«Хичкок сказал мне при команде: «Ты играл как дерьмо». Это меня зажгло». Интервью Сергея Зубова

Его введут в Зал хоккейной славы в Торонто. Большое интервью Сергея Зубова — лучшего защитника в истории России

В «Питтсбурге» не поладили с Марио Лемье

— Мессье говорил, что с Зуби и без него «Рейнджерс» — две разные команды. Если так считал капитан и самый авторитетный игрок команды, как оказался возможным ваш обмен в «Питтсбург» спустя год после выигрыша Кубка?

— Мне до сих пор сложно ответить на этот вопрос. Честно.

— Вы в шоке были?

— Да. Хотя было предостережение, что руководство недовольно тем, как мы провели серию против «Филадельфии». Но у «Флайерз» образовалась эта тройка, Легион Смерти (Леклер — Линдрос — Ренберг, — Прим. И.Р.), которая несколько следующих лет доминировала в лиге. Может, увидев этих здоровых ребят, в «Рейнджерс» решили перестраховаться и стать крупнее. Тот же Алфи (Ульф Самуэльссон, — Прим. И.Р.), на которого меня поменяли, габаритный парень и в какой-то мере он усилил оборонительные способности команды.

Оправдался ли тот обмен в полной мере — не мне судить. У меня тоже получился скомканный год в «Питтсбурге», где были и пару травм, и смена номера. И с Марио Лемье мы немножко не поладили, скажем так...

— Кто-то связывал это с действиями бригады большинства.

— Нет. Большинство у нас в тот момент было лучшим в лиге, там проблем не было. Просто в какой-то момент встретились два эго — его и мое. На скамейке сказали друг другу пару слов — и, наверное, ему это не понравилось. Великий человек, великий игрок — вероятно, он имел право говорить, а я тогда нет. Но так произошло.

— Мы с вами разговаривали в 1998 году, и вы сказали, что совершенно не хотели переходить в «Даллас».

— Когда произошел трейд, я понимал, что в «Питтсбурге» не останусь. После окончания плей-офф мне это было на 99 процентов понятно. Общаясь с агентом, оценивали, что и как. Но когда меня взял «Даллас», который тогда не попал в плей-офф и только переехал из Миннесоты... Если честно, я сказал тогда агенту, чтобы он разговаривал с Бобом Гейни, генеральным менеджером «Старз» — пусть готовит еще один обмен. Потому что не собираюсь туда ехать. Тем более это еще намного дальше от Нью-Йорка, чем Питтсбург. Мы — молодая семья. Я — еще пацан, супруге вообще 21 год. Какой Даллас, какой Техас? (смеется).

Пропустил тренинг-кемп, вообще там не появился. Не знаю, закончилось бы это дисквалификацией или еще чем-то. Но надо отдать должное Гейни. Боб был решителен в своих действиях и сказал: «Мы ничего делать не будем, а будем тебя по-прежнему ждать. Когда приедешь — тогда приедешь. Но билет на самолет с такого-то числа с открытой датой у тебя есть». Что делать? Собрались, полетели.

— Никто не дал понять, что недоволен вашим поведением?

— Вообще никто! Доброжелательность, с которой нас с женой встретили, поразила. Со стороны и руководства, и команды. Тогда Дуг Армстронг, нынешний генеральный менеджер «Сент-Луиса», был помощником Гейни, и он со мной возился первые несколько дней, помогал во всем. И пресс-атташе, и многие другие. Освоиться мне было очень легко.

— Поздравили Армстронга с недавним Кубком Стэнли?

— А как же! Мы на связи. Сказал ему: «Ты столько времени к этому шел!» В Далласе он был вторым лицом. В Сент-Луисе же Кубок — его заслуга. Как он собрал эту команду, сколько времени и сил на это положил... Работа не из легких. Просто молодчик!

— В Далласе вы быстро разобрались, как проводить свободное время. 21 год назад рассказывали мне, что с Джо Нуиндайком выбираетесь порыбачить: «Таких окуней, как в Техасе, в Америке больше нет».

