10 сентября 2020, 13:30

«Ощущение — что-то не успел доделать». Как Трефилов праздновал 65-летие

Юрий Голышак
Обозреватель
Читать «СЭ» в Telegram Дзен ВКонтакте
Юрий Голышак побывал в Краснодаре на юбилее знаменитого тренера.

Да весь спортивный мир съезжался, казалось, в краснодарский «Шератон» справлять 65-летие Евгения Трефилова. Самолёт полон прекрасных, знакомых лиц — вот недавние звёзды сборной и тольяттинской «Лады» Мария Сидорова и Надежда Муравьёва. Вот знаменитый хоккеист Сергей Светлов. Вот все мы, наконец. Корреспонденты.

Впрочем, Светлов, как выяснится к вечеру, если и летел на какой-то юбилей, то на другой. На нашем отсутствовал. Кто, впрочем, это заметит — если съезжаются кортеж за кортежем, мигалка за мигалкой? Лично я б не удивился, если б кто-то был доставлен вертолётом. Например, свежий и озорной Владимир Максимов. Товарищ и учитель юбиляра.

Молнии и ливень казались особым спецэффектом. Заказанным специально для торжества. Грохочет что-то джазовое здесь — и подхватывает кто-то с улицы, с небес. Ну не прелесть ли?

Евгений Трефилов. Фото из архива Евгения Трефилова
Евгений Трефилов. Фото из архива Евгения Трефилова

Серхио Рамос жив

Впрочем, весь этот чудесный грохот радовал меня к вечеру — а утро тоже стоило чем-то занять. Предвкушая праздник.

Вот и бродил по городу, дивясь целым полям уморенных то ли засухой, то ли ещё чем подсолнухов. Повесили почерневшие головы. В поисках улицы Школьной забирался на окраину, где объявления хороши своей доходчивостью: «Дагестанский камень». Чуть ниже уточнение — «каменный». Ну, разумеется. Со второго раза дойдет.

Пыльная краснодарская окраина роскошна даже названиями — улица Дворцовая перетекает в Эрмитажную, от той два шага до Венской. А Венская впадает в Лиговский п. Не исключаю, «п» — это проспект.

Завернёшь за угол, сплёвывая пыль — и уже совсем не окраина. Почти московская пробка — в которой соседствуют Tesla с открытым фронтовым «Виллисом».

Понимаю, почему Сергей Галицкий живёт в этом городе и не собирается никуда уезжать. Да и Евгений Трефилов с облегчением запер звенигородскую квартиру и достраивает дом где-то здесь. Должно быть, неподалёку от Лиговского. Дышится здесь вольно.

А Школьную-то я искал вот для чего — надо ж проверить, как поживает Серхио Рамос, нарисованный во всю девятиэтажку? Не побит ли дождями, не облез ли? Или, может, остался только в людской памяти да Instagram самого Рамоса?

Докладываю: жив, ещё как жив. Сверкает ясными очами на проезжую часть, виден издалека. Будто вчера нарисован.

Евгений Трефилов. Фото из архива Евгения Трефилова
Евгений Трефилов. Фото из архива Евгения Трефилова

«Очень хочется жить»

Трефилова мне в этот день на разговор обещали — но как-то не верилось. Могу себе представить, сколько хлопот. Сколько гостей со всего света.

Я стоял у гостиничного окошка и ждал. Вот и он — сам за рулём белого «Мерседеса». Номер достоин героя: т011ев. Этот ребус в Краснодаре разгадает любой.

Он делает лишь шаг внутрь — и что-то меняется в атмосфере. Электричество в воздухе. Не напряжение, нет. Но собранность. Женщины приподнимают подбородки, мужчины втягивают животы.

— Это ж надо такой харизмой обладать, — произношу я вполголоса. Но так, чтоб услышал.

— Да ну, брось ты...

Трефилов вдруг задумался, умедлил шаг.

