Газета Спорт-Экспресс от 13 февраля 1997 года, интернет-версия - Полоса 6, Материал 2

ВЛАДИМИР ВОРОБЬЕВ - ПО ПРОЗВИЩУ "ЯСТРЕБ"

Судьба играет человеком. Не сыграй она злую шутку с Алексеем Ковалевым, хоккеистом команды "Нью-Йорк Рейнджерс", кто знает, сколько бы еще месяцев, а может, и лет, провел бы в заштатном клубе маленького городишка Бинхэмптона его коллега Владимир Воробьев. Но нелепая травма колена вывела любимца нью-йоркской публики из строя до осени, и на его месте оказался Воробьев.

Вызвав Воробьева из дочерней команды, тренеры "Рейнджерс" не распростерли перед ним свои объятия. Они на этого парня всерьез и не рассчитывали. Случись такая беда, как с Ковалевым, с игроком другого - третьего или четвертого - звена, может, и обошлись бы: стали бы подменять его по очереди остальными правыми крайними. Но выбыл форвард из тройки Марка Мессье, ударной, ее нельзя превращать в проходной двор.

Воробьева поставили в нее временно - пока не подберут кого-нибудь по достойнее. Потеря Ковалева вызвала в городской прессе состояние, близкое к паническому: надо срочно искать вместо него надежного игрока. Руководство "Рейнджерс" было того же мнения. Обсуждались кандидатуры Рика Токкета из "Бостон Брюинз", Джеффа Куртнолла из "Сент-Луис Блюз", Александра Могильного из "Ванкувер Кэнакс" - всех, кого могут уступить другие клубы. Тренер Колин Кэмпбелл в отчаянии звонил в Канаду Стиву Лармеру, который раньше играл в "Рейнджерс", но два года назад расстался с хоккеем.

Теперь, когда Воробьев провел в "Рейнджерс" 11 матчей, забросил в них 5 шайб и 5 раз был ассистентом забивших, паника улеглась. Место на правом краю звена, где в центре сам Мессье, а на левом фланге его соратник еще по "Эдмонтон Ойлерз" эпохи расцвета этого клуба Адам Грэйвз, не закреплено пока за новичком окончательно: в таких случаях обязательна проверка временем. Но лихорадочность в поисках человека со стороны для замещения этой должности исчезла: как будет дальше, неизвестно, но на первых порах Воробьев с работой справляется.

Так рассуждают тренеры, а публика его уже признала, хотя Ковалев, которого она обожает, и Воробьев - антиподы. Первый, не успев ничего еще совершить в нью-йоркской команде, только благодаря удивительной яркости манеры игры, абсолютной непохожести ни на кого другого, презрению к стандартным ходам был в 18 лет приобщен болельщиками к лику звезд. Стиль Воробьева скромен. Он и держит шайбу, сколько надо, и пасует тому, кому следует, и бросает, если подвернулась возможность, точно и сильно, но не сыпятся при этом искры из-под его коньков, не обводит он, разогнавшись, противников, не дает партнеру пас через собственную спину, если может сделать это просто.

Они и появились по-разному: Ковалев - в 18 лет, Воробьев - в 24, первый - как комета, в сопровождении газетного грома и авансов, которые сразу выдали ему тренеры, второй - как дублер, от которого ничего и не требуется, кроме того, чтобы, оказавшись на сцене, не сбиться, когда надо произнести: "Кушать подано".

Но трибуны Воробьева уже знают. Мы с ним задержались после тренировки "Рейнджерс" в "Мэдисон Сквер Гарден" часа на полтора. Когда он показался у служебного выхода, остальные игроки давно разошлись. А толпа ждала, увидев его, ринулась с протянутыми фломастерами, и ему пришлось долго ставить автографы на майках и картузиках с эмблемой "Рейнджерс", в буклетах, где есть портреты всех, кто играл в нью-йоркской команде со дня ее рождения, кроме, кажется, снимка самого Воробьева.

Нет, она, публика, не дура. Она не забывает, что при всем своем обаянии Ковалев заработал в 45 матчах, которые сыграл в этом сезоне. 35 баллов за результативность, а Воробьев - уже 10.

Однако эти цифры не для скоропалительных выводов: могли сказаться и везение и душевный подъем, понятный у человека, вдруг оказавшегося на площадке рядом с легендарными Уэйном Гретцки и Марком Мессье (после своего первого матча в такой компании Владимир заметил: "Если бы шесть лет назад дома, в Череповце, я сказал ребятам, что буду когда-нибудь играть вместе с Мессье и Грэйвзом, меня бы засмеяли"). И то, и другое преходяще: везение - дело случая, сотрудничество с великими превращается в будни. Гороскоп спортсмена вернее строить, исходя из таких факторов, как его одаренность и мастерство.

