Газета Спорт-Экспресс № 291 (2190) от 20 декабря 1999 года, интернет-версия - Полоса 11, Материал 1

СНЕГОВИК, КОТОРЫЙ НЕ ТАЕТ
ДАЖЕ В 30-ГРАДУСНУЮ ЖАРУ

ЧТО ТАКОЕ "СЮИ-ЖЕНЬ"?

"Журналисту, чтобы его имя задержалось в памяти читателей, надо умереть не своей смертью. Как в довоенные времена Михаил Кольцов, как в наши - Дмитрий Холодов и Владислав Листьев. Или хотя бы стать основоположником жанра, как Вадим Синявский в спортивном радиовещании и Николай Озеров на спортивном телевидении".

Это строки из выходящей в свет книги "Пан или пропал", написанной замечательным журналистом Евгением Рубиным, который - приближаюсь к заданной теме - мог бы сегодня стать абсолютным рекордсменом московского декабрьского международного хоккейного турнира (освещал его еще в 1967 году!). Если бы 20 лет назад в силу разных причин и обстоятельств не эмигрировал в США.

Однако нет правил без исключений. И потому, мой уважаемый учитель, позволю с вами не согласиться. Об известинце Борисе Федосове читатели помнят до сих пор. И будут помнить. Ведь это именно он во второй половине 60-х "слепил" на газетной странице снеговика, и не простого, а такого, который, уверен, не растает еще долгие-долгие годы.

Нас с Федосовым разделяли 17 лет, но я, как и мои сверстники, мог лишь позавидовать его эмоциональному запалу, выдумке и изобретательности, его организаторским способностям. В свое время Федосов "без отрыва от производства" руководил - шутка ли сказать! - Федерацией футбола СССР, а еще до этого, в мае 71-го, как написали известинцы, "вопреки безразличию чиновников от спорта", был одним из главных инициаторов матча звезд мирового футбола, посвященного проводам Льва Яшина. Так же, как и потрясающего праздника на "Динамо" в честь 60-летия величайшего вратаря уходящего века. Между прочим, Федосов тоже был голкипером - сначала дублирующего состава московского "Торпедо", а затем - по существу, до последнего дня - редакционной команды своей любимой газеты.

Впрочем, человеку, родившемуся в подмосковном Воскресенске, да еще с таким же именем и отчеством, как у легендарного капитана непобедимой советской сборной 60-х Майорова - Борис Александрович, как говорится, сам Бог велел оставить свой след прежде всего в хоккее. И, признаться, я не удивился, когда он однажды по секрету поведал мне о своей новой задумке - сделать талисманом известинского хоккейного турнира добродушного снеговика с длинным носом-морковкой и улыбкой до ушей, точь-в-точь как в наших дворах. Только на коньках, в шлеме и с огромной Вратарской клюшкой в руках.

Такая идея могла прийти в голову взрослому человеку, в котором еще живет ребенок. Ребенок, способный не только считать голы, очки, секунды, но и, восхищаясь романтикой игры, переживать ту же гамму чувств, что и непосредственные участники ледовых сражений.

Я поражался федосовскому воображению. Благодаря своим уникальным деловым качествам - в этом плане популярный журналист мог дать фору многим нашим сегодняшним бизнесменам, сетующим на сложности бытия, - он сумел заменить набившие оскомину дежурные металлические кубки на по-настоящему памятные призы, каждый из которых являл собой произведение искусства, будь то тульский самовар, лебедь из Гусь-Хрустального, фарфоровые статуэтки и сервизы из Ликино-Дулева, ларцы из Хохломы или вазы из богемского стекла.

Помнится, чехословацкое объединение "Стеклоэкспорт" вручило приз лучшему нападающему турнира Борису Михайлову. Каково же было разочарование нашего капитана, когда он, вернувшись из душа, обнаружил, что его награда расколота пополам - видимо, кто-то из партнеров, проходя мимо, нечаянно задел приз клюшкой. "Не расстраивайся, тезка: по такому случаю друзья в считанные дни копию изготовят и пришлют - поверь, не хуже оригинала будет", - успокаивал Михайлова Федосов. И действительно, вскоре награда во второй раз нашла героя.