— Я всегда говорил: заходит главный тренер — люди начинают ускоряться. Это было до меня, будет после.

Чудом перехватив Евгения Васильевича внизу, веду, веду скорее за угол. В самый заповедный уголок. Представляя, сколько желающих перехватить героя в этом холле. Но я сегодня чемпион, я хитрец. Ибо они ждали в креслах — а я в дверях.

Желающие озадаченно выстроились чуть поодаль, дожидаясь юбиляра. Самые нетерпеливые решались на три шага вперёд — делая Трефилову знаки лицом.

— Я сейчас. Буквально пять минут, — отвечал к моему ужасу тот. Будто не замечая кипу листов с вопросами в потной моей ладошке. Зато замечали мои конкуренты.

— Ну ты тоже красавец! — беззлобно выбранил меня на ходу Трефилов.

— Вчера так хорошо сидели. Приехал бы — и всё было бы нормально. Разогрелись бы. Хе-хе.

— Евгений Васильевич, — прерываю я.

— А?

— Мне кажется, вы способны ярко ответить — что такое 65.

— 65 — ягодка опять!

— Блистательный ответ.

— Да нет у меня ответа. Знаешь, такое ощущение — что-то не доделал, что-то не успел, что-то не догнал. Пытаешься догнать. Хотя понимаешь — уже переступил рубеж. Шажочек сделан. Но доделать нужно!

— Кто бы сомневался.

— Вот пытаешься раньше вставать, лихорадочно работать. Вот такое состояние.

— Зато успели с пенсией проскочить. В 60 вышли?

— Пенсия — это да, серьёзное дело...

— Кстати — какая у вас?

— Большая! По моему, 20 тысяч. Или 22? История с ней вышла. Жена за год начала меня толкать: «Иди, оформляй!» Ну, прихожу. В 8 утра, как положено. Наро-о-ду! До четырёх часов дня один человек прошёл, отдал документы. Думаю: всех перехитрю. Прихожу в 6-30. Народу ещё больше! Первое окошко забирает документы на проверку. Опять одного человека приняли. Не оставаться же без пенсии?

— Без пенсии никак нельзя.

— Думаю: теперь-то я всех обойду. Являюсь в 3 часа ночи.

— Так-так?

— Те же самые люди! Уже узнаю всех! Вот это, думаю, неповоротливая машина. Жалко тех людей, которые выходят на пенсию.

— Так и остались без пенсии?

— Набрался наглости — пошёл к руководителю отдела. Она смотрит удивлённо: «А зачем вы здесь? Могли бы и не приходить. Пришло бы ваше время — оформили бы всё за вас». А второй момент — в 90-е нам всем сказали: «Трудовые книжки не нужны». Помнишь?

— Помню. Я не поверил.

— А я поверил. Всё, говорят — гуляй, рванина! От рубля и выше! Теперь у меня лет 12 работы вычеркнуты. Вылетели к чёртовой матери. А жаловаться не хочу. Потому что моя жена, которая всю жизнь ходила с 8 до 17 на работу, получает пенсию ещё меньше. Проживем!

— Вы же выкарабкались из крайне неприятной истории со здоровьем. После такого любая проблема кажется пустяком.

— Я о многом стал задумываться после больницы. Выводят тебя из того состояния: «Давай обратно, в жизнь...» Как в рекламе: открываешь глаза — над тобой смерть с косой. Вдруг говорят: «Рановато». Из того коматозного состояния выходить трудно. Но очень хочется жить.

— Научите же — как не бояться? Я на операцию аппендицита шел с уверенностью: непременно умру.

— Да и правильно.

— Полагаете?

