«Был уверен, что у меня глаз вытекает. Закрыл веки — и такое тепло...»
Браво, «Северсталь»!
Я смотрел седьмой матч «Динамо» — «Северсталь» — и поражался! Это кто говорил, что хоккей у нас закончился? Что стало пресно? Да оторваться невозможно!
Не знаю, что будет дальше в плей-офф, — но эту серию запомню надолго. Про любимое «Динамо» еще напишут в этом сезоне не раз, желающих хватает — судя по настрою, команда Кудашова даст повод. Еще пошумит этой весной. А вот «Северстали» и ее тренеру вслед кое-что сказать хочется. Кроме простого «спасибо».
Команда, в которой главным тренером работает Андрей Разин, а на лед выходит человек по фамилии Думбадзе, достойна отдельной заметки. Я чуть упустил нить в хоккейных делах — даже не думал, что они такие крутые в своем Череповце. «Северсталь», браво!
Павел Торгаев и фрески Дионисия
Череповец для меня особенный город — ездил туда когда-то в командировки с особенным удовольствием. Вот тянуло — и все.
Пару лет назад там оказался — город не узнал! Красота, чистота! Этот ли Череповец был чумазым, но любимым не так давно, лет десять назад?
Пошел в драмтеатр — думал, посмеюсь. Ну что это может быть, сами посудите: драмтеатр Череповца? Что я там увижу?
А увидел такое, что до сих пор под впечатлением. Изумительный особняк в центре, полный зал утонченных людей. А артисты какие — просто потрясающе! Вернулся в Москву, сразу полез на их сайт: что это? Откуда все взялось?
Новым хоккейным дворцом не удивить, дворцы-то сейчас везде прекрасны. Но как болеют, как ходят на «Северсталь» — даже тебя, московского гостя, затягивает, как в воронку, восторг!
Вот это ребрендинг Череповца. Кто бы мог подумать. За день до матча хоккейный клуб устроил экскурсию в самые живописные цеха комбината «Северсталь», а в попутчики выписал знаменитого Павла Торгаева (того самого, из «Калгари» и «Тампы»). Но уж день после я раскрасил сам как мог.
Садишься в автомобиль — и тихонечко катишь себе в Кириллов, Ферапонтово, Горицы. Где выплескиваешь остатки удивления, разглядывая фрески Дионисия...
Ту командировку я вспоминаю до сих пор как сладчайшую. Этот город достоин хоккея на уровне своего же драмтеатра.
Смотрите сами — Разину все удается. Держись, город, за этого тренера.
70 труб в окне
Череповец начала 2000-х был совсем другим. Мы с Сергеем Михалевым сидели в его тренерской — и рассказывал Михалыч, посмеиваясь:
— Начал как-то считать трубы из окна квартиры.
— Ну и сколько? — обрадовался я.
— 70! — воскликнул Михалев.
Я оторопел. 70?!
— Да-да, 70, — подтвердил тот. — Но честно скажу — дымили не все, где-то половина...
Пожалуй, это была самая интересная тренерская, какую только видел. Бывал-то в разных — у Валерия Белоусова завалена какими-то блокнотами. У Мирчи Луческу — рассыхающимися кассетами. В пору, когда уж и магнитофона было не найти, чтоб их крутить.
Но тренерская Михалева — это что-то! Доступ корреспондентам был не просто открыт — их тут ждали как самых дорогих гостей. Каждому предлагалась рюмочка. Кусочек сала. Не сейчас? Хорошо. После матча.
Диванчик в тренерской
После матча Михалев угощал той самой рюмочкой под сало тренера гостей, но это надолго не затягивалось. Гостя-то ждал поезд, самолет, катер.
Четверть часа — и привечал Сергей Михайлович уже всех нас, пишущих и снимающих.
