«Крикунов — садист. Даже меня переплюнул». Интервью первого тренера Третьяка и Харламова
Готовясь к юбилейному интервью с Владиславом Третьяком, заинтересовались вдруг: столько писалось, столько говорилось про первого его тренера Виталия Ерфилова! Это ж имя в нашем хоккее — воспитал лучшего вратаря ХХ века, стал первым тренером еще и Харламова. Поднял Мышкина и Крикунова. Отыскал для большого хоккея Лутченко и Юрия Блинова. Потрясающе!
Где он? Давно ли не с нами?
Тут-то и выяснилось: Ерфилов очень даже с нами. Бодр, крепок в свои 83. Приглашает на Тушинскую в кафе и выдерживает долгий разговор. Память феноменальная — готов назвать число, когда впервые увидел кого-то из звездных своих воспитанников!
Мы проговорили много часов — и выдохлись.
Ерфилов в бодрости только прибавил. Провожая нас, слегка сокрушался: «Эх, не всё рассказал, не о всех. Надо бы нам подольше посидеть...»
Поплавочек
Мы не выдерживаем и переспрашиваем:
— Вам же недавно исполнилось 83?
Быть может, врут календари?
Оказывается, не врут — и наш герой задорно, звонко подтверждает:
— Да-а! 27 марта!
— Ну у вас и форма.
— Так вовремя проспиртовался! — восклицает Ерфилов с таким жаром, что даже официант оглядывается. — Но главное — все время на льду. Вот и сохранился. Как в холодильнике.
— Ковидом переболели?
— Не-а!
— Везучий вы, Виталий Георгиевич.
— А может, и болел. Не знаю! Пошел и привился. 83 года! Уже чего бояться-то?
— На хоккей выбираетесь?
— Очень редко. Прежде-то у нас были пропуска — а сейчас всё отменили. Если приезжаю на хоккей, знакомых лиц почти не вижу. Не с кем поговорить. Да и насмотрелся я этого хоккея!
— Мы представляем.
— Хотя «Динамо» не забывает — недавно Сидоровский вручил орден ветерана. Награда, говорит, нашла героя. Грамоту дали к 75-летию вот такую, в половину стола. ЦСКА тоже помогает. Как-то в ложу пригласили на годовщину Харламова. Вручили конверт. Я краешек приоткрыл — вроде доллары. Дома, думаю, пересчитаю...
— Сколько было?
— 500!
— Неплохо.
— У меня аж глаза на лоб вылезли. От КХЛ прибавка к пенсии — 10 тысяч рублей. Говорят, пожизненно будет. Подспорье! Но я и работал до прошлого года. В школе «Атланта» — тренером вратарей. Да и сейчас занимаюсь индивидуально с мальчиком в Сетуни.
— В 83 встаете на коньки?!
— А что такого? Мне на коньках даже легче, чем так, — я на них с семи лет! Правда, за бортик теперь держусь, когда выхожу.
— С Третьяком, лучшим своим учеником, отношения поддерживаете?
— Встречаемся по юбилеям. У него без меня хватает работы — что я буду лезть? На 70 лет ко мне приезжал, на 75...
— Что дарит Владислав Александрович?
— Вот было мне 80 — перечислил 100 тысяч рублей. Фесюк — столько же. Как поплавочек для меня. Маленький запасик. Еще значок дали — «Первый тренер чемпиона».
— Помните, как увидели Третьяка первый раз?
— Еще бы! Пришел мой товарищ, сейчас уже покойничек, Вячеслав Тазов. Он в ЦСКА работал с мальчишками 1952 года рождения. Говорит: «Появился у меня вратарь. Ты ж в них разбираешься — взгляни! Может, его вообще не стоит брать...»
— Не обманули вас глаза.
— Посмотрел — отвечаю: «Я этого мальчика возьму к себе, если отдашь». — «Да забирай». Потом-то я выяснял: как же так легко уступил?
— Ну и?
— Говорит: «Так он только пришел. Не успел к нему сердцем прирасти». Вот был у меня знакомый — Валерий Покровский. Уникальный человек — вывел в высшую лигу городскую команду «Вымпел». Играли без искусственного льда, скребками вычищали каток, тусклые фонари... Никто к ним ездить не хотел — в этом Жуковском даже гостиницы не было. Год продержались в классе А! Как-то пригласил на товарищеский матч. Дал свою раздевалку — и вдруг пацаны мои начали хихикать.
— Что такое?
— Вот, говорят, посмотрите — и указывают на стену. Там памятка висит: «Распивать спиртные напитки без разрешения тренера категорически запрещено».
— К чему вы это вспомнили?
— А вот к чему! Откуда берутся таланты? Как-то приезжает Покровский ко мне в ЦСКА — и привозит Вову Попова. Знаете такого?
— Лучший друг Харламова в ЦСКА.
— Да. Хотя Валера со всеми хорошо общался. Редко кто не считался его другом. В том «Вымпеле» Попов был самым молодым, но я его сразу приметил: «Отдашь?» — «Забирай». А время спустя та же история, такой же разговор: «Почему отдал?» — «Не успел привыкнуть...»
— Третьяку-то сколько было лет?
— Восемь. У меня команда 1950 года рождения — а Владик 1952-го.
— В какой момент поняли, что это не просто «мальчик» — а выдающийся талант?
— У него был огромный плюс для того времени — рослый! Если тогда вратарь был 180 сантиметров — все, Геракл. А сейчас — ни о чем. Знаете, какой рост у Коноваленко?
— Какой?
— 168! У Харламова — 174. Внезапно пошла волна — нужны здоровяки. Всё из-за Тарасова, который надумал играть с профессионалами, поднял их данные. Рассмотрев этот «прайс-лист», ужаснулся: средний рост — 182! Средний вес — 83!
— Ну и как воплощать?
— Мне, тренеру школы, сказал: «Всех «малышей» убирай!» Он Анисина дважды выгонял. Еще пацаном. Указывал на него: «Этого отчисляй!» Я тихонечко: «Слава, топай-ка домой. Завтра придешь». Надо ж — назавтра Тарасов снова идет, сразу глазами натыкается на Анисина. Сводит брови: «Я что тебе говорил?!» Я опять: «Славик, ступай...» Но Анисину повезло.
— Это как могло повезти в то время?
— Попросил Колю Голомазова, нашего тренера: «Скажи папе, пусть заступится за Анисина». Папа с Тарасовым дружил. Анатолий Владимирович поморщился — но махнул рукой: «Ладно, пусть тренируется». Все!
— Говорили — рост Третьяка бросился в глаза.
— Это первое! Мы и сейчас к рослым относимся лучше, чем к мелким. Хотя еще по институту физкультуры знаю: «малыши» в самом начале выглядят интереснее. Более ловкие, быстрые, координированные. А в 14 лет «большие» начинают их душить. Меня спрашивают: «Кто же попадает в команду?» — «Талантливые!» Вот как Аркаша Рудаков. Помните?
— Конечно. Вроде маленький, корявенький — а как играл в «Спартаке»!
— В то время в 30 лет выгоняли из хоккея — а его в 29 только привезли в «Спартак» из Свердловска. Народ еще смеялся: «Нашли молодого, перспективного...» А я как взглянул — сразу стало все ясно. По одному моменту.
— Что за момент?
— Заезжает в угол — и через клюшки всех защитников так накидывает шайбу своему, что падает прямо на крюк. Тому и движение делать не надо, хоп — гол!
— Умер Рудаков рано.
