20 октября 2022, 13:00

От храма Василия Блаженного на шлеме — до главного хейтера России. Каким был Гашек в «Спартаке»

Юрий Голышак
Обозреватель
Читать «СЭ» в Telegram Дзен ВКонтакте
Обозреватель «СЭ» вспоминает свое знакомство с чешским вратарем, сегодня ожесточенно критикующим Россию.

Храм Василия Блаженного на шлеме

Мне странно слышать от Доминика Гашека брань по поводу России. Я верю и не верю, что это он все говорил. Тот ли самый Гашек, который рисовал храм Василия Блаженного на своем шлеме, произносит такие слова?

Хочется отыскать номер, дозвониться в Пардубице. Тот городок, где когда-то служил Доминик школьным учителем. Спросить: что такое, мой друг? Вы занедужили, быть может?

Мне все это странно! Спросили б меня вчера: «Самая милая звезда, приезжавшая в наш чемпионат?» — я бы и думать долго не стал: «Гашек!»

Мне не хочется перечитывать и переслушивать все, что он говорит в эти дни, — я сразу вспоминаю, как стояли вместе в очереди в «Макдоналдс» у метро «Сокольники». Как грустил Доминик в темном коридоре хоккейного дворца после поражения в плей-офф — никто к нему не подходил, на Гашека не оборачивался. Хоккеисты, чертыхаясь, выходили из раздевалки — Гашек стоял, будто посторонний, непричастный ко всему случившемуся. Кажется, это было в Питере.

Я сделал три шага навстречу с какими-то расспросами. Просто чтоб не грустил. Доминик улыбнулся с такой печалью — но благодарно. Что-то ответил — и я вписал три строчки в репортаж. Отгоняя догадку, что вот только что великий Доминатор отыграл последний свой матч в профессиональном хоккее. Эта новость, быть может, поважнее вылета «Спартака» из плей-офф...

Казалось, и мы сдружились. В России ему хочется остаться. Играть и играть.

Юрий Голышак и Доминик Гашек. Фото photo.khl.ru
Юрий Голышак и Доминик Гашек.
Фото photo.khl.ru

«Откуда у тебя такие? Даже у меня их нет!»

Мы приехали к нему с фотографом Беззубовым — лучше этого парня не снимал хоккей на моей памяти никто. А главное, Беззубов — чемпион по обаянию. Две минуты проведет с человеком — и все, лучшие друзья. Я помню, как обрадованно указывал на него, бородатого, клюшкой из дальнего конца коридора Ваня Ткаченко: «О, Николай Второй!»

Гашеку, чтоб растаять перед Беззубовым, и двух минут не понадобилось — «химия» случилась сразу. Получил от фотографа пачку карточек с волшебной Олимпиады-98.

Глаза Доминика расширились, перебирал узловатыми пальцами бывалого вратаря весь этот ворох — и выдыхал:

— О! Откуда у тебя такие? Даже у меня их нет!

Беззубов пожал плечами — нет? Так забирай все, не жалко.

Вот как это делается. Договориться об интервью труда не составило. Я сработал уже на чистых мячах, договаривался с размякшим Гашеком.

— Приезжай завтра! Сможешь?

Еще б я не смог.

«Я приду!»

Назавтра я узнаю, что такое настроение вратаря, — предыдущий вечер вместил в себя поражение от «Торпедо». Все!

Гашек смотрел чуть раздраженно. Делал вид, что по-русски понимает едва-едва — перейдя на странную пантомиму. Жестами объяснил, как торопится в парикмахерскую (жаль, эту игру пальцев никто не снял), а потом, потом...

Доминик вздохнул — и вынужден был вспомнить наш язык. Произнес чистенько, безо всякого акцента:

— В налоговую инспекцию.

Вздыхал, вздыхал, вздыхал.

Наконец вымолвил, собравшись с мыслями:

— Мне надо туда, потом сюда... Я не знаю... Ладно, ждите у раздевалки! Я приду!

