Газета Спорт-Экспресс № 46 (2242) от 29 февраля 2000 года, интернет-версия - Полоса 8, Материал 2

Байдачный - уникальный футболист. Кто еще, скажите, из его коллег закончил школу с серебряной медалью, получил физико-математическое и журналистское образование и при этом уже в 17 лет играл в московском "Динамо", в 19 участвовал в финальном матче Кубка кубков, а в 20 стал вице-чемпионом Европы?!

Рано закончив карьеру из-за тяжелой травмы, Байдачный уже в 27 лет перешел на тренерскую работу. Его первой командой был могилевский "Днепр", который он вывел в первую лигу. Затем была луганская "Заря", "Кристалл" из Херсона, полупрофессиональный кипрский клуб "Анагеннисис", где свободно владеющий английским языком Байдачный научился довольно сносно говорить по-гречески. А за пять лет работы с молодежной сборной Сирии и кувейтским клубом "Ярмук" молодой тренер освоил еще и арабский язык.

В 1994 году после победы сборной Сирии на молодежном чемпионате Азии Байдачный был признан одним из лучших тренеров континента, а спустя три года его команда вновь завоевала золотые медали. Только это было уже минское "Динамо". То самое, за которое он отыграл пять сезонов и где закончил карьеру после того, как в матче против "Спартака" в него врезался Ринат Дасаев.

За последние два года заслуженный тренер Белоруссии на себе испытал все прелести работы в высшем дивизионе российского чемпионата. Столкнувшись в сочинской "Жемчужине" с хроническим безденежьем и равнодушием городских властей, Байдачный едва не заработал инфаркт, но это его не остановило. Новый сезон 48-летний тренер начал у руля новороссийского "Черноморца".

ЧУТЬ БЫЛО НЕ СТАЛ ЖЕРТВОЙ "ЗАГОВОРА ВРАЧЕЙ"

- Я родился в Москве за пять месяцев до смерти Сталина, - вспоминает Байдачный. - Мама рассказывала, что за неделю до того, как я появился на свет, НКВД раскрыло очередной "заговор врачей". Была арестована группа врачей одного из родильных домов, где один за другим необъяснимо умирали мальчики. Поэтому маму перевели в другой роддом - на Шаболовке, рядом с телецентром. Жили мы в бараке в районе Фили, а когда мне исполнилось пять лет, переехали в Обнинск, где вскоре отцу дали квартиру. Он работал вагонным мастером на железной дороге и поэтому болел за московский "Локомотив". Его пристрастие передалось и мне.

- Но в ту пору болеть за "Локомотив" считалось чуть ли не дурным вкусом!

- Да уж... Знаете, о чем Бесков первым делом спрашивал игроков, которых хотел пригласить в "Динамо"? "За кого болеешь?". И не дай Бог, если футболист говорил, что болеет за "Спартак"! А слово "Локомотив" вызывало у Константина Ивановича ироничную улыбку.

- Видимо, многие кривили душой, когда Бесков задавал им этот вопрос?

- Не знаю. Пудышев, например, честно сказал: "Болею за "Спартак".

- Что запомнилось из детства?

- Как я, девятилетний пацан, с приятелями ездил на электричке в Москву за белым хлебом - купить его в Обнинске было невозможно. Это было как раз то время, когда Хрущев начал засеивать поля кукурузой. И еще запомнилась дикая увлеченность футболом. Мы гоняли мяч с утра до вечера и все равно не могли наиграться, а я еще успевал ходить на бокс. А когда на экраны вышел фильм "Три мушкетера", весь наш двор записался в секцию фехтования.

- Как вам удалось закончить школу с серебряной медалью? И по каким же двум предметам в вашем аттестате стояли четверки?

- По физкультуре и химии. Учитель физкультуры невзлюбил меня за то, что я часто пропускал его уроки. А когда не сыграл за школу на каком-то футбольном турнире, он обиделся на меня окончательно. Как мне удавалось совмещать тренировки в детской футбольной школе с учебой? Во-первых, родители поставили жесткое условие: будешь приносить домой двойки и тройки, о футболе можешь не мечтать. А во-вторых, у меня с детства выработался такой характер: если учиться - то лучше всех.

ДРУЗЬЯ ГОВОРИЛИ, ЧТО У МЕНЯ ЛЕГКОЕ ПЕРО

- Зачем на самом пике карьеры в 24 года вы поступили на факультет журналистики в Минске?

- Все началось с того, что мои друзья, известные в Белоруссии журналисты, предложили написать аналитический материал о футбольном матче. То, что я написал, им очень понравилось. Да и мне, признаться, было интересно попробовать себя в журналистике. Друзья говорили, что у меня легкое перо. Причем писал отчеты о матчах, в которых сам же играл.

