«Квартиру обчистили, маму связали. Через год от переживаний инсульт — умерла». Дважды лучший вратарь СССР
Прогуливаясь в рождественские каникулы по Москве, открываешь для себя многое — например, выставку Константина Коровина в Доме русского зарубежья на Таганке. Но еще и вспоминаешь. Вот идешь от нашей старой редакции на Тишинской площади до памятника Маяковскому, и каждый шаг — о чем-то. Каждый поворот напоминает.
Вот здесь, в гостинице «Пекин», был когда-то лучший ресторан Москвы. А еще заглядывали мы сюда в гости ко Льву Лещенко. Который вроде и москвич, но гостей принимает в особом номере, который закреплен только за ним. Никто другой не поселится. А номер соседний — у Александра Розенбаума... Я смотрю на окна восьмого этажа — кажется, это было там.
Обхожу памятник Маяковскому — дотрагиваюсь до выпирающего камня у соседнего здания. К нему подвел меня когда-то знаменитый футбольный судья Валентин Липатов:
— По улице Горького вели первых пленных немцев. Начало войны. Еще и накормили специально какой-то тухлятиной, у всех с желудком плохо. Все в дерьме, след тянется. А за этой шеренгой ехали поливочные машины — и смердящие потоки смывали. А по обочинам стояла толпа. Меня, пацана, взрослые подняли — и поставили на этот самый камень... Надо ж — он еще жив! Точно, этот!
Я дотрагиваюсь до приметного камня — уж Липатова нет, ни в одном справочнике не прочитаешь, где похоронен. А история теплится в памяти. Со всеми интонациями.
Дважды лучший вратарь Советского Союза едва перерос 175 сантиметров
А вот здесь, у зала Чайковского, встретились мы когда-то с Александром Прохоровым. Знаменитым вратарем ХХ века. Предшественником Дасаева в «Спартаке».
Что-то я, пацан, знал о нем по книжкам. По рассказам бывалых. Знал телефон.
Ну и напросился на интервью — толком не осознавая масштаб фигуры. Понял позже. Вот сейчас понимаю отлично. Говорили бы мы совсем иначе.
А тогда...
Тогда пришел седоватый мужичок невысокого роста. С какими-то календарями под мышкой, кипой фотографий. Встретил бы такого в толпе — в жизни бы не подумал, что это футбольный вратарь.
Но когда-то было вот так — миниатюрный Анзор Кавазашвили играл как бог. Съездил на два чемпионата мира. Блистал в Тбилиси невысокий крепыш Отар Габелия. При встрече выяснилось, что потрясающий вратарь Виктор Чанов чуть ниже меня. Если расправлю плечи.
А дважды лучший вратарь Советского Союза Александр Прохоров едва перерос 175 сантиметров. Чудеса!
Квартира на улице Горького
— А я здесь и живу! — улыбнулся Прохоров.
Я даже не спросил: где? Просто оглянулся растерянно — вокруг домов-то жилых не было. Вот гостиница, вот зал Чайковского, вот Театр сатиры и Дом Ханжонкова.
— А пойдем...
Великий вратарь Прохоров повел меня по Тверской в сторону Белорусского вокзала. Завернули в первую же подворотню.
Вот это дом! Вот это вид из окна!
Николай Петрович Старостин и сам жил на улице Горького — годы спустя продав его квартиру с видом на памятник Пушкину, хватило средств обзавестись московским жильем всей родне.
Но, оказывается, и для своих любимцев мог пробить Николай Петрович жилье на главной улице страны. Вот это ресурс, вот это мощь.
А Прохорова он обожал.
849 «сухих» минут
Молодежь Прохорова не знает. Да и Дасаева-то уже с трудом. Вроде был. А может, и не был. Что-то слышали...
Так я вам расскажу, что за человек с цепким взглядом встречал меня у памятника Маяковскому.
Первый в истории «Спартака» вратарь, удостоенный приза «Огонька» лучшему голкиперу страны. В том же 1974-м установил невероятный рекорд по «сухим» минутам — 849! Прошло почти 50 лет — и ни один вратарь «Спартака» к рекорду даже не подступился.
