Газета Спорт-Экспресс № 82 (2278) от 12 апреля 2000 года, интернет-версия - Полоса 8, Материал 1

Завтра в Москве стартует чемпионат Европы по греко-римской борьбе. Герой этого очерка выигрывал подобные соревнования 6 раз. Еще 5 раз он побеждал на чемпионатах мира. А вот Олимпиаду выиграл лишь однажды - но как! Всех своих соперников положил на лопатки, не заработав ни одного штрафного балла.

ЗНАМЕНОСЕЦ

Он мог выиграть еще не одну Олимпиаду, в то время в полутяжелом весе, где выступал Балбошин, равных ему не было. Но великого борца преследовали травмы.

На ковре конкуренты могли выиграть у него несколько баллов, но никто никогда не выиграл у Балбошина чисто. Легендарный борец, великий, главным соперником которого был его собственный, подточенный неизлечимой болезнью организм. Травмы, порой просто чудовищные, - как раз из-за этого.

Но и они не смогли победить Балбошина. Инвалидом сделали. Но не победили.

Быть знаменосцем - огромная честь. Николай Балбошин был знаменосцем советской олимпийской сборной на двух Олимпиадах - в Монреале и в Москве. И это тоже оценка его мужества.

ЗНАК БЕДЫ

Будущего великого борца поначалу в борьбу не взяли. Тренер московского "Буревестника" Марк Португал, который вел секцию на стадионе "Наука", не отрываясь от записей в журнале занятий, попросил 13-летнего новичка забраться без помощи ног по канату под потолок. Долговязый и худой, как тот канат, с торчащими, как у заморенной клячи, ребрами, Николай сказал, что без ног не сможет. "Ну, тогда и в нашем зале тебе делать нечего", - по-прежнему не поднимая головы от журнала, сказал тренер. Николай повернулся и вышел.

Старший брат Владимир приходил после занятий, сушил на батарее парового отопления незамысловатую тренировочную форму, кеды; запах пота вперемешку с запахом прелой резины приятно ласкал мальчишеский нос, но путь в спортзал был заказан. И все же, переборов свою гордость, Николай пришел на "Науку" еще раз, после того, как тренер спросил у Владимира Балбошина, почему его младший брат не ходит заниматься. "Но вы же его выгнали из зала!" - "Ладно, пусть приходит", - смилостивился тренер и в последствии об этом никогда не жалел: до призыва в армию (точнее, в "Динамо") Николай выиграл все детские и юношеские соревнования, которые только можно было выиграть.

Только вот уже в самых первых своих детских соревнованиях он сломал кисть руки. Это был знак Беды. Потом она не раз и не два напомнит о себе, и сегодня на подполковнике федеральной пограничной службы Балбошине нет живого места... А тогда и со сломанной рукой будущий олимпиец хотел продолжать бороться, однако судья остановил безумное намерение мальчишки - и снял с соревнований.

Еще маленьким Николай переболел болезнью Боткина, а с ней врачи заниматься спортом не рекомендуют. Хуже того: он подхватил эту же болезнь вновь, когда уже был мастером спорта. Тут уж врач ему сказал без обиняков: слушай, парень, если не хочешь стать инвалидом, со спортом надо завязывать. Николай ничего не ответил. А когда наконец вышел из больницы, то позвонил друзьям. Те сказали, что вечером их команда выступает и что в весе, где боролся Балбошин, зияет брешь. "Скажите тренеру, я буду!" - тут же выпалил Николай.

Пришел - после месяца больничной палаты! - и победил.

ТРАГЕДИЯ И ТРИУМФ

Это случилось на чемпионате мира по классической борьбе в Минске. (Во всем мире этот вид спортивного единоборства испокон веков назывался "греко-римская борьба", а в странах соцлагеря почему-то иначе. Чем классикам марксизма не угодили древние греки и не менее древние римляне, мы скорее всего так никогда и не узнаем.) На том первенстве, как и на других, где он выступал до этого, Балбошин был главным фаворитом в своем полутяжелом весе.

Боролся Балбошин с болгарином Каменом Лозановым, одним из своих основных соперников. А надо сказать, что в те годы у него, по сути, и было-то только три стоящих соперника - Лозанов, румын Николас Мартинеску и поляк Анджей Шидлевский. Это были хорошие борцы, в партере с ними, как говорили в те времена, газету не почитаешь. Но, выходя на ковер с Балбошиным, они были обречены. И знали это. Николай вчистую выигрывал у своего соперника из Болгарии и в этот раз. Вел поединок с перевесом в шесть баллов.

Он проводил очередной прием, Лозанов стал падать, и в последний момент попытался увлечь Николая за собой, чтобы вместо проигрыша балла выиграть его. Контр-прием этот Балбошина, разумеется, врасплох не застал, он встретил его резким движением бедра в противоположную сторону, как бы стопор поставил болгарину. И тут на спортсмена обрушилась страшная боль.

