Газета Спорт-Экспресс от 6 ноября 1996 года, интернет-версия - Полоса 15, Материал 1

Ари БАРРОЗО

БРАЗИЛЬСКИЙ СИНЯВСКИЙ

Когда 28 августа этого года бразильская сборная готовилась выйти на поле стадиона "Динамо" в Москве, выстроившийся перед Северной трибуной военный оркестр исполнил несколько популярных мелодий. Одна из них вызвала радостное оживление: народ услышал что-то знакомое, веселое, ритмичное. А бразильцы, уже собиравшиеся в туннеле, сразу заулыбались и застучали бутсами, привычно отбивая ритм. Это была самая знаменитая, самая любимая их мелодия - "Бразильская акварель". Для каждого сына этой земли она значит примерно то же, что для россиян "Подмосковные вечера". А популярность ее автора в Бразилии равнозначна известности у нас, в России, к примеру, имен Исаака Дунаевского, Василия Соловьева-Седого и Александры Пахмутовой, вместе взятых. Короче говоря, автор "Бразильской акварели" Ари Баррозо, скончавшийся еще в 1964 году, до сих пор остается и останется навечно одним из самых популярных в этой стране композиторов. Музыка была главным делом его жизни, но не единственным: в тридцатых-пятидесятых годах Ари был популярнейшим футбольным комментатором. Точнее сказать, родоначальником бразильского футбольного репортажа. Об этом и пойдет сейчас речь.

МЕЖДУ ФУТБОЛОМ И МУЗЫКОЙ

Трагедии и улыбки Фортуны, успехи и разочарования, счастье и невезение сплелись в его жизни в тугой клубок. Так было с самого начала его жизни 7 ноября 1903 года, когда Ари родился в маленьком городке Уба в штате Минас-Жерайс. Его отец, доктор Жоан Эванжелиста Баррозо, был весьма уважаемым человеком - прокурором города и депутатом муниципального собрания Минас-Жерайса. А матушка, на редкость красивая, хрупкая, стройная женщина была, как сейчас принято говорить, домохозяйкой. Впрочем, что о них вспоминать: они ушли в мир иной от туберкулеза, когда мальчику было всего шесть лет. И заботы о ребенке взяли на себя бабушка Габриэла и тетушка Ритинья. Обе они мечтали о том, чтобы их питомец стал священником. Даже обучили его помогать местному падре при исполнении некоторых нехитрых обрядов. Однако не смогли помешать тому, что однажды ускользнувший из-под опеки Ари привязал веревку от церковного колокола к хвосту пасшейся поблизости лошади.

Самыми черными минутами детства были те, когда тетушка Ритинья брала его за руку, извлекая из крикливого вороха ребячьих тел, носившихся в неуемной, никогда не кончавшейся футбольной пелады (маленький щуплый Ари всегда безропотно соглашался на непрестижную роль вратаря), и вела в дом на ежедневные фортепианные экзерсисы. Три часа в день, подумать только! "Пальчик туда, пальчик сюда! Следи за мной! Не спеши, пожалуйста! Чувствуй ритм! Это что такое? Разве это си-бемоль?!"

Зато, когда мальчонке исполнилось двенадцать лет, он уже не священнику начал помогать, а самой тетушке, озвучивая вместе с ней в четыре руки на вдребезги рассохшемся, дребезжащем, как старый трамвай, фортепиано подвиги Мэй Уэст и Дугласа Фербенкса в кинотеатре "Идеал". Это не только приобщало его к шедеврам Голливуда, но и позволяло зарабатывать по пять монет в день. Чуть позже он с полгода подрабатывал еще кассиром в галантерейном магазинчике.

Несмотря на строгости домашнего воспитания, а может быть, именно благодаря им, юный Ари был далеко не самым дисциплинированным школьником. Из одной гимназии его выгнали за непослушание, из другой - за прогул - он отправился на танцевальную вечеринку, из третьей - за пьянку с товарищем по общежитию. Лишь с четвертого захода ему удалось закончить "вторую ступень". К этому времени, к ужасу бабушки и тетушки, он уже любил пропадать в местном баре "Камило", прилежно защищал ворота местного, там, в Убе, "Ботафого" и участвовал в карнавальных безумствах в составе блока "Драгуны и Олени".