Господи, вспоминаю — и самому не верится, что все это было. Один из москвичей так злоупотребил доверием, что рухнул, не дождавшись хоккея. Не прошел, так сказать, акклиматизацию. Михалев не удивился, совсем напротив — распорядился, чтоб уложили парня на диванчик в тренерской. Пусть спит. Только ботинки с него снимите.
Вернувшись, обнаружили героя под столом, как-то соскользнул — но это не беда. Крепкие хоккейные руки подняли и уложили обратно. Утерли следы пребывания на полу.
Да больше вам скажу! Как-то заглядываю в тренерскую в перерыве. Мимо проходил. Вдруг вижу — Михалев за столом! Мать честная! Не врут ли глаза? Плей-офф, перерыв. Раздевалка во-о-н там, в дальнем углу. Я зачем-то взглянул на часы — и боком, боком протиснулся. Чтоб не скрипнуть, не отвлечь от дум.
Попробуйте-ка подойти, окликнуть в перерыве матча Зинэтулу Хайдаровича. Даже в тренерскую к нему заглядывать не надо, просто в коридоре. Сыграет против вас высоко поднятой клюшкой.
А здесь вдруг такое.
— Привет! — подмигнул Михалев. — Как игра?
— Мне-то ничего, — выдавил. — А что это вы здесь?
— А им сейчас тренер не нужен. Пусть друг с другом поговорят.
Ну мыслимое ли дело?
Как сыграли — не помню. Но раз взяла в тот сезон «Северсталь» серебряные медали — может, так и надо?
Мерцание фонарей
Все было вопреки логике, вопреки строгости хоккейного закона в этом Череповце.
Перед самым матчем — команды уж шли ко льду — протянул мне пожилой массажист огромную, прямо медвежью ладонь:
— Что грустишь, корреспондент?
— Голова болит — сил нет...
— О! — обрадовался тот. — Это мы сейчас исправим. Секундочку. Ну-ка повернись спиной.
Ухватил ручищами то ли за голову, то ли за шею — резко в одну сторону, в другую... В глазах моих потемнело — и с возвращающимся светом подтрибунья, с мерцанием фонарей ушла головная боль, как воздух из... Допустим, из шарика. Одна секунда — и все!
До сих пор я уверен — это чудо. Такого не может быть.
«Сделайте сразу «молнию». Раз — и расчехлили...»
В том Череповце я увидел такое, что до сих пор перед глазами, — хоккеисту Калюжному прямой наводкой прилетело в физиономию. После могучего щелчка. Пожалуй, это был самый жуткий момент, который я видел в хоккее.
Я б там и умер без покаяния, щелкни так в меня, — но хоккеист Калюжный, полежав, вскочил и ринулся к раздевалке. На своих ногах. Однажды отыщу его в Белоруссии и расспрошу про этот момент. Должен помнить. А кровь со льда оттирала целая бригада — но так и не соскребла до конца.
Футбольную сборную незадолго до тех времен тренировал Борис Петрович Игнатьев — а пресс-атташе «Северстали» был его родной брат Виктор. Когда-то играли тот и другой в футбол, Виктор Петрович доигрался до «Шексны». Или как она тогда называлась. Да так и остался жить в Череповце. Чудесный был человек.
Но те самые 70 труб, обозреваемые из окна михалевской квартиры, не способствовали долгой жизни. Пусть дымили и не все.
Уезжаешь на несколько месяцев, не заглядываешь в Череповец — хоп, умирает внезапно директор клуба Романов и начальник команды Майорчик. Еще на два месяца пропадешь — нет Виктора Петровича, внезапно умер.
А кто-то умирал долго и мучительно от онкологии — как помощник Михалева Александр Асташев. Потом и сам ставший главным в «Северстали». Казалось, уж победил болезнь, а она возвращалась снова. Посмеивался на руках у врачей: «Что вам меня резать да зашивать? Сделайте сразу «молнию». Раз — и расчехлили...»
«Пить не бросай, голову не теряй...»
Нигде, ни в одном городе Михалев не был таким размякшим, раскрепощенным. Даже в родной Уфе, которую первым привел к чемпионству, не чувствовал себя хозяином настолько.
