«Застряли мы со Старостиным в лифте...» Леониду Трахтенбергу — 75!
Гипнотизер
Если б меня, 18-летнего, спросили, чью судьбу в журналистике хотел бы повторить — я бы назвал его, Леонида Трахтенберга.
Десятилетия понадобились, чтоб мы с ним подружились — и великий Трахтенберг, лучший спортивный журналист Советского Союза, перестал смотреть на меня откуда-то сверху.
Случается, не только я набираю его номер — но и он мой. Разумеется, я немедленно встаю. Будто телеграфируют из Ставки Верховного, а не из Люберец. Да и вам советую подняться, если услышите вдруг этот голос.
Я мечтал повторить его судьбу — но, конечно же, не удалось. Попробуй еще повтори, спародируй это умение дружить. Готовность подойти к любому. Способность очаровать, выспросив мимоходом все новости.
Всякий общающийся с Трахтенбергом пять минут готов назначить его душеприказчиком. Леонид Федорович называл гипнотизером мелькнувшего в «Спартаке» начальника — но на самом деле гипнотизер он сам.
Я с кем-то поговорю — и иду своей дорогой. Через год меня и не узнают в лицо, приходится заново представляться. Канючить: «Ну помните же, мы разговаривали...»
Трахтенберг же ухитряется подружиться с собственными героями через минуту — и навсегда. Где такому учат? Может, в нахимовском училище? Запишите меня туда!
Другой гений общения, заслуженный корреспондент Александр Львов, говорил про Харламова:
— Мы-то с Валеркой общались. Приятельствовали. А вот с Леней он действительно дружил...
«Она работала в шоу-рум...»
— Каким же лучом света был Трахтенберг в 90-х! — восклицал чувственный корреспондент Кружков, разглядывая стенд в холле нашей редакции.
Годы спустя дарование Трахтенберга в моих глазах сравнялось с одаренностью... Ну, товарища Шолохова, например. Впрочем, разговор не об этом.
Я подошел ближе. Подсветил телефоном застекленную главную полосу самого первого номера «СЭ». Что заставило всхлипнуть Кружкова, отчего подносит платочек к глазам?
Ах, вот оно что!
Ну кто сегодня напишет про футболиста столь коротко и выпукло? С такой плотностью строки, что и палец не всунешь? Захочешь — не допишешь от себя, не додумаешь!
Вы почитайте, как писал Трахтенберг о лучшем футболисте сезона-91 Игоре Корнееве и его юной жене Наташе, получите удовольствие.
«Они родились в год Козы.
Она — 25 марта.
Он — 4 сентября.
Она училась в 380-й московской школе Куйбышевского района.
Он — в 387-й Сокольнического.
Она танцевала поп-шоу Петра Подгородецкого на студии «Рекорд».
Он играл в футбол в дублирующем составе столичного «Спартака».
Она работала в шоу-рум в итальянском городе Болонья, где с успехом демонстрировала новую коллекцию мод на текущий сезон.
Он не без успеха проходил службу в рядах Советской армии в качестве рядового-гранатометчика: из десяти попыток семь раз его снаряд достигал цели.
Она продолжала удивлять итальянцев экстравагантными нарядами.
Он начал радовать своей игрой болельщиков ЦСКА.
Она утверждает, что они познакомились в компании восемь лет назад и с тех пор изредка перезванивались.
Он точно помнит, как позвонил полтора года назад ей домой и как мама (впоследствии именуемая тещей) позвала ее, случайно оказавшуюся в Москве, к телефону.
Она предпочитает белые и черные цвета.
Он — черный и белый.
Она нередко ходит в «Ленком».
Он говорит, что актеры в «Ленкоме» творят чудеса.
Она больше всего на свете любит шоколад.
Он в Союзе любит грибной суп, за границей — рыбу.
Она ценит в людях бескорыстие и ненавидит корысть.
Он ценит доброту и искренность и не прощает подлости.
Она мечтает, чтобы ЦСКА стал чемпионом.
Он — чтобы все ладилось: дома и на поле.
Она 23 июня прорвалась на поле «Лужников» сквозь милицейский кордон и первой поздравила его с выигрышем Кубка.
Он решил в эту минуту, что пора заказывать обручальные кольца.
Она прочитала в гороскопе, что Овен и Дева совместимы, если оба хотят одного и того же.
Он сказал — очень хотят.
Она — Наташа. Он — Игорь. С августа девяносто первого — Корнеевы».
Наташа, может, до сих пор Корнеева — но уже давно не с Игорем. Живет в Штатах. Он — в Москве.
У каждого своя жизнь. Роднят воспоминания. Вот этот текст. Думаю, по разные стороны океана бывшие супруги Корнеевы нет-нет да перечитают написанное в августе 1991-го...
