Газета Спорт-Экспресс от 19 декабря 1996 года, интернет-версия - Полоса 16, Материал 1

ХАРЛАМОВ

ЧЕЛОВЕК, КОТОРОГО МОГ ЗАЩИТИТЬ ТОЛЬКО ХОККЕЙ

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

После его смерти я несколько лет не ходил на хоккей. Потом - человек слаб - снова стал ходить. И даже сезон отработал пресс-атташе в хоккейной сборной Союза конца 80-х годов.

Но странное вроде бы ничем не объяснимое чувство вины перед ним не только не ослабевает, а, пожалуй, со временем становится все острее. Особенно в те минуты, когда оказываюсь в Архангельском. Неважно где - в парке ли, в сауне на цээсковской базе или в бильярдной... Там, на базе, меня всегда тянет на третий этаж, в комнату, где жил на сборах Валерий. Но с тех пор я ни разу не поднимался выше второго.

Валерий Харламов был старше меня всего на 6 дней.

И нет ведь моей вины в том, что я пережил его уже на 15 с половиной лет.

И тем не менее...

МНЕ РАССКАЗЫВАЛИ О НЕМ

"Я очень в детстве мороженое любила и свою порцию мигом съедала. А брат нарочно медленно ел, чтобы меня подразнить. А потом всегда половину мне отдавал..." - это - Татьяна Харламова, старшая сестра Валерия.

"На собрании тренеров клуба ЦСКА в середине 60-х годов Тарасов воскликнул: "Кого вы нам даете? Таких коньков-горбунков, как Харламов?!" И отправил Валерия, бесперспективного, на его взгляд, игрока третьей тройки молодежной армейской команды, в Чебаркуль, в никому не известную уральскую "Звезду", - вспоминает Владимир Брежнев, бывший тренер хоккейной школы ЦСКА.

"Представьте себе такую картину: открытый каток, а вокруг вековые сосны и деревянные домишки. Мороз - за 30, ветер, пронизывающий до костей. Минут 25 потренируемся и - в избушку греться. Через 10 минут командую: "На лед!" Солдат Харламов был единственным, кто не покидал этот лед в течение всей тренировки. После ее окончания все хоккеисты, большинство из которых были коренными уральцами, отталкивая друг друга, спешили в раздевалку, чтобы поскорее снять коньки, выпить глоток крепкого свежезаваренного чая и ополоснуться под горячим душем. А москвич Харламов оставался на площадке и вел бой с невидимыми соперниками до тех пор, пока рассерженный водитель автобуса не нажимал на клаксон. Нет, он ни разу не опоздал к отъезду, но коньки с ног, которых уже наверняка не чувствовал, с трудом стягивал только в автобусе", - свидетельствует Владимир Альфер, бывший старший тренер команды "Звезда" (Чебаркуль).

"Обычно вратари долго помнят свои пропущенные шайбы. Я же на всю жизнь запомнил чужую - 17 сентября 1974 года, Квебек, матч со сборной ВХА... Прежде, чем уложить вратаря в один угол, а шайбу - в другой, Валерий проскочил между двумя огромными защитниками, которые, казалось, сомнут его в лепешку. В этом маневре и был весь Харламов. Он решился на смертельный номер, на который никто, кроме него, не отважился бы.

Однако я благодарен Валерию не только за те шайбы, которые он забрасывал в ворота соперника. Я не могу не быть благодарным ему за то, что стал таким вратарем, каким стал. Не ему, понятно, одному - многим большим форвардам, с которыми тренировался в клубе и сборной. Но без тренировок с Харламовым, без тех огорчений, которые доставил он мне лично, забив бесчисленное количество голов на тренировках и разминках перед играми, вряд ли устоял бы я в единоборстве с сильнейшими хоккеистами мира. Теперь мне кажется, что мы пришли с Харламовым в хоккей, в ЦСКА, в сборную почти одновременно. Но он был старше меня и выдвинулся раньше. В спорте даже один сезон - срок очень большой. Сезон, бывает, соединяет людей и разъединяет, случается, бесповоротно. Мы с Харламовым были знакомы, но друзьями так и не стали. Уж очень мы с ним разные. Он считал меня слишком серьезным и основательным, что ли. И, вероятно, потому чаще всего со мной говорил о будущем: что будет с нами потом, после расставания с хоккеем", - говорит Владислав Третьяк, бывший вратарь ЦСКА и сборной СССР.