Больше не капризничал. Был настолько податлив, обходителен, что я верил и не верил себе: тот ли это Доминатор, о котором читал? На которого смотрел по телевизору? Тот ли самый Гашек, про которого летел через океан слух — задавшего скверный вопрос репортера поколотил то ли клюшкой, то ли палкой?

Нет. Теперь я не представлял, чтоб Гашек мог кому-то двинуть. Расстроиться, чуть насупиться — пожалуй. Но не ударить.

Доминик Гашек. Фото Александр Федоров, "СЭ"
Доминик Гашек.
Александр Федоров, Фото «СЭ»

«Не сохранилась самая дорогая клюшка...»

Не знаю, что услышал Гашек в парикмахерской и налоговой, — но вернулся сияющим. Улыбался во весь рот.

— Что надо для съемки? Шлем, клюшка? Пошли в раздевалку!

В раздевалку «Спартака» меня не зазывал даже Ржига, лучший друг русских репортеров.

— Что, Доминик, шлем уже загнал? — усмехнулся кто-то из хоккеистов. — У метро, наверное?

Я сразу вспомнил, как незадолго до самоубийства подходил к старым товарищам по хоккею вратарь Евгений Белошейкин. Говорил, что с дурными привычками завязал, возвращается в игру. Только нужна форма. Нет ли шлема? Клюшки?

Ему давали, конечно. А в том же «Юбилейном» был магазин хоккейной амуниции — и все подаренное моментально за полцены оказывалось там. Так что «пристроить шлем у метро» — была в этом трагическая нота для нашего хоккея. Но Гашек о том не подозревал.

Усмехался:

— Нет, не у метро. Вон покупатели стоят.

Указывал на меня черенком клюшки. Я втягивал живот, сдержанно улыбался. Розовел от удовольствия.

Что-то необходимое для съемки у Гашека оставалось в гостинице — мы шли от дворца пешком. Заехавшие в тот же Holiday Inn футболисты «Терека» не верили глазам. Обернулись все. О чем-то перешептывались.

— Москва красивая... — улыбался Доминик, не замечая суеты вокруг.

Клюшка у Доминика была новенькая — будто и не побывала еще в игре.

Гашек перехватил мой взгляд:

— Да, свежая. Многие удивляются, что я к каждой игре готовил новую клюшку. А накануне долго с ней вожусь.

— Старые раздариваете?

— Конечно. У каждого друга, наверное, штук десять моих клюшек. Не знаю, зачем им столько. Для себя сохраняю только особенные — например, ту, с которой выиграл Кубок Стэнли. На каждой пишу фломастером — когда и с кем играли. Даже во сколько начинался матч. Не сохранилась только одна, самая дорогая.

— С финала Олимпиады?

— Да! Не знаю, куда делась, — вокруг нас после сирены была такая каша! Меня тянули в одну сторону, в другую, хотели самого разорвать на сувениры. Мне было не до клюшки. Наверное, кто-то хранит.

Доминик Гашек защищает ворота. Фото Татьяна Дорогутина, архив «СЭ»
Доминик Гашек защищает ворота.
Татьяна Дорогутина, Фото архив «СЭ»

«Я — за руль? Нет, нет, нет!»

Гашек непредсказуем!

Время спустя узнаешь многое — я и не подозревал, что в конфликт с главным тренером «Спартака» Ржигой вступил Гашек почти сразу. Вознамерившись лично тренировать команду. Не постеснялся!

При этом опасливо относился к сущим пустякам. Настойчиво переспрашивал нас с фотографом — не ожидается ли дождь?

— Точно не будет? Вы узнавали?

— Узнавал.

— Давайте посмотрим еще раз...

Мы меняли тему. Предлагали Гашеку лично сесть за руль и проехаться по Москве. Тот бледнел от одной мысли:

— Я — за руль? Здесь? Нет, нет, нет!