А в Череповце никуда не торопился. Во всем — основательность. Уют. Всякого уходящего одаривал этикеткой от водки «Михалыч» с собственным портретом. При тебе выводил фломастером пожелание — и каждая буковка была четкой: «Пить не бросай, голову не теряй, хорошо закусывай — на здоровье! Сергей Михалев...»
Напутствие умещалось точно на светлом кусочке — и я понимал: этот трюк отработан. Выверен до миллиметра. Сколько уж таких этикеток разъехалось по стране.
Моя этикетка лежала в нагрудном кармане — а после игры, гляжу, выводит точно такое же пану Вуйтеку. Тот уж тепленький после застолья, фокусируется с трудом — а Михалеву хоть бы что. Хоть выпил наверняка в три раза больше.
Платочек Цыгурова
Доносились до меня обрывки фраз — «вот в моей деревне Шершни говорили про это...». На слове «Шершни» Вуйтек чуть заметно качнулся.
Ага! Раз дошли до «деревни Шершни» — значит, контакт полный. Толковать про это начинал Михалев в особенно жаркие моменты. Не каждому рассказывал.
Меня информировал тем же утром, как помогал отстраивать в своей деревне церковь. Значит, и я просочился в круг доверия.
— Это шесть километров от Челябинска. В мою пору деревня настолько глухая, что с городом никакой связи. Даже автобусов не ходило. Хоть и два колхоза рядом. Красота неописуемая, речка Миасс — а дома коровы, куры, свиньи... Я среди сверстников первый был во всех делах!
— В кулачных боях тоже?
— Естественно! Это целая страница в биографии. С малолетства каменюки подтаскивал старшим. До ножей-то редко доходило. Кто чем, кто как, преимущество своего поля... Из нашей деревни отступать можно только через один мост. Часто нас противник в воду загонял. Все время к нашим девчонкам ходили — потому что у нас клуб и патефон! Девчонки-то не против — а мы переживали.
Михалев со своим деревенским здоровьем и сегодня был бы при деле. Где-то хозяйничал бы. Или тренировал.
Но погиб в своей родной Челябинской области, возвращаясь в непогоду с похорон старого товарища Валерия Белоусова. До сих пор не верится. Два моих товарища ушли с разницей в три дня. До сих пор не знаю, почему именно со мной были так откровенны, — Белоусов-то в последние годы вообще никому кроме меня интервью не давал...
Через год догонит их еще один мой старший товарищ — Геннадий Цыгуров. Перед самой кончиной дав мне интервью, больше походившее на исповедь. Понимал, что медленно сгорает от рака, страшно горевал из-за недавней гибели сына Дениса — и прикладывал к глазам крошечный платочек.
Поймал мой взгляд на этом самом платочке, виновато:
— Жена сунула свой: «На, Ген, возьми...»
А тогда, годами раньше, все были крепки. Моложавы. Что угодно показывали на льду лично. От их рукопожатия ныла рука.
Я расспрашивал Михалева — и тот улыбался:
— Вот сижу на пресс-конференции рядом с Белоусовым. Думаю — это сколько ж лет мы знакомы? Сорок, больше? Приблизительно столько же с Цыгуровым, моим старшим товарищем. Неглупым и чутким. У нас в пять лет разница. Он рано, лет в 18, попал в «Трактор» и чуть ли не двадцать сезонов за него играл, стал капитаном. «Бронзовый» гол Риге забил. Звали его в другие команды — никуда не уезжал. Раньше попроще отношения были. Мы Цыгурова «бригадир» звали...
«На команду четыре стукача! Зачем так много?»
Обстановку создают люди — а потом инерции хватает на годы. Как в Череповце после Михалева. Менялись люди — а обстановка оставалась доброй.
А что было в «Северстали» давным-давно — еще до Михалева?