В ходе турниров подобного ранга, какой бы тщательной ни была подготовка, проблемы, большие и малые, возникают на ровном месте. Федосов, похоже, не имел своего места на трибуне. Да и зачем оно человеку, постоянно находившемуся в движении: то ли около хоккейной коробки, то ли под трибунами, то ли в пресс-центре, где он прекрасно проводил пресс-конференции с участием Тарасова и Чернышева, Халла и Костки, Бубника и Стремберга, Бауэра и Кромма, Кулагина и Тихонова, Юрзинова и Дмитриева... И никто из них, несмотря на позднее время и усталость, независимо от результата, не покидал журналистскую аудиторию прежде, чем был задан последний волнующий журналистов вопрос.

А наутро, купив свежий номер "Известий" или во второй половине дня его вечерний выпуск, я, проводивший в Лужниках львиную долю рабочего времени и лично знавший многих игроков разных стран, открывал для себя в репортаже Федосова столько оперативной и увлекательной информации, сколько у иного репортера нельзя было найти и в десяти публикациях.

Кстати, эти материалы Федосов нередко подписывал - "Снеговик". Но никто из советских коллег, даже близких друзей, по-моему, не смел так его величать. Зато иностранцы, давние приятели известинца, располагавшего к себе с первой минуты знакомства, для удобства позволяли: канадцы и американцы - "Сноумэн", шведы - "Снегуббе", чехи и словаки - "Снегуляк", финны - "Ломиукко", японцы - "Юки Дарума"...

- А ты знаешь, что такое "Сюи-Жень"? - спросил меня однажды Федосов за чашкой чая и, увидев мое растерянное лицо, тут же не без гордости объяснил: - Это по-китайски "Снеговик".

Дело было в октябре 1989-го. Федосов только что вернулся из Китая, как впоследствии выяснилось - из последней своей зарубежной командировки, в которой не смог уберечься от какого-то редкого вируса. Выглядел он и чувствовал себя хуже, чем обычно, но, как и прежде, всецело был занят хлопотами, связанными с подготовкой своего любимого известинского турнира - 23-го по счету.

58-летний Федосов не дожил до его открытия 46 дней, и, вероятно, поэтому в день открытия соревнований 16 декабря 1989 года Снеговик, расположившийся в центре ледовой арены, по-моему, не улыбался, как прежде. А может быть, мне так показалось из ложи прессы?

ВЕЛИКИЕ ТРЕНЕРЫ ТОЖЕ ОШИБАЮТСЯ

Между тем популярность Снеговика росла в народе с каждым годом. Не случайно о нем так же, как и о Чебурашке, стали придумывать различные смешные истории и анекдоты. Да и не только о Снеговике, но и о тех людях, которые имели к нему самое непосредственное отношение.

Итак, представьте себе: вторая половина 60-х годов, когда "хрущевская оттепель" осталась далеко позади. По вечерней Москве движется переполненный троллейбус, и вдруг из толпы, обосновавшейся на передней площадке, раздается зычный мужской голос: "Ну Брежнев и дурак!" В салоне моментально воцаряется тревожная тишина - сказать так о генсеке при свидетелях равносильно самоубийству. А нарушает ее юноша студенческого возраста, расположившийся у задней двери и готовящийся к выходу. "А Рагулин лучше, что ли?!" - восклицает он, и троллейбус дружно и облегченно вздыхает. Теперь-то все понимают, что это болельщики, разочарованные игрой советской сборной на очередном московском международном турнире, столь нелестно отозвались о двух наших защитниках-гигантах.

В умении припечатать соперника к борту Владимир Брежнев вряд ли уступал Александру Рагулину. Закончив свою хоккейную карьеру, однофамилец нашего партийного вождя стал работать в знаменитой хоккейной школе ЦСКА. Кстати, тренерам в этой школе от Анатолия Тарасова доставалось отнюдь не меньше, чем известным всему миру игрокам. Помнится, как-то раз сидим мы - Брежнев, Харламов и автор этих строк - после окончания известинского турнира в ресторане Дома кино на Васильевской, и бывший партнер Валерия по команде рассказывает нам удивительную историю. Оказывается, на одном из собраний Тарасов "всыпал" тренерам школы, среди которых был и Брежнев, что называется, по первое число. И в качестве самого яркого примера их непродуктивной работы привел - кого бы вы думали? - Валерия Харламова, в ту пору игрока третьей тройки молодежной команды ЦСКА: "Кого вы нам в команду мастеров даете - таких коньков-горбунков, как Харламов?! На кой черт они нам нужны! Вот Смолин - другое дело"...

