Газета Спорт-Экспресс № 233 (4212) от 10 октября 2006 года, интернет-версия - Полоса 16, Материал 1

Александр ГОРШКОВ: "ЗАВИСТЬ НЕ ПРИХОДИТ, ЕСЛИ ТЫ УВЕРЕН В СЕБЕ"

Александр ГОРШКОВ

Родился 8 октября 1946 года в Москве.

С 1966 по 1976 год выступал в танцах на льду в паре с Людмилой Пахомовой.

Заслуженный мастер спорта СССР.

Шестикратный чемпион Европы (1970 - 1971, 1973 - 1976). Шестикратный чемпион мира (1970 - 1974, 1976). Чемпион Олимпийских игр (1976).

Член Международного зала спортивной славы фигурного катания.

С 1998 года - председатель технического комитета по танцам Международного союза конькобежцев (ISU).

Женат. Имеет дочь.

Народная любовь, которая 30 лет назад окружала Людмилу Пахомову и Александра Горшкова, не была, пожалуй, сравнима ни с какой другой. Дело даже не в том, что в 1976 году они стали первыми в истории фигурного катания олимпийскими чемпионами в танцах на льду. Они олицетворяли для всей страны совершенно недостижимую, загадочную и красивую жизнь - с фантастической музыкой, костюмами, умением потрясающе элегантно танцевать, выигрывая из года в год все новые и новые титулы. При этом Пахомову и Горшкова постоянно сопровождала атмосфера необыкновенной чистоты человеческих отношений, благородства, отсутствия каких бы то ни было интриг, столь нередких в спорте вообще и в фигурном катании в частности.

Через 10 лет после того, как спортсмены завершили карьеру, Людмилы не стало. В 1986-м она умерла от рака лимфатической системы.

Горшков продолжал оставаться в самой гуще фигурного катания, но в то же время он был и как бы в тени. Избегал светских раутов, не стремился обращать на себя внимание. Но как-то незаметно в этой новой жизни проявились именно те качества, которые всегда отличали Горшкова-спортсмена: терпение, упорство, умение добиваться цели, неизменная человеческая порядочность и скромность. В 1998-м олимпийский чемпион стал первым россиянином, возглавившим технический комитет по танцам ISU.

8 октября Горшкову исполнилось 60 лет. Когда накануне юбилея я пришла к нему на интервью, то увидела глаза абсолютно счастливого человека, которые категорически не вязались в моем сознании с солидной цифрой 60.

ПЕНСИЯ - АБСТРАКТНОЕ ПОНЯТИЕ

-Принято считать, что накануне круглых дат человеку свойственно переосмысливать прожитое. С какими мыслями встречаете свой юбилей вы?

- Не скажу, наверное, ничего нового. Все мы наблюдаем, что с каждым годом время ускоряет свой ход. Раньше все было более продолжительно, что ли. А сейчас - словно смотришь в тоннеле метро на мелькающие лампочки. И чем дальше, тем время летит быстрее. Не помню уж, кто из великих сказал: беда не в том, что мы стареем, а в том, что душа остается молодой.

-Другими словами, свой возраст вы не ощущаете?

- Возраст начинает восприниматься как реальность, когда чувствуешь, что физические возможности становятся более ограниченными: можешь не все, что мог 10 или 20 лет назад. Невольно задумываешься: а будет ли интересно жить дальше? С точки зрения работы ритм моей жизни за последние 10 лет не изменился. Вроде бы пора подумать о пенсии, я ведь даже не интересовался, когда у нас в стране наступает этот самый пенсионный возраст. Для меня это совершенно абстрактное понятие. Не представляю, как можно закончить с работой, с фигурным катанием, с тем графиком, которому ежедневно подчинена моя жизнь. Знаю, что кто-то, уйдя на пенсию, начинает, например, выращивать розы. Но мне такой диагноз не грозит.

-Значит ли это, что ваша работа вам безумно интересна?

- Считаю, мне вообще повезло, что имею возможность всю свою жизнь заниматься делом, которое я когда-то полюбил и продолжаю любить сейчас. Ипостась только немного другая.