Нет так нет. За руль уселся другой фотограф, Юра Кузьмин, — и помчал на своем битом-перебитом «Форде» с такой скоростью, что Гашек вздрагивал всем телом при каждом торможении. В 2010 году ездить можно было как угодно.

Доехав, выдохнул, отпуская ужас пережитого:

— Обратно я на метро.

— Заблудитесь!

— Я? Да вы что! Садишься здесь, пересадка там. А можно иначе...

За секунду Гашек, живущий в Москве вторую неделю, расписал нам по памяти все пересадки, все нужные станции. Что за память? Что за странные таланты?

— Нигде в мире нет таких пробок! — восклицал Доминик. — Москва — это что-то невозможное! Два дня назад я попал в самую долгую в жизни — десять километров мы тащились два часа. Или три. Я перестал смотреть на время...

Я, помню, подметил — с каждой секундой Гашек говорит по-русски все лучше, все связнее. Этот ли парень час назад руками изображал парикмахерскую?

А Гашек уже вовсю рассказывал, как не собирается подыскивать квартиру: «В гостинице мне хорошо, все прибрано». Как обедать ходит в «Макдоналдс» — потому что проблема лишнего веса ему неведома. Даже стоило бы добрать килограммов пять.

Доминик Гашек. Фото Александр Федоров, "СЭ"
Доминик Гашек.
Александр Федоров, Фото «СЭ»

«Во всех командах я был самым слабым хоккеистом!»

— Я поражаю самого себя физической силой! — проинформировал вдруг Гашек.

— О, — поощрительно промычал я.

— Во всех командах я был самым слабым хоккеистом! — продолжение оказалось самым неожиданным, каким только могло быть. — Время от времени проводили тесты — не было хоть кого-то, кто оказался бы позади меня. Я вратарь — зачем мне мускулы? Никогда ни с кем не дрался. Думаю, последний раз — в школе... Представляешь, что я чувствовал когда на меня начал охоту Брашир?

Я и сказать ничего не мог — дыхание остановилось. Брашир — на Гашека?

— Да-да, на меня! — все понял правильно Доминик. — Мы играли то ли с «Филадельфией», то ли с «Ванкувером». Кто-то задел их вратаря, и Дональд мне показал клюшкой: «Готовься, Доминик. Сейчас получишь». Можешь представить, что я чувствовал. Счастье, что это заметил и наш тренер. До конца оставалось три минуты, мы выигрывали — меня усадили на лавку, выпустили второго вратаря. Через двадцать секунд возникла драка.

— Брашир?

— Брашир дрался с кем-то из полевых, наш вратарь на красной линии молотил их голкипера. Я смотрел от бортика. Мне было весело.

— Вы никогда не бросались на чужого вратаря?

— Два или три раза. Никуда не денешься, я должен был ехать и драться. Но знаете, что я делал? Хватал его посильнее за свитер и держал. Кулаками не размахивал. Я не выигрывал эти схватки — но ни разу не получил сам.

— Вроде и Саймон пытался вас поколотить.

— Что-то такое было, но в нашей команде всегда было два-три игрока, готовых к Саймону. Не помню ни одного случая, чтоб у меня возникла настоящая проблема. Вообще-то, из тафгаев мне особенно нравился Чейз из «Сент-Луиса». До сих пор перед глазами, как он ломал лицевую кость нашему Рабри. Я моргнуть не успел — наш тафгай лежал. Пять секунд — бух, и драка закончена. Ударил вот сюда. Конец.

Доминик Гашек. Фото Александр Федоров, "СЭ"
Доминик Гашек.
Александр Федоров, Фото «СЭ»

— На себе не показывайте, Доминик. Третьяк рассказывал, как вы к нему подходили и просили сказать руководству «Чикаго», что Гашек — плохой вратарь. Тогда бы отправились на хороший контракт в «Кельн». Вы этот контракт даже успели подписать.