Когда ему исполнилось семнадцать, Ари неожиданно стал обладателем солидного наследства в 40 тысяч контов после смерти одного из дядюшек. На такие деньги можно было купить даже небольшой дом... И потому он сразу же решил жениться.

Впрочем, против избранной Ари пассии встала на дыбы вся семья, и тогда он, отказавшись от свадьбы, гордо расстался с настырными опекуншами и отправился в большую самостоятельную жизнь в Рио-де-Жанейро.

Там он поначалу даже поступил на юридический факультет, доучился до второго курса, впрочем, не столько учился, сколько с наслаждением и восхитительной скоростью проматывал наследство, после чего был вынужден подумать о хлебе насущном. И с благодарностью вспомнил о кошмарных уроках тетушки Ритиньи. Теперь благодаря им он смог опять подрабатывать тапером в кинотеатрах. Потом играл в оркестрах. И начал сочинять бесхитростные "музыкиньи" на вечные и универсальные темы: что-то в жанре неувядаемых ни на каких широтах "Ландышей" или "Ты меня любила, а потом забыла, так за это пулю получай..." А поскольку он был действительно чертовски талантлив, на карнавальном конкурсе 1931 года, обойдя сотни соперников, Ари выиграл первую премию, что позволило ему жениться на любимой Ивонне.

Затем он остепенился, умудрился возобновить занятия в университете, получил даже диплом и назначение - муниципальным судьей в город Резенде. Но быстро понял, что увядать в провинции - это не для него. Жизнь в столице не только складывалась привлекательно, но и оказалась весьма удачливой. Однажды из музыкального издательства ему сообщили, что продюсер музыкального театра "Рекрейо" заинтересовался парой его сочинений. Взволнованный Ари тут же помчался в театр, где изнемогающий под бременем славы мэтр снисходительно похвалил его, но заметил, что для ближайшего шоу театру нужны вообще-то не самбы, а фокстроты.

- Ты ведь умеешь делать и фокстроты тоже, не так ли?..

Ари согласно замотал головой, хотя ни разу в жизни не сочинил ни одного.

- Ну так принеси нам завтра, скажем, полдюжины фоксов. Может быть, мы что-нибудь выберем...

...Всю ночь он просидел у фортепиано, проклинаемый соседями, неистово колотившими в стены и в потолок. Но шесть фокстротов, которые к полудню он доставил в Рекрейо", понравились, четыре из них были приняты для очередного шоу, а с Ари был даже заключен контракт, гарантирующий театру эксклюзивные права на его музыку.

"ФЛУ" ИЛИ "ФЛА" - ВОТ В ЧЕМ ВОПРОС

По средам и субботам, в дни футбольных матчей он отправлялся на стадион. Поначалу болел за "Флуминенсе". Этому клубу, как известно, издавна отдала свои сердца богема: журналисты, литераторы, певцы, музыканты и вертящиеся около них девицы. Почему?.. Вот именно: почему?! Никто толком до сих пор не может объяснить, почему именно для них "Флу" стал "своим"... Может быть, потому, что "Флу" был одним из самых чопорных и аристократических клубов. А публика "полусвета" всегда стремится "наверх".

Однажды натужный аристократизм, культивировавшийся в салонах "Флу", сыграл с Ари грубую шутку: его почему-то не пустили на вечеринку. Не пустили, и все тут!

Это была последняя капля. Он обиделся и сказал:

- Теперь моим клубом будет "Фламенго"!

Оно и понятно: "Фла" всегда был самым непримиримым соперником "Флу". Ари "эмигрировал" туда сначала просто со злости, и сделал это по совету друга Жозе Алмейды, который привел его в штаб-квартиру "Фла" в квартале "Фламенго" (откуда клуб и взял свое имя). Атмосфера там понравилась Ари, и вскоре он "заболел" всерьез.