— Только дурак не боится. И я боялся! Не верь никому, каждый боится. У меня были знакомые — пальцы веером, серьёзные ребята. Да и то говорят: «Надо бояться». От тюрьмы и сумы никто не застрахован — когда попадали кое-куда, я спрашивал: «Ну и как там?» — «Женя, никому не верь. Очень страшно». Эти люди прошли 90-е, почти гражданскую войну. Инициативные ребята — которых вот так жизнь повернула. А в Великую отечественную такие же инициативные первыми из окопа вставали. Вот сейчас раздали землю фермерам. Я смеюсь и плачу.

— Это ещё почему?

— Вижу, как эти фермеры работают! А какие были колхозы у нас, а? Миллиардеры!

— Вы-то знаете, что такое сельское хозяйство. Своими руками когда-то кроликов кастрировали.

— Я многое понял, когда заработал денежку. Видишь ноготь на мизинце?

— Вижу. Кривой какой-то.

— Это я серпом траву жал — и ноготь снес к чёртовой матери. Знаешь, что такое серп?

— В курсе.

— А окончательно всё дошло, когда я поработал прицепщиком. Дали мне возможность. Это труд тяжёлый! Когда Горбачёв рассказывал, что он в стерню лег... Не надо пугать народ!

— Думаете, не ложился?

— В стерне вечерами 60-70 градусов. Куда ты ляжешь? На ней как в бане!

— Кого угодно можно провести. Но не Трефилова.

— Вот в лесополосу Михал Сергеич мог пойти, расстелить бушлат. Или в чем он ходил. Сейчас-то комбайны с кондиционерами, а прежде не было. При мне как раз «Ростсельмаш» начал выпускать комбайн «Ниву». Там стояли термосы на пять литров. С ледяной водой. Алюминиевые, здоровые! Я с вилами ходил за комбайном, подбирал. Вилы помню — идёшь и подбираешь. Осоку рубил здоровенным ножом — как мачете. Из рессоры выковывали. Здоровенный, скажу тебе, тесак... Где полёглая пшеница — всё равно надо убрать. Берешь на вилы, а комбайн подводит свою жатку...

— Евгений Васильевич, у нас издание спортивное, а не сельскохозяйственное. Давайте о другом.

— Давайте.

— Вас окружают потрясающие люди.

— Это правда.

— Вот случай: за победную Олимпиаду ваши девчонки получили «Мерседесы», а тренерам не дали. Так благодетель русского гандбола Сергей Шишкарёв от себя лично вам вручил тот белый, что припаркован у крыльца...

— Да.

— Сильно растрогал?

— Шишкарёв — тот человек, который умеет удивлять. Кстати, на вручении скромно сидел в сторонке.

— Кто ж вручал?

— Краевое руководство.

— Удивление номер два от него?

— Чёрт его знает — я до сих пор не пойму... Скорее всего, он в этот спорт просто влюблён. Потому что прежде у него была Школа бразильского футбола. Сколько личных денег закопал в эту школу — страшно подумать! Неудача. Когда они встречались с Мутко, настолько жаркие разговоры были — не о гандболе, о футболе! Я присутствовал несколько раз!

— Яркий какой человек.

— Настолько добрый, что ему даже мешает. У тебя какое-то несчастье — Шишкарёв настолько близко к сердцу примет! Иногда кажется, некоторые вещи из него могут выдавить слезу. Как и из меня. Но я-то по старости — а он на червончик моложе...

— Есть и другая история. Вы с утра, голый по пояс, выходите и кормите всех бездомных кошек квартала.

— Не я, друг мой!

— Кто же?

— Это супруге моей всех жалко. Подкармливает. А когда построились — приблудилась кошка. Потом котята пошли. Кажется, теперь постоянно у нас живут. Знают: в 7 утра и в 7 вечера им обязательно вынесут покушать. Ходит, покупает им еду. Сколько сейчас времени?

— 4 часа.

— Вот сейчас заедем ко мне — уже сидят! Готовы!

— Как назвали?

— Безымянные. Никак не называю. Но каждую знаю: эта наглая, это умная... Во двор их не пускаем — у меня там собаки. Жёстко обходятся. А когда жена не успевает, я хожу кормить.

