радости. Ведь Владимир все видит и понимает, пусть даже и выражает свои чувства по большей части глазами. В которых от радости всегда неподалеку боль. Вечная, непрестанная и такая, какую не дай бог испытать кому-либо из вас.

Он шел по коридору, опираясь на специальную раму на колесиках. Шел дерганной походкой, с трудом переставляя плохо слушающиеся ноги, но шел. Насколько может - сам. Сохранивший очертания некогда мощного тела, за которое его в Америке прозвали Владиатором. Потерявший почти все волосы. Сиделка семенила рядом, страхуя на случай непредвиденных трудностей. Его путь лежал мимо столовой для прессы, и он кивал знакомым журналистам. Его приветствовали работники стадиона, и он отвечал благодарным взглядом. Каким трудом все это Константинову дается, можно лишь предполагать.

- Здравствуйте, Владимир! - я подошел к нему, когда он, встретившись с игроками, отправился назад.

Владимир ответил кивком и рукопожатием. Не зная, что еще сказать, ваш спецкор передал Константинову привет от Сергея Федорова. Никаких приветов через меня Сергей не передавал (он, когда бывает в Детройте, замечательным образом делает это сам), но, честно скажу, я в этой ситуации растерялся. В такие моменты профессиональные навыки куда-то уходят.

Константинов кивнул:

- Да... Мы играли... Играли вместе.

И тут же, будто спохватившись, перевел эту фразу на английский. Это язык сиделки, которая находится при нем неотлучно. Владимир привык говорить с ней.

-Как чувствуете себя? - еще один глупый вопрос. - Вы уж простите меня...

- Good... Хорошо.

Владимир оперся спиной о стену. Ему нельзя подолгу стоять на одном месте - ноги не выдерживают нагрузки. Чувствуя себя последней гадиной, я спросил, можно ли его сфотографировать.

- Да-да!..

Владимир улыбнулся. Это была не естественная улыбка здорового человека, но и не отсутствующая гримаса умственно неполноценного. Увечья, перенесенные Владимиром, страшны, у него поражено бог весть сколько мозговых центров, но он понимает. Гораздо больше, чем может выразить. Просто мышцы лица слушаются его не так хорошо, как нас с вами.

И говорить ему тоже непросто: произношение слов, особенно в более сложном русском языке, требует значительных усилий. И ходить трудно, и стоять, и вспоминать что-то не очень важное. Владимир знает, кто он, чем занимался и с кем играл. Но осознает ли то, что это знают и другие?

- Да, Сергей... Мы играли вместе... Слава Козлов... Видел недавно...

Жалость недостойна этого сильного человека. Поэтому я и не могу передать вам своих чувств. И не буду. Попытайтесь представить сами.

Владимир оторвал плечи от стены (еще одно усилие, отраженное только в глазах), выпрямился и пошел дальше - занимать место в VIP-ложе и смотреть матч.

Владимир - навсегда игрок "Детройт Ред Уингз". Его имя выгравировано на Кубке Стэнли, причем два раза (включая тот сезон, в который он уже не играл). Номер "16", хотя он и не висит под сводами арены, не дают в команде никому. И до сих пор за Константиновым закреплен раздевалочный шкафчик.

Не знаю, насколько трогают Владимира эти символы преданности и любви от клуба. Но "Крылья" вновь выиграли на родном льду. У него на глазах.

Хочется надеяться, что радость в них на какое-то время оттеснила боль.