-Именно об этом я и говорю. В спортивном мире принято с большим уважением относиться к спортсменам и тренерам, но несколько пренебрежительно, что ли, - к чиновникам. Вы же - представитель именно второй категории.

- Спортсмены и тренеры - безусловно, основной механизм спорта. А вот под чиновниками в наше время подразумевали людей со стороны, которые никогда выше третьего разряда не поднимались, но пришли нами управлять. У меня другая ситуация. Я пришел в аппарат из спорта, занимаюсь этой деятельностью с тех самых пор, как закончил карьеру. Одно время назывался гостренером, главным тренером, хотя к тренерской работе как к таковой никогда не имел отношения.

-Не хотели или не получилось?

- Когда мы с Милой закончили выступать, то, естественно, стали размышлять, что делать дальше. Миле всегда нравилось тренировать, и она стала заниматься именно этим. Но о том, чтобы работать вдвоем, даже речи не было. Слишком много было перед глазами семей, в которых оба супруга тренировали. Не могу сказать, что эти примеры вдохновляли нас пойти тем же путем.

Когда мы сообщили тогдашнему председателю Спорткомитета Сергею Павлову о том, что больше не будем выступать, он сразу предложил мне работу в Госкомспорте. Я согласился. Вот так и началась моя послеспортивная карьера.

-А другие предложения были?

- Да. Но у меня такой характер, что я никогда не пытался устроиться там, где лучше. Особенно если уже дал какие-то обещания и на меня начали рассчитывать. Возможно, это не самая лучшая черта характера, но она есть. Почти сразу я был назначен главным тренером сначала юношеской, а потом взрослой сборной СССР, параллельно начал судить соревнования. 22 года назад меня впервые избрали в состав технического комитетами. Не буду скрывать, мне очень хотелось туда попасть.

-Почему?

- Отношение к ISU у фигуристов было благоговейным, еще когда я сам катался. Технические комитеты определяли, по сути, всю политику развития своих видов фигурного катания. Например, танцевальный техком возглавлял англичанин Лоуренс Деми, который иногда снисходил до нас (это воспринималось именно так): общался со спортсменами и тренерами, объяснял какие-то вещи, высказывал свое мнение... Не могу сказать, что я стремился стать таким же, как он, но уже тогда начинал понимать, что техком и есть самая главная "кухня" мирового фигурного катания.

Проработав в техкоме 14 лет, я все-таки занял место Деми. Сейчас идет уже третий срок моей деятельности на этом посту Могу точно сказать, что работа председателя отнимает несоизмеримо больше времени и сил, чем работа рядового члена. Особенно сейчас.

Во времена моего предшественника и большого друга австрийца Ханса Кучеры, который тоже возглавлял техком три срока подряд, больших изменений в фигурном катании не происходило. Ну разве что сократили количество обязательных танцев на официальных соревнованиях, ввели ряд новых. Я же попал в горнило всех перемен.

-Инициативы нового президента ISU Оттавио Чинкванты не вызывали у вас ужаса хотя бы поначалу?

- Все они в принципе были логичны. После Игр-1998 в Нагано, если помните, пошли разговоры о том, что танцы нужно выводить из олимпийской программы. Ну а когда грянул судейский скандал в Солт-Лейк-Сити, в результате которого в парном катании были вручены два комплекта золотых медалей, все стали кричать, что убирать нужно не только танцы, а вообще все фигурное катание. Поэтому и было решено реформировать его. Дело ведь не только в новой системе судейства. Чинкванта предложил принципиально иной подход к виду спорта в целом. Должен сказать, что спортсмены и тренеры восприняли его идеи даже раньше, чем судьи.

С КЕМ НЕ СЛОЖИЛОСЬ, ТЕХ НЕ ВСПОМИНАЮ

-У вас всегда была репутация абсолютно бесконфликтного человека. Мне же кажется, что фигурное катание - совершенно не та среда, где людям свойственно сохранять бесконфликтные и уж тем более дружеские отношения.

- Я бы так не сказал. Когда речь идет о подготовке к высшему результату, нервы, естественно, напряжены у всех до предела. Может доходить до истерик, ссор, но все это - рабочие моменты, а не определяющие. Все зависит от людей.