Год спустя Прохоров снова получил вазу лучшего вратаря страны. Был и капитаном «Спартака». Все это в ту пору, когда киевское «Динамо» выигрывало Кубок кубков и Суперкубок. Ну и как вам история?
Вот такой человек почти забыт.
«Гнули на радостях серебряного футболиста на крышечке...»
Помню, первое, что бросалось в глаза в квартире умершего к тому времени Анатолия Тарасова, — клюшки в прихожей. Целая охапка. Рука не поднималась увезти на дачу в Загорянку ни у вдовы Нины Григорьевны, чудесной старушки, ни у двух дочерей. Я их понимаю.
В квартире вратаря Прохорова взгляд падал моментально на огромный букет роз в необычайной вазе.
Я даже высказался на эту тему.
— Это не просто ваза! — улыбнулась жена Прохорова Людмила. — Приз от «Огонька» — «Вратарь года»!
Так вот он как выглядел, этот приз. Надо ж.
— Можно дотронусь?
— Конечно! — обрадовался Прохоров такому вниманию.
Все эти вазы для меня, начитанного, много значили.
Однажды разглядел у тогдашнего гендиректора «Спартака» Сергея Шавло кое-что за спиной. На особой резной подставочке.
Не усидел:
— Сергей Дмитриевич!
Шавло насторожился от такой торжественности. Вопросительно приподнял подбородок.
— Можно личную просьбу?
Шавло чуть побледнел. Понятно, что выпрашивают в кабинете гендиректора.
— Ну?
— Позвольте Кубок подержать?
Шавло выдохнул облегченно, даже как-то благодарно. Выдавил что-то вроде улыбки. Отстранился, пропуская меня к заветному:
— Пожалуйста...
Это ж тот самый Кубок СССР, который держали в руках самые великие люди нашего футбола. Омывали слезами радости. Гнули на радостях серебряного футболиста на крышечке. Это за него выдали сумасшедшую битву в 1987-м два «Динамо» — киевское и минское. В жизни не забуду.
Эту чашу случайно купил когда-то в антикварном магазине Николай Старостин — так и появился Кубок СССР по футболу. Припаивали сверху футболиста. Целая глава в мемуарах посвящена этой находке. Ну, не глава — так абзац...
В предыдущей, дореволюционной жизни этот Кубок был то ли конфетницей, то ли сахарницей.
Теперь этот Кубок навсегда перешел во владение последнего обладателя — «Спартака». Наверное, нынче в музее. Или в кабинете самого главного спартаковского начальника.
Вот его я с минуту держал в руках — и сердце выскакивало...
Ваза от «Огонька»
В квартире вратаря Прохорова, раздвинув розочки, я поглаживал вазу лучшего вратаря Советского Союза.
— Странно, — заметилось само собой. — Никакой таблички. Могли бы привинтить.
Вот вам и «Огонек»!
— Была табличка, была! — пробасил примирительно Прохоров.
— Это квартиру нашу обчистили — и вазу тоже унесли, — рассказала жена. — Воришек нашли, вазу вернули. Но уже без всего. Видимо, продать хотели. А навел, кстати, на наш дом парень из «Спартака». Маму мою связали. Через год от переживаний инсульт — умерла...
Рядом с вазой стол портрет сына. Чернявый, чуть кудрявый, озорной.
— В «Мехелене» играет! — слышу вдруг голос, полный гордости. — Свой дом, жена голландка...
Просидели мы за разговорами весь день. Уходил — смеркалось.
Кто бы мог подумать, что уже тогда, видимо, бывший вратарь Прохоров знал: у него онкология. Жить оставалось не много. Боролся за каждый день — и один из них подарил мне.
Сражение за жизнь длилось еще года полтора — и ушел Александр Владимирович Прохоров вот такими же морозными днями. В Рождество, 7 января 2005-го. Не дожив и до шестидесяти.
Я начинаю перепроверять что-то, отыскиваю фотографию с его могилы на Востряковском — и с ужасом вижу, что не только Александр Владимирович за этой оградой. Но еще и сын Эдуард, совсем молодой — 1969 года рождения.
Не тот ли — игравший за «Мехелен»? Чью фотографию с такой нежностью показывали мне? Вот это судьба!
Успев вместе с мамой передать ту самую вазу лучшего вратаря Советского Союза спартаковскому музею. Загляните — увидите...