Нужно заметить, что именно в те годы в бразильский футбол пришел профессионализм. Этот еще недавно строго аристократический спорт испытал массированное вторжение "колорэйд", как на американский манер называли парней с не слишком белым цветом кожи. Они сразу же стали серьезной проблемой для директоратов и правлений клубов Диодной стороны, "колорэйд" прекрасно играли и умели забивать голы, но с другой - нельзя же было только по этой причине принимать их в клуб, делать полноправными членами, разрешать им участвовать в ассамблеях, посещать салоны, балы и бары клуба. Нет, это было, разумеется, невозможно! Полный абсурд!

В конце концов был найден разумный компромисс: с "колорэйд" начали заключать трудовые контракты, как "с обслуживающим персоналом". Таким образом, проблема решалась довольно остроумно: они переходили в разряд наемных работников данного клуба. Просто и логично! Ведь можно же, черт возьми, нанять небелого человека для ремонта дома, для подметания улицы, для ухода за детишками или для пошива сюртука? А почему бы не нанять "черного" для игры в футбол?

Впрочем, все это казалось простым и понятным лишь на первый взгляд. Однако кое-кто, в частности именно "Флуминенсе", дольше других сопротивлялся новым веяниям. Зато вот "Фла" довольно быстро перестроился и открыл свои двери для "колорэйд".

Да, здесь действительно БОЛЕЛИ! Здесь страдали вместе с игроками, здесь ликовали и рыдали все заодно: белые и "колорэйд", чиновники и массажисты, ветераны и новички, мастера футбола и прачки, стиравшие обмундирование игроков.

Между прочим, эта атмосфера сохранилась в клубе до сих пор. На отмечавшемся год назад столетии "Фламенго", свидетелем которого мне довелось быть, именно этот всеобщий демократизм, эта способность к сопереживанию, радостная и самозабвенная сопричастность ко всем делам, заботам, успехам и неудачам клуба была вновь подтверждена как его постоянный и незыблемый "фирменный знак". И звучала, как клятва, строфа из гимна клуба: "Однажды "Фламенго", навсегда "Фламенго", "Фламенго" - до самой смерти!.."

У МИКРОФОНА - Ари БАРРОЗО

К середине тридцатых годов у Ари уже накопился довольно богатый опыт, как мы бы сказали сейчас, "живого эфира": несколько лет он вел на радио "Крузейро ду Сул" всевозможные музыкальные программы. Поэтому никто на радиостанции не удивился, когда постоянный спортивный репортер Афонсо Скола, заболевший накануне очередного "Фла" - "Флу" 1935 года, предложил отправить на стадион вместо себя именно Ари. К этому времени футбольному репортажу в Бразилии едва исполнился год: первые трансляции со стадионов начались в 1934-м. Пионером этих радиопередач стал репортер Амадор Буэно на "Радиоклубе Бразил" в Рио-де-Жанейро. В Сан-Паулу опыт был тут же подхвачен Николау Тума на радио "Крузейро ду Сул". В его рио-де-жанейрском филиале и состоялось боевое крещение Ари. Труд тех первых энтузиастов футбольного репортажа никак нельзя было назвать легким. Тогда еще не существовало никаких кабин, охраняемых от вторжения любопытствующих болельщиков. Не было "четырех проводок", которые сегодня делают связь репортера со студией легкой и безмятежной. Амадо Буэно, Афонсо Скола, Николау Тума и вот теперь, после удачной премьеры на "Фла"-"Флу", Ари Баррозо работали прямо на трибуне, среди болельщиков, с громадным микрофоном в руках, который соединялся со стадионной аппаратной толстенным кабелем. Это сегодня в репортаже с "Мараканы" участвует от каждой радиостанции бригада из двух десятков человек. Только журналистов в ней - шесть или семь, если не больше. В этой бригаде все операции четко делятся между ее членами. Руководитель команды ведет собственно репортаж, то есть в пулеметном темпе рисует игру, как она происходит на поле: "Мяч у Роналдо, он пасует его Савио, тот проходит вперед, обыгрывает Карлоса, бьет по воротам..." Стенограмма такого репортажа абсолютно точно воспроизводит ход игры, все действия и перемещения игроков с мячом или тех, кто пытается им овладеть. Тут нет места лирическим размышлениям или воспоминаниям, анализу действий отдельных звеньев или игроков, рассказу о турнирной таблице, о предыдущих матчах сегодняшних соперников и об их шансах на победу в чемпионате. Здесь - только игра! Периодически (когда матч останавливается, например, из-за травмы игрока) ведущий дает слово присутствующим в кабине коллегам. Один из них как раз и должен анализировать игру, другой оценивает судейство. Периодически к репортажу подключаются и "летучие" репортеры, работающие вокруг поля, на трибунах, иногда даже за пределами стадиона. Они дают дополнительную информацию о ходе игры и о попутных эпизодах, заслуживающих внимания (кто-то подрался, где-то потерялся мальчик, украли машину, возникла пробка на подступах к стадиону и т.п.).