— Да, была какая-то история. Аркашка не сказать что и выпивал сильно. Просто от природы здоровья не было. Да и большой спорт долгой жизни не способствует. Вы знаете, что 90 процентов хоккеистов ЦСКА того времени мучились язвой желудка? Хотя кормили отлично, врачи за ними смотрели круглые сутки.
— В чем же дело?
— Нагрузки! Многие ушли в раннем возрасте — из всех команд, где серьезно занимались физподготовкой. Сами ребята говорили: «На играх мы отдыхаем!»
— У кого была самая тяжелая язва?
— У Фирсова. Просто извелся. Еще в игровые годы. А сейчас доказано: язва — это бактерия. Выпустили лекарство, все уже легко убирается.
Третьяк
— Давайте о Третьяке.
— Вот взял его к себе на тренировку. Пришел без формы. Говорю: «Вставай в «рамку». Сам тебе побросаю». Зачем кому-то доверять? Убить могли! Что меня поразило — восьмилетний Владик изо всех сил пытался не пустить шайбу в ворота. Без щитков бросался, метался! Бесстрашный! Что ж, дали ему форму. Прилегающую маску на лицо.
— Это ужас, что терпели те вратари.
— Потом ЦСКА съездил в Финляндию, там вратарям подарили железные маски. «Сетки» такие. Одну дали Антону Рагулину. А я был вхож в раздевалку команды мастеров!
— Неужели позаимствовали?
— Вижу — лежит. Спрашиваю: «Тонь, твоя?» — «Моя. Да ну ее! Ни хрена в ней не вижу, рябит...» — «Заберу для молодого?» — «Да пожалуйста». Вот так у Владика появилась первая хорошая маска. С черным подбородочком.
— Вратарь Толстиков уверял, что у Антона Рагулина была в то время самая красивая маска в Советском Союзе.
— Это другая — прилегающая! Знаю, о какой говорит. Их делали в СССР, из стекловолокна. Красивая, но не спасала вообще.
— Пароход отличный — только воды боится.
— Тоненькая-тоненькая прокладочка! Если попадало всерьез — просто рассекало лицо. Помню, моему вратарю Володе Кузнецову в игре со «Спартаком» засадили прямой наводкой. Маска отлетела, всё в крови. Упал. Я от бортика кричу: «Маску-то разбили!»
— А он?
— Сразу все прошло! Вскакивает, хватает ее — и радуется: «Не-е, цела». Покупал-то за свои деньги — в клубе ничего не давали!
— Кто-то из хоккеистов вспоминал, как впервые нос сломал. Сидел на лавке, снял маску. Тренер заметил: «Надень немедленно! Вдруг шайба прилетит!» Не успел договорить — тут же прилетает.
— Шайба — она ведь непредсказуемая. Но если кого полюбит — это все. Был смешной случай с Лысенковым.
— Корреспондентом?
— Защитником «Спартака»! Масок еще не было — так в каждой игре ему шайба попадала в лицо. Тут неожиданно выдали маски. Думаю: «Слава богу! А то парень не знает, куда деваться!» Лысенков сел за бортом, один-единственный раз за матч снял маску — и шайба ему в физиономию...
— Третьяку на вашей памяти сильно прилетело?
— Не припомню, чтобы у него была серьезная травма. Хотя...
— Что?
— Вратарских коньков не было — так я что придумал? Через забор от ЦСКА — авиационный институт Илюшина. Там куча знакомых. Попросил — они вырубили лезвия, прицепили на уголки из алюминия. Я сам и точил их для Третьяка. Но сталь дали — чтобы им пусто было!
— Вялую?
— Наоборот — никакой камень не брал! Станок у меня был в раздевалке, два камня для заточки. Большой и маленький. Точил здоровенным дня четыре — а Владик ходил и канючил: «Ну когда мне их отдадут?» — «Да подожди, нельзя еще!» Коньки приклепали на простые хоккейные ботинки. Передок я подготовил, а пятку никак не могу. Там дуга покруче. А этот все выпрашивает. Ну и уговорил, гад.
— Что дальше?
— Тренировались на искусственном катке — Третьяк резко повернулся, коньки и воткнулись. Потому что были плохо заточены. Упал, ударился головой — сотрясение! А самое удивительное, очень скоро я ему достал настоящие вратарские коньки.
— За границей?
— Кто-то обронил — на Электрозаводской напротив метро есть магазин «Спорттовары». Там видели чешские вратарские коньки «Блеск»!
— Немыслимо?
— Немыслимо! Я бегом туда. Хожу, ищу — нет. Спрашиваю продавщицу: «Были такие?» — «Да вон они!» — и достает из-под прилавка. Мы их, говорит, уценили.
— Почему?
— «А никто не спрашивает. Ну и поставили пять рублей вместо десяти». Коньки шикарные! Оставалось у них три пары — все забрал, отдал Владику. Он здоровый, уже в пацанах 42-й размер был. Третьяку всю жизнь везет!
— Да, коньки «Блеск» — это серьезная удача.
— Даже не в коньках дело — вот было у меня в команде два вратаря. Один, Зажоркин, ни с того ни с сего заявляет: «Не желаю больше в воротах стоять!»
— А что желает?
— Защитником быть. Я смеюсь: «Да куда тебе, метр с кепкой». — «А меня уже в «Динамо» берут». — «Скатертью дорога». Второму вратарю, Корнаухову, в игре с «Динамо» от красной так бросили, что увезли в Боткинскую. 17 швов наложили на затылок. Все, говорит, в ворота отныне ни ногой. Начал играть в нападении. А кто остается? Владик!
— Попади Третьяк не к вам, а к обычному тренеру — ничего бы не было?
— Да он везучий! С самого детства! Что ко мне в ЦСКА попал — это ему повезло. Два вратаря в моей команде вдруг отказались играть — остался один Третьяк. Это разве не везение? Я вынужден был его выпускать на лед!
— В основном составе ЦСКА тоже везло?
— Там были Толстиков и Толмачев, который постоянно нарушал режим и Тарасова к тому моменту уже достал. А Толстикова Третьяк просто переиграл. Коля поздновато пришел в хоккей, лет в 16. Много потерял в начальной подготовке. Столько не нагонишь. Ну и с вниманием у него творилось что-то странное.
— То есть?
— Идет атака, шайба в углу. Он следит! Пас идет — следит! И...
— И?!
— Неожиданно выключается — и пропускает! Устал следить!
— Потеря концентрации?
— Да. Я это заметил. Понял: Третьяк его обыграет. Так что Владик уже в 17 получил игровую практику — а мог бы год просидеть. Еще кстати оказалось, что он выше всех вратарей того времени по росту. Они же начали на колени садиться.
— И что?
— Если маленький присел — весь верх открыт! Владику на удивительные вещи роста хватало. Март, первенство Москвы. Лед уже с наплывами. Кто-то издали щелкнул, Владик выкатился. Сел и сидит. А шайба попадает в наплыв — подскакивает и летит верхом! Над ним!
— Успел подняться?
— Выпрямился как пружина — и головой отбил! Самой макушкой шлема. Вот это уже было что-то уникальное.
— В ЦСКА пришел Третьяк — и Толмачева отчислили сразу?
— Моментально. А когда играть закончил, даже отсидел.
— Вот это подробность.
— Он стал директором магазина «Свет» неподалеку от моего дома. Поэтому и знаю. Толкнул налево какие-то люстры — заложили. Года два в тюрьме провел. А Тарасов из ЦСКА выгонял его трижды!