Церковь в Тарасовке
Я вспоминаю рассказы Прохорова — и проклинаю себя: что ж не расспросил об этом? И об этом? Теперь и рассказать некому!
Но что-то осталось в памяти и на бумаге. Вот такое, например:
— У Бескова «коронка» была: в день игры — в тарасовскую церковь. Неподалеку от базы. И я туда же ходил. Часто поутру встречались — я туда, он оттуда... У Бескова-то не поспишь. Это при Никите Палыче можно было — часиков до десяти. Но мы с Папаем первыми ласточками были. Еще Ольшанский — все еще потягиваются, а он уж на ногах. Полчаса как кремы в голову втер. Чтоб не лысеть. Сейчас спрашиваю: «Серега, помнишь?» — «Не, не помню...»
Я перечитываю и усмехаюсь. Нам-то с Кружковым Ольшанский рассказал, смущаясь, как втирал эти кремы и снадобья в намечающуюся лысинку. Да и с церковью в Тарасовке у меня отношения особые.
Я живу неподалеку — и сам захаживаю в этот удивительный храм. Не знаю, заглядывают ли нынешние спартаковцы.
«У Блохи в номере собирались, два ящика шампанского, икорка, карты: «Ну, кого снимать будем?»
Судьба у Прохорова была невероятная — из киевского «Динамо» уходил в «Спартак», снова возвращался в Киев, со «Спартаком» вылетал из высшей лиги... Ну и дела! Возможно ли все это?
Годы спустя грустно усмехался, вспоминая собственные кульбиты из 1970-х.
— Зато квартира какая осталась на память от «Спартака».
— Я ее брать не хотел! — воскликнул Прохоров.
— Да быть такого не может.
— Я ж вам говорю — значит, было! Меня все в Киев обратно тянули из «Спартака». Старостин прознал — пригласил мою жену на чай. Говорил нараспев: «Люю-ю-да, ты мудрый человек, так на мою Антонину похожа — ну какой Киев?!» Сразу дали эту квартиру. Я отказывался!
— Почему?
— Шумно очень. Улица Горького — сами понимаете! Так Старостину пришлось убеждать: «Саша, не возьмешь эту — другую долго будешь ждать...» Ну, въехал. Ладно.
— В Киев больше не срывались?
— Срывался, как же! Пошла у меня масть, здорово играю. Лобановский убедил: «Возвращайся!» Ну и забурлило у меня что-то. Молодость вспомнил. А «Динамо» как раз Суперкубок выиграло. Жена вздыхает: «Я уже ничего советовать не буду, решай сам...» Но «Спартак» на все рычаги нажал, чтоб я вернулся.
— Это как же?
— Пообещали, что вообще с футболом закончу.
— Лобановский не отбил?
— Лобановскому не до меня стало. Как раз знаменитый бунт случился в киевском «Динамо», он сам еле уцелел. Команда на дыбы встала!
— Ну и как это смотрелось изнутри?
— Ну, все против Лобановского — Коньков, Колотов, Женька Рудаков... У Блохи в номере собирались, два ящика шампанского, икорка, карты: «Ну, кого снимать будем?» В ЦК дело разбиралось! Мне Лобановский говорил: «Саша, я сам не знаю что делать!» Посмотрели мы на все это с Витькой Звягинцевым — и махнули обратно. Он в свой «Шахтер», я в «Спартак».
— Чтоб вскоре вылететь с ним из высшей лиги.
— Та еще история! «Спартак» Крутиков принял, знаменитый футболист. Чемпион Европы. Чувствую, команда валится, ни обстановки, ничего, народ поменялся... Да и Крутиков — мужик чудной. Мне: «Ты, Саш, только скажи, когда готов будешь!» Перед Тбилиси собрался я с мыслями, говорю: «Федорыч, готов я...» Хоть меня народ и любил — перед тем матчем освистали. Но сыграли 0:0, и все в норму пришло. В Киев к семье после игр летал.
«В Москве шептались, что «Торпедо» отдаст игру «Арарату»... Так и случилось»
— Ну и как из высшей лиги вылетели?