Но так ведутся репортажи сейчас, сегодня. А в те далекие времена, на заре рождения футбольного репортажа абсолютно все это должен был делать тот единственный человек с громадным микрофоном в руках, окруженный плотной стеной бушующей, страдающей, рыдающей или ликующей торсиды. Случалось, что ее рев заглушал в микрофоне голос того же Ари. Иногда он, оглушенный шумом, не мог даже толком сообщить о забитом голе. И тогда ему пришла в голову мысль сопровождать каждое взятие ворот каким-то характерным звуком в эфире. Он провел массу экспериментов: перепробовал гонг, колокол, рев трубы, звонок. Ничто его не устраивало до тех пор, пока он не наткнулся на решение, оказавшееся гениальным в своей простоте: губная гармошка! Он вешал ее на шею, и когда в чьи-либо ворота влетал мяч и судья показывал на центр, Ари хватал этот нехитрый инструмент и, приложившись к нему горячими, пересохшими от скороговорки губами, посылал в эфир пронзительную руладу, фиксировавшую "Го-о-о-о-о-о-ол!"

Те репортажи и по настроению и по характеру своему очень сильно отличались от нынешних. Сегодня главной заповедью рассказывающего о матче репортера является объективность. За тем исключением, когда речь идет о поединке бразильской клубной или сборной команд с иностранцами. Тут еще слушатели и коллеги могут простить "боление" за своих, поскольку за них, за своих, болеет вся страна, и страдания или ликование репортера вполне гармонируют с состоянием торсиды. (Правда, и в этом случае репортер должен быть объективным, и когда "наши" играют плохо, он обязан это признать и уметь нещадно изобличать их в отсутствии мастерства, трусости или иных причинах проигрыша...) Ну а если транслируется матч двух бразильских команд, тут уж никакое преференциальное отношение к кому-либо из соперников прощено не будет. Тут требуется максимальная объективность!

В те годы, когда начинал Ари, этот неписаный "кодекс чести" еще не сложился. И каждый ведущий репортажи журналист не скрывал своих симпатий и антипатий. Поэтому каждый футбольный репортаж превращался во вдохновенный панегирик той команде, за которую болел труженик эфира. Думаю, что это было забавное зрелище. (Если, конечно, можно употребить термин "зрелище", говоря о радиорепортаже...) Ари, Каглиано, Афонсо, Жеральдо и другие их коллеги буквально заводили слушателей, заражали их своими неистовыми похвалами в адрес "нашей команды" и не менее горячими проклятиями, адресованными соперникам. Ни о какой объективности тут не могло идти и речи. Да она и не требовалась. Слушатель с восторгом погружался в этот водоворот яростных "черно-белых" эмоций. В каскад восторгов и ругательств, любви и ненависти.

В самом конце 1936-го - начала 1937-го года сборная Бразилии отправилась в Буэнос-Айрес на очередной южноамериканский чемпионат. Ари поехал с командой, чтобы вести репортажи. В финальном матче с хозяевами поля, проигранном 1 февраля 1937 года на стадионе Сан-Лоренсо де Алмагро в дополнительной получасовке - 0:2, при благосклонном нейтралитете местной полиции аргентинские инчас в самом конце матча устроили побоище: многие бразильские игроки были избиты. Крепко попало и Ари, который позволил себе крикнуть в эфир о "дикости этих туземцев". Ничего не поделаешь: чтобы быть патриотом, надо уметь и страдать...