"Харламов как-то признался в одном интервью, что свой самый важный гол в жизни забил в ворота "Крыльев Советов" глубокой осенью 1976 года. Это был его первый матч после майской автокатастрофы и долгого-долгого лечения. Тогда никто - и я в том числе - не верил, что он вернется на лед. Но он все-таки вернулся! В первой же смене Михайлов, Петров и Харламов выкатились к нашим воротам. В конце концов шайба оказалась у Харламова. Я весил в полтора раза больше, чем он, и, находясь рядом, хотел припечатать его к борту, но вместо этого почему-то дал ему возможность сделать вираж за воротами и послать шайбу в ближний угол.

Я допустил непростительный для опытного защитника промах в принципиальном матче и с ужасом поехал на смену к нашей скамейке. Каково же было мое удивление, когда партнеры и тренеры стали похлопывать меня по плечу: дескать, молодец, ты все правильно сделал. А потом и игроки, и зрители, и судьи стоя аплодировали 28-летнему человеку, который с этой минуты заново, с нуля, начал свою жизнь в хоккее.

Нет, в тот момент уже не с нуля..." - Сергей Глухов, бывший защитник "Крыльев Советов".

"Черт возьми, как же я мог пропустить эту шайбу? Нет, я ничего не пропускал - ее вообще не было в воротах. Это ошибся судья, у которого, видно, начались галлюцинации, и он без повода зажег красный фонарь за моей спиной. Недаром, когда я погрозил ему клюшкой, он даже не обиделся...

Я был уверен в собственной правоте на сто процентов до тех пор, пока в раздевалке ребята не объяснили мне, что русский метров с 7 бросил без замаха, но с такой силой, что шайба мгновенно выскочила из ворот в поле. А счет ведь был 2:1 в нашу пользу, и до конца игры оставалось лишь 4 минуты. 4 минуты отделяли нас от звания чемпионов мира. Но, столкнувшись с мастером, так запросто перечеркнувшим все наши усилия и надежды, мы сломались, сникли и упустили свой шанс. В тот майский вечер в Праге я был зол на весь мир и особенно на 17-го номера русских. А теперь, спустя много лет, горжусь, что в мои ворота забивал великий Харламов", - Бушар, вратарь сборной Канады-78.

"Я был, наверное, первым из товарищей Валерия, кто в то ужасное утро 27 августа 1981 года приехал на место аварии - 73-й километр Ленинградского шоссе. Нет, не приехал, примчался, будто можно было еще что-то изменить. Изменить, как понял я и как показала экспертиза, пытался сам Валерий. Он хотел вывернуть непослушный руль, находившийся в руках жены. Значит, в этот момент - поверьте мне, профессиональному шоферу, - он не растерялся и не думал о себе. Валерий до последнего мгновения боролся за жизнь тех, кто был с ним рядом. На скользком, словно лед, шоссе он боролся до конца", - Борис Полукаров, водитель.

"Валерий, на лед! - скомандовал я однажды, но наш 17-й номер оставался на скамейке, словно не слышал моих слов.

- Валерий!" - повторил я - и замолчал. Его же Саша зовут! Саша Харламов. Но вы-то понимаете, почему я спутал?! Я же столько лет вместе с его отцом отыграл и в ЦСКА, и в сборной. А тут еще такое сходство: и лицом на Валеру похож, и форма та же - белая со звездой на груди, и левый край первой тройки, и... Да чего там говорить - у меня еще долго не укладывалось в голове, что это сын, а не Валерка. "Не Валерка, а Валерий Борисович", - поправил бы меня сейчас, улыбнувшись, Харламов-старший, хотя не любил, когда его даже молодые по имени-отчеству величали. Наверное, потому, что ему всегда самому хотелось быть молодым. А скорее - от скромности. Он и в роли капитана себя не представлял - всегда на собраниях самоотводы брал. Его и без этого все уважали: и игроки, и тренеры. А болельщики любили, по-моему, как никого", - Владимир Викулов, бывший тренер хоккейной школы ЦСКА им. В.Харламова.