— Да, это правда! — удивился моей памятливости Гашек. — Не помню подробности...

Замолчал — будто ожидая этих подробностей от меня. Если уж я такой осведомленный.

Я молчал — и Гашек сдался. Все вспомнил сам.

— Даже не могу вспомнить, чтоб разговаривал на эту тему с Третьяком. Зато говорил с менеджером, с Кинэном. Убеждал: «Мне вы играть не даете, так отпустите в Европу». Меня тогда хотел не только «Кельн». Спасибо Богу, не отпустили. Состоялся трейд с «Баффало» — и сами знаете, как сложилась моя судьба.

Эта история оказалась скучной — и я вернулся к дракам.

— Говорите — не дрались. А кто-то рассказывал, что вы однажды поколотили репортера клюшкой для гольфа, — припомнил я тот самый случай.

— Что?! Это писалось в газетах? Интересно, что они должны были сделать, чтоб я начал размахивать клюшкой для гольфа...

— Такого не было?

— Никогда. Это самый нелепый слух, о котором я знаю.

Гашек в задумчивости дотронулся до седины на висках.

Стригся Доминатор в ту пору совсем коротко — ограждая собственную психику от ужаса картины в зеркале: седые виски...

Сейчас я его понимаю. Нынче я и сам такой.

Доминик Гашек. Фото Алексей Иванов, архив «СЭ»
Доминик Гашек.
Алексей Иванов, Фото архив «СЭ»

«Я в Москве всегда покупал золото»

— Москва — красивая... — это произносил Гашек не раз и не два.

Начало было одинаковым — продолжение разнилось. Вспоминал то одно, то другое. Порой удивляя настолько, что я замедлял шаг. Вот это да!

— Я в Москве всегда покупал золото. Сюда вез женские колготки и джинсы, отдавал прямо дежурной в гостинице. Она расплачивалась, и я отправлялся в ювелирный магазин. Помню, взял для своей девушки чудесное кольцо.

— Девушка стала женой?

— Время спустя. Мы до сих пор вместе. То кольцо было не обручальное.

— Носит?

— Редко.

— Тот подарок ее удивил?

— Еще как. Это выглядело очень романтично. Я вообще из любой страны ей что-то привозил. И куда бы ни отправился со сборной Чехословакии, обязательно присылал ей оттуда открытку. Представляешь, сколько их скопилось? Все хранит! У меня была роскошная свадьба. В Пардубице мэрия на холме, отправились туда. Это было так чудесно...

— Ну и память у вас.

— У меня отличная память.

— Как и у другого знаменитого чеха, Ярослава Поузара, — козырнул я. — Тот вспоминал, как жил в московских гостиницах 80-х: «Мы били кроссовками тараканов, которые ползали по номеру, — и считали. У кого больше — тот чемпион...»

— Да, я помню! Тараканы были не всегда — но очень часто!

— И в какой гостинице?

— «Спорт». У нас получалось настоящее соревнование. Тоже били кроссовками и считали. Там были отличные тараканы.

Ясное дело, после таких подробностей через час мы были друзьями.

— У меня много друзей — везде! Уже и в Москве!

Рассказывал, наслаждаясь, какие автомобили дожидаются его дома:

— В моем гараже стоят Rolls-Royce, Ferrari... Пять автомобилей!

Я цокал языком. Гашеку моя реакция понравилась.

— Только я в них почти не езжу. Стоят, как в музее. Я — только на большом траке Volvo. Если поеду по своему Пардубице или Праге на Ferrari, всякий заглянет в окошко — кто это за рулем? Вся улица будет знать, что едет Гашек. Мне это не нравится. А в Volvo никто не узнает.

— В НХЛ вас зовут — как и прежде?