"ЭКСКЛЮЗИВНАЯ НОВОСТЬ ИЗ ПЕРВЫХ РУК"

Эта эмоциональность, помноженная на избыточный патриотизм, особенно ярко проявилась в репортажах Каглиано Нето с чемпионата мира 1938 года, проходившего во Франции. То были первые репортажи из-за океана. Да еще с чемпионата мира. В каждом из них Каглиано трагически умирал и тут же вдохновенно воскресал. Все соперники Бразилии были для него личными врагами.

Извержение патриотических эмоций достигло апогея в проигранном бразильцами - 1:2 полуфинальном матче со сборной Италии, состоявшемся 16 июня в Марселе. Из-за травмы, полученной в четвертьфинале, не смог выйти на поле лучший игрок сборной Леонидас. То есть он мог бы выйти, но тренер решил "поберечь его для финала". И Бразилия сразу же после начала матча уступила инициативу, выглядела не лучшим образом, а затем даже позволила итальянцам открыть счет - 1:0. Что только в эти минуты не говорилось в адрес швейцарского судьи Вютриха! В каких пороках и преступлениях его только не обвинил страдающий, рыдающий, захлебывающийся от негодования репортер! А когда в ворота бразильцев был назначен "этот абсурдный пеналь", негодование Каглиано стало просто вулканическим. 11-метровый действительно был далеко не бесспорным, но...

"Абсурдный пеналь" был забит, счет стал 0:2, потом бразильцы один мяч отквитали, но поединок был проигран. И это означало прощание с мечтой о богине Нике. В Рио к тому времени наступила уже глубокая ночь, страна погрузилась в траур, улицы и площади опустели, народ оставил бары и кафе, где торседорес все вместе слушали репортаж, повинуясь неистребимой в этой стране страсти к сопереживанию, и в этот момент, работавший в паре с Каглиано, но в студии в Рио-де-Жанейро Ари Баррозо вдруг выдал в эфир потрясший всю страну призыв: "Внимание, внимание! Через полчаса мы передадим сенсационное сообщение о только что закончившемся матче Италия - Бразилия! Это будет потрясающая новость!" - говорил, точнее, кричал с надрывом, со сдержанным рыданием в голосе Ари. Вся Бразилия встрепенулась, кто уже уснул, был разбужен. В домах загорелись огни, пронзительно зазвенели телефоны: "Включайте радио "Тупи"! Немедленно включайте! Слушайте, что говорит Ари!" - нервно предупреждали друг друга бразильцы.

И через полчаса Ари торжественно провозгласил потрясенной родине: "Сеньоры слушатели! Радио "Тупи" из Рио-де-Жанейро с радостью сообщает вам эксклюзивную новость из первых рук: результат матча Бразилия - Италия был только что АННУ-ЛИ-РО-ВАН! Повторяю: итог матча отменен, это произошло после того, как швейцарский судья признал свою ошибку при назначении пенальти Домингоса против Пиолы! ФИФА тут же исправила эту ошибку решением переиграть матч. Переигровка состоится послезавтра, поэтому наш "Черный Диамант" Леонидас сможет в ней участвовать, и... да здравствует Бразилия!"

Сразу же после этого улицы Рио заполнились людьми. Торседорес бросались друг другу в объятия, поздравляли и обнимали знакомых и незнакомых. Это была какая-то массовая эйфория, психоз нервного восторга, на улицах даже танцевали и пели песни. В спешно открывавшихся барах рекой хлынуло пиво и вино. Веселье продолжалось всю ночь.

...А утром потрясенные бразильцы читали в газетах на первых полосах: "Не подтвердились вчерашние слухи о переигровке матча Бразилия - Италия! В подписанном судьей протоколе матча не содержалось никаких замечаний об ошибочности назначения пенальти. Победа Италии утверждена ФИФА".

