Боец UFC Никита Крылов: «Категорически против того, чтобы мой ребенок рос в Москве»
Никита Крылов, 29 лет, полутяжелый вес. Статистика в ММА: 26 побед, 9 поражений (8-7 в UFC).
UFC в последние годы дает бойцу из Донбасса Никите Крылову очень интересных соперников — это или восходящие звезды, как Магомед Анкалаев или Джонни Уокер (на тот момент, в марте 2020-го, еще считался вполне перспективным), или опытные ребята на победной серии и на пике формы, как Ян Блахович или Пол Крейг, или вообще легенды ММА — как Гловер Тейшейра и ближайший соперник Александр Густафссон, большой талант из Швеции, который так и не стал чемпионом UFC, но на равных бился и с Джоном Джонсом, и с Даниэлем Кормье.
Густафссон проиграл последние три боя, при этом последний — против Фабрисиу Вердума — провел почти два года назад. Насколько опасен Алекс сейчас, непонятно. Но учитывая, что он еще не стар (35 лет), что на него работает весь Allstars GYM (один из лучших ММА-залов в Европе), Крылов — в опасности. За несколько дней до боя Никита дал интервью «СЭ».
Крейг
— Начнем с твоего последнего боя — в марте против Пола Крейга (Крылов владел инициативой, но в итоге проиграл удушением треугольником в первом раунде). У меня сложилось впечатление, что ты, когда пошел в партер, хотел преподать ему урок на его территории. Было такое?
— Ну, я думал об этом тоже. И не только я. Я так и не дал точного определения — почему так и что случилось. Весь лагерь, все время перед боем — единственное, о чем я думал, — что мне не нужно лезть в партер. Я даже помню, что когда добивал его, находился сверху, подумал: никто ж не мог встать с него, он затягивал, а я раз — поднялся. Пнул его ногой. Думаю: «Вроде несильно. Ударю еще раз». Ударил, пошел туда (в партер. — Прим. «СЭ»). Потом второй раз поднялся. Знаю, что мой тренер [Валерий Андреев] кричал бы мне, чтобы я уходил оттуда. Но... Его не было в углу. Поэтому получилось так, как получилось.
Еще в моменте мне показалось, что Пол чуть плывет и что победа довольно близко. И, наверное, я чуть-чуть концентрацию потерял. Короче, чувствовал себя школьником, ребенком, который... Которому говорили: «Не лезь, не лезь, не лезь!» А он взял и полез. Поэтому вот так вот. Но я пережил это, и сейчас все хорошо.
Как только я вернулся домой, сразу сказал менеджеру, чтобы он написал Мику Мэйнарду (матчмейкер UFC. — Прим. «СЭ»), что я хочу выступать, чем раньше — тем лучше. Мне предложили бой с Дастином Джейкоби. Он (бой с участием Джейкоби. — Прим. «СЭ»), кстати, прошел на той неделе. А от боя со мной, как мне сказали, он отказался. Я думал, может, он не готов так быстро подраться — в июле месяце. Но сейчас посмотрел обзор крайнего UFC — и увидел, что он все-таки подрался (16 июля Джейкоби нокаутировал Да Ун Джана. — Прим. «СЭ»). Просто, наверное, не захотел со мной драться. Я говорю: «Ну, не хочет он, давайте следующего — кто будет». И буквально через неделю мне говорят: «Есть возможность подраться с Алексом Густафссоном на UFC в Лондоне». Я говорю: «Ну классно».
Густафссон
— Чего ждешь от Густафссона? Мне кажется, это такая легенда ММА, которая превратилась в темную лошадку, поскольку очень редко выступает.