Как потом выяснилось в больнице, когда сделали рентгеновский снимок, у Николая от тазобедренного сустава оторвались мышцы так называемого "большого вертела" - проще говоря, все, что есть в бедре из мышц, то и оторвалось от кости. И валялось внутри, как ненужный хлам, слегка при этом подергиваясь... Мышцы изувеченной ноги жили своей жизнью, кость, к которой они крепятся - своей. А их законный хозяин - своей. Ох, и тяжела же ты, спортивная жизнь...

Боль была совершенно невыносимая, но Николай Балбошин - в это невозможно поверить!!! - встал на оставшуюся в живых ногу и пытался бороться. Делал это он, правда, неуклюже, прыгая на одной ноге, - хотел продержаться оставшиеся три минуты... Чемпион надеялся победить, ведь он выигрывал схватку со счетом 6:0.

Но три минуты - это вечность, когда весь мир превращается в сплошную боль. Болгарин, почувствовав неладное, стал выталкивать Балбошина за ковер. Балбошин тянул к нему свои стальные руки. С той "Науки" он мог, наверное, залезть по канату без ног до самого неба. Но болгарин предусмотрительно избегал капканистых рук русского богатыря, он откровенно толкался, таким вот образом изображая "активность". Балбошин упал, ему помогли подняться, никто ничего еще не понимал, хотя все чувствовали: что-то с чемпионом мира случилось.

Камена упрекать не за что: это был его шанс, и он его использовал как мог. "Фэйр плей" - приз за благородство - ему был не нужен, ему нужна была свалившаяся с неба (какое-там - с неба! из ада черной боли!) золотая медаль чемпиона мира. С помощью незамысловатых толчков он мог отыграть баллы, добытые потом и кровью русского спортсмена. Балбошин упал еще раз, и еще. Ему помогали вставать, он продолжал свой смертельный трюк, едва не теряя сознание от боли. В ноге между тем шевелился клубок змей, вылезших из преисподней... (Сюжет для фильма ужасов? Это - большой спорт, милостивые государи!)

Болгарин отыграл два балла, потом третий... Балбошину снова и снова помогали вставать с ковра... Наконец старший тренер сборной СССР Виктор Игуменов, который не мог поверить своим глазам, глядя на все эти одноногие приплясывания и падения чемпиона мира, подошел к ковру и спросил: "Ну ты что, Николай? Не можешь бороться, что ли?" Пот застилал глаза Балбошину, и только тут Непокоренный выдохнул: "Не могу. Оторвалось там что-то"...

Случилось так, что свидетелем той схватки, окончившейся для советского борца трагически (но это была, конечно же, оптимистическая трагедия!) оказался тогдашний министр спорта Сергей Павлов. Человек был Павлов и умный, и эмоциональный, и мужественный. И опять же при власти. На него этот эпизод произвел неизгладимое впечатление. Что делает министру честь. Не бездушный администратор был Сергей Павлович, любил он спортсменов, и ценил. И когда перед парадом сборных на Олимпийских играх в Монреале "встал вопрос", кому быть знаменосцем, Павлов сказал коротко: "Флаг понесет Балбошин".

Да, напрасно надеялись соперники Балбошина, что он не успеет восстановиться к Олимпиаде, - он их разочаровал, выиграв "по дороге" очередной чемпионат Европы. А на Олимпиаде установил своеобразный борцовский рекорд: выиграл все схватки чистой победой, положил их всех, миленьких, на лопатки. Без единого штрафного очка прошел турнир! Говорят, что кто-то, когда-то так же без единого штрафного очка прошел олимпийский турнир. Но чтоб после такой травмы?! История таких случаев не знает.

Как восстанавливался наш герой, когда на его больную ногу близкие не могли смотреть без слез? Это - тема отдельного разговора, на диссертацию тянет. Кстати, и была-таки потом диссертация медицинская на тему восстановления спортсменов после тяжелых травм. И случай Балбошина в ней занимал центральное место.

Только вот в диссертации той ни слова не было сказано о том, какую большую помощь оказала Николаю его любимая жена Нина, которая была с ним и в самые радостные, и в самые печальные дни. Как и он с ней. И дети, конечно, Коля и Лена, принимали участие - поддерживали боевой дух папы. И еще - его любимый тренер. Великий и легендарный Парфенов.

ЛЕГЕНДЫ КОВРА

Когда Балбошина призвали в армию, перспективного борца взяло к себе "Динамо". Николай попал к замечательному тренеру, легендарному силачу, мастеру стальных захватов Анатолию Парфенову, герою Великой Отечественной, награжденному орденом Ленина за форсирование Днепра, олимпийскому чемпиону Мельбурна. Вместе с ним тогда же начал работать и другой замечательный мастер - но уже в другом роде: славившийся прекрасной техникой Юрий Колупов, чистейшей души человек, по сию пору отдающий борьбе всю душу, но уже не в "Динамо", а в Школе высшего спортивного мастерства.

А вот Парфенова с нами уже нет. Обладая феноменальной силой и богатырским здоровьем, он всю жизнь носил в голове осколки, одна рука у него была прострелена и не сгибалась. Но все эти беды и инородные тела в организме не помешали Парфенову, который пришел в борьбу поразительно поздно - в 25 лет! - стать олимпийским чемпионом, великим борцом и великим тренером.