Помню, принял команду Сергей Николаев, легендарный Сеич. Втолковывал мне:
— Приезжаю в Череповец — на команду четыре стукача! Зачем так много? Двух вполне достаточно...
Тренеры в той команде менялись чуть ли не каждый год. Не задержался и Николаев. А Михалева отговаривали ехать в Череповец все.
Он-то сам усмехался:
— Это правда, отговаривали. Больше скажу — со всеми своими предшественниками переговорил. Альберт Данилов мне посоветовал прихватить длинный-длинный шест — и перед каждым шагом промерять глубину. Николаев в своем стиле высказался — нелестно про людей, которые здесь работают... Но я рискнул! Свою безопасность не оговаривал. У меня даже своего экземпляра контракта нет. Может, его и вовсе не существует.
Но вот Михалев рискнул, взялся за «сложную» команду — и оказалось, что люди красят место. А не наоборот.
«Непрофессионально ударил, раз о чью-то голову моя рука сломалась»
Инерция осталась на годы — в «Северстали» работают какие-то особенные люди. За которых переживаешь. Что за Гулявцева, что за Разина вот сейчас.
Вот такой же весной 2017-го мы встретились в Крылатском. Помню солнце и крошечную гостиницу. Разин остановился в ней. Откуда-то доносился перестук теннисных мячей. Как метроном.
Тогда мы написали что-то вроде «Разин — самый яркий тренер из молодых». Рады, что пять лет спустя его «Северсталь» показала: Разин вырос в прекрасного тренера. Остается молодым — но опыт хоть куда. Уже битый, готовый ко всему.
Когда-то Валерий Белоусов говорил: «Мне достаточно посмотреть, как хоккеист коньки зашнуровывает, чтоб все о нем понять». Быть может, и Разин теперь такой. Его команде в плей-офф чего-то не хватило — быть может, везения. Но смелость у «Северстали» была на высоте. Не каждый тренер, поверьте, из своей команды это вытрясет.
Наверное, Разин прочитает эту заметку — и улыбнется. Вспомнит, как рассказывал про смелость. Мы с Сашей Кружковым спросили:
— По каким мелочам понимаете, что игрок — трус?
— Хм, — задумался Разин. — Мне достаточно увидеть, как он применяет силовой прием. Как отнимает шайбу. Один идет на прямых ногах, держа клюшку в руке словно шпагу. А другой летит бесстрашно, бьет несмотря на рост и вес. Есть детали, которые показывают характер. Человек может доиграть эпизод, а вместо этого бежит меняться. Можно лечь под шайбу — а можно сделать вид, что ложишься. Профессионал все замечает.
— Самый памятный момент, когда вы поймали шайбу?
— Недавно вылезла история ижевского пацана, как же его фамилия-то... Бушуев! У меня было то же самое. Буквально в сантиметре от глаза клюшкой засадили. Вот здесь, смотрите, 12 швов.
— Кто?
— Андрюха Сапожников. Мы с «Северсталью» играли. Я как на амбразуру на шайбу бросился. Был уверен, что у меня глаз вытекает. Закрыл веки — и такое тепло! Все, думаю, вытек.
— Сколько ж у вас сотрясений?
— Вот это что-то феноменальное — ни одного! Ломал руки, ноги, пять операций на коленях, грыжа в спине...
— Помним предсезонку — сначала вы сломали ногу, затем руку и, наконец, ребро.
— Все сборы пропустил. Зато провел лучший сезон — "Металлург" стал чемпионом, а я получил «Золотую клюшку».
— Как ломали-то?
— Играли в футбол, пошли с Женькой Корешковым кость в кость. И нога в гипсе. А рука — после драки.
— Во дворе?
— Ага. Было время, был я молод! Наверное, непрофессионально ударил, раз о чью-то голову моя рука сломалась.
Как погиб Земченок
Лично я всегда буду болеть за Разина — хотя бы в память о хоккейных заслугах. За давнишнее счастье видеть его на льду. За ту «Магнитку», история которой еще не написана. Но обязательно будет.