— Ну да, сложно адекватно оценить его нынешнюю форму. Как он себя чувствует, с какой целью он вообще выходит. Вроде бы он завязывал, карьеру завершал. Чего он хочет? Он хочет вернуться в ММА? То есть он увидел, что два человека, у которых он выигрывал, — Блахович, Тейшейра — стали чемпионами, и решил, что у него тоже есть все для этого? Либо же финансовое положение, либо просто ему скучно стало. Думаю, что от этих факторов будет зависеть качество его выступления и его форма. Безусловно, его нельзя не воспринимать всерьез, потому что долгое время он был топовым бойцом... И дрался на хорошем уровне, с хорошими ребятами. Одни из ярчайших его выступлений — хоть это и были поражения — это первый бой с Джонсом и бой с Кормье, которые были довольно близкими. Многие даже говорили, что он выиграл эти бои.
Густафссон действительно легенда, громкое имя. Он дрался за пояс, когда я только начал... Когда я не то что в UFC подписался, а только начал заниматься ММА. В этом лагере мы с моим тренером Андреевым Валерием Николаевичем вспоминали, что 10 лет назад я просто к нему пришел. В этом году 10 лет, как я просто тренируюсь по ММА, а Густафссон уже дрался [в UFC] тогда. Для меня это определенный стимул, интересная проверка. Вообще, у меня только позитивные эмоции связаны с этим боем. Я рад и счастлив, что так сложилось.
— На твой взгляд, кто выиграл в первом бою — Джонс или Густафссон?
— Я, честно говоря, давно уже не видел этого боя. И сейчас... Сейчас-то у меня видение другое. Когда я его смотрел раньше — 13-й, 14-й, 15-й годы — то не мог оценивать так, как могу сейчас. И оценивать форму Густаффсона по этому бою сложно — поэтому я даже не смотрел тот бой при подготовке. Я смотрел крайние его бои — 5-7, 5-6 боев. А с Джонсом... Ну, наверное, все-таки пояс нужно забирать ярко и уверенно. Поэтому всегда, когда претенденту не отдают бой, можно сказать: нужно было больше делать.
Гловер
— Кого из своих соперников ты считаешь сильнейшим по бойцовским навыкам?
— Сложно сказать, потому что... Допустим, Яна Блаховича и Магомеда Анкалаева я не могу в полной мере оценить, потому что не был должным образом готов в этих поединках. Могу сказать, что Магомед разносторонний и обученный боец и определенно заслуживает места в топе. И со временем заслужит титульный шанс. Может быть, он даже больше его заслуживает, чем Прохазка, но тот получил его намного раньше из-за яркости выступлений. Что касается Гловера [Тейшейры]... Он тоже очень хорош. Но сложно выделить лидера, сказать, что однозначно он [сильнейший]. Нет, все ребята хороши, но такой... На своих околомаксимальных скиллах я дрался только с Гловером. Во многих моментах... Я пересматривал этот бой и понимаю, что где-то, наверное, мог бы додавить. Но каким-то образом он выходил и постоянно менял ход поединка. Поэтому... Для меня он один из ярчайших представителей нашего дивизиона. За упорство, возраст и вообще ту работу, которую он проделал за карьеру, я бы поставил его на первое место. Только с точки зрения уважения.
— Как тебе концовка его боя с Прохазкой? Что Иржи смог перевернуть его, хотя Тейшейра был в маунте. Удивило?
— Удивило, но... Наверное, возраст тут сыграл. Все-таки пятый раунд пятираундового боя. И Прохазка определенно довольно сильный физически. Может, чуть потерял концентрацию Гловер. Может, силы его чуть покинули. В целом, я скажу так, меня не прям удивил результат этого боя, но я ожидал, что Гловер выиграет, у него больше возможностей, больше ключей к победе, чем у Прохазки. Я, если честно, вообще не думал, что он (Прохазка. — Прим. «СЭ») сможет его засабмиттить, провести удушающий. Я думал, что его единственный шанс — болтануть, уронить Гловера. Потому что у Гловера в нескольких боях были моменты, когда его потрясали, доставляли дискомфорт. Хотя он потом переворачивал — с тем же Сантосом. Куцелаба его тоже ронял, а он его потом борол. В общем, все было неплохо. Но случилось то, что случилось. Не знаю... Да, я был удивлен.