— Нет. Меня вообще, кроме «Спартака», звали только два клуба — через друзей. Но это не Америка. Я отыграл в «Детройте», выиграли Кубок Стэнли. После последнего матча я громко сказал: «Это все. Good bye, NCL». Больше меня не звали. Я выиграл то, что хотел.

**

Юрий Голышак и Доминик Гашек. Фото photo.khl.ru
Юрий Голышак и Доминик Гашек.
Фото photo.khl.ru

Мы прогуливались по Красной площади. Гашек взял в руки какую-то ушанку, усмехнулся.

— Москва, Москва...

— Это Гашек? — выскочил кто-то из лоточников.

Доминик, не смутившись, кивнул. Да, Гашек. Тут же отыскалась тетрадь в клеточку, фломастер. Не растерялся и наш фотохудожник — схватив с прилавка танкистский шлем, сунул в руки Доминику.

— Одевать не буду, — неожиданно раскапризничался Гашек. Оглядел шлем чуть брезгливо. — Я буду в нем похож на Петра Чеха.

Я показал Доминику — береги карманы, дорогой друг. Но Гашек — парень не промах, давно проверил все молнии. На всякий случай пробежался пальцами вдоль карманов еще раз.

— А вот это — нулевой километр. Русь отсюда начинается, — указал я. Но у Гашека, оказалось, воспоминания свои. Неожиданно всполошился:

— Где женщина, которая здесь стояла? Она собирала деньги.

— Доминик, — укорил я. — Это было тридцать лет назад.

— Наверное, умерла, — огорчился Гашек. — Или разбогатела.

Притопнул каблуком по булыжнику мостовой. В великом вратаре проснулся учитель истории:

— Древние?

— Очень, — кивнул я.

— А вот ГУМ! — обрадованно распознал знакомые очертания Доминик, прикрываясь рукой от солнца. — Я в нем был. Тоже тридцать лет назад. А вот — Василий Блаженный. Это он на моем шлеме.

Задумался на секунду — и хохотнул вдруг:

— Меня на первой же пресс-конференции кто-то из репортеров назвал Ярославом! Это был не ты?

Я даже поперхнулся.

— Не ты, не ты... — дружелюбно хлопнул меня по спине Доминик. — Я того помню. Еще подумал про себя: «Парень, ты все перепутал. Ярослав давно умер». Но это здорово — в России знают наших писателей. В Америке никто бы меня с Ярославом Гашеком не перепутал, это точно. Там знают других чехов — Кафку или Кундеру. А Ярослав Гашек воевал в России в Первой мировой войне, жил здесь — наверное, поэтому так популярен...

Доминик Гашек. Фото Никита Успенский, архив «СЭ»
Доминик Гашек.
Никита Успенский, Фото архив «СЭ»

«Житник — настоящий слон»

Гашек мне был настолько интересен — я расспрашивал каждого, кто соприкоснулся с этим великим вратарем.

Говорили разное — но сходились в одном: так не работал никто. Какой-то фанатик.

Вот теперь я получил возможность расспросить лично. Ну и радостно принялся:

— Я уже давно не занимаюсь так, как это было в Америке... — грустнел Гашек. — Если повторю тот комплекс — лягу и не смогу играть. Мне давно не тридцать лет. Но если выхожу на лед, буду работать очень интенсивно. Я так привык. Мне лучше тренироваться недолго, но напряженно. По полдня сидят на велосипеде пусть другие.

Я немедленно козырнул другим своим выдающимся знакомством той поры:

— Мы общались с Ягром...

— Так-так? — как-то недобро заинтересовался Гашек.

— Так он в Омске запросто может явиться во дворец в час ночи — и кататься при дежурном свете.

— Я слышал об этом! — чуть неприязненно произнес Доминик. — Я тоже могу явиться в Сокольники среди ночи, меня пустят — но зачем? К тому же у Ягра ни жены, ни детей. Он одинокий парень — в его жизни есть только хоккей. Может заниматься ночами чем пожелает. Мне больше нравится работать через день.