Разин в этой книжке со своими рассказами займет много места. Помнит все.
Как-то на Мемориале Ромазана все участники отправились на Правобережное кладбище. Почтить память директора комбината, того самого Ивана Харитоновича Ромазана, который в 1991-м умер на рабочем месте от сердечного приступа. Самой малости не хватило, чтоб вписаться в капитализм — и стать долларовым миллионером.
Бредем по тропинке — вдруг указал мне кто-то на могилу Сергея Земченка, погибшего совсем молодым вратаря «Магнитки».
Тут же и рассказали историю: купил «Металлург» вратаря Маракла, настоящего индейца. С набором поверий. Выяснилось, играет под тем же номером, что и Земченок когда-то. Как узнал, побледнел: «Все, срочно меняйте мне номер, под этим больше не выйду...»
История с гибелью Земченка так и оставалась тайной для журналистов — пока не рассказал нам все Андрей Разин.
Мы с Кружковым прощупывали почву, начали издалека:
— Один из хоккеистов «Магнитки» намекнул нам, что в истории с гибелью Земченка был след Бородулина. Бывшего капитана команды.
— Вы даже не представляете, сколько было слухов! Вплоть до того, что Бородулин заставлял его в щитках перевозить наркотики. Не верю. В поездках я жил с Сережей в одном номере, ничего подозрительного не замечал. Подружились. Этот день, 15 января 2001-го, помню по минутам. После тренировки вышли на улицу. Хотел его на машине подбросить, он отмахнулся: «Да нет, спасибо, сам доберусь». А через два часа ко мне приехала жена Саши Корешкова. Прошептала: «Земченка убили!» Мы сразу помчались к его дому.
— Что увидели?
— Кровища, накрытый труп, милиция. Едва сунулся, меня в оборот взяли: «Вы кто? Пройдемте». Отвели на допрос. Сел, вокруг шесть следователей, смотрели как на врага. Один прищурился: «Давай, колись!» А когда все разъехались, поднялся в квартиру, где оставалась девушка Сережи. Взял ведро, тряпку и пошел на лестничную клетку смывать кровь.
— Вы?!
— Что вас удивляет? Это же мой друг! Убийцы ехали с ним в лифте. Когда Сережа вышел на третьем этаже, получил пулю в затылок. У него забрали барсетку, в которой было пять тысяч рублей. А двери лифта зажали тело... Я вытирал кровь с пола, стен и думал — как же хрупка человеческая жизнь!
— Мама Земченка удалилась в сибирский скит после его смерти?
— Раньше. Она в какой-то религиозной секте. С тех пор как Сережу похоронили, ничего о ней не слышал.
«Все Водолеи — алкоголики»
Как тренер Разин прошел многое — включая потасовку с коллегой Ждахиным из Твери. Утратил в той драке рубашку и пиджак — зато продемонстрировал всей Твери роскошную татуировку на руке. Посмотрите на YouTube — это было прекрасно. Я пересматриваю снова и снова. Если день не задался.
Еще больше прошел как игрок — а хоккеист Разин был выдающийся. Золотые руки. А у каких тренеров поиграл — один Постников, создатель «Магнитки», чего стоил!
— Постников устраивал тесты на складывание рук, на хлопки. Какие-то выводы делал, — рассказал нам тогда Разин.
— Гомоляко нам описывал тесты Постникова. Выяснял, кто игрок по гороскопу: «Лишь бы не Водолей! Все Водолеи — алкоголики».
— Я на гороскопы внимания не обращаю, но какие-то приметы появились. В Ижевске у меня в команде был и татарин, и рыжий. Команда, никогда не выходившая в плей-офф, сразу оказалась в финале! У каждого тренера свои тараканы. С тем же Постниковым забавного было много. Я, например, очень хорошо катался «корабликом».
— Это как?