Соцсети
— Году в 2018-2019-м ты рассказывал, что много денег тратишь на свое продвижение в соцсетях, так как это важно для спонсоров. Но где-то с осени 2020-го ты перестал активно вести соцсети. С чем это связано?
— Начал тратить деньги на подготовку. (Улыбается.) Да нет, просто в целом как-то... Ну не знаю, не то что... Часто мне хочется это делать... Сейчас, в силу определенных причин, не особо хочется веселиться, так сказать, в соцсетях. Из-за обстоятельств дома. Чуть все равно напрягает — как бы я ни пытался абстрагироваться. Или как бы это привычно ни было. Но то, что сейчас происходит, на протяжении крайних восьми лет никогда не происходило.
Наверняка я вернусь к этому (к активному ведению соцсетей. — Прим. «СЭ») так или иначе. Но вот пока решил взять такой небольшой перерыв. Может, стиль изменю, может, подход к этому делу. Не знаю. Больше удовольствия стал получать, наверное, от жизни вне социальных сетей. От времени, проведенного с семьей, друзьями, близкими, родными.
Не чувствую, что с моим уходом... Ну, не уходом, а с этим перерывом с публикацией постов, я что-то серьезное потерял в жизни. Такого нет. И в тех же 2018-2019 годах у меня были какие-то спонсорские обязательства, и я просто делал это (активно вел соцсети. — Прим. «СЭ»), потому что обязан был. А когда эти все отношения прекратились, мне, наверное, больше особо и не хочется [активно вести соцсети]. Может, поднаелся. Может, слишком кабальные были условия те спонсорские — когда мне приходилось по несколько раз за неделю твердить об одном и том же бренде. И я такой: «Блин, да вообще хватит».
— Ты же ведь, наверное, немало денег из-за этого потерял.
— Не скажу, что немало. Что-то я приобрел больше. Думаю, что в целом я себя комфортно чувствую в этом плане. Поэтому... Нет такого, что я это делаю только ради... Пока мне это нравится, я это делаю. Если мне что-то перестает нравиться, я могу перестать это делать. Могу позволить себе перестать это делать.
Тверь и Москва
— А ты же сейчас в Твери живешь?
— Ну так получилось, что да, я в Твери нахожусь. Я приехал сюда на подготовку к своему предыдущему бою. Сейчас просто нет возможности туда (домой, в Донбасс. — Прим. «СЭ») поехать. И я остался там — в Твери, в Москве. Но, если с января посчитать, я два провел в Кисловодске. А остальное время в Твери, на спарринг-сессии катаясь в Москву. Так вот и живу.
— В сентябре 2018-го ты сказал, что не любишь Москву, что там довольно много, как ты выразился, прогнивших людей. С тех пор отношение к Москве не изменилось?
— Да нет. Город-то сам неплохой. Делают его больше... люди. Люди, по-моему, становятся только хуже. Потому что жизнь легче не становится. Человек человеку волк. И в Москве это ярко проявляется. Тверь в этом плане — несмотря на то что находится меньше чем в 200 км от Москвы — совершенно другой город. С совершенно другим ритмом и темпом жизни.
В целом-то Москва мне нравится. Ну как нравится... Может нравиться проводить там время, когда я провожу его с пользой и когда я не трачу много времени, добираясь до места, где я проведу его с пользой. Если все эти факторы включить, то там можно двигаться, можно пользу для себя получать. Но жить там и тем более чтобы там жил, рос и проходил социальную адаптацию мой ребенок — против этого я до сих пор довольно категоричен, и вряд ли мое мнение изменится.
— Всего-то два часа на «Ласточке» из Москвы до Твери, но сильно чувствуется, что уровень жизни в Твери ниже. Идешь от вокзала — избушки разваленные...