— Непонятная обстановка! Все не так! Крутиков главный, Варламов и Гиля Хусаинов вроде как помощники. Гиля заслуженный футболист, но тренировать-то — дело другое! В Луганске последний матч проиграли — я тоже запустил...
— Крутиков мне говорил — земляки из «Торпедо» не помогли.
— «Торпедо» принципиально нам помочь не захотело, отдали игру «Арарату». Или мы вылетали, или Ереван.
— В «Спартаке» знали, что земляки не помогут?
— Догадывались. В Москве шептались, что отдадут они «Арарату»... Но мы надеялись!
— «Зенит» тоже вылетал из высшей. Но его оставили — лигу экстренно расширили.
— За «Спартак» тоже начали хлопотать. Звонили на самый верх. Хоть Старостин не любитель этих дел был. На базу комсомольцы зачастили, партийцы: мы меры примем, заступимся, не допустим! А наш же Ловчев возьми да и выступи — не надо нам этого, лучше вылетим и честно вернемся. Но до конца никто поверить не мог, что будем в первой лиге играть. Уверены были — вытащат.
«Романцев в команду пришел — со всеми на «вы» разговаривал. Я его за эти речи приструнил...»
А вскоре командные неприятности большого вратаря Прохорова переплелись с личными — в «Спартак» привезли нового вратаря.
Но для начала появился новый тренер. Бесков!
— Стали кумекать: кого тренером брать? — вспоминал Прохоров. Подливая мне чаю, пододвигая сушечки.
— Чье слово все решило?
— Андрея Старостина. Бесков-то — его приятель. Константин Иванович сразу по-барски начал вести беседы: «У меня планы, то, се...» В Сочи на сборах мне говорит: «Пойдем, посмотрим, есть на примете интересный рыжий ...» Взглянул я на этого рыжего — нет, говорю, Константин Иванович. Не то. Однобокий какой-то.
— Что Бесков?
— Насупился: «Ни хрена ты в футболе не понимаешь!»
— Кто оказался рыжий-то?
— Шавло!
— Ого. Хорошо, не Гаврилова вы забраковали.
— Гаврилова как раз в «Динамо» притеснять начали, Бесков за него ухватился. Перетащил. «Якал» Константин Иваныч на тех сборах много — а играем ни шатко ни валко. Мучаемся. Мы деревне пяток загрузим, а как серьезнее кто — проблемы. Но коллектив оказался хороший, притерлись ребята. Как-то «Пахтакор» очков на семь оторвался, Бесков меня дергает как капитана: «Ты должен собрать команду!» Что делать? Собрал. Поговорили. Прониклись. Только Ловчев в углу сидит, бурчит что-то под нос... Тогда слух ходил, будто в «Спартаке» два лагеря — Прохоров против Ловчева. Так и было — только со мной вся команда, то в театр идем, то еще куда, а Ловчев Гаврилова подмял да Шавло. Трое! Какой там «лагерь»?! Романцев, помню, в команду пришел — со всеми на «вы» разговаривал. Я его за эти речи приструнил — кончай, мол, «выкать»...
— Вот это история.
— Кому обещали — всем квартиры дали, только по Ярцеву вопрос завис. Меня в команде Батя звали, так Жорка мне говорит: «Да кто мне, Батя, квартиру эту даст — в 29 лет?!» После игр домой к себе уезжал, в Кострому. Бесков у меня допытывался: «Тебе не кажется, этот костромской у себя напьется — потом возвращается?» Да нет, отвечаю, Константин Иваныч. Это вы зря. Тогда Бесков на час раньше в Тарасовку стал приезжать, по комнатам пройдет, принюхается — но у нас все чисто, прибрано... А как Жорка квартиру из Бескова выбил? Уехал в свою Кострому — и не возвращается!
— Надо же. Долго?
— Пять дней — нет. Десять. Шум начался — и так мучаемся, забивать некому! Бесков на меня — мат-перемат: «Где этот ??? Твоя работа?!» — «Какая работа, Константин Иваныч?» — «Он квартиру просит — а зачем мне ему в 29 давать квартиру, я лучше молодому дам! Все равно в высшую выйдем — буду новых набирать...» Но в итоге дал. Жена его все благодарила.
— Ходили на «Спартак» в первой лиге как?
— По 20 тысяч!
— Вы только в основе?