У меня, например, много друзей и среди тренеров, и среди тех, с кем соперничал, с кем был в одной сборной команде. А с кем не сложилось, тех и не вспоминаю.

В большинстве случаев, кстати, напряженные отношения между соперниками нагнетаются извне с целью интриги. Не думаю, например, что между Евгением Плющенко и Алексеем Ягудиным была настолько сильная антипатия, как об этом в годы их выступлений было принято писать в прессе. На самом деле каждый из них просто делал свое дело.

Нечто похожее происходило в спорте всегда. Могу сказать откровенно, что в 1975-му нас с Милой была непростая ситуация. К тому времени мы вроде бы разделались со всеми иностранными конкурентами, но тут появились Ирина Моисеева и Андрей Миненков. Более того, на чемпионате Европы они подошли к нам очень близко. Потрясающе откатали произвольный танец, их прекрасно приняли. Было обидно делиться популярностью. Но виноваты-то были мы сами, раз в этом сезоне стали менее интересны. Обижаться на соперников глупо: обида - не самый лучший советчик. Тем более когда отношения выясняются не за кулисами, а на льду. Тогда я впервые начал задумываться о том, что большинству из нас не свойственно относиться к сопернику с точки зрения его заслуг. Гораздо легче дать волю раздражению, неприязни, а это неизбежно трансформируется в какую-то зависть. Тогда же я понял, что искренне оценить достижения другого человека можно лишь в том случае, если ты сам уверен в себе и сумел воспитать в себе чувство собственного достоинства.

-Как оценил победу Плющенко в Турине Алексей Ягудин, назвав ее в одном из своих интервью выдающейся?

- Именно. Если бы Ягудин не выиграл в Солт-Лейк-Сити так блестяще и если бы у него после ухода из спорта остались обида, неудовлетворенность или какие-то другие комплексы, ему было бы трудно сказать нечто подобное. Или сказать настолько искренне.

-Олимпийским чемпионам, на мой взгляд, вообще свойственна самодостаточность. Ведь больше славы, как ни крути, в других сферах деятельности не заработаешь. Хотя бы потому, что ни в какой другой профессии, кроме спорта, ты официально не можешь стать лучшим в мире.

- Согласен. Но это одновременно задает некий уровень всему, что ты делаешь после спорта. Хочется ведь держать планку. Поэтому и стараешься по-особенному. Я не исключение. То, что меня три раза подряд избирали на пост председателя техкома ISU, тоже показатель. Не думаю, что люди голосуют за меня лишь потому, что я, Саша Горшков, когда-то стал олимпийским чемпионом в танцах.

-Этот титул помогает или, напротив, осложняет вам жизнь?

- Поначалу осложнял. Всеобщее восхищение и мировая слава сильно расслабляют. В какой-то степени теряется способность бороться, пробиваться наверх. Начинаешь верить, что все тебя любят, что так будет всегда. Но потом вдруг замечаешь, что и любят далеко не все, и что кому-то вообще хочется наступить на тебя, потоптаться. Что авторитет на убыль идет. Невольно начинаешь бороться за него снова. А тут это гораздо тяжелее, чем в спорте.

УШЛИ, ПОТОМУ ЧТО УСТАЛИ

-Вы когда-нибудь жалели, что в вашу эпоху не было ни таких премий, ни таких возможностей, какие есть у спортсменов сейчас?

- Если скажу "нет", никто не поверит. Как я люблю шутить, за время своих выступлений мы с Милой заработали очень много хрустальных вазочек, и в этом есть свое преимущество: когда собираешься к кому-то на день рождения, не приходится ломать голову над тем, что подарить. Сейчас же не обязательно быть даже олимпийским чемпионом, чтобы получать совершенно другие деньги. Но такие мысли абстрактны и обычно приходят в голову, когда появляются какие-либо финансовые трудности и начинаешь думать, где взять денег.

-А приходилось испытывать нужду по-настоящему?

- В принципе у меня всегда была достаточно высокооплачиваемая работа. Отдельные ситуации, конечно, в жизни случались. Например, когда тяжело заболела Мила. Ей требовались дорогие лекарства, и той зарплаты, что я получал, хватало на неделю. Приходилось кое-что продавать из заработанного ранее, как-то выкручиваться.