Вот бы написал Леонид Федорович продолжение этой истории — в том же стиле. Это было бы ярко.
Не опасно ли так впечатляться?
Это он, Трахтенберг, придумал название — «Спорт-Экспресс». Хоть я встречал еще пару людей, уверявших, что придумали они. Но знаю точно — все родилось в светлой голове Леонида Федоровича.
Это сейчас словосочетание словно музыка, другого не представить. А тогда понравилось не всем из четырнадцати «отцов-основателей». Но лучшего никто не родил.
Это Леонид Трахтенберг дает после матчей любимого «Спартака» комментарии столько жаркие, что я вздрагиваю. От ужаса и восторга — не опасно ли так впечатляться в серьезные годы?
Это Трахтенбергу я звоню, когда нужна свежая история про... Про Бескова, например. Буквально одна история. Ну, две. На большее не претендую, мне не надо.
Узнаю десяток. Рука отнимается конспектировать. А не конспектировать нельзя. Я ж понимаю, эти истории — сокровище.
Это Леонид Федорович дал нам с Кружковым штук пять огромных интервью — и не разу не повторился в историях. Вы знаете еще человека, способного на такие интеллектуальные подвиги?
«Ответственный за связь времен»
Когда-то Трахтенберг, в ту пору пресс-атташе «Спартака», покинул свой пост в прямом эфире. Объявил во время трансляции. Не помню, что именно транслировали.
Пожав плечами, клубное руководство отставку приняло.
Кстати, с тех пор в «Спартаке» сменилось три пресс-атташе. А может, тридцать три. Сейчас там служит Дима Зеленов, культурный парень. Будет подавать в отставку — и про него напишу доброе.
А тогда, помню, я закипел от новостей. Откликнулся в «СЭ» чем-то горячим, полубранным. Вот сейчас специально для вас отыскал ту заметку — и понимаю, что готов подписаться под любым словом. Нескольких лет мне хватило, чтоб остыть — и произношу все это с холодной головой.
«Я отказываюсь понимать спартаковское начальство, не удержавшее такого человека. Вместо того чтобы подойти к старику, обнять и утешить, ему пожелали доброго пути.
Трахтенберг — это артист, это художник. Человек, живущий в мире образов. Часто им же выдуманных. Это больше чем пресс-атташе, черт возьми. Вы много знаете таких людей? По-моему, их не осталось вовсе.
Дайте объявление, что ищете сотрудников в пресс-службу — к офису ИФД «Капиталъ» выстроится шеренга лощеных, при галстуках, с языками. Возможно, хвост этой очереди петлять, тянуться будет от Краснопресненской набережной до зоосада. До клетки с бабуином.
Второго Трахтенберга в этой причесанной толпе не окажется, даже не ищите. Нет ни шанса, что кто-то из них в Леонида Федоровича вырастет. Даже выучив еще три языка. Кстати говоря, Трахтенберг обходился одним, ему хватало. Попытки излагать на альтернативном случались редко. В Милане ждала когда-то толпа корреспондентов Андрея Шевченко. Стоило тому показаться, обнял его за плечи и повел в противоположную сторону Трахтенберг. Оглянувшись в сторону кипящих коллег, бросил миролюбиво: «Because my friend...»
Сколько б ни сталкивался с другими пресс-атташе, буду сравнивать мысленно любого из них с Трахтенбергом. Всякий разговор с которым превращался в спектакль. Делая любого, к кому Леонид Федорович расположился, чуть тоньше и веселее. Ни разу — ни разу! — Трахтенберг не испортил мне настроение. Только повышал. Раздосадовал только в воскресенье вечером, но это история особенная.
Сколько б ни ездил на сборы с футбольными клубами, буду вспоминать испанские вечера в обществе Трахтенберга. Самого легендарного пресс-атташе в истории российского спорта. С рассказами про Бескова, Лобановского и Валерия Харламова. Для которого Трахтенберг был едва ль не лучший друг.
Я наговорил громких слов? Кому-то они смешны и непонятны? Это ничего.
Для кого-то юного и дурного Трахтенберг вовсе выглядит фигурой комической. Ну и пусть.
Пройдет время — поймете...»
Не знаю, может, в ИФД «Капиталъ» прочитали ту заметку. А может, сами встряхнулись, сообразили — и вскоре специально для Трахтенберга была придумана специальная должность. Не исключаю — даже департамент.
Будь я столь сообразителен, как Константин Генич, — первым бы выдал определение «ответственный за связь времен». Но меня опередили.
Письма издалека
Про Леонида Трахтенберга складывались то ли анекдоты, то ли былины. Которые оказывались правдой.
Одну из них напомнил мне академик Анатолий Воробьев, бывший генсек РФС. Кстати, человек с самым высоким IQ в Москве и области.