— Не только с Нуи, со многими ребятами. Тогда и у Эдди Белфора был серьезный катер, мы гоняли на нем. И я себе тоже такой приобрел. Мы постоянно находили для этого время — и с ними, и с Пэтом Вербиком, и с Джейми Лангенбрюннером...

— Вместе с вами в Зал славы включают Ги Карбонно, с которым вы играли в «Далласе». И говорили, как он в 37 лет гоняет на «Харлее» с еще группой одноклубников. Но вы к ним не присоединяетесь.

— Там не только он — у нас целая бригада была! Сорвиголовы. Но я действительно не присоединялся. Потому свое падение помнил и до сих пор помню. В 14 лет в деревне под Москвой полетел с мотоцикла «Иж-Планета-Спорт» так, что не запомнить было сложно. Обошлось без переломов, но усвоил, что это не мой вид спорта.

Сергей Зубов. Фото AFP

Хичкок сказал при всех: «Ты играл как дерьмо!»

— Вы пришли в «Даллас» одновременно с Кеном Хичкоком. Несколько лет назад мы с ним говорили, и я рассказал: в России существует стереотип, будто он не сильно любит русских и наш стиль игры. Он рассмеялся и ответил: «Один из самых моих любимых хоккеистов — Сергей Зубов». Вы сразу нашли с ним общий язык?

— Не сразу. Первый год стал определяющим в наших отношениях. Было несколько моментов, игр, где Кен показал, кто он такой. А я в ответ продемонстрировал, что собой представляю. Но потом у нас срослось и стало о'кей. Он отличный психолог, человек и превосходный тренер.

— Что это были за моменты?

— Выходишь после игры. У тебя за спиной — три года в «Рейнджерс», год в «Питтсбурге», Кубок Стэнли, больше очка за игру. И амбиции, понятно, соответствующие. Проходишь мимо главного тренера, а тебе говорят: «Слышь, ты! Ты играл как дерьмо!» И не один на один, а при всех. Такие вещи тебе быстро башню сносят.

— Что вы выдали ему в «ответку»?

— Нет, я промолчал. Вот на это не имел права. Никогда. Вообще считаю, что тренерская работа — очень сложная вещь, и уважение к любому тренеру у меня было всегда. Я просто не подходил к нему и не разговаривал с ним на протяжении недели. Держал обиду, игнорировал его. Меня это сильно задело. И просто начал делом доказывать, кто и что я есть.

— Потом говорили с ним о том случае?

— Тогда — даже не вспоминали. А много лет спустя я ему сказал: «Кен, ты красавец. Ты меня зажег».

— Вы как тренер способны сказать своему игроку при команде: «Ты — дерьмо!»?

— Пока нет (улыбается).

— Уже на второй сезон вашего пребывания в «Далласе» Хичкок дал вам нашивку ассистента капитана. Удивились?

— Конечно. Для меня бесспорно, что было много ребят, которые заслуживали этого больше меня. На данный момент из той команды в Зале хоккейной славы — уже шесть человек!

— Вас не удивляет, что Хичкок в своем почтенном возрасте до сих пор цепляется за НХЛ?

— Ничего удивительного — человек с таким опытом и авторитетом! То, что он — один из самых выигрывавших тренеров в истории НХЛ, говорит само за себя (Хичкок идет на третьем месте после Скотти Боумэна и Джоэля Кенневилля, — Прим. И.Р.).

— Вы говорили, что Хичкок — уникальный тренер, поскольку сам не играл в хоккей и изучал все по книжкам. Как ему удалось завоевать доверие таких опытных людей, как вы, Модано, Хэтчер, Нуиндайк?

— Он никогда не отходил в сторону от своего пути и был отличным мотиватором. Будучи патриотом своей страны, он всегда стремился — и умел — сплотить коллектив в единое целое. Были определяющие моменты, на которых Хичкок акцентировал внимание каждый день. И у нас в Далласе сплотился очень серьезный коллектив.

— Сейчас общаетесь?

— Пару раз в год видимся — где-то с Халликом (Бреттом Халлом, — Прим. И.Р.), где-то с Майком (Модано). Жена общается через соцсети с супругой Брендана Морроу. Недавно, когда были в Далласе, пересекались с Джейсоном Арноттом. Постоянно с кем-то на связи!