- А где печатались?

- В "Советской Белоруссии", в газете "Знамя Юности". К моменту поступления на журфак у меня набралось около двух десятков публикаций. Думал, что, когда закончу играть, займусь спортивной журналистикой, как Маслаченко, братья Майоровы. И если бы не травма, из-за которой пришлось в 27 лет закончить карьеру, я скорее всего стал бы журналистом. Атак, то, что не доиграл, восполнил тренерской работой.

- Не возникало желания написать книгу или мемуары?

- Для того чтобы писать мемуары, нужно быть Блохиным, Буряком или Лобановским.

- В свое время Алексей Хомич прочил вам славу Василия Трофимова - лучшего правого крайнего нападающего 40-х годов.

- То, что не удалось раскрыть свой талант, целиком моя вина. Слишком рано ко мне пришла слава, а с ней и деньги. Жил один в общежитии, был предоставлен сам себе. Некому было уберечь меня от соблазнов, которые появились после того, как в 19 лет попал в сборную СССР. Это, считаю, и сыграло роковую роль.

- Может, надо было жениться?

- Может быть. Но в то время я не думал о женитьбе.

Со своей будущей женой Байдачный познакомился уже в Белоруссии, будучи игроком минского "Динамо". Валентина была дочкой первого секретаря могилевского обкома партии, но об этом Байдачный узнал только после того, как, схлопотав трехматчевую дисквалификацию, поехал на несколько дней к невесте в Могилев.

- Что же вы такого натворили?

- Мы играли в Ленинграде. При счете 1:0 в нашу пользу "Зенит" забивает ответный гол. Причем случилось это так: боковой судья поднимает флажок, наши защитники, естественно, останавливаются, а игрок "Зенита" на всякий случай отправляет мяч в сетку. И главный арбитр матча Беляев вдруг показывает на центр. Я его только вежливо спросил: "У вас совесть есть?" Он ответил, что есть, и показывает мне красную карточку. На заседании СТК мне дали три игры.

- И вы на крыльях любви помчались в Могилев?

- Да. Сначала думал поселиться в гостинице, но Валентина сразу потащила домой. Когда увидел особняк, напичканный охраной, едва не лишился дара речи. Спрашиваю: "Валя, куда мы попали?" И только тогда она сказала, кто ее папа. Будущая теща была категорически против нашего брака. Она представляла для своей дочери совсем другую партию. Все зависело от того, что скажет папа Валентины. Честно говоря, я с тревогой ждал встречи с ним. Но первый секретарь оказался нормальным мужиком. Сразу открыл бутылку коньяка и сказал: "Если любят, пусть женятся".

СЕВИДОВ ШЕСТЬ РАЗ ЗВАЛ ОБРАТНО

За шесть сезонов, проведенных в московском "Динамо", Байдачный так и не получил свой угол. Вернувшись с чемпионата Европы с серебряной медалью, попросил однокомнатную квартиру, на что было сказано: "Вот будешь играть так, как Яшин, тогда дадим". А теперь попробуйте представить сейчас вице-чемпиона Европы, живущего в общежитии.

- А в Минске и мне, и родителям сразу дали квартиры в одном доме, - говорит Байдачный. - Поэтому, наверное, я там и остался. Шесть раз в Минск приезжал Александр Севидов - звал обратно, но я не поехал.

- Кто в то время покровительствовал футболу в Белоруссии?

- Первый секретарь ЦК компартии республики Петр Миронович Машеров. Как же он любил футбол! После матча Машеров обычно отпускал шофера и шел домой пешком, обсуждая перипетии игры с болельщиками. Когда он трагически погиб, десятки тысяч людей пришли с ним проститься.

- Когда вы поняли, что сможете работать тренером?

- Когда отчислил 16 человек из могилевского "Днепра". В последнем туре мы проиграли в Риге "Даугаве" - 1:4. После матча футболисты набрали шампанского и прямо в автобусе начали веселиться. Со стороны можно было подумать, что команда выиграла золотые медали. Увидев это, я сказал: "Пока вы еще в доброй памяти, пожалуйста, кроме вот этих двух человек, ко мне по одному с заявлениями". В Могилеве все перепугались: "Где же мы столько звезд найдем?" Я поехал на Украину и привез оттуда 20 молодых ребят, закончивших службу в армейских командах. А через год "Днепр" вышел в первую лигу.

- На скамейке запасных вы ведете себя очень эмоционально. В жизни вы такой же?