В этом удивительно сбалансированном коллективе, под руководством двух столь ярких и столь непохожих друг на друга педагогов результаты у Балбошина пошли резко в гору. Хотя, между прочим, знакомство нашего героя с Парфеновым могло кончиться для юноши... летальным исходом.

Вот что вспоминает об этом эпизоде Балбошин:

- Анатолий Иванович Парфенов обладал огромной физической силой, технику его острой назвать было нельзя, зато захваты были железные. А еще были у него свои коронные приемы в партере: борьба на ключах, в захватах "полунельсоном", "обоюдным нельсоном". В этом деле у него не было равных.

Когда я оказался в "Динамо", мне было 19, а ему уже 44. И то я почувствовал всю силу его захватов. Это были какие-то чудовищные медвежьи объятия. Вырваться из них было очень сложно. Простоять в захвате с ним 5-10 секунд считалось почетно. Простоять минуту - чем-то нереальным. Сейчас, по новым правилам, столько бороться в партере не дают, а раньше, когда ставили в обязательный партер или он переводил соперника в партер, времени побороться было достаточно. И вот однажды он мне чуть не сломал позвоночник, когда мы с ним боролись.

Я весил 95 кило, а в нем были все 120. Но я был очень выносливый и очень упрямый. Это, как я понял впоследствии, и "завело" Парфенова. Олимпийский чемпион, он хотя и был в возрасте, но силища, повторяю, была у него страшная, и проигрывать он не любил. В общем, Анатолий Иванович захватил меня на "обоюдный нельсон" и начал гнуть. Ему бы гнуть меня чуток в сторону, чтоб я мог сделать переворот на лопатки, но он меня гнул вперед, да еще коленкой подпер сзади. Чудовищный прием. На соревнованиях он, конечно же, не прошел бы, но на тренировке, Анатолий Иванович, повторяю, завелся из-за моего упрямства.

Он меня гнет, выбраться безнадежно, как в стальных тисках находишься, вот сейчас, думаю, еще чуть-чуть - и он мне сломает шейные позвонки. Ребята догадываются, что сейчас будет труп, но молчат, ждут, когда состоится вынос тела. А надо сказать, когда Парфенов боролся, все собирались на него посмотреть - и вольники, и боксеры, все хотели видеть это зрелище, он вызывал постоянное восхищение у всех и своей исполинской фигурой, и своими мощными захватами. Гнет меня, значит, Анатолий Иванович. У меня мысль: все, пришел мой конец. Вот сейчас позвоночник не выдержит. А сказать: "Отпустите, Анатолий Иванович, больно мне!" - не позволяет упрямство и самолюбие. Я и сейчас вспоминаю тот момент, а по телу мурашки бегут: был бы Парфенов чуть помоложе, позвоночник он мне, конечно, сломал бы, и я сейчас был бы инвалидом. Инвалидом-то, впрочем, я все равно стал, но в спорте пожил изрядно, а так в 19 лет моя нормальная жизнь закончилась бы: впереди меня ждали паралич и инвалидная коляска...

Ну он давил-давил... Прошло, может, минуты две, не знаю, но вдруг Парфенов отпускает руки и говорит: "Все! Руки отекли. Не смог я тебя, Николай, перевернуть!" И вот тогда я почувствовал впервые, что смогу с ним бороться. Я постепенно набирал силу: стал мастером спорта международного класса, потом чемпионом мира, ему было уже под 50, а потом и за 50, в стойке он уже бороться со мной не выходил, ему неинтересно было, чтоб его бросали и со всей силы били о ковер. Но в партере еще мог ветеран и "ковырнуть", как он выражался, на пару баллов...

И хоть мог меня Анатолий Иванович убить в 19 лет, я всю жизнь перед ним преклонялся. Считаю его великим борцом. И человек он был замечательный: когда я получал травму, он уже в тот же день был в больнице - кефирчика принесет, колбаски. Пустячок, а приятно. Его все у нас в "Динамо" любили...

Вот завтра в Москве открывается чемпионат Европы, и я желаю нашим ребятам победы. И капитану сборной Саше Карелину, величайшему борцу современности, гордости нашего вида спорта, желаю победы и в Москве, и в Сиднее! Пусть ребята помнят, что бороться будут не только за себя. И за Парфенова тоже, и за меня, и за других борцов. За всю нашу страну.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Так получилось, что Балбошина я знаю много-много лет. Мы познакомились, когда нас вместе посылали на "устные выпуски" "Советского спорта" - обычно куда-нибудь в глубинку. Меня направляли как шахматного обозревателя, его - как великого Николая Балбошина. Кончалось это всегда чудовищным выпивоном с закусоном. Причем все это усугублялось зверской парилкой...

Теперь, когда мы встретились вновь, Балбошин на правах старого знакомого сказал: "Юра, напиши, что хотя мой сын и не стал борцом, я все же теперь возлагаю надежды на внука. Понимаешь, он ведь тоже - Николай Балбошин".

По долгу дружбы я обещание выполняю.

Юрий ВАСИЛЬЕВ