— На один матч не вышел, с Кемерово. 0:4 «Спартак» проиграл. Но дергал нас Бесков прилично. Постоянно на нервах мужик был. Сложный! Федора Новикова, второго тренера, при всех мог унизить: «Ну, ты, ****!» Разве так можно?
Как появился Дасаев
— Как Дасаева в «Спартак» привезли?
— Стеснительный такой, дохленький. Думаю, как стоять-то он будет? Смех один! Ножки — палочки, ручки — вообще...
— Как же вы уступили место?
— Уже играем в высшей лиге, предстоит матч с Тбилиси. Бесков вдруг выборы капитана затеял. Прямо перед игрой. Ребята за меня голосуют — и у Ловчева настоящая истерика. Старостин пытается сгладить: «Давай, Саш, сходим к нему, я тебя прошу...» Ну, давай. Пошли. Ловчев в номере сидит, носом шмыгает. Мне даже смешно стало: «Из-за этой ерунды расстроился? Да забери ты эту повязку!» А грузинам проигрываем 0:2. Едем в Ворошиловград — и чувствую: я не в порядке. Какой-то мандраж.
— С вашим-то опытом?
— В том-то и дело! Странная ситуация! Иду к Бескову: «Освободите от игры».
— А он?
— Поначалу в шоке: «Как так? Ринат два тайма за дубль отыграл!» Сошлись на том, что два-три тура передохну — и вернусь. В Ворошиловграде Дасаев пару раз мимо денег выскочил, но везучий оказался. Где в штангу, где в коленку... Потом с «Локомотивом» история повторяется — и Дасаев выручил, и штанги. 1:0 выигрываем. «Спартак» чуть приподнялся.
— А дальше?
— В июле в Ташкент ехать, я уже ноль. Никто не смотрит. Как бедный родственник в Тарасовке. Как-то оттренировались — Бесков приглашает к себе в машину: «Вместе в Москву поедем?» — «Не, Константин Иваныч. Я спокойненько, на электричке. А сказать что хотите — говорите так...»
«Подошло ко мне узбекское начальство — давай, мол, распишем ничейку...»
— Так и ушел дважды лучший вратарь страны из «Спартака»?
— В Ташкент команда уехала без меня — Бесков ни в дубле меня не назвал, ни в основном. Я тихонечко вещи собрал, на электричку — и домой. Время спустя узнал кое-что.
— Что?
— Бескову нашептали, будто я ребят подбивал Рината «плавить». Близко такого не было. Ни в мыслях, ни в разговорах. И в наших отношениях с Дасаевым до сих пор — все на высшем...
— Вернулся «Спартак» из Ташкента — и что?
— Пригласил Старостин, открытым текстом: «Проводы сделаем?» — «Не люблю эти мероприятия, спасибо. Поиграю еще...»
— Куда-то звали?
— В «Кубань». Первая лига — но условия дивные. А домой ко мне Жора Ярцев пришел, Глаша, Хидя. С шампанским. Другие проводы мне и не нужны были.
— Тяжелый человек — Бесков?
— Со странностями. Как-то вызывает к себе в номер, интересуется настроением в команде. Я удивился — отвечаю: «Все нормально, готовимся». — «Смотри, чтоб сплава не было!» Страшно боялся этого дела. Везде «сплав» мерещился. Была история в первой лиге. Играть нам в Ташкенте, «Пахтакор» лидирует. Подошло ко мне узбекское начальство — давай, мол, распишем ничейку...
— Ну и?
— Я ж сам такие вопросы не решаю — иду к Бескову, все пересказываю. Тот взорвался: «Ты что, сдурел?!» Все остальное через мат. Смысл такой: пусть у них полный стадион, пусть жара сорок градусов. Все равно выиграем!
— Выиграли?
— Старостин на скорую руку нас с Ловчевым в очередной раз помирил — и в самом деле, грохнули узбеков, 3:1! Бесков смотрит с торжеством: «Что я говорил?!» Но если мы вдруг проиграли, да еще пару суток на поезде возвращаемся — это конец.
— Что будет?
— Настоящий кошмар. По два-три часа разборы игры. Одно и то же, одно и то же... Потом Новиков по поезду мечется, коньяк для Бескова ищет.