- К сожалению, да. Порой под воздействием эмоций принимаю скоропалительные решения, о которых потом жалею.

- Например?

- Когда только принял "Днепр", то сгоряча поувольнял почти весь персонал. А потом у нас с тестем состоялся разговор, который я запомнил на всю жизнь. "Как ты считаешь, у меня много власти?" - спросил тесть. "Да, - говорю, - очень много". - "А как ты думаешь, я любого человека могу уволить?" - "Да, конечно". "Ты знаешь, - сказал тогда первый секретарь обкома и отец моей жены, - а я вот горжусь тем, что за 25 лет работы не уволил ни одного человека".

В СОЧИ БЫЛ НА ГРАНИ НЕРВНОГО СРЫВА

- У вас есть вредные привычки?

- Конечно. Например, повышаю голос, когда это совершенно не нужно. Только год назад бросил курить, хотя за матч мог опустошить две пачки. При всей команде затушил сигарету и сказал: "Теперь, кого увижу с сигаретой, - самый большой штраф".

- Во время работы в "Жемчужине" у вас резко ухудшилось здоровье. Можно сказать, что тот период был самым тяжелым в вашей жизни?

- Да. Это был период безысходности. Ты делаешь все, как и раньше, но ничего не получается. Я потерял сон в поисках ответа, почему это происходит. Тем временем со всех сторон шла постоянная травля. Сейчас вот смотрю, сколько человек пришло на похороны Собчака. А ведь этого талантливого и образованного человека просто загнали в могилу. Не хочу сравнивать себя с Собчаком, но я был примерно в такой же ситуации. У меня поднялось давление, болело сердце. Я вздрагивал от каждого шороха и был на грани нервного срыва.

НИКОГДА НЕ ПРОЩУ СЕБЕ, ЧТО НАГРУБИЛ ЯШИНУ

- Расскажите, при каких обстоятельствах вы покинули московское "Динамо" в 1974 году?

- Как нас раньше воспитывали? Ругали не за то, что нарушил режим, а за то, что попался. Не было золотой середины - только черное или белое. Для того чтобы стать знаменитым, нужно было или напиться и дать кому-то по физиономии, или сесть в тюрьму. А когда человек хорошо играл в футбол, о нем писали: "Да, он выглядел неплохо, но только потому, что соперник играл безобразно". В 1972 году наша сборная стала вице-чемпионом Европы, а из нас чуть ли не врагов народа сделали.

А теперь расскажу, почему со скандалом ушел из "Динамо". В тот момент уже был известен чемпион - киевское "Динамо" оторвалось слишком далеко, зато я шел лидером среди бомбардиров. И тут, видимо, кому-то понадобился показательный процесс: вот, мол, посмотрите, что вытворяет лучший снайпер чемпионата - напился в самолете!

А я не напивался. По дороге из Болгарии, где московское "Динамо" обыграло национальную сборную, в самолете выпили все. А я просто попался на глаза в аэропорту Яшину и Качалину. Первые их слова меня сразу вывели из себя: "Ну как можно играть, если вот этот еле на ногах держится". Это была неправда. Я спокойно стоял и разговаривал с девушкой, но, услышав про себя такое, не выдержал и послал их куда подальше. Теперь до конца жизни буду казнить себя за то, что нагрубил Льву Ивановичу. Нельзя этого было делать ни при каких обстоятельствах, потому что я никто по сравнению с Яшиным. А вечером играли сборная СССР-1 и сборная СССР-2. На этот матч я принес заявление об уходе из "Динамо". На следующий день должен был лететь со сборной в Швецию. Вместо этого меня отправили в воинскую часть на гауптвахту. А потом было открытое собрание команды, на котором Гершкович, Долматов, Пильгуй и другие игроки "Динамо" обвинили меня в зазнайстве и недостойном поведении, порочащем честь советского футболиста. Их высказывания были опубликованы в еженедельнике "Футбол-Хоккей".

- Не обиделись на тех, кто тогда выступил против вас?

- Нет. На моем месте мог быть кто угодно - и Гершкович, и Пильгуй, и Долматов. Игроки вынуждены были озвучивать мнение руководства. Ничего тут не поделаешь - такая у нас была страна. Хотя нашлись смелые люди - Жуков, Пудышев, Курненин, Маховиков, которые ничего на том собрании не сказали. Но их всех быстро отчислили из "Динамо". Не знаю, может, и были у меня элементы зазнайства, но в чем они могли проявляться - ума не приложу. Может, в том, что я хорошо знал английский язык?