Сергей Зубов. Фото AFP

Халл говорил: «Вы меня свяжите, только руки оставьте. Все равно брошу!»

— Какой из двух Кубков Стэнли для вас дороже?

— Второй. Больше осознаешь, как он дорог и через что ты проходишь, чтобы его выиграть. Здесь ведь важен не только конечный результат, но и путь к нему. И все, что на этом пути ты испытываешь.

— Там, например, у вас был сложнейший полуфинал с «Колорадо».

— И серия с «Сент-Луисом» была не подарок. Понятно, что «Колорадо» был очень сильным. Просто качельная серия была. На шестую игру мы ехали в Денвер и горели 2-3. Команда выступила фантастически, ребята из себя вытащили все. И мы еще два года подряд с ними играли. На следующий год — опять семь матчей в полуфинале, и опять наша победа. Так что не только у «Колорадо» с «Детройтом», но и у нас с «Эвеланш» тоже своя история была.

— Каково было выходить на финальную серию с «Баффало» против Доминика Гашека? Как удавалось справиться с ощущением, что играете против скалы?

— Естественно, очень тщательно анализировали его игру. И поражались. Человек выходил на предыгровую раскатку и ни одной шайбы не пропускал. Ни одной! Настрой у нас был запредельный, мы знали, против кого играем. Понимали, что справиться надо не только с полевыми хоккеистами, но и с конкретным голкипером. Но у нас снайперы были!

— Как раз перед тем сезоном Бретта Халла взяли.

— В самые нужные моменты он и находил эти дырки. Даже у Гашека.

— По поводу решающего гола Халла в третьем овертайме шестого матча споры не утихают до сих пор.

— То, что наша победа из-за этого получилась несколько смазанной, — несомненно. Были большие дебаты, и на следующий сезон правило, из-за которого гол не отменили, убрали. Наверное, ту ситуацию можно было счесть несправедливой. Но что можно сделать? История написана, и она — такая. В любом случае, мы были в финальной серии немножко сильнее, чем «Баффало». А тот же Халл вытащил нам далеко не только ту игру.

— Легко нашли с ним общий язык? А то ведь о его тяжелом характере во времена «Сент-Луиса» легенды ходили.

— Халлик — просто замечательный человек! Он живой. Настоящий фанат своего дела, хоккей для него — все. А его бросок, техника исполнения — это просто легенда. Он мог бросать с любой позиции с завязанными глазами. Я не преувеличиваю. Халл так точно и сильно посылал шайбу своей гибкой клюшкой 70-го среза, что она летела как из пращи. И центр тяжести — внизу, он коренастенький такой. Он сам говорил: «Вы меня свяжите, руки только оставьте — я все равно брошу!» И он это делал. У него чутье было, он очень хорошо искал момент для броска. И время, и позицию на льду, когда там будет шайба.

— Вы в том финале с «Баффало» проводили по 30 минут на льду. Откуда сил хватало после такого сложнейшего Кубка?

— Наверное, здоровье позволяло. То самое, которое к концу карьеры начнет давать сбои.

— Празднования после Кубка в Далласе были более скромные, чем в Нью-Йорке?

— Чуть скромнее. Было хорошее командное мероприятие, с друзьями и семьями. Что касается парада — прокатились по центральной части города, вокруг тогдашнего дворца. Может, это было и не так грандиозно, как в Нью-Йорке. Но в любом случае душевно. Только вот русского ресторана не было, понимаете? Точнее, в Далласе он был, но очень маленький. И мы решили не рисковать (улыбается).

— На следующий год вы могли стать командой-династией, дошли до финала — но уступили в нем «Нью-Джерси» с огромным российским представительством — вторым тренером Фетисовым, игроками Брылиным, Малаховым, Могильным и Немчиновым.

— «Девилз» были намного более голодны до титула, чем мы. Жажда победы у «Нью-Джерси» в том финале была куда сильнее. Плюс команда у них оказалась помоложе, и в решающем раунде наша большая усталость сказалась. В какой-то игре нам чуть не повезло, но в целом соперник был посильнее — как и мы по сравнению с «Баффало». Кстати, «Дьяволы» через год опять в финал вышли, но там, в свою очередь, проиграли более голодному «Колорадо».