РЕПОРТАЖ С КРЫШИ

Когда человек болеет за одну команду, он невольно начинает враждовать с поклонниками другой. В Бразилии вследствие присущего этой нации взрывного и горячего темперамента противостояние торсид издавна обрело гипертрофические формы, зачастую доходя до жестоких побоищ и даже убийств. Эта прискорбная традиция сохранилась до наших дней. Монументальной дракой, в которой участвовали тысячи торседорес, завершившейся гибелью одного из болельщиков и ранениями сотни других, ознаменовался первый матч национального чемпионата в августе 1995 года. А вот - самый свежий пример: в октябре 1996-го некий Сальвадор Феликс да Силва, видимо, столь же темпераментный, как Ари Баррозо, болельщик "Фламенго", после поражения своей команды со счетом 1:4 от "Васку да Гама" убил своего друга Северино Лауриндо да Силва четырьмя (по количеству пропущенных голов) выстрелами в упор.

Такая уж она, эта страна, Бразилия. Чему уж тут удивляться, когда узнаешь, что в конце тридцатых годов директорат клуба "Васку да Гама" запретил Ари Баррозо доступ на клубный стадион "Сан-Жануарио". Из-за того - хотите верьте, хотите нет, - что Ари в своих репортажах слишком уж сильно хвалил "Фламенго" и критиковал "Васку"! Запрет этот последовал накануне одного из решающих поединков на "Сан-Жануарио", где хозяева поля должны были играть с "Флуминенсе". Если бы играл "Фламенго", Ари смог бы проскочить на стадион со своей командой. А тут - "Флу". Но репортаж-то в любом случае должен выйти в эфир. Как же быть?..

Ари не растерялся: он забрался на крышу соседнего здания, возвышавшегося над трибунами, и, наблюдая матч через бинокль, провел-таки репортаж!

Но, может быть, самым фантастическим из репортерских подвигов Ари стал репортаж с южноамериканского чемпионата 1942 года, проходившего в Монтевидео. Наш герой работал тогда на радио "Тупи". А конкурирующая радиостанция "Майринк Вейга" сумела обскакать хозяев Ари и приобрела эксклюзивные права на трансляцию репортажа о матче Бразилия - Аргентина. "Тупи" всеми правдами и неправдами пыталась прорваться через эту "блокаду". Обсуждались и опробовались все варианты, включая самые невероятные. С учетом уже имевшегося у Ари опыта были обследованы крыши всех окружавших стадион домов, но, увы, ни один из них не был достаточно высоким, чтобы можно было видеть оттуда, что происходит на поле знаменитого столичного стадиона "Сентенарио".

Что же делать? Ари и тут нашел выход: он отправился в Буэнос-Айрес. Слава Богу, аргентинская столица была почти рядом с Монтевидео - на другой стороне широкого устья Ла-Платы. И паром туда ходил регулярно. Там, в Байресе, Ари снял квартиру с телефоном, потом вернулся в Монтевидео и объявил готовящейся к поединку команде и болельщикам, что "Тупи" проведет репортаж. Никто этому не поверил.

Незадолго до матча Ари исчез. Он вернулся тайком в Буэнос-Айрес, в снятую заранее квартиру, заказал с квартирного телефона разговор с Рио, уселся перед радиоприемником, транслировавшим матч из Монтевидео, и... начал вести свой репортаж на Бразилию по телефону, слушая и пересказывая своими словами "легальный" репортаж радио "Майринк Вейга", который вел со стадиона "Сентенарио" его коллега и конкурент Одувальдо Гоцци. Ари до того вошел во вкус, что стал даже украшать свою скороговорку вымышленными деталями, которые он, якобы, наблюдает в эти минуты: он говорил о реакции болельщиков на трибунах, о поведении игроков, о нервных жестах тренеров на скамейке запасных. В те моменты, когда в ворота влетали голы, Ари играл на своей губной гармошке, кричал в экстазе, если гол был бразильским, возмущался происками "продавшегося судьи", когда голы были аргентинские. А поскольку для "страховки" Ари со второго радиоприемника слушал еще и местное аргентинское радио с репортажем об этом же матче, то однажды он даже умудрился опередить в голевом эпизоде радио "Майринк Вейга". Это был критический момент матча: при счете 1:1 аргентинцы бросились в атаку. Одувалдо Гоцци, к своему несчастью, в то мгновение, когда в бразильские ворота влетел второй гол, зачитывал очередную "рекламную паузу", а Ари, подхватив сообщение о голе из аргентинского радио, выдал в эфир свою руладу на гармошке и жалобный стон: "Гол в ворота Бразилии!.." И сделал все это раньше, чем конкурент на радио "Майринк Вейга".