— За пьянство?
— Да. Но перед важнейшим матчем со «Спартаком» брал назад. Говорил ребятам: «Приведите. Пусть покается!» Толмачев каялся. Уверял, что больше не будет. Отыграет со «Спартаком», вытащит матч — и по новой. На тренировках неделю не появляется.
Папа
— Кто-то говорил — уже в первой команде ЦСКА Третьяк катался слабенько.
— Чепуха! Вот когда ко мне попал — действительно не умел. Я говорю именно про вратарское катание. Но тогда этого вообще никто не знал!
— Даже вы?
— Я — знал.
— Откуда?
— Я наблюдательный. Смотрел игры, тренировки. Начал учить Третьяка двигаться приставным шагом. Как в гимнастике. Потом учил отталкиваться пяткой. В основном-то хоккеисты отталкиваются носком!
— Сколько тонкостей.
— Со временем понял: для вратаря не всегда хорошо только пяткой отталкиваться. Но уж научил, куда деваться. А в 1972-м в Суперсерии увидел, что Владик больше всех похож на вратаря. Драйден с Эспозито не были похожи — ни по движению, ни по стойке!
— У Канады были слабые вратари?!
— Конечно!
— Вы нас поражаете.
— Канадцы чем брали-то? Количеством! Естественный отбор. В Москве в то время 10-12 школ, включая заводские вроде АЗЛК. На весь город от силы полсотни вратарей. А в Канаде — тысячи! За ними смотрели, лучших тянули наверх. Но все необученные. Никто ими не занимался.
— Третьяк и Драйден — небо и земля?
— Да! Во всем! Чем еще Владик удивлял? В те годы принято было отбивать скользящую шайбу в шпагате, с разворотом конька. А он клал не конек — щиток! Даже странно, что до него так никто не делал.
— Вы научили?
— Сам пришел! Я-то кричал: «Ты что? Так не играют!» — «А мне удобно». Ну, давай — раз удобно. Потом начал анализировать — а Владик-то прав. Щиток больше закрывает.
— Верите, что 25 апреля тому самому Владику — 70?
— А что не верить-то? Я без надрыва думаю про эти даты...
— Третьяк из культурной семьи. Редкость для хоккеиста той поры.
— Да! Мать преподавала в школе, сама играла в хоккей с мячом. Отец — парторг военного аэродрома на Ходынке. Где самолеты вылетали из-под земли. Строгий такой, настоящий полковник.
— Общались?
— Чаще — с матерью. Отец хоккей не признавал. Сказал: «Это не профессия». А потом мне от ЦСКА дали квартиру на улице Куусинена — в том же красном доме, где жил Третьяк. Отправился с его родителями знакомиться. В свое время Тарасов придумал «родительский комитет». А я такой же хотел внедрить у себя в команде.
— Зачем?
— Мы играли на улице, а раздевалка одна на всех. В гимнастическом зале. Команды приходят, уходят... Не уследишь!
— Родители должны были следить?
— Да. Вот пригласили меня к Третьякам в гости — я возьми да скажи: создается такой комитет. Ревнивый папа воскликнул: «Ни за что!»
— Почему?
— «Там очень много мужиков!» Выгнал меня на улицу. Так и сказал: «Иди отсюда. Ты на что мою жену подбиваешь?»
— Вы хотели, чтобы мама Третьяка участвовала?
— Ага. Но папа приревновал. А летом заставил двух сыновей рыть колодец на даче в Дмитрове. Пришел ко мне понурый Владик: «Отец не пускает по воскресеньям тренироваться — надо копать».
— Долго так продолжалось?
— Год!
— Договориться невозможно?
— С полковником-то? Нереально! Но в 13 лет Владику дали в ЦСКА стипендию. Называлось — «на питание». 40 рублей. Приличные деньги для пацана. Моя зарплата — 100!
— Отец смягчился?
— Да. Владик приезжает: «Папа сказал — раз получаю деньги, обязан ходить на все тренировки».
— Бегать он не любил, сам нам рассказывал. А штангу?
— Вот вам история: атлетизмом мы занимались в комнатушке, которая граничила с залом штанги. Где тренировался Юрий Власов.
— Ого. Видели его?
— А как же? И Власова, и Иваницкого... У них был телефон в зале — а у меня нет. Я сделал себе ключ и вечерами ходил звонить оттуда. Но Власов с нами не общался. Мы поздороваемся — он суховато кивнет в ответ. Хотя мужик умнейший, что и говорить. На тяжей тех лет абсолютно не похож!
— Очки?
— Очки — ерунда. Не было жира вообще! Те-то весили по 200 килограммов. Власов — это не Жаботинский. Жилистый такой. Когда Жаботинский надул его на Олимпиаде в Токио, Власов был поражен в самое сердце. Тот-то усмехался: «Да какая разница? Ты — СССР, я тоже...» Э-э, нет! Тут личное!
— Так что за история про Третьяка?
— Как-то занимаемся атлетизмом, даю Владику гриф 20 килограммов. Работа в полуприседе. Говорю: «Сколько сможешь — столько и делай». Забыл про него. Потом поворачиваюсь: Владик все приседает и приседает! Бледный, пот рекой!
— Вот это гвардеец.
— Я перепугался: «Стой, стой!» Хотя руки ему старался не нагружать. Это остальным говорил: «Сейчас у нас дискотека!» Хватали диски по 20 кило — начинали плясать.
— У Тарасова подсмотрели?
— Совершенно верно.
— Что еще у него подглядели — и давали своим?
— Поточный метод. Жесткий командный голос!
— Что такое «поточный метод»?
— На дальние борта Анатолий Владимирович ставил две пятерки — одна пошла в атаку, другая навстречу. Сначала Тарасов уверял: «Это я изобрел». Позже пришлось добавить — «в хоккее». Потому что выяснилось: немцы в гимнастике придумали такой фокус на сто лет раньше.
Садист
— Вот попал Третьяк в ЦСКА. Не боялись, что Тарасов прибьет его нагрузками?
— Тарасов с этой штукой уже раз прокололся. Я надеялся — сделал выводы.
— С кем прокололся?
— Младший брат Полупанова, Владимир, вратарь. Взяли его из «Динамо», тренировался у меня целый сезон. Затем снова ушел в «Динамо» — потому что тарасовская предсезонка его убила. Парень не приспособлен к этим нагрузкам, Чернышев ничего такого не давал! У него был игровой метод подготовки. Привозит команду в Ригу, пятница, вечер. Говорит: «Следующая тренировка в понедельник. Отдыхайте, ребята».
— Тарасов в Кудепсте гонял своих совсем иначе?
— Да вы что! Не успели вылезти из самолета, сразу же — на солнцепек, камни в руки! Блины с собой возили. Свинцовые пояса. Вот Полупанов и надорвался. Вообще-то, Тарасов — умнейший человек. То, что после него было, — извращение.
— ???
— Следующие тренеры превзошли тарасовские выдумки!
— Вы про Тихонова?
— А про кого же? Хотя там был не только Тихонов...
— Еще Моисеев?
— Моисеев — садист. Как и Роберт Черенков. Но Тихонов — это что-то! А потом — Крикунов. Мой воспитанничек. Переплюнул меня в садизме!
— Вас?!
— Я тоже был садист. У кого учился-то? У Тарасова! Хоть я-то получил высшее образование, физиологию знал, лечебную физкультуру...
— У Тарасова не было высшего образования?
— Да откуда?
— Это для нас новость.