Пока Воробьев переодевался после тренировки, я ожидал его за кулисами "Мэдисон Сквер Гарден", выискивая в толпе кого-нибудь, кто мог бы оценить именно эти качества рейнджеровского новичка. И выбрал из многих знатоков, на мой взгляд, авторитетнейшего. Его зовут Джон Дэвидсон. На рубеже 70-х и 80-х годов он был вратарем "Рейнджерс", одним из лучших в истории этого клуба, а сойдя, много лет комментирует по телевидению матчи своей бывшей команды. Вот что он мне сказал:

- У Воробьева хорошие руки и крепкие ноги. "Рейнджерс" наших дней - команда, которой явно недостает быстроты и мощи. Такой игрок, как он, - обладающий высокой скоростью, ростом за метр девяносто и весом 90 кг - команде очень нужен. Есть у него и еще одно достоинство: он бежит с шайбой так же быстро, как без нее.

-А какие слабости вы у него заметили?

- Ему надо научиться пробиваться у бортов. Он ведь край.

-Ну а в целом, думаете, это хоккеист для НХЛ?

- Думаю, да.

-Что-то не слышу большой уверенности в ваших словах...

- Так ведь он же всего несколько матчей сыграл.

-А мог бы больше. В "Рейнджерс" и при Ковалеве вакансии были: команда играет двумя с половиной тройками. Почему раньше Воробьева не призвали?

- Потому что он только летом в Америку приехал. Надо, чтобы человек освоился, научился хоть чуть-чуть язык понимать... Между прочим, в "Рейнджерс" ему уже успели дать прозвище - Хок.

Хок (Hawk) означает в переводе с английского "ястреб". Меткая кличка: он движется по льду, словно крупная хищная птица - быстро и плавно, распластавшись в полете, как конькобежец. И вылетает на передачу в нужный момент, будто из засады. Не знаю, известно ли изобретателям прозвища, что означает по-английски слово, легшее в основу фамилии Воробьева. На всякий случай я не стал просвещать на сей счет Дэвидсона.

Нынешний сезон - первый американский у 24-летнего Воробьева. Не очень типичная ситуация для выходца из российского хоккея. Лишь те, кто открывал когда-то путь через океан, были вполне взрослыми людьми: появиться раньше они не могли. В последние же годы сюда едет в основном зеленая молодежь, которая обосновывается в младших лигах и ждет не дождется, когда пригласят в НХЛ.

-А вы почему припозднились? - спросил я у Владимира. - Не звали раньше?

- Звали. "Рейнджерс" выбрал меня в десятом круге драфта 1992 года - еще до того, как я попал в московское "Динамо". В то время я играл в своем родном Череповце, в местном "Металлурге".

-Так что же вас удерживало там, а потом в Москве почти четыре года?

- Считал, что не готов, что надо еще поиграть в России. Да меня ничто и не гнало: чемпионат у нас был интересный, тренеры в клубе хорошие, друзей в "Динамо" много, в сборную страны входил.

-Это было ваше собственное решение - повременить с отъездом, или с кем-то советовались?

- Мое собственное. Хотя с тренерами "Динамо" я на эту тему говорил. Но мне отвечали: решать тебе и только тебе. Если уверен, что готов - езжай. Я не был уверен. До этого года.

Уже позже, сопоставив поведение Воробьева на льду и его слова о выборе момента начала новой жизни, я ощутил явную связь между тем и другим: и слова, и манера игры выдают в нем основательного человека, умеющего не поддаваться первому импульсу, а обдумывать свои шаги - на льду ли, в жизни ли. Он и разговор так ведет: неспешно и не бросаясь словами. Когда я передал ему свой диалог с Дэвидсоном, он пропустил мимо ушей все то, за что удостоился похвалы. Только и сказал: "Он прав, у бортов у меня слабо получается. Я над этим каждый день работаю".

И еще я подумал: возможно, что если бы и другие так не торопились с открытием Америки, было бы им легче оседать в НХЛ, а осев, скорее бы достигали они в этой лиге заметного положения.

-Каким было ваше первое впечатление от Американской лиги, в которой играет команда Бинхэмптона? Разница с высшей российской лигой есть? Какая вас больше нравится?

- Наша. Самая, мне кажется, главная разница вот какая. Если в команде Бинхэмптона двое выходят на ворота против одного, тот, у кого шайба, никогда партнеру ее не отдаст, обязательно сам бросать будет. Это - по игре. А по жизни здесь то лучше, что нет постоянного надзора. Как ты готовишь себя к матчам, никого не касается. Единственное требование, чтобы был готов.

-Освоились в новых условиях без особых проблем?

- Вроде бы. В 37 матчах забросил 17 шайб и 19 очков набрал за передачи.

-Вызов в Нью-Йорк вас удивил?

- Нет. Если ты честно и не жалея сил трудишься, это должно окупиться.

-А когда с Мессье в тройку поставили, волновались?

- Конечно.