— Пяточки вместе, носочки разведены. Вот за это Валерий Викторович меня хвалил. Он был помешан на хоккее, думал о нем с утра до вечера. Фанат! В Магнитогорске почти вся команда жила в одном подъезде. Там же поселился Постников. Как-то возвращался домой, размышляя о предстоящей игре. Поднялся по лестнице не на свой этаж. Постучал в дверь. Увидев на пороге хоккеиста в трусах, оторопел. Двинулся в сторону кухни, и тут хлопнул себя по лбу: «Господи, это ж не моя квартира! Какое счастье!»
«Дашь слабину — сядешь на больничный»
Вот что такое смелость? Мы знаем очень хорошо. Это только в песнях поется — «трус не играет в хоккей». Еще как играет!
Однажды спросили то ли Валуева, то ли Кармазина: «Встречали трусливых боксеров?» Услышали в ответ:
— Да полно!
Вот и в хоккее — точно так же. Но это не про Разина, мы знали. Начали, впрочем, издалека:
— Рассказали нам историю. В матче с «Магниткой» 16-летний Королюк стоял на вбрасывании. Чем-то разозлил игрока — и приключился восхитительный диалог: «Слышь, щенок...» — «Да ты у этого щенка сейчас отс...шь». Не вы ли это были?
— Нет! Я ни от кого на площадке таких реплик не слышал. Вот Саня Юдин грозил Гольцу: «Если сунешься на пятак — убью!»
— Вам от Юдина прилетало?
— Ни разу. Клюшкой в пах мог засадить Виталик Вишневский. Еще страшнее — Сашка Степанов. Дерзкий, молодой, любого готов был загрызть. Ладно, на чужом пятаке тебя бьют. Но когда свой охраняешь, а подъезжает Степанов и начинает всех подряд колошматить, это не укладывалось в голове.
— Отвечали?
— Естественно. Я не был ангелом. Мне клюшкой в пах или в шею — и я так же! По-другому нельзя. Дашь слабину — сядешь на больничный.
Русский устный
Поднять на подвиги тренер Разин свою команду умеет — как умел Разин-хоккеист. Все средства хороши!
Вот наклевывался у Андрея контракт с «Автомобилистом», так руководству клуба передали аудиозапись из раздевалки «Ижстали» — где Разин ярко проявил себя в русском устном.
Разин, впрочем, не расстроился:
— Та запись сработала мне в плюс. Подняла рейтинг! Вы, корреспонденты, только матерные слова расслышали? Там четкая установка — что делать в следующем периоде. Указание на ошибки. Не просто крик.
Пять лет назад нам было невероятно интересно расспрашивать Разина про тренерские дела — а он ничего не скрывал. Большая редкость. Хотите фамилии? Пожалуйста!
— Если человек негодяй, но великолепный хоккеист — играть у вас будет?
— Будет. Постараюсь чаще разговаривать индивидуально.
— Особенно тяжелый характер, с которым столкнулись?
— Из последних — Лапенков. Был уверен, не сработаюсь. Но получилось, и это мне придало таких сил! Он превратился в командного игрока! За два месяца в «Югре» я ни с кем не разговаривал так жестко, как с Женей.
— Мы-то думали, увещевали.
— Что вы, жестко — не то слово! Там несколько букв «ж». Принесло результат...
Сегодня я понимаю, почему «Северсталь» заиграла. Почему умирает на льду. А проиграв седьмой матч, не прячет глаза. Что прятать, если сделали все и даже больше?
Другие материалы рубрики «Голышак вспоминает»:
«Не скандинав я, понимаете?» Жаль, что в четвертьфинале у России не Латвия — такой сюжет пропал //
Финские тренеры в России и русские хоккеисты в Финляндии. Истории перед финалом Олимпиады //
«Такого бледного Ковальчука я не видел никогда». Истории про ярчайшие матчи против чехов — победы и неудачи //
Его сослали с Харламовым в Чебаркуль и забанили на год за драку с чехом. Один из самых грозных защитников XX века