Рассказал смешную историю без больших подробностей. Их я выведал у ветеранов редакции, с радостью подтвердивших:
— Да-да, все именно так и было!
Вот вам та самая история...
1992 год. Московское «Динамо» играет в Тронхейме с «Русенборгом». Чуть не вылетает из Кубка УЕФА. Отчет для «СЭ» пишет всеми нами любимый Леонид Трахтенберг.
Едва вернулся в Москву — началась череда странных событий. Из редакционного факса выползла весть на фирменном бланке отеля Radisson Blu Royal Garden. Кто-то охотно перевел:
«У нас гостил господин Трахтенберг. Должно быть, по ошибке не оплатил пользование мини-баром. Извольте погасить такую-то сумму...»
— Чтоб я пользовался мини-баром — за валюту?! — выглядел потрясенным Леонид Федорович. — Да никогда я такой ошибки не совершу!
Вскоре появилось письмо номер два — на таком же бланке. Напоминало о долге господина Трахтенберга перед Норвегией и отелем. Предлагая рассчитаться в кратчайшие сроки.
В голосе за кадром мелькнули нотки сдержанной злобы.
— Но мне даже в голову не приходило что-то брать из их вонючего мини-бара! Вы знаете, какие цены в Норвегии?! Я все вез с собой! — распалился Трахтенберг.
Народ переглядывался.
В письме номер три отель информировал, что передает дело Трахтенберга в Королевский суд Норвегии: «С горечью сообщаем, что с господина Трахтенберга будут взысканы не только расходы по возмещению мини-бара, но и судебные издержки, услуги адвоката...»
Леонид Федорович больше не пускался в заочный диалог с Королевством Норвегия, только лишь держался за голову. Страшась представить, во сколько встанет норвежский адвокат — если кусок сыра в Тронхейме обходился в целое состояние.
Было и четвертое письмо. Его Леонид Федорович Трахтенберг брал двумя пальцами, словно картошку из пионерского костра. Смотрел издалека. Что же, что постановил Королевский суд?!
«Наш отель рассыпается в извинениях. Господин Трахтенберг рассчитался полностью, а по недосмотру персонала оказались перепутаны номера 107 и 207. Сотрудник уволен, а Трахтенберга с семьей приглашаем провести неделю у нас совершенно бесплатно. Перелет бизнес-классом до Тронхейма за наш счет. Предлагаем господину Трахтенбергу выбрать день и месяц».
Не знаю, выбрал ли день и месяц Леонид Федорович, не знаю.
Но сильнее остальных радовался эффекту знаменитый корреспондент ТАСС Александр Горбунов. Завладевший в той же командировке пачкой бланков отеля — и после отсылавший факсы в редакцию «СЭ» с соседней московской улицы.
«С недоумением и горечью мы узнали...»
Все это я описал в Telegram. Леониду Федоровичу немедленно донесли — и тот позвонил, желая знать, что ж я такое о нем начирикал.
Я чуть смутился — но рассказал. Трахтенберг добродушно усмехнулся.
Зато подвернулся прекрасный повод прояснить — правда ли, что на схожий фокус с подложными факсами попался Леонид Федорович вторично? Причем довольно скоро?
Вообще-то проглотить одну и ту же наживку способен только очень добрый, славный человек. С нотками долготерпения.
Так было или нет?
— Не помню, — ответил Трахтенберг после секунды размышлений.
Итак — история вторая!
...Доставать казенные бланки — этим искусством коллега из ТАСС овладел в совершенстве. Вершиной творческого пути стали бланки ФИФА. В ход пошли почти сразу.
1998 год, чемпионат мира во Франции. Легендарный корреспондент «Спорт-Экспресса» Леонид Трахтенберг не успевает на автобус. Понимает — на игру опоздает, а отчет писать надо. Москва не простит.
Досадливо возвращается в гостиницу — и пишет с телевизора.
Чемпионат заканчивается. Вскоре из редакционной почты «СЭ» выпадает послание на официальном банке ФИФА:
«С недоумением и горечью мы узнали, что аккредитованный на чемпионате мира г-н Трахтенберг писал репортаж, не присутствуя на стадионе. Что является недопустимым, вопиющим нарушением всех правил. Вынуждены информировать, что г-н Трахтенберг отныне является персоной нон-грата для ФИФА и пожизненно не допускается на любые соревнования под эгидой нашей организации» .
Вечный бан!
Редакция рассматривала письмо, передавая из рук в руки. Сравнивали подпись Блаттера с имеющейся. Выглядела вполне подлинной — разве что почерк нервный, летящий. Что редакция объяснила исключительностью ситуации.
— Это поклеп! — воскликнул Трахтенберг в кабинете главного редактора. — Это чудовищная ошибка. Я готов вылететь в Цюрих и внести ясность.
— Обождите с Цюрихом, — нервно оборвал главный редактор. — Посмотрим, что будет дальше.