— Я чего только не придумывал. Вот «Олимпию» из Кирово-Чепецка тренировал. Горка — метров 25. Хоккеисты оттуда спрыгивают в яму с блином в руках. Потом со свинцовым поясом бегут наверх. Отжимаются. И это еще не самый садизм!
— Что же — самый?
— Уложиться в определенные минуты! Запланировал пять смен. Две выполнили, говорю: «Хватит. Что-то вы бледненькие...» А помогал мне отец, он работал на кафедре хоккея. Пощупал у одного пульс, у другого — и мне тихонечко: «Виталий, загнать — дело нехитрое! Подготовить трудно».
— Самое адское упражнение Тарасова?
— Танцы с блинами. Он и здоровенному Рагулину давал 20 килограммов — и молодому столько же. Для ветеранов были хитрые блины — с виду такой же, но на пять кило легче. Едва молодой к нему прикасался, тут же крик: «Ку-у-да? Берем 20!» Много ребят ломалось.
— Сколько ж надо было приплясывать с этим блином?
— Секунд тридцать. Вот попробуйте!
— Уж увольте. Сердце посадить?
— Да, сердечко не выдерживает. О чем мы в 60-е еще не догадывались. Я впервые с этим столкнулся позже — был у нас в юниорской сборной Сережа Кузнецов. Прыгучий, быстрый! Поехали в Эшеры на сбор, гимнастический зал и две лестницы на второй этаж. Каждый сажал партнера на спину — и туда. Потом спускаешься. Кузнечику достался Касатонов!
— Тот же здоровый.
— Не то слово! Могучий! Кузнечик его легко ухватил — и наверх! Главным тренером был Фирсов. Он поразился: «А еще можешь?» — «Могу!» — «Давай!» Второй раз пробежал. «А еще?» Парню-то приятно удивить такого человека, как Фирсов! Но после этого Кузнечик закончил.
— Что случилось?
— Вот тогда я понял, что такое «посадить сердце». Из очень способного мальчика превратился в средненького игрочка. Пропала выносливость, стал задыхаться. Не мог уже ни бегать, ни прыгать.
— Третьяк рассказывал про дополнительные занятия для вратарей в том ЦСКА. Прыгать на одной ноге от борта до борта вдоль синей линии, не касаясь ее. Добавил: «Сегодня половина вратарей на это не способны. Тем более при полной амуниции, да еще после полуторачасовой тренировки».
— Этого я не видел. Но вообще к основному вратарю Тарасов относился бережно. Больше не можешь? Заставлять не станет! Там ведь были ребята с хитрецой. Локтев, Альметов, Рагулин на Тарасова смотрели внимательно. Подходит — работа кипит! Отворачивается — хоп на паузу.
— Иначе надорвешься?
— Естественно. Почему и брал здоровых — вроде Моисеева, Мишакова, Ионова.
— Моисеев разве такой здоровый был?
— Да вы не представляете. Жилистый! Руку так сожмет — все хрустит. Еще ему нравилось тихонечко сзади подойти и палец под ребра сунуть.
— О господи.
— Особенно Мышкин этого боялся. Когда Моисеев подкрадывался — убегал сразу.
— На вас Тарасов срывался?
— Как-то иду по дворцу — навстречу Тарасов: «Вы почему Третьяка не рекомендуете в команду мастеров?!» — «У вас свои глаза есть. Нужен — возьмете. Что я вас буду доставать?» — «Н-да?» Я же Тарасова знаю — что бы ты ни делал, все будет немножко не так.
— А пример?
— На тренерском совете школы докладывает: «Прихожу на искусственный каток, приоткрываю занавесочку. Смотрю. У пацанов 25 шайб на площадке! Ну какие им шайбы? Они еще кататься не умеют!» Хорошо, начинаем работать исключительно над катанием. Следующий тренерский совет. Ждем, что Тарасов скажет. И начинается: «Прихожу, приоткрываю занавесочку. А там бегают и бегают! Кого готовим? Конькобежцев?!»
— Так что ж вы Третьяка не рекомендовали?
— Потому что наш тренер Голомазов прокололся — на одном из советов произнес: «Подрастает у меня игрочок — лучше Харламова!»
— Это кто же?
— Назвал фамилию — Анисин. Все, после этого Тарасов начал Анисина гнобить!
— Почему?
— Вот вы можете объяснить мне — почему? Я понять не мог! Анисин небольшого росточка — но настырный, забивной! Хоть парень сложный.
— Анатолий Кострюков назвал «стерва». Где-то в Загребе они пересеклись.
— Кострюкову я верю. Злобным он не был. А у Анисина, кстати, прозвище было Каблук. Из-за роста ботинки покупал на огромном каблуке.
— Еще какие прозвища помнятся?
— Игорь Капустин, младший брат Сергея, — Пузо. Все время с лишними килограммами. Крикунов — Крестьянин. Хозяйственный, прижимистый. У меня в Кирово-Чепецке начинал. Я долго ломал голову: почему этот физически мощный парень так плохо катается? Повнимательнее присмотрелся — и осенило!
— Так почему?
— Слишком короткий толчок! Отсюда семенящий бег. Я заставил Володю посильнее выносить бедро после толчка — и все, покатился. Вырос в хорошего защитника. За сборную играл на Кубке Канады.
Мышкин
— Лучшая вратарская реакция тех времен?
— Пожалуй, у Коноваленко.
— Лучше, чем у Третьяка?
— Думаю, да. Что было у Владика? Бойцовский характер! Старание. Техника. Сильный патриотизм. Волевой мальчишка. Когда я с Мышкиным поработал, в какой-то газете сказал — мол, у Володи растяжка, гибкость получше, чем у Третьяка. Корреспондент обрадовался: «А почему?»
— Почему?
— Потому что я был научен горьким опытом — с Володей-то занимался через восемь лет после Владика. Работе над техникой уделял больше внимания. А корреспондент возьми да напиши: «У Мышкина техника выше, чем у Третьяка!»
— Обиделся Владислав Александрович?
— Обиделся! Встречает: «Что ж вы написали?» Я не стал оправдываться. Ответил: «Действительно так считаю — у Мышкина техника выше! Зато у тебя характер, воля железная...»
— Позже Третьяк оттаял?
— Вроде бы. Понял — я не хотел его обидеть.
— Мышкина для хоккея тоже открыли вы?
— Да, впервые увидел его в Кирово-Чепецке. Володе было лет 15. Основным вратарем «Олимпии» считался Толя Собачкин. Можете вообразить реакцию болельщиков, когда диктор объявлял: «Вместо Собачкина ворота защищает Мышкин...»
— Третьяк сказал нам: «Сегодня Мышкин не пробился бы». Допускаете?
— Вполне. За столько лет все изменилось — и хоккей, и вратарская техника. Теперь в НХЛ голкипера ростом меньше 185 сантиметров даже не драфтуют! Вообще не рассматривают! Ставка на двухметровых парней.
— У Мышкина какой рост?
— 176. А у Третьяка — 185. Вот он бы и сейчас играл! Вы, кстати, в курсе, почему Мышкин ушел из ЦСКА, где при Быкове и Захаркине отвечал за подготовку вратарей?
— Нет.
— Закусился с Захаркиным. Тот вдруг начал учить вратарей, как надо играть, Мышкин осадил: «Ну что ты лезешь не в свое дело? Занимайся полевыми». Захаркин обиделся — и Володю уволили. Натерпелся в том ЦСКА и Саша Фомичев, мой ученик.