Вскоре в составе армейцев появился статный и видный нападающий Смолин, а Харламов и защитник Александр Гусев были откомандированы в чебаркульскую "Звезду", откуда назад в Москву почти никто не возвращался. Однако помощник Тарасова Борис Кулагин не поленился и слетал на Урал, а по возвращении настоял на том, чтобы и Харламова, и Гусева вернули - только уже в команду мастеров ЦСКА. "Но вот куда этого Харламова ставить?" - ломал голову Тарасов. А тут, как специально, во время турне армейцев по Японии у опытнейшего Вениамина Александрова произошел конфликт со старшим тренером - не мог ветеран найти общего языка с Владимиром Петровым и Борисом Михайловым и сказал об этом тренеру, который понять Александрова не захотел. И тогда, в принципе ничем не рискуя, Тарасов поставил к ним Харламова. "Анатолию Владимировичу не нужно было учить нас взаимодействию в тройке - мы словно были созданы друг для друга и потому заиграли с листа, без притирки", - признался мне много лет спустя Валерий Харламов.

Первыми силу новоиспеченного звена испытали на себе канадцы в матче московского турнира-68 против сборной СССР-2. 40 секунд потребовалось Харламову, чтобы распечатать ворота соперника. Это была первая, но не последняя шайба Валерия в матче. А кроме него на глазах у 15 тысяч зрителей (часть из них, нарушая противопожарную безопасность, сидела на ступеньках между рядами) отличились партнеры по тройке - Михайлов и Петров. Общими усилиями они вырвали победу у заокеанских гостей со счетом 4:3.

- Я восхищен игрой вашего 17-го номера, - признался мне после матча старший тренер сборной родоначальников хоккея Джек Маклеод.

С тех пор Харламов 12 раз выходил на лед Дворца спорта в известинских турнирах. Когда он открыл счет своим голам, вам уже известно, а свою последнюю, 40-ю, шайбу в присутствии Снеговика Харламов забросил в декабре 1979 года. Итак, 40 голов в 67 матчах. Этот результат остается непревзойденным по сей день.

21 декабря 83-го, через два года после гибели выдающегося хоккеиста, Сергей Макаров стал первым обладателем приза имени Харламова, который теперь традиционно вручают самому результативному игроку состязания по системе "гол плюс пас".

Такова вкратце история о подававшем огромные надежды Смолине и абсолютно бесперспективном Харламове. Что ж, великие хоккейные пророки тоже имеют право на ошибку.

КАК ПСИХОЛОГ С ТРЕТЬЯКОМ РАБОТАЛ

Если приз лучшему нападающему назван именем Харламова, то вратарю номер один на известинских турнирах неизменно доставалась золотая клюшка Владислава Третьяка, которого чаще других признавали самым надежным голкипером турнира. Любопытно, что в первый раз Третьяк вышел на лед Лужников в форме сборной СССР именно на "Призе "Известий" в 1969 году, а спустя 15 лет там же, в Лужниках, он провел прощальный матч - тогда кроме Третьяка из большого хоккея провожали еще Александра Мальцева и Валерия Васильева.

После окончания встречи сборных СССР и Европы, помню, спросил у Третьяка:

- Какой матч из сыгранных вами на известинских турнирах запомнился больше всего?

Признаюсь, был готов к любому ответу, но только не к тому, который услышал:

- Декабрьский 77-го года с чехословацкой командой, в котором мы уступили 3:8.

- Как же вы умудрились пропустить восемь шайб? Это же невероятно!

И тогда Третьяк поведал мне о том, как Виктор Тихонов накануне матча с чехословацкой сборной в виде эксперимента пригласил в нашу команду психолога.

- Практически весь вечер психолог провел в моей комнате, - вспоминал Третьяк. - Много рассказывал интересного, задавая вопросы, на которые я откровенно отвечал. Словно на исповеди в церкви.

На следующий день во время предматчевой разминки - примерно минут за 40 до первого вбрасывания - чувствовал себя великолепно: почти никто из партнеров не мог забросить шайбу в мои ворота даже с двух-трех метров. Ну, думаю, сегодня и Глинка, и Мартинец, и Новы, и Поузар, и Эберман, и Штястны уйдут с площадки несолоно хлебавши.

Но вот незадача: стоило мне пропустить одну шайбу, как едва ли не каждый последующий бросок соперников завершался взятием ворот. В итоге сборной Чехословакии, приехавшей в Москву в ранге чемпиона мира, была вручена гжельская фарфоровая ваза - главный приз турнира.