— Так о чём я хотел спросить-то? Вот кормите вы вчера кошек — вдруг появляются два болельщика. Несут пополнение для вашей голубятни.

— Эээ, нет! Их было не два!

— Сколько же?

— Человек 15. Вывалились из-за угла, несут клетку — а в ней два голубя. Еще громадный торт. Я, честно говоря, не ожидал. Думал, все мероприятия только в гостинице будут. Жена дома спрашивала: «Что-нибудь готовить?» — «Да вроде никого не должно быть...» Но это «никого» превратилось вчера человек в 30. Все шли как-то следом, следом, следом.

— Разошлись ночью?

— За полночь — точно. Всё нормально. Только неожиданно очень.

— Главное, чтоб было весело.

— У меня телевизоров много, но работает только один. Здоровенный. Посмотрели фильм.

— «В бой идут одни старики»?

— «Метод Трефилова» или что-то вроде. Сергей Николаевич на меня все время ругается — что я про режиссеров не так говорю. «Движение вверх», «Легенда №17»... Да, интересные фильмы. Но не дотягивают до настоящей жизни в спорте. Не показывают, что это за труд. Какой риск. Знакомит меня Шишкарёв с режиссером, я сразу говорю: «Да ни хрена не получится» — «Ты сразу прёшь на режиссера, не видя. А он такой-то и такой-то...» Нет ещё фильма, который прихватил бы за душу!

— Прямо ни один не зацепил?

— Мне очень понравился фильм про Тарасова. Совсем давний, документальный.

— Где молодой Геннадий Орлов его расспрашивает. Сидя на даче в Загорянке.

— Точно! Вот там — правдиво. Но Тарасов уже был никакой, сидел в кресле. Еле стоял возле бортика. Если кому-то удастся снять похожее — первый приду и пожму руку. Если дадут пожать-то.

— Вы сейчас много общались с врачами. Самые памятные слова?

— О! Могу!

— Сделайте милость.

— Я когда пришёл в больницу, встретил меня заслуженный врач, руководитель краевой больницы Проханов. Я говорю: «Мне сказали, надо делать операцию. Ладно, я сейчас съезжу на один сбор, потом мне надо это и это...» Вот тут-то он и включил русский язык. Ты всё равно не напишешь — там одни пробелы будут. Если коротко — «такого мудака «Скорая помощь» не довезёт». Очень, очень доходчиво.

— Что вы?

— «Всё! Иду в палату!» Ха-ха!

— В тот же вечер прооперировали?

— Нет-нет. Я потом простудился — меня выгнали на неделю из больницы. В тот-то раз, когда обругал, я смело пошёл. А второй раз — очень боялся! Уже жим-жим был!

— Понимаю вас.

— Всё равно боюсь. Тем более, я после этого в другое отделение загремел на месяц. По моему, шесть раз за неделю под легким наркозом скоблили всё до позвоночника. Никому не советую болеть. Хорошо врачей иметь в друзьях. Но не ложиться под дружеский нож.

— Вся Москва просила уточнить — будете ли ещё тренировать? Я ответил — да Трефилов уже тренирует. Целая команда подходит в перерыве к трибуне, где вы сидите, выслушивает указания.

— Секрет-то небольшой... Я продолжаю тренировать команду «Кубань». Одна проблема, но большая: за полгода, сразу после чемпионата мира, ушло из семи наших основных игроков пятеро. Вся задняя линяя.

— Как же вы играете?

— А вот так играем! Остались два «края» — больше никого. Играем молодыми.

— Школьницы выходят?

— Ну да. Три 16-летние. Представьте: выходит 16-летняя против мадам Грицацуевой. Трудно занять какое-то место. Но всё равно, я надеюсь, к весне команда будет. Но чтоб понимать друг друга — нужен год, два, три. Сыгранность приходит на третий. Уже можно решать задачи по медалям. Хотя и в этом году хочу кое-кого ухватить за причинное место.