— С ним-то уже в динамовской школе пересеклись?
— Да, там я работал с середины 80-х. Фомичев — классный парень, отличный вратарь. Когда в ЦСКА попал, Захаркин тоже полез к нему с какими-то советами. Сашка отмахнулся: «Да мне все это Ерфилов десять лет назад рассказывал». Ну и сразу место в составе потерял.
— Так вот Коноваленко. Сколько вспоминали его сверстники — с режимом, мягко говоря, было не в порядке. Но это же все притупляет, включая реакцию! Как он оставался классным вратарем?
— В то время все пили — за редким-редким исключением! Непьющего еще найти надо было!
— Так давайте поищем.
— Разве что Пучков и Третьяк. Да Лутченко не особенно прикладывался. Остальные крепко поддавали.
Лейк-Плэсид
— У каждого есть тяжелая черта характера. Какая у Третьяка?
— Эгоизм.
— В чем выражалось?
— Не давал никому играть! Кто сидел за ним — пропали как вратари.
— Это нормально.
— С его точки зрения — да. Говорил: «Я хочу играть все матчи, мне нужна практика». Надо так надо. Хотя черные полосы у него тоже были.
— Ну-ка напомните.
— Про первую мало кто знает — это финал молодежного чемпионата СССР в Новосибирске. Вели 3:0 после первого периода у «Трактора». Во втором сразу же забили четвертую. И расслабились. Сгорели 4:5. Владик не выручил. Заняли шестое место, что для ЦСКА — катастрофа!
— Еще черные полосы?
— А вы не помните, как пропустил восемь от чехов на «Известиях»? Тихонов психолога привлек в команду — тот поработал с Третьяком.
— Есть у вас объяснение, почему после психолога провалился?
— А я знаю почему.
— Пусть узнают все.
— Внушал: «Чего тебе бояться-то? Расслабься, ты лучший вратарь мира...» А у Владика многое держалось на страхе. Он как двигатель. Страх подвести команду, страх навалить. Настраивался! Особенно страшно было в 1972-м — вот и сыграл как бог. Просто тигр лютый.
— А психолог?
— Внушил, что Третьяку нечего бояться, — тот и поверил. Вышел расслабленный. Ну и напускал!
— В Лейк-Плэсиде психологов не было.
— Пропустил две — и Тихонов посчитал, что это много. Заменил на Мышкина. А все почему? У Тихонова страхов было еще больше, чем у Третьяка! Леня Рейзер написал книжку со странным названием — что-то вроде «Синдром Тихонова». Там прямо сказано: основная двигающая черта Виктора Васильевича — страх за себя! Боялся проиграть!
— Вот как?
— Поэтому и держал хоккеистов месяцами на сборах. Следил за каждым. Его ж не приняли в ЦСКА!
— Кто?
— Харламов, Петров, Гусев... У Виктора Васильевича к тому моменту ни авторитета, ни побед. Создал звено — Жлуктов, Балдерис и Капустин. Стравил их со стариками. Стали соревноваться — и про Тихонова на время забыли.
— Ловко. Он говорил нам про Лейк-Плэсид, что американские студенты явно были под допингом.
— Мне тоже так показалось!
— Слишком энергичные?
— Ну да. Накануне Олимпиады проиграли нашей сборной 3:10. А здесь вдруг уперлись. Впрочем, канадцы и американцы еще лучше нас умели цепляться за результат. Если уж повели — будут бросаться под шайбу.
— Вы с таким сталкивались, чтобы соперник был под препаратами?
— Тогда на это как-то не обращали внимания. В 1980-м работал со мной в юниорской сборной врач Юрий Шхвацабая. Его брат — легендарный кардиолог, лечил все наше ЦК. В Чехословакии перед финалом чемпионата Европы говорю: «Дай что-нибудь вратарю!» Хе-хе!
— Лекарство для обострения реакции?
— Ага. На всякий случай. Все-таки финал! Но полевым мы ничего не давали.
— Счет?
— Обыграли чехов — 3:2. Допинг-контроля никакого.
— Кто стоял в воротах?
— Виталик Самойлов из Риги. Самое интересное началось потом. Мы выиграли, прозвучала сирена. Так Самойлов клюшку с перчатками засандалил под самый потолок дворца! Рухнул на колени, начал целовать лед!
— Прекрасно.
— Вот такая была эйфория! Все это снимали телекамеры. Мы уезжаем, прямо в аэропорту меня перехватывают: «Вас к телефону!» Посол наш. Жестко: «Что за представление?» — «Да парень из Прибалтики». — «А-а, из Прибалтики... Тогда понятно». Кладет трубку.
— Закончил с хоккеем лучший вратарь ХХ века странно и нелепо. Пришел к Тихонову: «Я готов остаться — если позволите жить дома». Тот отказал. А что Третьяку ответили бы вы?
— Я бы разрешил. Но Тихонов понимал одну вещь: цепная реакция пойдет сразу! Помню, в Кирово-Чепецке подходит ко мне опытный хоккеист: «Я взрослый, женатый. Мне кровь из носу надо исполнять супружеский долг». Ну, иди, отвечаю. Исполняй.
— Что за рассказ без капли эротики.
— Через три дня собирается вся команда — и задает мне вопрос: «А у нас что, не стоит?» Цепная реакция! У Тихонова было бы то же самое. Позволил бы Третьяку — назавтра пришли бы остальные: «И мы так хотим».
Харламов
— О том, что вы еще и первый тренер Харламова, знают немногие.
— Два года с Валеркой отработал — пока не выяснилось, что он липач. Играл в детской команде ЦСКА 1949 года — а сам-то 1948-го.
— Как вскрылось, что приврал с возрастом?
— Отец пришел — сказал! «Виталик, я не могу — подведет же команду». Харламов был одним из лидеров, а их всегда проверяют. Папа Боря и говорит: «Его разлипатят — а с ЦСКА очки снимут».
— Как он оказался в вашей команде?
— Пришел и записался. Жил неподалеку, на Соколе. Валера в детстве переболел менингитом — ему вообще запретили заниматься спортом! Так он справку не принес и родителям ничего не сказал. Узнали позже. А в команде 1948 года лидером уже не был. Сезона три-четыре — на подхвате. Там выделялись Смолин, Богомолов — здоровяки-нападающие!
— Все прорезалось потом?
— Харламов удивлял решениями. Как-то играли на Кубок Москвы со «Спартаком». Выскочил на красную — перед ним два защитника. Огромные лбы. Валерка начал оглядываться, медленно покатился к борту. Всем ясно — забздел!
— Как формулируете.
— Защитники его поджимают, теснят. Ну, думаю, сейчас шайбу потеряет. А Харламов вдруг взрывается, на скорости пролетает между двумя и забивает! Оба проспали!
— Какой был хоккеист.
— С канадцами в Суперсерии этот трюк повторил! Делал вещи, которых от него никто не ожидал. Финал молодежных команд, главный конкурент ЦСКА — «Сибирь». Вратарь у них — бугай! ЦСКА ведет 1:0, моментов уйма. Всё берет! Тут Харламов убирает шайбу за ворота, потом резко оттуда выдергивает — и гол! Вратарь стоит — понять ничего не может. Не забивают из-за ворот! Никогда!
— Не забивают.
— У вратаря шок! Первое же вбрасывание, снова Харламов подхватил — и покатился туда же. Вратарь уже за шайбой следил, Валерка держал ее прямо перед ним. Подманил, убрал под себя — и в ближний! Все, вратарь бросил играть — победили 12:1.