Я от греха сменил тему. Раз уж от Ягра его не пробрало. Или пробрало как-то не так.

— Знаменитый вратарь Харальд Шумахер говорил: «Из десяти пальцев на руках ломал восемь. Помню историю каждого перелома». А вы?

Вопрос, кстати, рискованный — я отработал как-то его на тафгае Юдине. Мне казалось: что такого? Ты ж работаешь кулаками, чаще попадаешь в шлем, чем в лицо, — неизбежно что-то ломается.

Юдин сильно огорчился услышанному:

— А вы голову никогда не ломали?

Я до сих пор размышляю над этим ответом. Гашек был значительно любезнее.

— Нет уж... Спасибо Богу, я ломал только один палец, давным-давно. Очень неудачно попала шайба. Обычно я пальцы выворачиваю, это тоже больно. Когда только приехал в «Спартак», сразу же расшиб руку. Пару дней не тренировался.

— Очень больно?

— Ничего не сравнится с болью, когда мне на ногу рухнул Алекс Житник в 97-м году. Это случилось в Баффало, незадолго до Олимпиады. Вот тогда боль была жуткая. Думал, уже не поднимусь — но оказалось, ничего страшного.

— Да, Житник с его ножищами — это испытание.

— Я таких ног не видел никогда в жизни — Житник настоящий слон. Мы в «Баффало» говорили — это все из-за Чернобыля. Алекс же из тех краев.

Доминик Гашек. Фото Алексей Иванов, архив «СЭ»
Доминик Гашек. Фото Алексей Иванов, архив «СЭ»
Алексей Иванов, Фото архив «СЭ»

«Никто мне столько не забивал, как Яромир!»

Тема Ягра мне не давала покоя — и правда открылась довольно скоро. Гашек не выдержал:

— Никто мне столько не забивал, как Яромир!

— Ах, вот оно что, — выдохнул я облегченно. Теперь-то все встало на места.

— Он играл тогда в «Питтсбурге», я — в «Баффало». Забил мне голов пятнадцать... Это очень много, никому столько не удавалось!

— Я бы такого человека возненавидел, — сказал я. А может, просто подумал.

— Но! — осадил меня Гашек. — Яромир только в «Питтсбурге» был такой молодец. Когда переехал в Нью-Йорк, многое изменилось. Уже я был лучше. За сезон встречались по пять раз, постоянно шутили на эту тему. Он славный парень.

— Рассчитались, значит, — задумчиво обронил я.

— Рассчитался! — обрадовался вдруг Гашек. — Как и с одним тренером. Он, наверное, пошутил — но мне было обидно. Я тогда только приехал в Америку, он посмотрел на мою игру: «Ты, Гашек, в воротах — как рыба на суше». Я был молод, не мог ничего ему доказать. Зато потом, получив шанс в другой команде, заиграл так, что больше о рыбе мне не говорил никто.

— Такое мог ляпнуть Кинэн, — сообразил я.

— Нет. Его ассистент, Саттер. С Кинэном были другие истории.

— Выслушаю с наслаждением.

— Когда только перебрался в «Чикаго», мне рассказали про один случай. Что-то Кинэну не понравилось, так он ударил по вентилятору в раздевалке с такой силой, что нога застряла. Еле вытащил, а ботинок пропал.

— Сами такого не видели?

— Знаешь, я хорошо к нему относился. Кинэн был хороший тренер и человек. Хоть и крэйзи, но... хороший.

— То есть?

— Бросить клюшку в игрока для него обычное дело. Но вздрагиваю я, вспоминая другой эпизод. Кинэн дал нам две тренировки подряд на льду. Безумно интенсивные. Не знаю, что он проверял: может, кто выживет? Во время второй я упал — не выдержали мышцы, начались спазмы. Лежал на спине в ужасе — никогда прежде со мной такого не было. Поднялся, снова упал...

