Газета Спорт-Экспресс № 191 (2983) от 24 августа 2002 года, интернет-версия - Полоса 8, Материал 1

24 августа 2002

24 августа 2002 | Остальные

ФЕНОМЕН

РОМАНОВ

Даже звезд спорта - и каких звезд! - забывают напрочь (причем гаснут они и в памяти тех, кто жил с ними примерно в одно и то же время). А уж забывать министров сам Бог велел. Хотя - велел ли?

Хоккейная слава Фетисова вновь придала весомость должности спортивного министра, а то уж и безразлично было: кто там в кресле? Популярность государственного человека - палка (клюшку, между прочим, на сленге тоже так называют) о двух концах. И если бы меня спросили, чего я более всего желаю Вячеславу Александровичу в нынешней должности, ответил бы, что желаю, на первый взгляд, весьма прозаического: поскорее превратиться в чиновника.

Вовсе не в назидание - исключительно для размышлений - хочу заодно вспомнить про Николая Николаевича Романова. А ведь и сам еще недавно не мог бы вообразить, что судьба сокола сталинской бюрократии чем-то меня взволнует.

Когда в 1987 году вышла книга отставного спортивного министра, я совершенно согласен был со словами замечательного журналиста, покойного ныне Славы Токарева, заметившего, что от страниц ее "веет мертвечиной". Но, заглянув недавно за какой-то справкой в романовское повествование, более всего напоминающее развернутую служебную записку, я, не отрываясь, дочитал до конца.

Службисты вряд ли способны к исповеди. Люди, выходящие сегодня на улицу со сталинскими портретами, вызывают во мне ярость - при всем сочувствии к их нищенской жизни. Но вот вам парадокс: пиетет Николая Николаевича к Сталину или Ворошилову пробуждает к нему, представьте, нечто сходное с уважением - за несогласие с изменившейся конъюнктурой.

Люди с портретами и красными флагами не знали Сталина так, как знал его Романов, которого вождь назначил руководителем физкультуры и спорта. Романову бы и карты в руки, чтобы рассказать потомкам правду о беспощадности "лучшего друга физкультурников". Он ее и рассказывает. Но, как верный "царев" слуга, согласен с этой беспощадностью. При этом - еще один парадокс - все оказавшиеся под началом Романова спортсмены не только не держали на него, ревностного проводника воли Сталина, зла, но, напротив, неизменно говорили о добре, сделанном для них министром. И вполне с ним бывали откровенны.

Он, например, вызывал к себе Анатолия Масленкина - знаменитого футболиста, переломившего вторым ответным голом ход исторического матча против западных немцев в Москве, - и распекал за выпивку. На что спартаковец простодушно отвечал: "А что же мне делать, Николай Николаевич, я в шахматы не играю, книг не читаю". Министр называл заслуженного мастера спорта "мерзавцем", но ценил искренность - и никаких огорчительных последствий за нарушение режима для Масленкина встреча с начальством не имела.

Предшественника Романова в министерской должности Сталин заставил сменить фамилию. Тряпкин стал Снеговым, но так и не приобрел расположения вождя. До войны парады физкультурников на Красной площади сочинял Николай Петрович Старостин. Старостиных Сталин репрессировал, но идея парадов продолжала ему нравиться. И когда в сорок пятом году комсомол ее осуществил, одного из секретарей ЦК ВЛКСМ (им-то и оказался Романов) решил сделать руководителем Комитета по делам физкультуры и спорта.

Товарищ Сталин дал едва ли выполнимое указание: побеждать во всех международных соревнованиях. Правда, оговорился, что если нет уверенности в победе, то и в состязаниях незачем участвовать, подчеркнув еще раз, что за итоги выступлений виновные должны отвечать. А в те времена каждый знал, что стоит за термином "отвечать". Николай Николаевич и через почти полвека не ставил под сомнение справедливость требований Иосифа Виссарионовича. И все же замечал: "Проще всего было бы на какой-то срок вообще прекратить международные встречи. Но ведь это наверняка задержало бы развитие спорта в стране".

Он писал в своей скучной книжке: "Я был за риск... И мы шли на риск. Однако, подписывая иной раз записку на имя И. В. Сталина, я не был уверен в победе, и в душе жила какая-то тревога..."

Поражения атлетов разбирались на секретариате ЦК партии. В первый раз Романову нагорело за неудачу борцов - и спасло от сурового наказания лишь то, что Белов, Коберидзе и Коткас победили в самых тяжелых весовых категориях, которые любивший борьбу Сталин счел престижными. Затем неудачно сыграли в Чехословакии футболисты ЦДКА, а в Ленинграде и Сталинграде проиграли югославам и болгарам, не говоря ужо безответственности московских динамовцев, ограничившихся ничьей с теми же болгарами. В связи с этим "мы объяснили, - рассказывал много лет спустя товарищ министр, - всем спортивным руководителям, что любое наше неудачное выступление будет использовано для очередных нападок и клеветы против Советского Союза".

Романов уговаривал куратора спорта на самом верху - Ворошилова - не пускать мужчин-конькобежцев на чемпионат мира. Ворошилов не послушался. Проиграли. Романов взял тем не менее вину на себя. Сталину это понравилось. Он временно заменил его на генерала госбезопасности, но ближе к Олимпийским играм-52 вернул-таки в министры.

Смех смехом, но на трехстах страницах книги Н. Н. Романова я не обнаружил ни одного оправдания себе за случавшиеся неудачи!

Александр НИЛИН