За неполный месяц пребывания в "Рейнджерс" Воробьеву довелось поиграть сразу с двумя гигантами - с Мессье в центре и Гретцки на левом краю. Убедившись, что новичок - парень не промах, тренер выпускал на лед эту тройку в минуты, когда противник оставался в меньшинстве и "Рейнджерс" надо было сквитывать счет. И тройка свое дело делала.

-Не робели в эти минуты? Не боялись шагнуть не в ногу с генералами?

- Нет, этого не было.

-И не командовали они вами?

- Мессье может крикнуть: "Беги за шайбой" или наоборот: "Стой на месте, я сбегаю". Но это не приказ, в игре такой разговор - дело обычное. На площадке полезно переговариваться.

-Но с вашим английским можно и не понять партнера...

- Все, что касается игры, сразу понимаешь. Вот вы видели, как сегодня Кэмпбелл, когда тренировка окончилась, со мной беседовал, а потом подозвал Сашу Карповцева - переводить. Но я и без него все понял. Он мне толковал, как действовать, когда я выигрываю шайбу в борьбе у борта в своей зоне. "Ты, - говорит, - сразу ищешь глазами Марка, хочешь ему пас дать. Не ищи. Выбрось шайбу из зоны, а потом думай, что дальше делать".

Я видел, как, слушая тренера, Владимир согласно кивал головой. Конечно же, он постарается в точности выполнять его наставления. В этом, кстати, еще одна разница между ним и Ковалевым: тот не мог заставить себя швырять шайбу куда попало, и за это ему постоянно доставалось.

Все голы, которые забил Воробьев, я видел. Сделав свое дело, он не устраивает диких плясок, не потрясает кулаком, согнув руку в локте. Он принимает поздравления партнеров с нескрываемым удовольствием, но спокойно. А когда шайбу забрасывает партнер, то, как все, подъезжает к нему и похлопывает перчаткой по шлему или по плечу. Мессье в том числе. И Гретцки бы похлопал, да тот в его присутствии не забивал.

Я спросил Воробьева, есть ли разница между тем, как играют и как живут хоккеисты в Американской лиге и НХЛ.

- Большая. В НХЛ игра несравненно быстрее. А быт в НХЛ устроен так, чтобы у человека не было никаких житейских забот. Играй - а обо всем прочем за тебя подумают. И все предусмотрено, каждая мелочь.

Отыскивая Воробьева, я установил, что поселили его в роскошном отеле "Шератон", от которого он на машине добирается до тренировочного катка "Рейнджерс" за 15 минут. В день нашей встречи тренировка была необычная - открытая, на которую продавались билеты (по 8 долларов) и пришло тысячи 4 - 5 зрителей. Длилась она с 11.30 до 12 дня. Такое занятие по российской хоккейной терминологии называется "раскатка": вечером, в 7.30, предстоял матч. На эти несколько часов каждому хоккеисту был предоставлен номер в отеле "Пенсильвания" - через дорогу от "Мэдисон Сквер Гарден". В ресторане отеля игроков ждет обед. Остальное время - твое: спи, гуляй, смотри телевизор. Гретцки, явившийся с двумя маленькими дочками, кликнул телохранителей и уехал домой.

-Вам нравится такая жизнь? - спросил я у Владимира.

- Конечно.

-А уверены, что не отошлют обратно в Бинхэмптон?

- Не уверен. Чтобы снимал квартиру в Нью-Йорке, не сказали.

-Не беспокоит незнание языка?

- Если оставят, то, как Саша Карповцев мне сказал, дадут учителя. Да я и сам учусь. Овладею. Карповцев рассказывал, что Сергей Немчинов два года бился - ничего не получалось. А потом пошло.

-Подтверждаю. Теперь даже интервью по телевизору дает на английском. У вас здесь семья?

- Никого. Один.

-Собираетесь родителей выписать?

- Что вы! Они у меня из российской глубинки, простые люди. Им в Америке не прижиться.

-Но ведь одиночество похуже незнания английского...

- Буду жить - и окружение появится. Меня за эти дни Карповцев уже два раза на Брайтон Бич свозил. Накупил там русской прессы, видеокассет. Мне Брайтон понравился.

Прежде чем распрощаться, я выяснил, что раньше Володе не приходилось давать обширных интервью журналистам. Мне же довелось когда-то брать у хоккеиста первое в его жизни интервью. Было это 35 или 36 лет назад. Моему собеседнику было 18 и он учился в специальной математической московской школе. Звали того молодого человека Владимир Шадрин.

Я рассказал об этом Воробьеву. И добавил: "Может, у меня легкая рука на молодых?". Он вежливо улыбнулся в ответ.

Я надеялся подбодрить его таким образом. Не уверен, что мне это удалось: человек трезво мыслящий, себе он верит наверняка, а в приметы - вряд ли.

Евгений РУБИН

собственный корреспондент "СЭ" по Северной Америке.