— А потом тот «Даллас» достаточно быстро развалился. Ошибкой ли было увольнение Хичкока по ходу сезона-2001/02?

— Всему свое время. Началось с серьезных проблем у владельца команды Тома Хикса, и это тоже сказалось. Смена хозяина потянула за собой смены менеджмента, тренеров... Был даже момент, когда мы полгода получали зарплату от НХЛ, у которой предусмотрен специальный фонд для таких ситуаций, какая произошла с Хиксом.

Сергей Зубов. Фото photo.khl.ru

После «Далласа» были варианты с «Рейнджерс» и «Коламбусом». Но выбрал СКА

— «Даллас» считаете своей командой все же в большей степени, чем «Рейнджерс»?

— Конечно. «Даллас» — это моя команда. Все-таки в нем я провел 12 сезонов, а в «Рейнджерс» — всего три. В «Старз» я и поменялся, став другим игроком. Осознал свою роль, предназначение в хоккее.

— Кто мог подумать, что так все получится, когда вы туда переходили.

— Да. Хоккей в Техасе поднялся на высший уровень, и мы участвовали в этом процессе. Горжусь, что был частью той команды и того времени. Когда я пришел в «Даллас», на матчи приходило по полторы-две тысячи человек, а через три года у нас начались аншлаги на пять-шесть лет вперед. Во дворец невозможно было попасть!

— Смотрел трогательное видео, когда вас с семьей чествовали на льду в Далласе после того, как вы стали самым результативным защитником в истории клуба. Проняло?

— Еще как. Мы не скрывали, что нашли свою команду. Не только мне, но и супруге, и детям все нравилось!

— Как закончилось ваше пребывание в «Старз» и в НХЛ?

— Начались травмы. Одна грыжа, вторая... И тазобедренный состав начал сдавать. Перенес две операции. Тогда уже мой бывший партнер и товарищ по команде Джо Нуиндайк стал генеральным менеджером. У нас состоялся откровенный разговор, и к решению мы пришли вместе.

Оба понимали, что сотрудничество не будет продолжено. Все-таки 38 лет и травмы. Ту роль, которая у меня была прежде и в которой меня видел клуб, я уже физически не мог тянуть. Все-таки в «Далласе» привыкли к тому, что я играл по 25-30 минут за матч. Джо сказал: «Предложить тебе такие-то деньги не могу, уже есть другие ребята, которые претендуют на эту роль. А предлагать тебе гораздо меньше не буду, потому что слишком тебя уважаю». На этом и разошлись.

Я начал искать другой клуб. Был вариант возвращения в «Рейнджерс». Или перехода в «Коламбус», где тогда работал Хич. И, наконец. Питер. Учитывая мое физическое состояние и желание поиграть дома, для российских болельщиков, я выбрал СКА. Еще одной причиной стало то, что на носу была Олимпиада в Ванкувере, и в голове я держал, что будет шанс в ней поучаствовать. В КХЛ все-таки короче сезон, меньше столкновений, физического воздействия. И мы приняли решение, хотя и было тяжело после стольких лет перевезти семью, детей.

— Адаптация далась им сложно?

— Детям — да. Питер — один из самых красивых городов в мире. Но это город, суровый по климату. Вечно непонятное время суток. Просыпаешься — ночь. Идут в темноте в школу. Выходят оттуда — опять ночь. И так пять месяцев подряд. После Техаса привыкнуть к этому было непросто. Старший закончил в Питере школу и поступил в университет в Бостоне, младшая заканчивала школу уже в Америке. Сейчас они живут там.

Сергей Зубов (второй слева). Фото Reuters

За сборную перестал играть только из-за истории на Кубке «Спартака»

— Сделаем шаг в сторону — от НХЛ к сборной. Главное воспоминание о золотой Олимпиаде-92 в Альбервилле?