— Когда выяснилось, что Харламов не того возраста, могли отчислить?
— С 1948 годом уже работал Тазов. Говорю: «Славик, возьми мальчика! Поможет тебе!» — «А давай...» Так и сохранили для хоккея. Видел я в Валерке что-то нестандартное.
— Но в первой команде ЦСКА разглядели его не сразу.
— Так там был Сашка Смолин! Считалось — самый перспективный юниор советского хоккея. Альметов в Лужниках ему свою майку торжественно передал.
— Тот заканчивал?
— Его заканчивали. За грубейшее нарушение спортивного режима. Пил!
— Самый яркий случай?
— Да все время пил. У Тарасова просто лопнуло терпение. А тут появились молодые, которыми можно заменить. В том числе Витя Полупанов. Тоже, правда, вскоре начал пить. Из ЦСКА выгнали. Зато потом женился, завязал — до сих пор живет и прекрасно себя чувствует... Полупанова хотели в «Динамо» взять на работу, тренировать в школе. Внезапно выясняется — один человек против.
— Что за человек?
— Его родной брат — Владимир!
— Не может быть.
— Честное пионерское.
— Почему?
— Говорит: «Выпивает!» Хотя в тот момент Виктор уже практически завязал. Было еще такое, знаете, колебание. И брат пошел к руководству, доложил.
— Смолин-то куда в итоге делся?
— Закончил! Котировался он до 17 лет — пока имел преимущество в скорости. А попал в команду мастеров — там начали бить. Самым натуральным образом. Ну и перестал лезть на пятак.
— А у Тарасова это не проходило?
— Тарасов даже Веню Александрова обвинял в трусости! Говорил: «Ты не идешь в борьбу!» Тот удивленно: «А зачем лезть, если я и так обыгрываю?» — «Нет, ты должен!»
— Вот это диалог.
— Тарасов же планировал с канадцами играть — надо, чтобы каждый был готов к силовой борьбе. А Веня покажет одно, сыграет иначе — и все в дураках. К чему драться-то? Обратите внимание — ни один выдающийся нападающий не любил кулаками махать. Для этого были Моисеев, Мишаков. Вот они дрались. Показывали, какие у них характеры.
Поцелуй
— Вы как-то добавили новый штрих к истории про отъезд Харламова в Чебаркуль. Сказали — «сняли с трапа».
— ЦСКА отправлялся на товарищеские матчи в Японию. В последний момент кого-то из молодых нужно было отцепить. Тарасов выбрал Смолина, а Харламову чуть ли не в аэропорту сказали: «Ты не летишь». Позже в Чебаркуль сослали. Пришел ко мне папа Боря: «Что делать?» — «Пусть терпит и играет!» Я был на сто процентов уверен — Тарасову в этот момент Харламов не подходит. Гусева-то за пьянку туда откомандировали, а Валера просто не годился в основу. Тарасов его прозвал «конек-горбунок». А Харламов возьми да забей за вторую лигу под 70 шайб — на него стали ходить! Так и вернули в ЦСКА.
— Когда Харламов вас особенно насмешил?
— Расскажу две истории. В 1969-м я ушел из армейской школы. Поехал во вторую лигу, тренировал «Олимпию» из Кирово-Чепецка. Затем Кулагин позвал в «Крылья» помощником. И вот принимаем ЦСКА. Предматчевая разминка, хоккеисты катятся по кругу. Кулагин в задумчивости сидит у борта. Я рядом. Харламов проезжает мимо, окликает: «Борис Павлович!» — «Что, Валера?» — «Как настроение?» — «Хорошее...» — «Сейчас испортим!»
— Мило.
— В другой раз столкнулись после матча в дверях армейского дворца. Харламов внезапно спросил: «Виталий Георгиевич, могу задать философский вопрос?» — «Валяй...» — «Как считаете, поцелуй — это потребность или необходимость?» У меня ступор. Поразмышлял и ответил: «Пожалуй, необходимость». А Валерка с усмешкой: «Тогда поцелуйте меня в жопу!»
— Однако!
— Я остолбенел, глаза выпучил. Харламов примирительно: «Что, обиделись?» — «Да нет...» И он с торжеством: «Ну, тогда еще разок поцелуйте!»
— Ай да Харламов, ай да юморист.
— Просто у нас были очень близкие отношения. Я же прекрасно знал его родителей, неоднократно бывал у них в гостях. Помню, они еще на Соколе жили, а нам с Тазовым после работы захотелось выпить. Купили бутылочку. Говорит: «Может, к Боре Харламову?» — «Давай». Звонит из автомата. Папа Боря отвечает: «Приходите. Только Бегония с радикулитом свалилась, придется самим закуску готовить».
— А вы?
— Пришли, на кухне быстренько что-то порезали, сели, разлили. Валерки дома не было.
— С ним тоже выпивали?
— Ни разу. Это с другим учеником случай был. У меня в команде 1949 года играла шикарная тройка: Ноздрин — Поляков — Блинов. В воскресенье еду мимо дома Лени Полякова. Дай-ка, думаю, заскочу, погляжу, что да как. Звоню в дверь — открывает отец. Уже тепленький: «О, заходи! Садись с нами». На столе бутылка водки, закуска. Вдвоем поддают.
— Сколько было Лёне?
— Лет 16. Я в крик: «Вы что?! Парень — хоккеист, должен соблюдать режим!» Батя пожимает плечами: «Сегодня ж выходной».
— Это аргумент.
— Так и не раскрылся Леня, сгубил отцовский подход. Хотя в 1965-м, после того как мы выиграли юношеское первенство Союза, Тарасов всю тройку взял в команду мастеров... А про Харламова еще историю вспомнил.
— Говорите же скорее. Пока не выветрилась.
— Однажды пришли к нему Мальцев и Васильев. Все трое почему-то были вне сборной, а она как раз в тот вечер играла в Лужниках. Сидят, выпивают, смотрят хоккей. Вдруг Мальцев поднимается, начинает одеваться: «Ребята, я ненадолго». Те думают — наверное, в магазин.
— Логично.
— Ну и продолжают хоккей смотреть. Сашки нет и нет. В какой-то момент камера показывает зрителей, и среди них — Мальцев! Как ни в чем не бывало сидит на трибуне. Харламов с Васильевым переглядываются: «Вот сука...»
— В Кирово-Чепецке вы тренировали братьев Мальцева — Анатолия и Сергея. До Александра ни тот ни другой недотягивали?
— Сашин талант между его братьями Боженька разделил пополам. У Сереги голова как Дом Советов, но по площадке еле ползал. А у Толика великолепная скорость, но тонкости, понимания игры не хватало. До смешного. Разгоняется, в его сторону идет передача, шайба пролетает между ног, а он ее даже не видит, бежит дальше. Зато Саша на льду умел все. Гений!
Лутченко
— Вот про кого у вас наверняка нет прикольных историй — так это про Лутченко.
— (После паузы.) А есть! Ребята получают форму — вдруг подходит наш парень: «У меня клюшки нет!» — «Как нет? Тут стояла!» — «Кто-то взял». Ладно, идем на тренировку. Смотрю — клюшка-то у Лутченко!
— Силен.
— Подзываю: «Будешь теперь ездить с формой, забирай с собой». Потом вижу — сидит во дворце, не уходит. «Ты что? Иди-иди, жулик!» — «Виталий Георгиевич, у меня форму отнимут завтра же. Не в чем будет играть».
— Кто отнимет?