Иногда я думаю: как складывалась бы наша жизнь, если бы мы с Милой выступали в нынешнюю эпоху? Ответа у меня нет. Сейчас, как мне кажется, произошла серьезная девальвация каких-то нравственных ценностей. Самая большая доблесть - что-то украсть. Или выпускать поддельные лекарства, покупая на деньги от этого острова, виллы. Иначе как моральной деградацией я это назвать не могу. Мы-то всю жизнь руководствовались совсем иным. Конечно, хотелось что-то иметь, куда-то поехать, но когда благ становится слишком много, невольно перестаешь понимать, что в жизни действительно важно. И что деньги решают далеко не все.

-Кстати, о деньгах. После Игр в Турине появился ряд интервью, в которых фигуристы, ставшие чемпионами, говорили о том, что готовы остаться в любительском спорте только в том случае, если будут получать от национальной федерации фигурного катания достойную компенсацию. В то же время я, например, знаю, что и они, и их тренеры помимо президентских стипендий получали и продолжают получать очень солидные гранты. Да и возможность выступать в коммерческих шоу никто особо не ограничивает. Получается, что это - элементарный шантаж? Или расходы спортсменов действительно несравнимы с их доходами?

- Я не знаю на самом деле, кто сколько получает. В одних только шоу фигуристы сейчас зарабатывают столько, что проследить за этим невозможно. В этом отношении любительские правила крайне либеральны. Чтобы потерять статус любителя, надо уж совсем вдрызг разругаться как со своей, так и с международной федерацией.

Другое дело, когда спортсмен говорит, что закончил выступать. Он тем самым оставляет за собой право жить так, как ему нравится. Но этот вопрос каждый решает для себя сам. Мы с Милой уходили, потому что просто устали. Шесть раз выиграли чемпионат мира и столкнулись с непростой ситуацией. Пока ты идешь к этому званию - соревнуешься с соперниками, а когда завоевал его - начинаешь соревноваться только с собой. Приходится постоянно помнить, что сегодня ты должен быть лучше, чем вчера, чем год назад. В музыке, программах, состоянии, настрое. Потому что отступления никто не простит.

Эти мысли страшно выматывают. Неизбежно наступает момент, когда понимаешь, что моральные и физические затраты попросту не стоят той цели, к которой идешь.

-Нечто похожее мне несколько лет назад сказал двукратный олимпийский чемпион по плаванию Денис Панкратов. Мол, когда первым коснулся финишной стенки в олимпийской Атланте, понял, что этот миг вовсе не стоит всех предыдущих лет жертв и мучений. А что чувствовали вы, когда выиграли в Инсбруке?

- Примерно то же самое. Мы слишком долго ждали включения танцев в олимпийскую программу, а когда наконец дождались, посыпались непредвиденные проблемы.

-Имеете в виду операцию, которую вы перенесли в 1975-м?

- В том числе и ее. Никто ведь не думал, что все закончится настолько тяжело. Причину заболевания не смог объяснить даже хирург, который меня оперировал. В плевре сначала образовалось отверстие, а когда мы летели с чемпионата Европы через Хельсинки в Москву, я неловко повернулся в самолете и у меня лопнула ветка легочной артерии. Было настолько больно, что в автобусе, который вез нас от самолета к терминалу, я не мог сидеть. Стоял на носках, приседая на каждом ухабе.

Все поначалу решили, что у меня миозит (воспаление мышечных волокон. - Б.В.) оттого, что где-то продуло. Порекомендовали прийти домой и лечь в горячую ванну. Что я и сделал. А через 30 секунд перед глазами все поплыло. Кое-как дополз до постели и потерял сознание.

На следующий день ко мне приехал один из врачей команды, который считался большим специалистом по лечению миозитов. Он намазал мне спину тигровой мазью, положил сверху подушку и прижал ее так, что у меня было полное ощущение, будто на спине стоит раскаленный утюг. Потом врач говорит: "Быстро вставай и сгибайся-разгибайся". Я встал, согнулся - и упал. С тем врач и ушел. На следующий день приехали другие - делать кардиограмму. В общем, до больницы я добрался лишь на третий день и тут же угодил под скальпель.