— Команда очень дружная была. Почти ровесники, год-два разницы. За исключением наших лидеров, Славы Быкова и Андрюхи Хомутова, Юры Хмылева и тройки «спартачей». Остальные всю жизнь играли либо друг с другом, либо против. Микроклимат — супер! Там у нас соперников точно не было. Канада разве что побрыкалась в финале...

— Обидно, что не стали членом Тройного золотого клуба из-за того, что не выиграли, казалось бы, самый легкий турнир из трех необходимых — чемпионат мира?

— Что поделать. Ничего страшного. До сих пор обидно за то, как вылетели с чемпионата мира 1992 года — первого в истории сборной России и, так случилось, единственного, в котором я участвовал.

— И, более того, забили два первых гола в истории сборной России на чемпионатах мира — в ворота швейцарцев.

— Да, это первенство было как раз после победной Олимпиады. Мы уверенно выиграли группу, но проиграли шведам в четвертьфинале — 0:2, получив курьезный первый гол. Матс Сундин прошел по краю, фактически заехал за ворота, бросил — и попал в плечо Мише Шталенкову. Шайба залетела, и один гол решил все.

— Вы и в клубе, и в сборной играли в паре с Владимиром Малаховым.

— А после сезона разъехались по разным командам Нью-Йорка — он в «Айлендерс», я в «Рейнджерс». И встречались уже только друг против друга. Но дружить, естественно, продолжали. Постоянно общались — и сейчас, когда есть время, созваниваемся, эсэмэски отправляем.

— Если бы с составом 90-х годов у нашей сборной была организация, как в конце нулевых и в десятые, мы бы выигрывали Олимпиады и Кубки мира с участием хоккеистов НХЛ?

— Сложный вопрос. Наверное, он на совести тогдашних хоккейных руководителей. Надо было понять, что многие ребята уже по четыре-пять лет играли в той лиге и привыкли к определенному отношению и условиям. А то, с чем они столкнулись дома, стало негативным моментом, который многие переживали. Впрочем, сейчас кого-либо судить нет смысла. Время было такое.

— Вы после Кубка мира-96 больше никогда не играли за сборную России. Решающую роль сыграл негативный опыт того турнира или отвратительная история на Кубке «Спартака», когда напали на вашу жену, а при попытке ее защитить изрядно досталось и вам?

— История на Кубке «Спартака». Он как раз прошел после Кубка мира. Это было чертой. Когда мы говорим о безопасности семьи, об отношении, которое почувствовал к ней и себе — сразу перечеркивается все. Мне очень жаль, что это произошло именно со мной и на долгие годы отрезало желание не только играть за сборную, но и приезжать в страну. Это было не мое личное, а наше семейное решение.

— Вы сказали, что были разочарованы не только самим «наездом», но и поведением на следующий день некоторых людей. Что имели в виду?

— Немножко разочаровался в одном человеке, и это оставило отпечаток на долгие годы. Но имя называть не буду.

— С главным организатором Кубков «Спартака» Гелани Товбулатовым впоследствии встречались, руки друг другу пожимали?

— В Питере где-то в лифте столкнулись, поздоровались. Он-то нормально себя повел.

— Был ли впоследствии какой-то турнир, когда вы подошли ближе всего к тому, чтобы вернуться в национальную команду?

— Пока в ФХР было старое руководство — нет. Но как только в федерации все поменялось, а в сборную пришел Слава Быков, я сразу ему позвонил и сказал: «Ты можешь рассчитывать на меня. Если мы не попадем в плей-офф или рано оттуда вылетим, я готов. Обеими руками за то, чтобы играть за сборную». Это был 2007 год, и мы проиграли свою серию первого круга «Ванкуверу» в семи матчах. К сожалению, в пятом я из-за потянул мышцы живота, и у меня обнаружили грыжу. Вынужден был лечь на операцию и три месяца восстанавливался. Это был самый реальный момент для возвращения, но травма не позволила.

— В 2010-м, в 39 лет, вы здорово играли за СКА. Быков с Захаркиным позвали вас в резерв сборной на Олимпиаду в Ванкувере, но вы через «СЭ» отказались, назвав приглашение в запас «плевком в лицо».