— Какие у вас сны, Евгений Васильевич?

— Сны?!

— Ну да.

— Иногда бывают жёсткие. Просыпаюсь, думаю — кто я? Где я? Начинаешь думать, всякая чепуха лезет в голову. Что не успел? Где надо поторопиться? Где надо выпрыгнуть? Лежишь с опухшей башкой.

— Последняя ваша бессонная ночь из-за гандбола?

— После Ростова. Меня там спрашивают: «Вы за кого болели?» Да ни за кого. Переживаю за тех, с кем работал. А в Ростове 80 процентов — из сборной России. Смотрю на их состояние и думаю: что мы будем завтра делать? У нас впереди чемпионат Европы! Мы уже летний сбор профунькали, а это основа! Это станина, на которую водрузим станок. Сбор в конце сентября. Неделя. Что такое — неделя?!

— Смешно.

— Имена не успеешь выучить! Не надо делать умную рожу: «Вот я возьмусь...» Я таким отвечаю: «Вы когда проснётесь — смотрите, за что держитесь. Как возьметесь за спинку кровати или за другое место».

— До сих пор все через себя пропускаете.

— Знал бы ты, как! У меня с Лондона сумка стоит неразобранная. Олимпийская.

— То есть?

— А вот так — бросил в углу. Не хочу даже заглядывать в неё. Вот только не помню: одна форма была красная, а другая — синяя. В Лондоне какая?

— Вроде красная.

— Мне тоже кажется. Вот эту сумка точно застёгнутая. Оттуда вытянул две или три майки — раздарил. Всё! Остальное не трогал вообще. Когда девочки ездили с этими сумками на соревнования, все время хотелось крикнуть: «Уберите!» Мы опозорились — и показывать, что мы с этим ярким Bosco «олимпийцы»... Да мы не олимпийцы! Мы просрали всё, проиграли!

— А «бразильскую» форму?

— Из Рио — надеваю. Но редко. Для чего? Чтоб меня за версту видели, да еще на спине что-то написано? Я скромных уважаю. Почему у меня с олимпийцами и ругань идет.

— Что за ругань такая?

— Я говорю: «Что, олимпиец — это профессия твоя? Это звание!» Ты его получил — а дальше спускайся. Ходи ровнее.

— Кому-то даже в голову запустили удостоверением и значком. Это кому, напомните?

— Это не олимпийское было. Удостоверение мастера спорта международного класса.

— Тоже неплохо.

— Нынешнему комментатору Лене. Тогда у неё фамилия была Чаплина. Вернулась с молодёжного чемпионата мира с золотой медалью и сказала, что всё умеет. Сопли, слюни, шелуха: «Всё, я уезжаю!» Ну я и запустил в шутку. Но запустил.

Евгений Трефилов. Фото AFP
Евгений Трефилов. Фото AFP

«Мне 65 — а Соломоновичу 75!»

Дождь припустил как из ведра — а я из того же гостиничного окошка высматривал, как Трефилов безо всякого зонта выходил к парковке. Лично встречать очередного гостя. Ну как не встретить Владимира Максимова, залетевшего в Краснодар на несколько часов — и в разгар вечера снова умчавшегося к своим «Чеховским медведям»? А как не встретить министра спорта Олега Матыцина? Или группу товарищей из Адыгеи?

Стоило вернуться в холл — моментально попадал в хоровод телевизионщиков. Несколько вопросов, камеры выключались — и вдруг ронял кто-то:

— Вы, великий тренер...

— Вот этого не надо! — багровел Трефилов. — Включай!

Камеры включались.

— Вот этого не переношу, — почти по слогам выговаривал Трефилов. — Не, не, не! Ребята, так нельзя! Вон стоит мужик какой-то на карточном фоне — так я натыкаюсь глазами и краснеть начинаю...