КРЕСТНЫЙ ОТЕЦ Эльзы СОАРЕС

Если наш Николай Николаевич Озеров тоже был помимо спортивного репортажа причастен к искусству - на заре своей творческой жизни играл во МХАТе, и лишь впоследствии предпочел целиком посвятить себя только спорту, то Ари Баррозо до конца дней своих окончательный выбор так и не сделал. Он умудрялся всегда сочетать спорт и искусство. Он сочинял музыку всю жизнь, стал самым любимым и почитаемым композитором своей страны. Однажды в одном из кафе города Белем в устье Амазонки группа американских туристов, неизвестно какими путями забредшая в тот далекий от цивилизации край, услышала в исполнении ужасного полупьяного квартета несколько показавшихся любопытными местных мелодий. Один из американцев подошел к музыкантам, бросил им несколько долларов и попросил еще разок сыграть понравившуюся ему мелодию. Просьбу исполнили. Американец улыбался и отстукивал такт пальцами по столу. (Это была та самая "Бразильская акварель", которую услышали в исполнении военного оркестра болельщики и футболисты на стадионе "Динамо" 28 августа перед выходом на поле сборной Бразилии.) Американец спросил, чья это мелодия? Ему назвали имя Ари Баррозо. Через несколько дней отдыхавшие в Белеме янки прибыли в Рио, и американец попросил разыскать и привести к нему Ари.

Американца звали Уолт Дисней. Человек, разбиравшийся в музыке и в кино. Дисней еще не знал, что "Бразильская акварель" станет впоследствии одной из самых популярных в мире мелодий, что она будет звучать на всех континентах, что пластинки с ее записями будут выпущены в США и Франции, в Мексике и на Филиппинах, в Германии и Новой Зеландии и десятках других стран. Дисней еще не знал этого, но он чувствовал, что перед ним - великий музыкант. И, как в киносказке, он предложил Ари отправиться вместе с ним в Голливуд, чтобы написать там музыку для одного из своих фильмов.

Такие случаются иногда в жизни ситуации. Достойные фильмов Диснея. Ари действительно отправился в Голливуд и имел там большой успех. Его мелодии украсили несколько фильмов самого Диснея. Появились и другие заказчики. В 1944 году песенка "Рио-де-Жанейро", ставшая ключевой мелодией фильма "Бразил", была даже выдвинута на "Оскара". Ари были сделаны весьма лестные и очень выгодные в материальном плане приглашения работать в Голливуде постоянно. Он попробовал, попытался и... не смог. Отказался. Вернулся на родину, где сказал: "Без "Фламенго" не могу ни жить, ни работать".

Ари был одним из комментаторов, проводивших репортаж о том трагическом для Бразилии матче со сборной Уругвая на чемпионате мира 1950 года. Когда игра закончилась со счетом 2:1 в пользу уругвайцев, рыдавший прямо в эфире Ари объявил, что ноги его больше не будет в радиостудии. Что это - последний репортаж в его жизни. К счастью, со временем он, как и почти все свидетели "Мараканасо", оправился от горя и вернулся-таки к микрофону. И продолжал работать футбольным комментатором до тех пор, пока его не отстранила от работы болезнь. И музыкой он продолжал заниматься до конца дней своих. И был даже избран первым в истории президентом бразильского союза композиторов.

В конце сороковых - начале пятидесятых годов едва ли не самой популярной музыкальной радиопрограммой было шоу Ари "Calouros em desfile" ("Парад новичков"), которое он вел в прямом эфире и в присутствии довольно большой аудитории. В радиостудию приглашались все, кто пытался в борьбе за первую премию проявить себя на ниве пения или игры на музыкальных инструментах. Каждому Ари давал шанс, каждого пышно представлял: "Сейчас у нашего микрофона выступит еще один будущий великий певец..." Однако учитывая, что подавляющее большинство претендентов на мировую славу не обладало для этого даже самыми минимальными способностями, в студии неподалеку от микрофонов стоял большой колокол, и по условному знаку Ари (он либо приглаживал себе волосы или трогал пуговицу пиджака) его помощник негр Макале бил в этот колокол, прерывая жалкие, нестройные и фальшивые рулады очередного соискателя славы. "Извини, мой друг! - говорил с улыбкой Ари, - придется тебе еще немного поработать над собой..."