Правда, на следующий год нам удалось сотворить маленькое чудо: за 10 минут до финальной сирены сборная СССР уступала чехословацким хоккеистам - 0:3, и все же после бросков Макарова, Васильева и Михайлова к финальной сирене счет стал 3:3, что позволило нам получить 40-литровый тульский самовар, расписанный липецкими мастерами.

Только психолог к этому уже никакого отношения не имел, ибо Виктор Тихонов навсегда распрощался с ним сразу же после окончания того злополучного матча с нашими извечными соперниками, матча, который я запомнил на всю жизнь.

ПИВО "БАЛТИКА" ПОЛЕЗНО ВСЕМ
УЧАСТНИКАМ ТУРНИРА. ДАЖЕ СНЕГОВИКУ

Не знаю, кто как, но советские журналисты чувствовали себя на "малом чемпионате мира", как окрестили декабрьский турнир в Москве гораздо увереннее, чем на "большом", проводимом обычно за рубежом. Не надо было брать с собой традиционный набор, которым пользовались, кстати, и артисты, выезжавшие на гастроли за границу. Примадонна Алла Пугачева недавно перечислила по телевидению все, что в него входило: кипятильник, чай, бульонные кубики, тушенка, черный хлеб, две баночки черной икры, не превышающие в общей сложности 112 граммов, и две бутылки водки, по 0,5 л каждая.

Правда, у нас, журналистов, регулярно (и нередко на свои деньги) отправлявшихся на мировые чемпионаты, с каждым годом становилось все больше друзей из Швеции и Финляндии, Канады и Америки, Чехословакии и Швейцарии, так что водки для "укрепления дружбы" явно не хватало. Купить же ее в магазине или - того хуже - в пресс-центре не позволяли, мягко говоря, ограниченные финансовые возможности.

Впрочем, однажды в преддверии венского мирового чемпионата 1977 года я был свидетелем, как матерый фоторепортер Владислав Киврин при проходе таможенного контроля установил достижение, достойное Книги рекордов Гиннесса. Его огромный хоккейный баул издавал такой перезвон, как колокола Троице-Сергиевой Лавры. "Сколько спиртного везете?" - естественно, поинтересовался таможенник. "До фига!" честно, как юный пионер, признался Киврин. Таможенник, видимо, доселе никогда не сталкивавшийся с подобным откровением, открыл рот и неожиданно для самого себя выпалил: "Ну, тогда проходите..."

Зато в Москве никому из нас не нужно было идти на риск (шутки шутками, а при превышении нормы ты вполне мог стать невыездным на ближайшие несколько лет) - в пресс-баре "Лужников", работавшем чуть ли не до утра, на наши родные "деревянные" можно было перед матчем как следует перекусить, а после передачи репортажа посидеть в тесной компании коллег и друзей за рюмкой армянского коньяка или за кружкой пива.

- Опаздывал я как-то раз на представление в Днепропетровск, - загадочно начал тост Игорь Кио, страстный поклонник хоккея. - Выжимаю из "Волги" больше того, на что она способна: за 150 - это точно. И вдруг за Харьковом меня тормозит сотрудник ГАИ: "Ваши документы?" С виноватым видом протягиваю права. Блюститель порядка внимательно изучает их, а затем спрашивает: "Кио?" - "Кио", отвечаю. - "Японец?" "Японец", - соглашаюсь. Милиционер берет под козырек: "Проезжайте. Не имею права задерживать". Так выпьем же за мою дипломатическую неприкосновенность!

Что там говорить, Игорь Кио - великий маг. Но даже он был не в состоянии для вдохновения журналистов сделать пиво бесплатным. А вот Таймуразу Боллоеву, генеральному директору пивоваренной компании "Балтика" - титульного спонсора нынешнего турнира, это оказалось под силу. И в минувшие после старта дни у нас был повод поднять наполненные до краев пивные бокалы и осушить их до дна в честь побед команды Александра Якушева над канадцами и финнами, а также ничьей с чемпионами мира - чехами. Если же сборная России вообще выиграет соревнования, снова вызвавшие колоссальный интерес среди болельщиков, то даже Снеговик, говорят, побалуется холодным пивком, весьма приятным на вкус. Увы, погорячее в отличие от нас ему доктор категорически запретил.

Леонид ТРАХТЕНБЕРГ