"Мы с Бегонитой часто смотрим фотографии в нашем альбоме. Как папе все-таки идет хоккейная форма! И почти везде он улыбается. Это потому, что веселый человек. А сколько шайб он забросил! Я тоже буду забивать важные голы. И еще я мечтаю играть в сборной СССР. Как папа..." - Саша Харламов, в ту пору ученик 6-го класса "А" московской школы № 303.

"Я приходил на матч всегда пораньше, чтобы встретить команду. У нас с сыном и традиция была: когда автобус подъезжал к служебному входу, я обязательно подходил к двери и успевал сказать несколько напутственных слов. И после игры спешил подойти к нему - высказать свое мнение. Я и сейчас стараюсь приходить на каждый матч армейской команды, хотя и тяжело мне всякий раз видеть автобус, из которого больше не выйдет мой сын. Но присутствовать на игре команды, которая столько дала Валерию и которой столько отдал он, считаю для себя непременным", - Борис Сергеевич Харламов.

НЕПОСРЕДСТВЕННЫЙ СВИДЕТЕЛЬ

...В Москве стояла жара, и один из редких выходных мы с Харламовым решили провести на пляже в Серебряном бору. Вдруг по пути, уже в метро, Харламов с ужасом вспомнил, что обещал сегодня Петрову с Михайловым сыграть в футбол за сборную их курса в малаховском институте физкультуры - сам-то он учился в московском.

До начала матча оставался час. Мы схватили такси, заплатили по тем меркам огромные деньги. И - успели! Тогда я впервые увидел, как Валерий Харламов играет в футбол. И понял, почему он с детства мечтал быть футболистом. Ногами на траве он делал с мячом, в общем, почти то же самое, что клюшкой на льду с шайбой. Он был столь же непредсказуем и щедр на пасы на зеленой траве, как и в своей более привычной амуниции на ледяной площадке.

...Тот матч ЦСКА выиграл у "Химика", но Харламов расстроился сильнее, чем проигравшие:

- Видел, как мне доставалось от защитников? Ну и я в конце не выдержал... А вообще-то не имел права так играть против Смагина. Он ведь был ни при чем. Знаешь, давай завтра поедем к нему домой - я хочу извиниться...

Ни Валерий, ни я домашнего адреса Володи Смагина не знали. Знали только, что живет он где-то в Люберцах. В справочном бюро нам тоже не помогли, потому что переехал он туда недавно.

Целый день мы потратили на поиски, и только к вечеру мальчишки на катке подсказали нам улицу и номер дома, где жил Смагин.

- Володя в Москве: днем заезжал в больницу, а вечером собирался на хоккей, - ответила жена, пригласив нас войти.

- Спасибо, но нам некогда, - сказал Валерий, - мы должны успеть в Лужники.

Мы помчались во Дворец спорта, но не поспели даже к концу игры. В двенадцатом часу ночи Валерий звонил Смагину домой по телефону: "Ты извини, Володя, погорячился..." "Ничего страшного, - ответил Смагин. - В игре всякое бывает".

Харламов повесил трубку и спокойно вздохнул.

...С чемпионата мира 1974 года из Хельсинки его победители - хоккеисты советской сборной - улетали самолетом. А мы, журналисты, отправлялись домой автобусом. Вот Харламов и попросил меня захватить с собой 50 клюшек "Кохо", изготовленных фирмой специально для него. Спустя недели две мы заехали ко мне домой в Люберцы за клюшками, а на обратном пути в Москву решили заглянуть в ресторан "Подмосковный" - поужинать. Дело было в мае, в зале было душно, Валерий снял свитер и пошел танцевать: исполняли его любимую песню "От зари до зари". Когда он вернулся к столику - свитера не было. "Обидно, - говорил Валерий, - это ведь подарок из Бильбао - от бабушки". Я, понятно, тоже расстроился и, кажется, был готов сгореть от стыда.