— Есть главный тренер, есть штаб, и таким было их решение. Конечно, неприятно было находиться в центре всей этой истории. Но что было, то было. Не могу сказать, что жалею о своих словах. Я готов был помочь команде как действующий игрок, а не как запасной.

— Потом с Быковым объяснились?

— Конечно. И потом поработали вместе в СКА. Сейчас у нас все нормально. Более того — все супер.

С Ковальчуком иногда обмениваемся эсэмэсками

— А почему не поехали со сборной звезд в знаменитое турне по России во время локаута-1994? Там ведь произошло и воссоединение пятерки Ларионова, и единственное за все годы выступление тройки Могильный — Федоров — Буре, и получение первыми двумя новых российских паспортов...

— Да там был такой состав, что не пробиться! (смеется) А если серьезно, то как раз в 94-м у меня ребенок родился. В момент турне он был грудным, и я должен был находиться вместе с семьей. Так что было не до того. А если бы не семейная ситуация, я бы с удовольствием.

— В какой момент заново открыли для себя Россию?

— Когда приехали с семьей на постоянное место жительства в Санкт-Петербург. На три года. И большую часть времени проводили в нашей северной столице. Об этом времени остались только самые добрые воспоминания.

— Кстати, в 2004 году во время большого локаута кто-то из Суперлиги вас приглашал? Например, «Ак Барс», который сумасшедшую банду собрал, но ничего с ней не выиграл?

— Разговоры были, но я сразу их отрезал. Потому что достаточно провел времени на льду, и решил, что простой отдых мне не помешает. Мы решили просто взять паузу, отдохнуть, провести время всей семьей.

— Почему, кроме вас с Сергеем Гончаром — кстати, как раз бывших защитников — никто из наших звезд НХЛ 90-х годов не пошел в тренерскую профессию?

— Я тоже не загадывал, что стану тренером. У меня не было такого плана. Сложилось так, что весь второй сезон в СКА я просидел с травмой, сделал еще одну операцию, надеясь, что все заживет, и еще смогу поиграть — хотя бы короткое время. Но потом понял, что шансов больше нет. И когда руководство СКА предложило войти в тренерский штаб, с удовольствием согласился. Потому что считал себя их должником за этот сезон. Однако совершенно не представлял, что это вообще такое — тренерство.

Первый сезон с Милошем (Ржигой, — Прим. И.Р.) получился немножко скомканным, но я для себя усвоил некоторые моменты. Потом был год перерыва, за который я твердо для себя решил, что должен что-то передать людям. Какой-то опыт и знания есть, и они не должны остаться со мной. Поработал сезон с ЦСКА в штабе Джона Торчетти, и он, наверное, стал для меня определяющим как для тренера. Многое осознал, и меня это захлестнуло. Я понял, что хоккей никуда из моей жизни не может деться. Он всегда будет со мной. Пусть даже и нужно убивать в себе игрока — не только на льду, но и вне его.

— В вашей пока недолгой самостоятельной тренерской карьере уже произошла одна очень резонансная ситуация — в СКА с отстранением Ильи Ковальчука от плей-офф. Вы сейчас с ним общаетесь?

— Да, иногда обмениваемся эсэмэсками. Расцениваю и тот момент, и в целом работу в СКА как хороший опыт. Спасибо руководству клуба за доверие. Я положил этот опыт к себе в копилку и двигаюсь дальше. У меня как тренера есть свои цели и мечты. И, пока есть возможность, буду к ним идти. Но предпочту о них вслух не говорить.

— Считаете ли, что на сто процентов реализовали себя как хоккеист?

— Наверное, да. Желать себе больше того, что достигнуто, нечего. Доволен тем, как все сложилось. Но повторюсь — понимаю, что этому помогло удачное стечение обстоятельств.

— О чем-то в карьере жалеете?

— Нюансов, которые хотелось бы изменить, было много. Потом анализируешь их и понимаешь, что мог сделать иначе. Но в целом — не жалею. И ни на что не жалуюсь.

НХЛ: регулярный чемпионат, турнирные таблицы, расписание и результаты матчей, новости и обзоры, статистика