Газета Спорт-Экспресс № 236 (2432) от 14 октября 2000 года, интернет-версия - Полоса 8, Материал 6

Александр КАРЕЛИН

ЧЕРТА ПОДВЕДЕНА

Еще до Олимпиады он принял решение после Сиднея уйти с ковра. И отказываться от своих слов не намерен

Признаться, я не рассчитывала увидеть трехкратного олимпийского чемпиона по греко-римской борьбе Александра Карелина на чествовании героев Сиднея в федеральной службе налоговой полиции России. Поражение в финале четвертых для себя Олимпийских игр от американца Рулона Гарднера Карелин воспринял чрезвычайно болезненно скрылся от любопытных и сочувствующих в Олимпийской деревне, но вскоре покинул и ее. Он не мог заставить себя вынести свою личную боль на общий праздник, бушевавший в расположении российской сборной в последние, в высшей степени успешные, дни соревнований. Его, как героя, встретили дома, в Новосибирске, но и оттуда Карелин уехал при первой же возможности. В Омск. Официально - чтобы заняться подготовкой традиционного борцовского турнира своего имени. На самом деле - чтобы спрятаться от массового сочувствия земляков.

Борец не появился на правительственном приеме в Кремле. Его было невозможно разыскать ни по одному из множества московских и новосибирских телефонов. Страна уже оправилась от шока, вызванного его поражением, он же продолжал по-мужски, в одиночку, переживать наиболее тяжелую из всех пережитых когдалибо жизненных ситуаций - всеобщее сострадание.

И вот - встреча в Москве.

- Не думала, что увижу вас здесь.

- Я офицер, - пожал плечами Карелин. - Полковник. Когда меня приглашает к себе генерал, я далек от мысли, что могу от такого приглашения отказаться.

На встрече, на которую директор ФСНП генерал-полковник Вячеслав Солтаганов пригласил всех олимпийцев, имеющих, по долгу службы, отношение к налоговой полиции, борец по обыкновению каламбурил, подшучивал над коллегами-спортсменами ("Не ходите, ребята, на четвертую Олимпиаду..."), в общем, ничем не отличался от привычного Карелина. Но, услышав мою просьбу найти час для спокойного разговора, мгновенно напрягся: "Зачем?"

- А сами не догадываетесь?

Карелин замолчал, думая о чем-то своем. И наконец кивнул головой:

- Поехали. Пообедаем и поговорим. Хотя я бы предпочел просто пообедать. Думаю, вы и сами это понимаете.

- Понимаю. Честно вам скажу, чувствую сейчас себя не лучшим образом, вынуждая вас говорить о поражении вслух. Извините. Но поймите и вы: по роду своей деятельности я обязана задать вам некоторые вопросы. В том числе и те, на которые сама знаю ответ.

- Поэтому и считаю возможным ответить вам - как профессионал профессионалу.

- Спасибо. Но ведь, с точки зрения профессионала, вы давным-давно должны были понять, что спорт есть спорт. Что случиться в нем может все что угодно. И что к этому нужно быть готовым.

- Я еще до Игр в Атланте понимал, что иду по очень тонкому лезвию. Что лидерство - весьма относительное понятие. К сожалению, я просто человек. Поэтому и не смог быть готовым ко всему. Тем более к тому, что случилось в Сиднее.

- Насколько спокойно чувствовали себя перед финальной схваткой?

- Настолько спокойно, что проиграл. Предательская мыслишка, что это - последняя схватка в карьере, все-таки сыграла свою роль. Была какая-то пустота. Внутренняя. Полное отсутствие эмоций. За все соревнования ни разу не разозлился.

- Но ведь предварительные схватки проходили нормально?

- Без должного накала. Просто там ошибались соперники. А в финале ошибся я сам. И переломить ход поединка уже не смог. Хотя, поверьте, очень старался.

- А в чем вы ошиблись?

- Слишком легко вышел в финал.

- И, видимо, недооценили соперника?

- Нет, к соперникам я как раз всегда отношусь с должным уважением. Вероломства такого не ожидал.

- От кого?

- От собственного организма. Ведь, что бы сейчас ни говорили, проиграл я сам, а не кто-то другой. Теоретически я мог разозлиться, что-то успеть сделать, но... не смог.

- Когда вы поняли, что схватка проиграна?

- Когда американцу руку подняли.

- Неправда. Вы перестали бороться секунд за пять до сирены. Или этот момент не помните?

- Я все моменты слишком хорошо помню.

- Можете попытаться сформулировать, что чувствовали, проиграв?

- Что я проиграл.

- Со стороны вы выглядели человеком, который в течение девяти минут проиграл не просто схватку, а всю жизнь. Поставил на карту все - и в одночасье всего лишился.

- А я так и сделал. Не только свое проиграл, но и ожидания болельщиков. Не знаю уж, тысяч или миллионов. Подвел. Чувство было одно: что я всех предал. Я же никогда в жизни не проигрывал иностранцу.

- Для вас на самом деле имело значение, кому проиграть?

- Огромное. Мне было бы легче проиграть своему. Кому угодно. Но не американцу. Потому что считаю себя представителем самой сильной борцовской страны мира. Ну и честолюбие, соответственно...

- Думаете, у американцев честолюбия меньше?

- Не знаю. Никогда не был американцем. И говорю сейчас только то, что чувствую сам.