Зато как же я обрадовался, когда через неделю ко мне на улице подошел молодой человек и вернул свитер: "Никогда себе не прощу - у такого человека свитер украл. Извинитесь за меня перед Харламовым".

Когда я позвонил Валерию, он вроде бы и не удивился: "Так я и думал, что это кто-то случайно мой свитер прихватил. Не могли же его украсть?"

- ...А вы как сюда попали? - передо мной стоял молодой и не на шутку рассерженный мужчина в белом халате. - Если мне не изменяет память, я вам пропуск не выдавал.

Я с надеждой посмотрел на закованного в гипс Харламова, беспомощно лежавшего на постели. И он бросил мне спасательный круг:

- Это Леня. Журналист. Да, понимаю, журналистов много. Но он прежде всего мой друг. Близкий друг.

- А как твой друг проник на территорию военного госпиталя? - не успокаивался врач, поворачивая голову в мою сторону.

- После долгих поисков пролез под железным забором со стороны Яузы, - честно признался я. - Другого выхода у меня не было.

- Значит, подкоп совершил, - рассмеялся врач.

Я перевел дух - теперь-то из палаты, судя по всему, меня не выгонят.

Это был военный хирург Андрей Петрович Сельцовский, мастерски выполнивший Харламову сложнейшую операцию после автокатастрофы в районе Тушина 28 мая 1976 года - ровно через две недели после свадьбы. Диагноз для хоккеиста был катастрофический: двухлодыжечный оскольчатый перелом правой голени, перелом двух ребер, сотрясение мозга, множество ушибов, ран и ссадин.

Похоже, в его профессиональную пригодность верили до конца только двое - Сельцовский и сам Харламов. Иначе чем объяснить, что в день выписки руководство ЦСКА даже не сочло нужным прислать за Валерием машину. Он сказал об этом вскользь, когда, опираясь на костыли, медленно подходил к автомобилю одного из своих друзей. Но, прежде чем втиснуться в салон "Москвича", изловчился и наконечником костыля ударил по лежащему на песчаной дорожке камешку, который, пролетев над землей метров 15, скрылся в яркой зелени аккуратно подстриженного газона военного госпиталя им. Бурденко.

...На устном журнале в МВТУ Харламова спросили: "Много ли вы получаете?"

- Много... По сравнению со стипендией. Но не столько, сколько вы думаете.

Тут же пришла записка: "Какое вино вы пьете?"

- Я вино вообще не пью, - ответил Валерий и поморщился.

На выходе к нам подошла девушка:

- У нас на прошлой неделе Юрий Никулин выступал. Но было не так смешно, как сегодня.

Валерий пожал плечами:

- Ты не знаешь, что она этим хотела сказать?

...Харламов был совсем далек от политики. И вдруг...

В 1979 году я должен был лететь с комсомольской творческой группой поддержки на Универсиаду в Мексику. Когда билет уже был на руках и чемодан собран, выяснилось, что из состава делегации меня вычеркнули. "Мексика не дала тебе визу", - коротко и ясно объяснили мне в ЦК ВЛКСМ.

На следующий день звоню, огорченный, Харламову. Он с ходу спрашивает: "Ну как там Мехико?"

"Да никак - мне же визу не дали".

Слышу смех в трубке: "Что же получается - Сомосе мексиканцы визу дали, а Трахтенбергу - нет. Не подозревал я, что ты - фигура такой политической значимости".

В этот же вечер мы пошли вместе на футбол "Торпедо" - "Динамо" (Киев). И, сидя рядом с Харламовым на трибуне, я уже вскоре забыл обо всех своих мексиканских злоключениях.

...На мою свадьбу Валерий опоздал. Собственно, не было никакой надежды, что на нее вообще придет. В тот вечер он должен был прилететь из Швеции, где сборная проводила два товарищеских матча.

Валерий вошел в зал ресторана "Армения" в самый разгар веселья с виноватым, как мне показалось, видом: "Я вот прямо из аэропорта. В Стокгольме оба дня из гостиницы не выпускали. И подарка..." И тут же с обычной своей импульсивностью стянул с себя немыслимо модную по тем временам рубашку и вручил ее мне, жениху. А сам быстренько достал из спортивной сумки футболку "Кохо", в которой и остался до конца торжества.