— Контраст есть. Но у меня просто, наверное, чуть другая градация контрастов. Потому что я видел другие города, другие деревушки, дома и что может происходить с некогда расцветавшими городами буквально за два-три года. Это же не меняет наполнение этого города, людей, их искренность, доброжелательность. Не нужно даже 200 км от Москвы отъезжать. Можно просто уехать в периферию, в область — и уже за МКАД увидеть практически то же самое, [что в Твери]. Поэтому... Здесь, так скажем, все в сравнении познается.
Настрой
— Меня попросили (пресс-служба UFC. — Прим. «СЭ») не спрашивать о политике, поэтому сформулирую вопрос так: тебе сейчас насколько тяжело настраиваться на бой?
— Да непросто. В смысле... Я не знаю, что говорить на этот счет. Я с этой мыслью не то что смирился — привык жить. На протяжении восьми лет это так или иначе происходит. У меня ребенок родился, уже вырос, ему в школу идти скоро, а это все не заканчивается.
Конечно, то, насколько это обострилось сейчас, это не может не расстраивать, не может не огорчать. Но... Лучший способ абстрагироваться от всего — это каждому максимально хорошо делать свою работу. Учителя должны учить, врачи — лечить, бойцы — драться. Есть что есть. В моих силах нет возможности изменить это все.
Если бы я мог вот так вот (щелкает пальцем): «Все, хватит!», то я бы, наверное, все отдал для этого. А так... Просто морочиться и говорить, что мне хреново только потому, что там это происходит... Но мне-то не плохо! Я же здесь! Я знаю, как может быть и как людям плохо, которые там находятся и у кого нет возможности выехать оттуда. Мне грех жаловаться... Не то что грех, это было бы просто омерзительно с моей стороны говорить, что я страдаю от того, что происходит там, находясь в данный момент в Лондоне. И живя с момента начала всей этой спецоперации в Москве в тысячах километров от того, где все это происходит. Конечно, я переживаю. Но в целом-то нормально.
Кисловодск
— Где бы ты хотел встретить старость?
— У меня всегда было устоявшееся мнение, что я хочу жить на родине. В поселке в моем, в деревне сейчас сложно жить. Там 100 человек осталось. Школу закрыли, ничего не работает. Но... Где-то быть в пределах досягаемости от своей малой родины — мне, конечно, всегда хотелось. Но... Сейчас я взрослею, понимаю и порой начинаю сомневаться в том, что это действительно реально. Просто уже столько времени прошло, а я все жду, жду, жду, когда уже смогу вернуться, чтобы начать хотя бы какую-то подготовку к зрелой или престарелой жизни, так скажем. А так-то у меня жизнь кочевая на протяжении последних восьми-девяти лет крайних. Постоянно куда-то переезжаю.
На меня очень большое впечатление производит город Кисловодск. Очень красивая архитектура, очень приятные люди. И я могу констатировать, что там абсолютно нет... Одна из основных моих мыслей во время выбора места постоянной дислокации — это то, как будет развиваться мой ребенок, социализироваться. И то, что в Кисловодске абсолютно отсутствуют какие-либо национальные признаки, — это не может не подкупать. У меня там куча друзей, товарищей. Вот дома у меня так было. Понятие, термин «национализм» я узнал только по приезде в Москву. Сложно скрывать, что там это ярко выражено. И во многих регионах нашей страны, родины это происходит.
Но в Кисловодске в этом плане все на своих местах и все комфортно. Подкрепляется это все прекрасным воздухом, замечательной архитектурой без высоких зданий — там вообще сейчас запрещено строить дома выше шести-семи этажей. Много сил прикладывается, чтобы сохранить природу в ее первозданном виде, сделать все так, чтобы и людям было комфортно, и несильно окружающую среду потревожить. Поэтому отличный город. И форма там бомбическая, функционал набирается хорошо. Это примерно среднегорье считается — где-то от 900 до 1300 метров. Но всегда есть возможность подняться на высокогорье — то есть на 1600, на 2000 метров. Полчаса у тебя это займет — и ты уже на 1600, а это уже совсем другой воздух, совсем другая атмосфера.