«Треск — и колено вывалилось в сторону». Драмы олимпийского чемпиона
Сегодня отмечает юбилей олимпийский чемпион и трехкратный чемпион мира по греко-римской борьбе, президент Федерации спортивной борьбы России Михаил Мамиашвили.
А еще он заслуженный тренер России. В 1992-м на Олимпиаде в Барселоне был главным тренером нашей команды по греко-римской борьбе, завоевавшей в 10 весовых категориях девять медалей — по три золотые, серебряные и бронзовые.
Его манеру борьбы великий тренер Геннадий Сапунов охарактеризовал так: «Если Миша захватывал соперника за голову, то либо ее отрывал, либо от оппонента, которому все-таки удавалось выкрутиться, оставалась только половина борца. И исход схватки не вызывал сомнений...»
В 1988-м на Олимпиаде в Сеуле Мамиашвили боролся в категории до 82 килограммов и всех соперников вынес в одну калитку. В том числе венгра Тибора Комароми, у которого в финале выиграл по баллам со счетом 10:1.
Правда, легкость, с которой наш борец шел к золотой медали, оказалась обманчивой. За год до Игр он получил тяжелейшую травму, которая едва не поставила крест на его карьере. Подробности сам Мамиашвили приоткрыл в «Разговоре по пятницам».
— Финал Игр помните?
— По секундам! Хотя ни разу не пересматривал. Мало кто знает, что предшествовало Олимпиаде. В 1987-м на сборе в Алуште я разорвал «кресты» — передняя связка, боковая, мениск, суставная сумка...
— Что за ощущения?
— Треск — и колено вывалилось в сторону. Боль пришла спустя минут двадцать, когда скопилась жидкость. Да и то ерунда, можно терпеть! Хуже всего — чувство собственной беспомощности. Повезло, что в госпитале Бурденко встретил хирурга Владимира Николенко. Большая часть сеульской медали принадлежит ему.
После операции уехал в Саки, там военный санаторий. Принимал грязевые ванны. Так хирург полетел со мной! Контролировал всю реабилитацию. И то полностью нога не сгибалась. Времени до Олимпиады было в обрез. Сняли гипс — а у меня атрофия мышц. Опухшее колено. Каждый миллиметр ломал через боль. Чтобы разработать ногу, дома бегал на свой 17-й этаж!
— Вы же и в гипсе тренировались?
— Да, гири поднимал, по канату лазил. Вот сегодня кто-нибудь заберется на канат сто раз за час? С загипсованной ногой?
— Были сомнения, что к Сеулу восстановитесь?
— У меня-то? Никаких! Но один из тренеров сборной сказал: «Мамиашвили был первым номером в команде. Он сошел с дистанции — что ж, найдем других ребят...»
— Задело?
— Поначалу обиделся. Потом дошло: звучит жестоко, но это правда. Оставалось смириться или что-то доказать самому себе.
— Точнее, всем вокруг?
— Только себе! Если доказываешь кому-то, это попахивает гордыней. А гордыня — грех. Пропустил я год, прежде чем врачи разрешили бороться. За ногу побаивался, но Геннадий Сапунов, тренер сборной, давал мягко вписаться в процесс. На первом турнире я выиграл две важные схватки. У чемпиона мира поляка и крепкого румына. Внезапно Сапунов говорит: «Все, я тебя снимаю. Достаточно». Хотя я рвался в бой!
— Он был прав?
— Да. На чемпионате СССР мне пришлось еще тяжелее, выиграл с трудом. Затем в финале чемпионата Европы на зубах победил 1:0 венгра Комароми, который меня поджидал и в сеульском финале. Но там по баллам счет уже был 10:1.
— С вашим-то несгибающимся коленом...
— Друзья мои, скажу вам одну вещь — поверьте, не для пафоса. В Саках мое сознание перевернулось. Меня там окружали воины-афганцы. Без рук, без ног, на колясках. «Вот бедолаги», — думал я.
— Себя такими они не считали?
— Нет! Это и потрясло. Понял: моя царапка — ничто по сравнению с их увечьями. Я снимал этих ребят с колясок, заносил в море, окунал, снова брал на руки. И не видел у них ни уныния, ни апатии. Наоборот, желание жить и себя реализовать. Они даже тренировались вместе со мной!
— Как?
— У кого одна рука — те резину тянули. Гантели поднимали. В настольный теннис колясочники играли. Я на мир смотрю с того момента другими глазами.
— Нам рассказывали, что вы падали в обморок на кроссах.