...Пятнадцать с лишним лет назад мы с сыном пошли в Лужники на матч ЦСКА с горьковским "Торпедо". За два периода армейцы успели забить 10 голов, но на долю Харламова не пришлось ни одного. На заключительную 20-минутку он выходил из раздевалки, как обычно, последним. И, поравнявшись с нами, забредшими за кулисы, неожиданно протянул моему пятилетнему Гене свою клюшку: "Поиграй теперь ты - я что-то устал".

Это был последний харламовский сезон, и сын, конечно, вряд ли сможет рассказать своим сверстникам, как же играл неповторимый Харламов. Но этот эпизод он вспоминает до сих пор. И, надеюсь, никогда его не забудет.

...Наконец-то свободный вечер. Можно сходить в гости, в кино или на футбол.

- Давно я в театре не был. Может, пойдем? - предложил Валерий.

- А в какой? - спросил я.

- На Таганку. Там у меня много товарищей - Высоцкий, Шаповалов, Хмельницкий, Золотухин...

В тот вечер Таганка давала "А зори здесь тихие..." Валерию спектакль понравился: он аплодировал актерам до тех пор, пока они не скрылись за кулисами.

Потом у служебного входа мы встретили Виталия Шаповалова. Харламов не смог скрыть своего восхищения:

- Ну вы работаете на сцене, прямо как мы на льду: я с десятого ряда видел, как промокла на тебе гимнастерка.

Шаповалов рассмеялся и пожал Харламову руку. Никогда в жизни он не слышал и наверняка не услышит подобного комплимента в свой адрес.

...В середине мая 1981 года ЦСКА уже в ранге чемпиона встречался со "Спартаком". К концу игры армейцы с солидным перевесом вели в счете. Мне очень хотелось, чтобы свою шайбу перед летним отпуском забросил мой друг Валерий Харламов.

И вот Харламов выходит один на один с вратарем - сейчас забьет! Но он почему-то смотрит направо, где параллельным курсом мчится к воротам молодой Андрей Хомутов. Харламов делает паузу и выдает ему такой пас, что Хомутову остается только подставить клюшку. Гол!

После игры Хомутов не удержался и спросил: "Валерий Борисович, почему сам-то не стал забивать?" Харламов улыбнулся: "Я уже столько забил на своем веку, что с меня хватит. Теперь - твоя очередь".

И действительно, в чемпионатах страны не было больше ни харламовских голов, ни харламовских голевых передач.

В МИНУТЫ ОТКРОВЕНИЯ

- Я люблю забрасывать красивые шайбы. И вообще люблю на льду все делать красиво: обводить, пасовать, бросать... Изобрел Фирсов финт: конек - клюшка - конек. Разучил я его и несколько раз в игре применил. Получилось. Зрители хлопали. Но ведь это был не мой, а фирсовский финт. А мне, честно говоря, всегда хотелось придумать что-то свое, такое, что до меня никто не исполнял. Однажды подумал: "Фирсов своим коронным приемом вводит в заблуждение защитника, но шайба остается у него. А можно ведь коньком не просто себе подыграть, но и отдать пас партнеру. И какой пас! Неожиданный, за спиной".

В первом матче чемпионата мира-75 в ФРГ встречались с американцами. Уже в начале игры мы с Михайловым прорываемся к воротам - перед нами защитник и вратарь. Шайба у меня. Я подкладываю ее клюшкой чуть назад, себе под конек, и коньком откидываю под бросок Борису. Ни вратарь, ни защитник не поняли, в чем дело, а судьи уже показывали на центр.

Знаешь, я уйду из хоккея тогда, когда пойму, что перестал удивлять - соперников, зрителей, самого себя.

- И почему хоккеем я так увлекся? В школе математика неплохо давалась. Олимпиады выигрывал. Сейчас бы просто спокойно работал. Представляешь, каждый вечер - свободный. А так вечно куда-то спешишь... Вот закончу играть, пойду домой пешком. Не спеша. Как все.