- По вашим ощущениям, судейство финальной схватки было справедливым?

- Какая сейчас разница, что справедливо, а что нет. Я не выиграл. Значит - проиграл. Ну, цеплял меня американец за ноги. Так что с того? Меня всю жизнь цепляли. Все эти разговоры о справедливости - в пользу бедных.

- Насколько случайными вообще могут быть, с вашей точки зрения, олимпийские победы или поражения?

- На Олимпиадах процент случайности крайне низок. Просто на любых других соревнованиях первостепенна готовность к выступлению. А на Играх появляется слишком много иных факторов. Даже пребывание в олимпийской деревне само по себе испытание.

- Получается, вы просто перегорели?

- Нет, я говорю сейчас в общем. Меня это в меньшей степени коснулось. Сильнее влияло на психику то, что вся российская команда начала Игры не лучшим образом. Это давило на каждого спортсмена, тренера. На всех. Даже на тех, кто просто смотрел Игры как зритель. Я, конечно, делал вид, что мне все равно, но легче от этого не становилось.

- Почему вы не пришли на пресс-конференцию после финала?

- Зачем?

- Но есть ведь определенный протокол.

- Вот на это мне было тогда наплевать. Сидеть рядом с чемпионом и плакать, как плакали рядом со мной Томас Юханссон в Барселоне и Мэтт Гаффари в Атланте? Нет уж, увольте. Мне было просто стыдно смотреть в глаза людям, которые в меня верили.

- Тренеры российской сборной что-нибудь говорили вам после схватки?

- Ничего. Только мой личный тренер - Виктор Михайлович Кузнецов - пытался как-то утешить: мол, ну и слава Богу, что все закончилось. Никто не умер. А у самого руки холодные, как лед...

- Мысль о том, что вы выступаете не только за себя, а как бы за всю страну и обязаны оправдать чьи-то ожидания, давила сильно?

- Давило другое. Когда уже в Москву вернулся и газеты почитал что про меня пишут.

- Сами знаете, всегда существуют люди, которые готовы искренне радоваться чужим неудачам.

- Думал я как раз не о них, а о тех, кто искренне переживал за меня. Реально представляю, сколько же людей огорчил. Мне даже приятель сказал: "Ты, Саня, не спортсмен, а драматург - пол-России плакать заставил". Или, скажете, не так все было? Если бы поражение касалось одного меня давно уже плюнул бы и из головы выбросил.

- Что вы собираетесь делать дальше?

- Бороться уже не буду.

- Это - окончательное решение?

- Да. Я слишком хорошо понял, что нельзя выступать на одной дисциплине, которая не подкреплена работой и, соответственно, уверенностью. Потому что есть команда. Я не имею права подводить людей, которые будут на меня рассчитывать.

- Но ведь, теоретически рассуждая, вы продолжаете оставаться сильнейшим борцом России.

- Теоретически. Там, где больше всего нужно было это доказать, я не смог.

- Получается, поражение настолько подорвало вашу веру в себя?

- Дело не в этом. Я готовился к этой Олимпиаде, как к последней, зная, что после нее уйду из спорта совсем. И сейчас не вижу достаточных причин для того, чтобы поменять свое решение. Это - во-первых. А во-вторых, у нас сейчас нет проблем со скамейкой. Есть ребята, у которых на чемпионатах России я два года подряд выигрывал с большим трудом. Так что - все. Займусь парламентской деятельностью.

- Она вам по-прежнему интересна?

- Вы считаете, что с декабря мы стали жить лучше?

- А вы считаете, что можете что-то в этом изменить?

- Конечно.

- О тренерской работе вы не помышляли?

- Чему я могу сейчас научить? Как проигрывать американцу на Олимпиаде?

- Заставляете меня снова напомнить вам, что профессионал обязан отдавать себе отчет в том, что есть правила игры. Которые включают в себя и вероятность поражения. И воспринимать их философски.

- Уверяю вас, я так к этому и отношусь. И далек от мысли наложить на себя руки или уйти в монастырь.

- Чем сейчас занят ваш день?

- Пока трудно ответить. Я ведь довольно поздно прилетел из Австралии - была, к счастью, возможность остаться там на некоторое время - и не в деревне. Сейчас вот организацией турнира занимаюсь. Как говорится, промоушеном. Выступал в Омске перед тренерами, был на телевидении, на прямой линии в местной газете. Рассказывал о своем бездарном выступлении на Олимпийских играх...

- Может быть, довольно самобичевания?

- Не могу отделаться от ощущения, что подвел людей. Все ведь готовились встречать меня с золотом. А тут даже сын спросил: "Медаль белая? Белые нам не нужны..."

- Знаете, я заметила, что у многих проигравших в Сиднее поражение вызвало дикое желание отыграться. Александр Попов сказал, что будет плавать еще два года, Андрей Чемеркин - что не уйдет из штанги, пока не возьмет 272,5 килограмма - тот самый вес, который не покорился ему в последней попытке... Может быть, это только эмоции, но, думаю, и вы отдаете себе отчет в том, что при желании способны на ближайшем чемпионате мира порвать всех соперников в мелкие клочья.

- Что такое чемпионат мира в сравнении с Олимпиадой?

- Ну, в общем-то несопоставимые соревнования.

- То-то и оно...

Елена ВАЙЦЕХОВСКАЯ