Тогда если гнали человека, то до конца. Слава Богу, еще не написали, что я хотел остаться в Испании. Представляете, что это означало в 1974 году? Остаться в стране с фашистским режимом Франко, не имеющей дипломатических отношений с Советским Союзом! Это был бы кошмар. А на самом деле на банкете в Испании ко мне подошел президент "Спортинга" и просто спросил: "Хочешь играть у нас?" Такой вопрос задавали чуть ли не каждому советскому футболисту, бывавшему за рубежом, прекрасно зная, что русские все равно никуда не поедут.

И в то же время рад, что так все получилось. Не случись этого скандала, не уехал бы в Белоруссию и не встретил там свою будущую жену. Наверное, и травма, которую нанес мне Дасаев, была предначертана судьбой. Когда при очередной встрече Ринат снова и снова начинает извиняться, я ему говорю: "Брось. Если бы ты меня не сломал, может, я не стал бы тренером".

ДЛЯ НЫНЕШНИХ БАНДИТОВ НЕТ НИЧЕГО СВЯТОГО

- У Олега Долматова недавно исчезла жена, у Андрея Тихонова чуть не украли ребенка. Нет никаких гарантий, что подобное не случится с вами. Не возникает желания увезти семью подальше от этого ужаса?

- Я работал за границей в хороших условиях, но все равно нас тянет в Россию, в этот омут. Мы должны жить в этой стране хотя бы потому, что сами же и сделали ее такой, какая она сейчас есть. Скажу другое. Раньше ведь точно так же грабили и убивали на улицах, но с одной оговоркой: бандиты не трогали футболистов. Почитайте воспоминания Стрельцова - как относились к нему на "зоне" другие зеки. Его же там боготворили! А ведь вы прекрасно знаете, какой прием ждет насильника, когда он попадает в тюрьму. А для нынешних бандитов нет ничего святого. Вот что самое страшное.

- Сейчас многие футболисты на переговорах сразу выставляют жесткие условия: без квартиры, машины и подъемных к вам не пойду. Как быстро вы научились общаться с такой категорией игроков?

- До сих пор не научился. И страшно благодарен руководству новороссийского "Черноморца", которое избавило меня от этих забот. Я просто говорю, какой игрок мне нужен, а с ним уже разговаривают другие люди. В "Жемчужине" же все это ложилось на мои плечи. Игроки приходили ко мне за зарплатой, а я должен был просить деньги у руководства. Врагу такого не пожелаешь.

- Почему в начале 90-х вы уехали за границу?

- Это было вызвано тем бардаком, который творился в России в те годы. В какой-то момент страна перестала нуждаться в профессионалах, а их места заняли хваткие, необразованные люди, умеющие набить карман. Так всегда бывает в смутное время.

- Перед Новороссийском вас ведь тоже звали за границу?

- Меня приглашали турецкие "Трабзонспор" и "Бурсаспор". "Черноморец" перехватил в самый последний момент, когда я уже сидел на чемоданах.

ЗАВИДУЮ АДЖЕМУ

- Никогда не жалели, что у вас только один ребенок?

- Сейчас, конечно, жалею, что не завел еще одного или двух, но в молодости все мы эгоисты, хотим пожить для себя. Честно говоря, страшно завидую Аджему, у которого десятилетняя дочка.

- А вы могли бы взять ребенка из детдома, как это сделал несколько лет назад Валерий Газзаев?

- Мог бы. Мы с Валерой вообще во многом похожи: оба вспыльчивые, можем вскипеть, поссориться, но все равно остаемся друзьями.

- Давайте поговорим о вашем сыне, который сейчас играет в минском "Динамо". Вы направляли его на футбольный путь?

- Анатолию некуда было деваться - он вырос в семье, где вокруг был один футбол. "Корнель, давай", - так он кричал заходившему к нам в гости Курненину. А в выходной я привозил его на базу, где Толя гонял мяч с детьми других футболистов.

- Анатолий такой же по характеру, как и вы?

- Что вы! В отличие от меня он очень спокойный, уравновешенный человек. Горжусь, что у меня такой сын. И женой своей горжусь. Люблю ее так же, как двадцать лет назад.

- А каким вам видится будущее сына?

- Мне кажется, он будет неплохим тренером. Лучше, чем я.

- Вы не боитесь старости?

- Нет, не боюсь. По крайней мере сейчас не чувствую себя старым - как будто мне 20 лет. Наверное, так устроен человек: если бы мы каждый день чувствовали, что стареем, то рано или поздно вешались бы или выбрасывались из окна. Нет, старости не боюсь, хотя она уже где-то рядом.

Юрий БУТНЕВ