— А что Кинэн?

— Взглянул на меня: «Иди отсюда».

Доминик Гашек. Фото Global Look Press
Доминик Гашек.
Фото Global Look Press

Самый жуткий матч

Я не успел припомнить вслух, какие обиды наносили старине Гашеку наши великие хоккеисты, — он все вспомнил сам.

— Знаешь, какой матч самый жуткий в моей жизни?

— Даже версий нет.

— Это было почти то же самое, что с вашей сборной в Лейк-Плэсиде. Когда проиграли американским студентам. Для меня так же обидно было в 87-м — играли со сборной СССР. За семь минут до конца вели 1:0, про проиграли 1:2. Могли стать чемпионами мира. Ничего обиднее не было!

— А матч номер два по боли?

Гашек задумался. Ответил не сразу. Вдруг выпалил — удивляясь, как мог забыть такое.

— Шестой матч Кубка Стэнли-99, в котором Бретт Халл решающий гол в овертайме забил ногой. Не забуду никогда!

«Еду в соседний город на велосипеде. Осталось 120 километров...»

Прошло время — Гашек уехал из Москвы. Вроде бы даже не сразу закончил карьеру.

На расстоянии стерся в памяти образ простого парня, с которым гуляли по Москве. Снова превратившись в далекого волшебника, бесподобного вратаря. Таинственного, непостижимого.

Снова я завидовал тем людям, которые общались с ним близко. Будто сам таким не был в 2010 году. Жадно расспрашивал — как Романа Людучина, например. Тот охотно рассказывал:

— У нас были прекрасные отношения. Частенько оставались после тренировок, отрабатывали буллиты. Обычно с вратарями как? Для победы ты должен из пяти буллитов реализовать два. У Гашека по-другому. Серия из десяти бросков, забить нужно три. Причем пока он не выиграет — в раздевалку не уходит. Как-то полчаса меня с площадки не отпускал!

— Что говорил?

— Одно-единственное слово: «Играем!» Я на часы показываю: «Скоро собрание, пора закругляться». Гашек не реагирует. После очередного буллита подъезжаю к нему: «Отец родной, у нас три минуты...» Тут у него в голове что-то щелкнуло. Закивал: «Да-да, пошли». Переодеться уже не успевали.

— Прямо в форме на собрание заявились?

— Ну да. Когда оно закончилось, мелькнула мысль: «Надо в шутку сказать Гашеку, мол, давай, продолжим. Ты же пока не выиграешь, со льда не уходишь». Едва об этом подумал, Доминик повернулся ко мне, толкнул в бок: «Рома, пойдем». Еще минут двадцать играли, пока я совсем не выдохся. Как только Гашек отбил решающий бросок, крикнул: «Йес! Ха-ха-ха!» — и уехал в раздевалку.

— Казалось, он из тех хоккеистов, кто высчитывает каждую калорию. А в Москве поселился около «Макдоналдса» — и регулярно ходил туда обедать.

— Гашек — не просто легенда. Профессионал с большой буквы, невероятно работоспособный. На тренировках пахал за троих. Я смотрел и поражался: «Вот бы мне так в 46 лет!» Страшный враг человечества, и мой в том числе, — лень. У Гашека этого врага нет. Я позвонил Доминику года через два после его ухода из «Спартака»: «Привет, что делаешь?» — «Э-э, Рома, нормал. Еду в соседний город на велосипеде...» — «О, и сколько ехать?» — «120 километров».

— Ну и ну.

— Для Гашека — в порядке вещей. Он всегда очень много работал, огромное внимание уделял разминке. В НХЛ за два часа до тренировки уже был на арене, готовился. А в «Спартаке» молодых в «рамку» не пускал. Не в игре — на тренировках! Я-то привык, что опытный вратарь во время некоторых упражнений 15-20 шайб отобьет — и берет паузу, откатывается в сторонку, уступает место молодому. А с Доминика пот градом — но стоит до последнего.