Трефилов махнул в сторону зала, откуда гремела уж музыка — и все мы видели картонного трефового короля в человеческий рост. С лицом Трефилова. Ну и короной, разумеется.

— А таких «великих» — знаешь, сколько в России? В каждом городе! Вот приехал Овчинников, боксер-тяж из Майкопа. Мы учились вместе — а он уже был награждён орденом Трудового Красного. Можете представить? А вы говорите — «великий»... Вот ходит великий, легендарный Соломонович... В которого сейчас летят кирпичи. Но он великий! Великий, ребята! Мне 65 — а ему 75!

— 14 октября будет, — уточнил кто-то небезразличный.

— Вот это праздник будет! Вот куда все поедем! А он еще двигается. Он живой еще.

Владимир Салманович Максимов, тот самый «Соломонович», насторожился. Узнавая на ходу, сколько гостей добавилось на его скорый юбилей.

Трефилова заваливали дарами и орденами. Министр вручал знак какого-то «отличника», испытывая лёгкую неловкость:

— Чем могу.

Будь его воля — вручил бы Трефилову самый значительный орден. Но имел в кармане лишь значок. Хоть и предполагающий, скорее всего, прибавку к пенсии.

Собравшись с духом, заговорили и девушки. С которыми выиграно всё на свете. Говорили так, что сами и разрыдались. Пока не прервала это всхлипывание великая Близнова:

— Хорош рыдать. У нас не поминки.

Евгений Трефилов. Фото AFP
Евгений Трефилов. Фото AFP

«В Польше кинули нож — рассекли Люде Бодниевой лицо»

Были и танцы. Вот это танцы! Эх, упустил я шанс затесаться в толпу, где одни заслуженные мастера спорта. Но мне простительно — отыскали в холле уголок тишины с прекрасной Надеждой Муравьёвой. Бывшим капитаном выигрывавшей всё-всё-всё «Лады». Девушкой фантастической красоты.

— Помню, оказался я в 2003-м в Любляне, — тяжело дыша, пересказывал я на ходу свою жизнь. — Так я гандбол не смотрел. Только на вас.

Эта мысль Надежде понравилась.

— У вас еще ирокез такой был.

— Ро-о-зовый, — протянула с блаженством Муравьева.

Гляди-ка, помнит!

— Самый трогательный момент в отношениях с Трефиловым?

— Вот я сейчас речь готовлю. Как раз об этом. Вы же помните его знаменитую фотографию из Рио, где стоит Иисус с распростёртыми руками — и Евгений Васильевич раскинул объятия точно так же?

— Прекрасная фотография. Весь мир помнит.

— Кто-то думает, что это по случаю победы — а мне всё время кажется, что это он обнимает свою команду. У него такое большое сердце!

— Ваша личная проблема, в которой он здорово помог?

— У меня были вопросы с возвращением после декретного отпуска. Контрактные проблемы, которые должен решать агент или игрок. А всё решил за меня Евгений Васильевич, впрягся. Все тяжёлые разговоры с руководством взял на себя. Меня оградил. Трефилов всегда видит по глазам, кому тяжело! Человечище!

— «Лада» 2000-х казалось такой крутой командой. А ведь играла каждая из вас за тысячу долларов.

— А мне даже не обидно. Поколение до нас играло за 30 долларов. Мы сейчас сидим за одним столом — обсуждаем не это.

— Когда он на вас кричал особенно громко?

— Да всегда! Евгений Васильевич строит игру от обороны — а когда ты опорный защитник... Фамилия «Муравьёва» употреблялась со всеми прилагательными. Ярко звучала. В 19 лет я впервые приехала к Трефилову — и поначалу было весело. Такая атмосфера! Тренер какой классный, шутит! Но оказалось — это тебе дают недельку на адаптацию. А на восьмой день прилетает так, что оторопь берёт. Но сколько раз Трефилов накричал — столько же раз подходил и извинялся. Ни одной обиды не осталось, даже вспомнить не могу. Вспоминаются только смешные мелочи.