— Если не в электричке, то в родном Раменском уж точно отожмут. Но вообще историй про Лутченко немного, это правда. Скромный, добросовестный, старательный. Режимщик. У младших харч не отбирал. Ему тоже повезло.
— В чем?
— Когда к Тарасову в команду мастеров попал, там было восемь защитников — колом не вышибешь! Так бы и сидел, если бы не череда совпадений. Кузькина на год дисквалифицировали, Гусев запил, Подкопаев понял, что не тянет, в «Крылья» ушел. И Лутченко воспользовался шансом, заиграл.
— Кузькина-то за что?
— За драку с таксистами у аэровокзала. Одному из них то ли Витька, то ли его друг Мишаков разбил голову монтировкой. Обоих забрали в милицию, пропесочили в федерации, газетах, вывели из состава ЦСКА и сборной. Лишь к концу сезона амнистировали.
— Вы сказали: «Гусев запил». Как же он при таких слабостях много лет был на ведущих ролях в ЦСКА и сборной?
— Защитник-то изумительный. Здорово читал игру, жесткий, неуступчивый. Колошматил всех подряд! У него еще взгляд такой...
— Какой?
— Мутный. А лицо белое-белое. Глазами встретишься — сразу мороз по коже. Все соперники Гусева боялись. Я случай вспомнил. Когда «Олимпию» принял, поехал в Ростов на первенство Вооруженных сил. Хотел для своей командочки кого-то присмотреть. С ЦСКА там был Кулагин. Говорит: «Давай с Гусевым тебя поселю, он один живет».
— Замечательный сосед?
— Пока играли, все было нормально. А когда турнир закончился, зашел я вечером в номер и оцепенел. За столом сидели Гусев и Олег Чурашов. Рядом гора пустых бутылок из-под вина. И две початых. Схватил их, вылил в унитаз. Ребят закладывать не стал. Но до сих пор не в силах понять, как вдвоем можно столько выпить.
— Вы и Юрия Блинова подняли.
— Он появился в команде 1949 года — но не сразу! Играл в хоккей и футбол за АЗЛК. А слушок шел — подрастает толковый мальчик. Год был морозный — 27 марта еще работали на открытом льду. Вот тренировка заканчивается, я сижу на бортике, ножками помахиваю. Идет парень с гаревого поля: «А можно к вам записаться?» — «Ты где-то играл?» — «В АЗЛК». — «Фамилия?» — «Блинов». — «Давай!»
— Сколько ему было?
— 12 лет. А Лутченко как появился? Сидел я в тренерской. Заглянул пацан: «Я пришел к вам записываться!» — «Год рождения?» — «1949-й». — «Откуда»? — «Из Раменского». Нашли ему коньки. Посмотрел, как катит. Вроде ничего. Давай, приходи.
— Тоже 12 лет было?
— Около того. Уже многое умел. В Раменском с мужиками играл. Но мечтал о ЦСКА.
— В 1967-м Блинов провел один матч в чемпионате СССР за футбольный ЦСКА, который тренировал Бобров. Хотел оставить его в команде, но Тарасов через министра обороны Гречко продавил вопрос — и Блинов сделал окончательный выбор в пользу хоккея.
— В футбол Юрка действительно играл неплохо. Но не думаю, что до Гречко дошло. Все гораздо проще. Бобров — мужик скромный, сказал что-то вроде: «Давай к нам, ты мне нужен...» А Тарасов четко обрисовал перспективы: «Если в хоккее останешься, выиграешь Олимпиаду, чемпионат мира!» Это и перевесило. В футболе ни то ни другое Блинову не светило, он и сам понимал.
— Корженко тоже у вас тренировался?
— Нет, но в армейской школе. Володю я помню. Крепкий, высокий, техничный. В 20 лет умер. На тренировке выскочил один на один с Тыжных, тот, выбивая шайбу, клюшкой попал в конек. Корженко потерял равновесие, полетел головой в борт. Перелом шейного отдела позвоночника. Похожая история годы спустя случилась в «Динамо».
— Впервые слышим.
— Было, было. 1998-й, тренировка молодежной команды. В воротах — Зудин. На него выкатился 17-летний Дима Варин, очень талантливый парень. Начал финтить, получил клюшкой в конек. Упал, ударился затылком о борт, сломал шейные позвонки. С тех пор прикован к инвалидному креслу. А Корженко умер в госпитале через десять дней. Оторвался тромб.
Локтев
— Мало кто помнит, что в 1970-м вместо Тарасова главным тренером ЦСКА назначили Кулагина. Продержался недолго.
— Полгода. Тарасов не давал ему работать! Делал все, чтобы Кулагина убрали. Ходил к руководству «большого» ЦСКА, нашептывал, какой тот плохой тренер.
— Кулагин об этих походах знал?
— Разумеется. Потому и перебрался в «Крылья». Справедливости ради надо заметить, что армейцы при нем не блистали. Когда вернулся Тарасов, шли на втором месте, отставая от московского «Динамо» на 10 очков. Но все равно выиграли чемпионство! В 1974-м Тарасова опять подвинули, пришел Локтев. Так через три года Анатолий Владимирович уже к его увольнению руку приложил.
— Каким образом?
— По той же схеме. Обвинял в отсутствии требовательности, в том, что распустил команду. Даже в пьянстве! И Локтева сняли — несмотря на то, что привел команду к золотым медалям. Тарасов под себя место расчищал. Не сомневался — снова назначат. Я тогда уже в юниорской работал, играл там парень из армейской молодежки. Как-то говорит: «Знаете, меня в «Крылья» зовут, хотел уйти, но подошел Фирсов. Сказал: «Оставайся. На следующий год мы с Тарасовым принимаем ЦСКА, на тебя рассчитываем...»
— Для Локтева увольнение стало ударом?
— Еще каким! От него так и не оправился. Тарасова не простил, больше не общались. Хотя тренировать ЦСКА Косте было сложно. Слишком мягкий, добрый. В советском хоккее, обладая такими качествами, добиваться успеха мог разве что Чернышев. Но он-то был уже опытный, много лет проработал в «Динамо» и сборной.
— После Локтева ЦСКА возглавил не Тарасов, а Тихонов. Чья идея?
— Колоскова. Вопрос о переводе Виктора Васильевича из рижского «Динамо» в ЦСКА решался на уровне Устинова, министра обороны, и Андропова, руководителя КГБ. Параллельно Тихонову доверили сборную. Колосков видел в нем большой потенциал.
— А в Тарасове что смущало? Возраст?
— Не только. Понятно, оба интриганы. Но Тарасов — откровенный, всегда пер напролом. Тихонов в этом смысле тоньше, хитрее. Дипломатичный, умел договариваться с начальством. Маленький штрих: пока со своим «Динамо» дошел из второй лиги до высшей, раздал в Риге 30 квартир! Плюс 30 автомобилей для хоккеистов пробил!
— Ну и дела.
— Поэтому к Тихонову даже во вторую лигу ехали с удовольствием. Среди тех, кто сменил тогда Москву на Ригу, защитник Миша Бескашнов. Помните такого?
— Нет.
— Ох, убийца! Лупил без разбору, никого не жалел. Ловил на скорости возле борта — и клюшкой в шею! Пока не нарвался на спартаковца Валеру Чекалкина. Тот отомстил за всё и за всех.
— При живописных обстоятельствах?