Однажды на этом эшафоте, где рубились головы практически всем кандидатам в гении, перед Ари появилась темная стройная с пышными волосами юная мулатка, явно не знавшая, куда деть руки, как поставить ноги и что сказать. Она была облачена в платье, взятое взаймы у родной тетки, а поскольку тетка эта была на двадцать килограммов толще девочки, платье пришлось чуть ли не трижды обернуть вокруг талии юной певицы и зашпилить булавкой. Зрелище было забавное, собравшиеся в студии завсегдатаи программы уже приготовились к очередному веселому номеру, когда Ари, посмотрев на эту смешную девчонку, для начала спросил ее: "С какой же такой планеты явилась ты сюда, дочь моя?!"

Она, не задумываясь, ответила: "С планеты, которая зовется "Голод", сеньор Ари..."

Это не было красивым словцом. Она пришла из фавелы, из огромной и нищей, как там, в фавелах, всегда бывает, семьи. Она сама первого ребенка родила в тринадцать лет, а к двадцати у нее уже было шестеро. Такие там нравы.

- Что ты будешь петь, дочь моя? - спросил Ари.

- Самбу "Лама", - ответила она. Аккомпаниатор послушно взял аккорд, странная девчонка запел, негр Макале уже было приготовился ударить в колокол, но публика в аудитории замерла, и никакого сигнала от Ари не последовало: она пела здорово, эта черная девчушка в гигантском платье, с руками, красными и мозолистыми от вечной стирки.

Ари дослушал самбу до конца, обнял ее растроганно, дал ей высшую оценку, премировал пятьюстами крузейро. На эти деньги она впервые в своей жизни наняла такси, чтобы вернуться в фавелу, где ее ожидала очередная стирка на белых сеньор. Так прошло первое выступление по радио Эльзы Соарес, которая впоследствии и надолго стала самой популярной исполнительницей самб, звездой кабаре, обладательницей премий и дипломов, победительницей конкурсов и фестивалей и... женой Гарринчи.

...Ари скончался, когда ему было всего шестьдесят. От той самой, увы, традиционной для бразильцев и русских беды, от которой погибло так много достойных и великих людей. И по какой-то странной прихоти судьбы он скончался в первый день карнавала, причем главной музыкальной темой карнавального шествия был сам он - Ари Баррозо! Зная о его неизлечимой болезни, о том, что он уже в госпитале и, видимо, не вернется оттуда, руководители карнавального шествия школы самбы "Империо Серрано" посвятили ему этот карнавал. Негры и мулаты, спустившиеся на центральную авениду Рио с окрестных фавел, собирались исполнить самбу, сочиненную Ари. А затем и свою собственную, народную, посвященную Ари. Участники шествия, а их на старте было более двух тысяч (да прибавьте сюда полмиллиона на трибунах и вдоль улиц, по которым катился карнавал), узнали о его кончине буквально за минуту до начала. Уже загремели было барабаны и вскрикнули куики, но страшная весть заставила замереть весь город.

Но карнавальные оркестры-"батареи", составленные почти сплошь из барабанов, тамбуринов и других ударных инструментов, не могут исполнять траурные мелодии. Да и невозможно отменить карнавал. Тем более если он посвящен великому и любимому сыну этой земли. Поэтому после минутного молчания, когда перешептывались потрясенные горем люди и женщины вытирали слезы, катившиеся по напудренным щекам, все-таки грянули барабаны. И, как год, и десять, и сто лет назад, пошли по улицам негры, одетые в костюмы маркизов и князей. Пошли, танцуя и выкрикивая самбу, посвященную ему. Ари умер, да здравствует Ари!.. И только над зданием "Фламенго" близ горы Мору да Вьюва и над трибунами его стадиона у озера Лагоа появились слегка приспущенные красно-черные флаги этого клуба, перевязанные траурными лентами: "Фламенго" прощался со своим самым знаменитым торседором...

Игорь ФЕСУНЕНКО