— Однажды было и такое. Задолго до травмы. Меня, молодого борца, привлекли к тренировкам сборной. Главным был Сапунов. Дали кросс — я выложился как мог. И перепутал, пробежал на круг меньше. Опередив всех. Сапунов — мужик суровый. Коротко, в своей манере объяснил мне: еще не все. А я обессилел. Но в голове мысль: должен быть первым! Метров за двадцать потерял беговую дорожку, «поплыл». Очнулся в сауне. Меня отпоили чаем, полежал часа полтора. Тем же вечером у меня была контрольная схватка. Никаких поблажек!
— В Сеуле наши баскетболисты отпраздновали победу так, что докатилось до Самаранча. Как отметили вы?
— Легким застольем с шампанским. Вид спорта у нас своеобразный — если уйдешь в загул, назавтра никто за тебя в партере или стойке не отработает.
— Есть собственная схватка, которую вспоминаете с юмором?
— Сапунов решил поощрить меня поездкой в Штаты на Кубок мира. Предупредил, что лечу запасным и могу хорошо провести время. Однако у Сапунова не забалуешь. Шаг влево, шаг вправо... Я чем-то прогневил его и вечером услышал: «Раз так — завтра будешь бороться!»
Против меня вышел темнокожий американец. Физически невероятно могучий, но от борьбы далекий. В нормальных условиях я бы его не заметил. Но поскольку сам был не готов, уже ко второй минуте потерял ориентиры. Вообще не соображал, где нахожусь. На мое счастье, в бригаде арбитров был наш Нугзар Журули. Он судил на ковре, боковой — из США, а руководитель ковра — представитель третьей страны. С Нугзаром я разговаривал глазами.
— Как это?
— У меня был такой взгляд, что он осознал трагизм ситуации. И помог. Выиграю пару баллов, ноги начинают заплетаться — сразу дает свисток: «Стоп. Партер». Американец технически оснащен слабенько, поэтому Нугзар понимал, что в партере я 30 секунд передохну. Встаю, балл возьму — опять «плыву». Нугзар: «Стоп. Шнурок развязался».
— Пауза?
— Да. Кстати, вскоре после этого в правила внесли изменения — шнурки на борцовках должны быть надежно зафиксированы. Журули за уши вытащил меня в той схватке.
Был еще курьезный эпизод с борцом Латарией. Он чуть постарше, призер союзного чемпионата. Выиграл у него на Спартакиаде. Грузинские борцы — техничные, но маловыносливые. Исходя из этого я и выбрал тактику. А Латария рассказывал всем, что Мамиашвили, дескать, бороться не умеет, просто загнал его и на обессиленном теле провел прием.
— Расстроились?
— Посмеялся. Спустя восемь месяцев встречаемся на чемпионате вооруженных сил. Стартовая схватка у меня с Латарией. Перевожу в партер, поднимаю, бросаю — и ломаю ему ногу. К ужину возвращается он из больницы на костылях, указывает на гипс: «Я же сказал, что ты бороться не умеешь! На ровном месте человеку ногу сломал...» Но больше на моей совести нет ни одной травмы.
— Легенды ходят про ваше назначение в 1992-м главным тренером сборной России. В самом деле читали вслух Есенина, пока вас не оборвали на пятом стихотворении и не утвердили в должности?
— Было не так. У каждого о патриотизме свое представление. Некоторые любовь к Родине-матушке выражают тем, что побалуются водочкой, разорвут рубаху на груди с криком: «Россия!» — и опрокинут лицо в салат. Случай на заседании федерации из той же серии. Вдруг кто-то подал голос: «Сборную должен тренировать русский!» Я спросил: «В профессиональном плане ко мне вопросы есть?» — «Нет». Тогда предложил этому ура-патриоту собрать товарищей и проверить, кто из нас знает наизусть больше стихов великого русского поэта Сергея Есенина: «Вы читаете все вместе, я — один. И поглядим, кто кого...»
— Согласился?
— Нет, конечно. Сразу затих.
— Что из Есенина помните наизусть?
— Сейчас меньше, старый стал. Но «Письмо матери» — точно. И «Никогда я не был на Босфоре...». И «Клен ты мой опавший...». В компании под дружеское застолье иногда читаю.
— Сентиментальный вы человек.
— Даже чересчур. Обожаю фильм «Отец солдата». Видел раз пятьдесят. Но досмотреть до конца не в силах до сих пор. Слезы наворачиваются на глаза. Так же было на свадьбе моей дочки Тани, когда Иосиф Кобзон исполнил песню. Называется «Доченька».
«Уходит девочка к другому, он не соперник мне, но все же.
Уходит девочка из дома, на даму взрослую похожа.
И куклы те, что я дарил ей, остались без хозяйки юной.
И те слова, что говорил ей, упали вздохом семиструнным...»
RSS