- Не могу играть против слабых. Сам не знаю, почему. Жалко их, что ли... Вот сразиться бы еще раз с профессионалами. Против них играешь - мужчиной себя чувствуешь. Хитроумная передача - это не по-канадски. Но вот бросок - это бросок. Силовой прием - все кости болят. И дерутся они умеючи, не промахиваются. Кларк однажды в Москве так меня "угостил", что долго я потом помнил. Но это пустяки, дело житейское. Зато, когда побеждаешь команду Кларка, Лефлера или Халла, понимаешь, что не зря брал клюшку в руки. "Своей игрой вы напоминаете Бобби Халла", - сказал мне после матча в Филадельфии один американский журналист. Он считал, что делает мне комплимент, а я расстроился. Потому что не хотел и не хочу быть похожим ни на кого. Ни в своем первом, ни в последнем матче.

- Говорят, что я произвожу впечатление веселого, общительного человека, для которого худшее наказание - остаться на время наедине с собой. Но никто не знает, как мне хочется иной раз побыть одному. Отчего? От усталости, от переживаний. Хочется скрыться с глаз поклонников и поклонниц. Только - с глаз. Потому что их голоса я слышу даже в своей однокомнатной тушинской квартире: если не отключать телефон, то он будет звонить каждые 60 секунд.

По-настоящему я отдыхаю лишь в родном доме в Угловом переулке неподалеку от Белорусского вокзала - у матери и отца. Правда, я там - тоже редкий гость. Где же, получается, я тогда живу? В хоккее?..

И отец мой живет хоккеем - ни одной игры с участием ЦСКА не пропускает. А дед как за меня болеет! Зашел я как-то к нему, а он бурчит: "Из-за тебя не могу во двор спуститься в домино поиграть. Внук-то позорит. Соседи говорят: "Совсем разучился забивать". Мама на хоккей не ходит. Не потому, что она родом из Испании, из Бильбао, где в хоккей не играют. Она просто не может видеть, как силовые приемы против сына применяют, как достается ему от защитников. Но я точно знаю: мама - мой самый верный и самый преданный болельщик.

- Есть спортсмены, которые всерьез занимаются игровым видом спорта, а игры не чувствуют, не ощущают. Мы с Михайловым и Петровым играем в хоккей, и я люблю его за эту возможность поиграть. Перехитрить, перебегать, пересилить соперника.

Что у меня остается после матча? Усталость, которая долго держится в мышцах, если игра не шла, и быстро проходит, если все получалось и мы победили. А главное - счастье, что была игра и скоро будет другая.

Кто я без хоккея? Куда я без хоккея? Что стану делать, когда отыграю последнюю смену?

Не знаю...

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Я - человек" чья профессия не столь лимитирована возрастом, как у спортсменов. Однако в расчетливо сумасшедшей нынешней жизни, контрастно отличающейся от той, романтически безоглядной (при всей суровости режима) нашей с Валерой молодости, я все чаще испытываю растерянность и не всегда нахожу верные решения.

И, может быть, поэтому при всем желании не могу вообразить себе Валерия Харламова - с его детской наивностью, неотделимой от его хоккейной гениальности, - в 1996-м или в 1997 году.

Его ведь, кстати, и тогда, в пору наивысшей славы и всенародной любви, которой, не сомневаюсь, никогда и ни у кого уже не будет в таком масштабе, в минуты откровения тревожило: "Кто я без хоккея?" И он искренне завидовал своему партнеру по тройке в юношеской команде ЦСКА Владимиру Богомолову, чья карьера игрока не затянулась и на глазах Валерия как бы закономерно переросла в тренерскую.

"Кто я без хоккея?"

В нем невозможно было убить дух победителя в хоккейной коробке. Его было необыкновенно легко ранить в обычной жизни. И хоккей - я в этом уверен - единственное, что могло защитить его ранимую душу.

"Кто я без хоккея?" Но так случилось, что Господь не оставил Харламова на нашей грешной земле без хоккея.

Леонид ТРАХТЕНБЕРГ