-Почему же сразу не обратились к более серьезным специалистам?

- Боялся. Мы же все ненормальные. Думал, если не смогу поехать на чемпионат мира в Колорадо-Спрингс, то может встать вопрос о нашем с Милой участии в Олимпийских играх. Не могу сказать, что всячески скрывал свое плохое самочувствие, но и не афишировал его.

-Каким же образом сумели полностью восстановиться к Играм?

- Мы вообще-то намеревались выступать, несмотря на операцию, на чемпионате мира. Тренироваться я начал прямо в больнице, едва отошел от наркоза. Сразу попытался встать. Было очень важно как можно быстрее понять, смогу ли я после того, как мне там внутри что-то отрезали, вообще передвигаться. Через день меня после настоятельных даже не просьб, а угроз перевели из реанимации в обычную палату. А через полтора месяца мы с Милой все-таки поехали в Америку. Нашли место для тренировок на отдельном катке в спортивном комплексе академии ВВС США - чтобы никто меня не видел. Для международной общественности была придумана легенда, что я приехал на чемпионат сразу после тяжелого гриппа.

Я потом не раз думал о том, что, если бы чемпионат мира проводился в любом другом месте, мы бы сумели выступить. Но Колорадо-Спрингс находится на высоте свыше двух тысяч метров - здоровые спортсмены не всегда выдерживают. Плюс акклиматизация. На полпрограммы меня на первой тренировке хватило, но до конца не доехал. Пришлось смириться с тем, что выступать я не смогу. Благо там были Моисеева с Миненковым, которые сумели нас заменить.

-То есть вы предоставили им шанс стать чемпионами мира в свое отсутствие?

- Так получилось. Спасибо Анне Ильиничне Синилкиной (тогдашний президент Федерации фигурного катания СССР. - Е.В.). Она договорилась о том, чтобы нам дали возможность принять участие в показательных выступлениях, а потом поехать в месячный тур по США, к концу которого нам почти удалось обрести прежнее состояние. Потом был еще один тур - по Сибири, и уже там я чувствовал себя совсем уверенно. С психологической точки зрения это было чрезвычайно важно.

-После того как в 1976-м вы с Пахомовой ушли из спорта, вас не посещало желание вернуться?

- Было, конечно. Принять решение закончить карьеру тяжело любому спортсмену. Тем более когда ты уходишь с вершины в никуда. Когда мы говорим, что бремя славы слишком утомляет, это, мягко говоря, кокетство. Я много лет наблюдал за нашими выдающимися спортсменами и не могу сказать, что кому-то из них это бремя было по-настоящему в тягость. Во всяком случае, когда оно с тебя вдруг сваливается, ты очень быстро начинаешь об этом жалеть.

По-настоящему тяжело другое. Сознание того, что, закончив карьеру, ты будешь вынужден догонять своих сверстников. Тех, кто учился, получал профессию, завоевывал определенные жизненные позиции, пока ты тренировался и карабкался на пьедестал. Начинать-то приходится с нуля.

Но самое болезненное - смотреть соревнования, не участвуя в них. Иногда это чувство держится 5 - 6 лет.

-А нынешний уход из спорта всех первых номеров сборной не выбил у вас, как у представителя России на международной арене, почву из-под ног? Ведь враз ничего не осталось.

- Такое в фигурном катании бывало неоднократно, и не только у нас. Вспомните ГДР, США. Сколько медалей спортсмены этих стран увозили с чемпионатов мира в прошлые годы и что происходит сейчас? Не хочу говорить обо всех видах, но в тех же танцах на протяжении двух последних четырехлетий у России были не менее серьезные проблемы, чем в этом сезоне. Однако их удалось решить. Так что я бы не делал из этого трагедии. Тем более что никто из сильнейших российских фигуристов еще не принял окончательного решения.

-Что бы вы сами хотели пожелать себе на юбилей?

- Видите ли, в чем дело... Я умею наслаждаться жизнью только тогда, когда могу ее полноценно использовать. Как это было все предыдущие годы. Поэтому мне хочется, чтобы эта возможность оставалась как можно дольше.

Елена ВАЙЦЕХОВСКАЯ