Прошло время — появилось второе письмо.
«Спешим сообщить, что внутреннее расследование ФИФА прояснило ситуацию. Мы четко установили, что г-н Трахтенберг не по своей вине пропустил матч и вынужден был писать репортаж из отеля. Просим принять наши извинения и в качестве примирения даруем г-ну Трахтенбергу (с семьей) поездку на курорт в Биарриц длительностью полторы недели, оплачивая все расходы (включая карманные) за счет ФИФА. Просим согласовать даты».
На этом письме автограф Блаттера смотрелся уже яснее, устойчивее.
Все бы неплохо — но в этот момент, рассорившись с владельцем газеты Рубиным, легендарный Леонид Трахтенберг покинул редакцию «СЭ». Утешаясь грядущим отпуском в Биаррице за счет FIFA.
Тут-то и появилось третье письмо:
«Вынуждены информировать, что рассматривали поездку г-на Трахтенберга в Биарриц исключительно в качестве корреспондента всемирно известного холдинга «Спорт-Экспресс». С печалью узнали, что г-н Трахтенберг покинул издание. Вынуждены отозвать приглашение...»
«Константин Иванович усмехнулся: «Мне он не даст...»
Порой мне кажется, что Трахтенберг был везде. Прошел через каждую историю, ставшую легендой. Ростовский СКА взял Кубок — и в тот же год вылетел из высшей лиги? Леонид Федорович был и там, и здесь. Он не замыкал пасы Гамулы на дальней штанге, нет. Его роль значительнее. А в подтверждение — тысяча и одна история.
Товарищ Сталин распустил ЦДКА? Леонид Федорович расскажет, как и почему. Он был рядом. Не верите? А вот вам фотография — как козырь из рукава. Вот Сталин, вот Каганович, вот Трахтенберг.
Сборная СССР с большими надеждами ехала на чемпионат мира в Испанию-82 — но отыграла вяло и вылетела? Зато Леонид Федорович на том чемпионате выступил блистательно. В индивидуальном, так сказать, «катании». Перед решающим матчем группового турнира выведал состав соперников.
Да он и сам расскажет:
«В конце жизни Бесков помирился с Лобановским. Приезжал с женой к нему в Киев на юбилей. Делить им уже было нечего. Но пока один тренировал «Спартак», а другой — киевское «Динамо», это были непримиримые враги. Что и сгубило нашу сборную на ЧМ-1982 в Испании.
Отборочный турнир прошли на одном дыхании. Потом Бескову показалось, что киевляне не выкладываются на сто процентов, так как хотят видеть у руля Лобановского. Бесков предложил ему войти в штаб на чемпионате мира. Включил в него и Ахалкаци. В Испании они общались только через Нодара. Бесков с Лобановским даже не здоровались! Мне, как ни странно, удавалось сохранять добрые отношения и с тем и с другим.
Перед матчем с бельгийцами, которые уже потеряли шансы на выход из группы, Лобановский попросил съездить к ним на тренировку, разузнать стартовый состав. Главный тренер Ги Тис его и не думал скрывать. Спокойно написал в моем блокноте 11 фамилий, сообщил, кого планирует выпустить на замену. Не обманул.
Возвращаюсь, навстречу Бесков. «Где состав?» — «Отдал Васильичу». — «Напиши мне». — «Зачем? Возьмите у него». Константин Иванович усмехнулся: «Мне он не даст...»
«Я десять лет сидел...»
Даже в том самом лифте со Старостиным застрял именно он. Вы не знаете эту историю? Святые угодники! Слушайте же скорее.
Вот что рассказал нам с Кружковым в «Разговоре по пятницам» давным-давно Трахтенберг:
— Бывал я дома и у Николая Петровича Старостина на улице Горького. Жил настолько скромненько, что вспомнить нечего. Зато поражал сам рассказчик.
Однажды я стал участником истории, которая обросла легендами. В Ростове с Николаем Петровичем спускались в лифте, вот-вот игра. И лифт застревает! Воскресенье, монтера никто не может найти. К двери подходит Андрей Петрович. Стукнул костяшками пальцев. «А?» — отозвался Николай Петрович. Андрей участливо спрашивает: «Что, Николай, давно сидите?» — «Уж полчаса!» — «Ничего, ничего... Я десять лет сидел...»
Заострите карандаш!
Леониду Трахтенбергу — 75.
Эту дату, «20 января», я обвел красным еще в новогоднюю ночь. Чтоб не проворонить. Мало ли, когда оттащит меня родня от стола с оливье. А если подчеркнуто — точно не пропущу.
Вы заострите карандаш, мы начинаем вечер наш. Приготовьте блокнот, Леонид Федорович. Настройте память на ретро-волну.
Лучшее наше интервью впереди.
