Газета Спорт-Экспресс № 256 (3343) от 15 ноября 2003 года, интернет-версия - Полоса 7, Материал 18

МИХАЙЛОВ

В бытность игроком Борису Михайлову приходилось и на тренировках, и во время соревнований трудиться больше других. И дело тут, с одной стороны, в его природных данных, а с другой - в свойствах характера. Он не только не щадил себя в игре, но мог буквально заставить быть бесстрашным и партнера, невзирая на положение того в команде или дружеские с Борисом отношения. Так, в одном из первых матчей с канадскими профессионалами Михайлов упрекнул Владимира Петрова: "Боишься, Петя!" - очень вовремя апеллируя к безмерному честолюбию товарища.

Вероятно, подобные качества Михайлова не могли не импонировать тренерам, он вольно или невольно работал на их всегдашний педагогический пафос, хотя вряд ли был любимым игроком Боброва, когда играл у него в сборной, или учеником Тарасова. Беспощадное - по отношению к себе - мужество очень скоро сделало его вожаком в тройке: чернорабочий превратился в идеолога звена, и авторитет Михайлова был для партнеров, пожалуй, повыше тренерского.

И какому же тренеру (а работал наш герой еще и с Локтевым, и в сборной - с Кулагиным, а закончил карьеру игрока у Тихонова) могла быть по душе такая ситуация? Но все они мудро предпочитали опираться на Бориса - и не конфликтовать с ним в открытую.

В пору наивысшей славы Михайлова, когда он уже выиграл две Олимпиады, стал неоднократным победителем чемпионатов мира, Европы и Союза, когда количество заброшенных им шайб стало приближаться к четырем сотням (всего он забил их 427), журналистам нравилось вспоминать, как недооценивали Бориса поначалу, когда, приглашенный в "Локомотив", вернулся он из Саратова, где выступал за "Энергию" ("вернулся" - потому что Михайлов - москвич, воспитанник, выражаясь по-старомодному, секции футбола и хоккея стадиона Юных пионеров). Цитировали слова Бориса Майорова о безголовом бегуне и чуть ли не приводили в своих заметках юношеское прозвище Михайлова - Тыря-пыря.

Я своими ушами майоровских слов не слышал. Но если и брякнул он что-то подобное в запальчивости или на самом деле так подумал, что теперь поделаешь? Великий Тарасов не сразу и великого Харламова различил... Да и Тыри-пыри стыдиться игроку, столь многого добившемуся, вряд ли стоит. В конце концов, Тыря-пыря - это элемент своеобразия.

Естественно, что, поставленный на правый край к Альметову и Александрову, Михайлов проигрывал в сравнении с Локтевым - совсем же другой по складу форвард. Кстати, на локтевском краю никакого впечатления не произвел и будущий центр нападения Владимир Петров. Тем не менее Михайлов с Петровым успели поиграть вместе с Вениамином Александровым. Но большая их жизнь в большом хоккее началась лишь тогда, когда счастливо соединили их с Харламовым.

Помню, как вхожие за хоккейные кулисы господа утверждали, что до поражения на Олимпиаде восьмидесятого года Михайлов - как капитан - решал даже больше, чем тренер, когда дело касалось распорядка жизни в команде. Мог переспорить тренера, если возникал вопрос - задержать игроков на сборах или распустить по домам. То есть влиял на разрешение самого болезненного, как позже выяснилось, вопроса в отношениях Тихонова с лидерами армейского клуба.

Три месяца отделяли торжественные проводы Бориса Михайлова от момента, когда спас он сборную СССР от поражения в матче с чехословацкой сборной: за двадцать секунд забросил две шайбы. И некоторые считали тогда, что своим максимализмом он укоротил свой хоккейный век игрока: форсировал, мол, подготовку к сезону, в котором так мечтал реабилитировать себя за неудачу на Олимпийских играх-80 в США. Но у него и не оставалось другого выхода. Ведь выраженный вполсилы, "сэкономленный" Михайлов немедленно переставал быть Михайловым.

Он знал, на что шел, но продолжал на что-то надеяться. Хотя с начала сезона, с осени восьмидесятого, Тихонов перестал выставлять его на игры, точнее, держал в запасе. Борис с капитанской повязкой выводил команду на лед, а сам вынужден был оставаться на скамейке запасных. С уходом Михайлова и закончилась биография петровской тройки.

...На прощании с Харламовым в хоккейном Дворце ЦСКА он появился в почетном карауле в темной вельветовой "тройке", контрастно выделяясь среди военных мундиров, и был, по-моему, в этом очевидный протест против всякого официоза. "Борис - человек", - сказал тогда Эдуард Стрельцов, чутко уловивший то гневное и бессильное, что не дано нам было на панихиде до конца осмыслить.

Когда Михайлов-тренер возглавил ленинградский СКА, ушедший к тому времени из команды Тихонова Петров уехал к нему вторым тренером. Но и на лед выходил как игрок в случае необходимости. А вот против ЦСКА играть не захотел, остался рядом с Михайловым возле бортика. После двух периодов ленинградцы выигрывали - 3:2. Возникала сенсация, но, строго говоря, вполнакала - кто сомневался, что, стоит ЦСКА чуть-чуть прибавить, и... И Михайлов с Петровым старались не выражать на лицах излишней заинтересованности, азарта, сдерживали эмоции.

На последний перерыв они уходили, рассеянно реагируя на ободряющие реплики старых знакомых. Но после перерыва что-то в их облике изменилось, что-то победительное в них зазвучало, расправило плечи - и к своим тренерским местам (чуть было не написал - мечтам) они прошли мимо трибун как-то демонстративно, парадно, плечом к плечу, глядя прямо перед собой, молча, замкнуто.

После той давней победы над Тихоновым в тренерской жизни Бориса Петровича Михайлова всякое-разное случалось и случается. Но кто сегодня усомнится в его состоятельности - состоятельности специалиста, десять лет назад вернувшего стране мировое первенство, а совсем недавно негаданными серебряными наградами вселившего надежды на возрождение хоккея нашего в былом - и былинном - масштабе...

Александр НИЛИН