— Фанат!

— Да-а! Но мог и пару бокалов пива себе позволить, и фастфуд. На весе не отражалось — лишних килограммов у Гашека никогда не было. На тренировках сжигалось все. Жил он в Сокольниках, рядом, помимо «Макдоналдса», ресторан «Колбасофф». Как-то я сидел там после игры, ковырялся в телефоне. Голову поднял — за барной стойкой Гашек с бокалом. Меня увидел, подсел, поболтали на смеси чешского, русского и английского.

— О чем?

— Да обо всем на свете — от хоккея до машин. Гашек рассказал, что у него и Ferrari, и Rolls-Royce... Очень приятный человек. Обаятельный, коммуникабельный. Такой нигде не пропадет. Помню, я чуть задержался в ресторане, Доминик пошел на улицу. Выхожу — он уже с двумя девицами. На ломаном русском что-то объясняет, жестикулирует, те ржут.

— Узнали его?

— Нет, просто мимо шли, спросили, как куда-то пройти. Гашек не растерялся: «Вот отель, я здесь живу. А вам подальше, потом свернете за угол...» Недавно он жестко выступил, потребовал приостановить контракты российских хоккеистов в НХЛ из-за событий в Украине. Возможно, это связано с его нынешней политической деятельностью, он же в президенты Чехии метит. Но мы общаемся. Я его с днем рождения поздравлял. В ответ Доминик прислал видео, которое я опубликовал в своем Telegram-канале.

— Вы сказали о Гашеке — «щедрый». В чем проявлялось?

— Маленький пример — мы победили в Хабаровске 7:0, Доминику в этот день стукнуло 46. В раздевалке произнес: «Ребята, за сухой матч мне полагается премия — три тысячи долларов. Вот они, кладу в командную корзину». На молодежь жест произвел большое впечатление.

— С Ржигой в «Спартаке» он разругался из-за того, что начал учить его тренировать?

— Не знаю, влезал Гашек в тренировочный процесс или нет. Я разные версии слышал, ворошить не хочу. К обоим отношусь с колоссальным уважением. К тому же Милоша уже нет с нами.

Доминик Гашек и Милош Ржига. Фото Алексей Иванов, архив «СЭ»
Доминик Гашек и Милош Ржига. Фото Алексей Иванов, архив «СЭ»
Алексей Иванов, Фото архив «СЭ»

«На любое замечание у Гашека находилось свое «но»

А вот Андрей Потайчук, помогавший Ржиге в том «Спартаке», как-то рассказал в «Разговоре по пятницам» совсем другое. Оказывается, вовсе не пан Милош зазывал Гашека в команду. Вот те на!

— Идея была точно не Милоша. Лично я о переходе узнал из газет. Гашек — великий вратарь, но в «Спартаке» повел себя неправильно. Коллектив раскололся, от дружной атмосферы не осталось ничего. Пять словаков слушали Гашека с открытым ртом, внимали как Богу и держались отстраненно, хотя раньше общались с нашими ребятами.

Пропускали многовато. Гашек выкатывался далеко из ворот, а защитники, не привыкшие к такой манере, страховать не успевали. Милош говорил: «Доминик, опять твоя ошибка».

— А тот?

— «Я согласен, но...» И так во всем. На любое замечание у Гашека находилось свое «но». Потом начал вмешиваться в тренировочный процесс.

— Каким образом?

— Милош останавливает тренировку, что-то объясняет игроку — вдруг в диалог вклинивается Гашек. Рассуждает, как надо проводить упражнения. Бред! Твоя задача — шайбы ловить. А если хочешь тренировать — меняй профессию.

— Пробовали поговорить с Гашеком?

— Нет. Так неприятно было видеть его отношение, что не хотелось лишний раз с ним соприкасаться...

Olimpbet awards

Кубок года по футболу