— Например?

— А я такой человек — не умею подстраиваться. Живу по настроению. Все пойдут в чёрной форме, а мне она не нравится — так обязательно розовый шарф намотаю. Нельзя губы накрасить? Ирокез сделаю! Ну, характер. Как-то иду по аэропорту, скоро игра. У меня шарфик яркий, самый модный — настроении чудесное! Нет бы комплимент сказать — а Трефилов:

«Ты не можешь не выделиться?!» Мне так обидно стало. Выдавила: «Нет, Евгений Васильевич. Не могу...» Трефилов-то замечал каждую мелочь. Гляжу на фотографию тех времен — какие же мы были разные! Ну как можно было справиться, к каждой найти подход?

— Сколько я смотрел женский гандбол — всегда думал: во-первых, насколько же он интереснее мужского. А второе — как же девчонок бьют...

— Бьют-то бьют. Но мы держались.

— Самый жёсткий матч на вашей памяти?

— С любыми югославами. Черногорцы или сербы, неважно. Очень жёсткий гандбол. Недавно играли с «Будучностью». Так Аня Сень и Влада Бобровникова — активные в Instagram. После выкладывали свои руки в синяках и царапинах: «Вот какой матч был». Я сразу подумала — ага, вот и вы узнали, что такое югославы. Самое интересное — в игре вообще боль не чувствуешь. Это потом себя в раздевалке рассматриваешь. Но и тогда не больно.

— А когда больно?

— Боль догоняет в гостинице, когда ложишься после душа. «Как болит! Это в каком же моменте ударили?» Вспоминаешь, вспоминаешь...

— В мужских видах спорта кто играл против югославов, тот знает — для них плюнуть в соперника обычное дело.

— У женщин ни разу такого не было. Случалось другое. В Польше и Германии нас всегда плохо встречали. Прямо на приветствии в Польше кинули рулончик бумаги — а внутри был нож. Прилетел Люде Бодниевой в лицо, прилично рассёк. Вот тогда мы стрессанули. Но собрались — и сделали этих поляков...

— В вас ничего не прилетало?

— Никогда. У меня даже настоящих травм не было. Может, поэтому гандбол вообще не снится. Снится другое: команда уехала, а ты опаздываешь на поезд... Или начинается игра, ты снимаешь брюки — и понимаешь, что забыла шорты. Вздрагиваешь!

— Лучше бы снилась Олимпиада.

— Вам тоже кажется, что я олимпийская чемпионка? Это всем так! Вот недавно сидела на игре ЦСКА, сзади молодые девчонки шепчутся — но мне слышно: «Это Муравьёва из Тольятти, олимпийская чемпионка». Постоянно так представляют. Да не было меня в Рио! Раньше поправляла, а теперь думаю — ну и пусть! Зато был чемпионат мира-2001. Когда выиграли молодой командой — а до этого 16 лет не видели медалей. Мы юные, такой же молодой Трефилов, ещё не знавший побед. Вот это был космос.

Звон капели

Огромный, красивый мужчина с бородой, крайне похожий на флибустьера, рвался к микрофону. Спеть!

— Вы кто? — чуть побледнела ведущая.

— Я — Женя! — пробасил тот на ухо. Но услышали все.

Помолчав, добавил:

— Олимпийский чемпион.

— Это не просто олимпийский чемпион, — уточнил для меня кто-то рядом. — Великий! Ему первому из гандболистов прижизненный бюст установили на аллее славы ЦСКА.

А «чемпион Женя» уже пел — да как! Профессионально! Я не выдержал, достал телефон. Начал записывать. Да и все начали.

И нисколько мы с тобой не постарели, Только головы немного побелели. Откружат и отпоют свое метели. Снова будет, будет снова звон капели...

...Разошлись в четыре утра.

Olimpbet awards

Кубок года по футболу

Новости