— Весьма. Бескашнов едет за воротами, Чекалкин навстречу. Ка-а-ак даст клюшкой в челюсть! Мишка в ауте. Сильное сотрясение, выбитые зубы... Когда в раздевалке очухался, первым делом спросил: «Какой номер?!»
«Крылья»
— Вы помогали Кулагину в «Крыльях», которые в 1974-м выиграли чемпионат СССР, опередив ЦСКА на 11 очков. Как это вообще возможно?!
— Просто армейцы устали от побед. В том сезоне — ни заряженности, ни куража. А «Крылья» строились на реваншистах. Было много тех, кого Тарасов в свое время выгнал из ЦСКА. Анисин, Лебедев, Бодунов, Шаталов, Тюрин, Глухов. Ребята мастеровитые, хотя и уступали тем, на кого опирался Тарасов. Но тут ведь еще и от настроя многое зависит. Тому же Харламову я говорил: «Когда играешь от ножа, ты — великий. А если не выкладываешься — все, пустое место». Ну и была еще одна причина, позволившая «Крыльям» взлететь настолько высоко.
— Какая же?
— Кулагин параллельно тренировал сборную. Именно от него зависело, кто из арбитров будет выезжать за рубеж и на какие турниры. Поэтому судили «Крылья» очень хорошо.
— Самые памятные матчи того сезона?
— Запомнилась поездка в Ригу. Дважды обыграли местное «Динамо», для которого это был первый сезон после возвращения в «вышку». Возглавлял команду Тихонов. Захожу в судейскую подписывать протокол, вдруг залетает Виктор Васильевич с перекошенным лицом — и на Наума Резникова, главного арбитра: «Я тебя здесь кормил-поил, а ты меня «плавишь»?!» Тот невозмутимо: «Я показал, как тебя будут дальше в высшей лиге судить. Привыкай».
— Что Тихонов?
— Выскочив из судейской, увидел Кулагина — и уже на него попер, тренера сборной! Матом! «Толстая рожа, да я тебя...» Я обалдел. Даже не знаю, от чего больше — от оскорблений Тихонова или выдержки Кулагина. Ни слова не произнес, ни один мускул на лице не дрогнул!
— Ну и ну.
— Там же, в Риге, произошла еще одна удивительная история. Утром в день матча приезжаем во дворец. «Динамо» заканчивает раскатку, мы следом должны выйти на лед. Смотрю — Балдерис выходит один на один с вратарем, бросает, попадает в шлем. Тихонов в крик: «Сволочь! Я тебе дам — вратарей убивать!» Хватает клюшку, замахивается. Хельмут перелезает через борт, бегом в раздевалку. Виктор Васильевич за ним.
— Догнал?
— Догнал! Врезал клюшкой.
— По версии самого Балдериса — пощечину дал.
— В раздевалке-то? Возможно. Там я не был. Остальное видел своими глазами. Думал, будет грандиозный скандал. Балдерис в Латвии считался национальным героем. А Тихонов — чужак, из Москвы. Но ничего, обошлось.
— Что вы получили в «Крыльях» за чемпионство?
— Хрустальную вазу.
— И все?!
— Да. Условия в «Крыльях» были скромные. Оклад — 280 рублей. С премиальными еще столько же набегало. После чемпионства один игрочок, перешедший накануне сезона из Казани, бухтел: «Больше у вас играть не буду! Я за этот год тысяч сорок потерял!»
— Сколько?!
— Вот и я поначалу не поверил. Потом выяснилось — в СК имени Урицкого он был одним из лидеров, числился на трех предприятиях, везде зарплата капала. Плюс премии. И это первая лига! А у нас хоть и высшая, но заработки даже по сравнению с Казанью несопоставимы.
— Что за игрочок?
— Гена Маслов.
— Покинули вы «Крылья» при странных обстоятельствах...
— 1976-й. Играли в Америке с фарм-клубами. «Крылья» принадлежали заводу ВИЛС, в делегацию включили председателя профкома и начальника первого отдела. Они обиделись на Кулагина — не понравилось, как с ними разговаривал. Один из них настрочил докладную — мол, Кулагин и Ерфилов привезли в страну магнитофонов больше, чем разрешено.
— Это сколько же?
— На самом деле и я, и Борис Павлович купили по три магнитофона. Отнесли в гостиничный номер. А эти дураки, увидев шесть коробок, вообразили черт знает что. Дальше еще интереснее. В Союз возвращались чартером на Ил-62 вместе с ЦСКА и молодежной сборной. На подлете к Москве попали в грозу, рядом с самолетом разрядилась шаровая молния. Если бы в него угодила — конец. А так — прилично тряхануло, погас свет, экипаж запросил экстренную посадку в ближайшем аэропорту.
— Где сели?
— В Ленинграде. Выходим из самолета, Фирсов говорит: «Пойдем, у меня здесь дружок-таможенник работает». Заглядывает в какую-то комнату: «Где Вася?» Получает ответ: «Ин сралинрум». У Фирсова вытягивается лицо: «Где?!» — «Да в туалете...»
— Прекрасный диалог.
— Этот Вася, когда из туалета вышел, меня и Толю без всякой проверки пропустил. Через несколько часов на новом самолете отправились в Москву. Штамп о прохождении таможни у нас уже был, второй раз досматривать не имели права. Проскочили. А начальника первого отдела, накатавшего донос, вызвали к руководству завода: «Ты что написал? Какие магнитофоны? На таможне ничего не зафиксировано».
— А тот?
— «Вы мне не верите?! Тогда зачем в Соединенные Штаты посылали?» У Кулагина были связи в ЦК, тронуть не рискнули. Отыгрались на мне. Сделали невыездным. Вскоре говорят: «А зачем нам тренер, который не может поехать с командой на международный турнир? Пишите заявление».
— Грустная история.
— Год за границу не выпускали. Потом Кулагин помог устроиться в Управление футбола и хоккея. Возглавлял его Колосков. Как-то спросил: «Вы же везли из Америки три магнитофона?» — «Да. Но не на продажу. Один себе, второй дочке в подарок. А третий — приемник в машину...» — «Ясно. Решу вопрос». И открыли выезд. К тому моменту я уже работал с юниорской сборной.
Мастерюги
— Крутые драки в юношеском хоккее видели?
— У меня была сборная 1970 года рождения, у Яна Каменецкого — 1969-го. В его команде Сергей Федоров не проходил в состав! Ян говорит: «Возьми в свою, посмотрим на него» — «Давай». Играем турнир «Дружба» — с поляками, на два года старше. Победили их — и так эти поляки разозлились, что всей командой кинулись драться!
— Ярко смотрелось?
— Да-а! Потом Кострюков меня бранит: «Как же вам не стыдно?! Три минуты мордобоя!» Да не надо, отвечаю. Не более тридцати секунд. Ну и поспорили. Включаем запись, берем секундомер: 31 секунда! А казалось, вечность дрались — команда на команду!
— Кто особенно себя проявил?
— С поляками — не помню. Вот с чехами вышло смешно. Был у нас спартаковский защитник 1958 года рождения, потом в ЦСКА перешел... Как же его... Володя Зубков! За сборную отсидел всю игру в запасе, но едва началась драка — вылетел, начал чехов молотить! А дисквалифицировали тренера сборной Чехословакии — он, дескать, от злости все подстроил. Впаяли ему по коммунистической линии.
— Такого Зубкова забывать нельзя.
— Кулагин работал в «Спартаке» — обвинил его в меркантильности!
— Это еще почему?
— Потому что в ЦСКА Володе сказали: «Сделай так, чтобы тебя из «Спартака» отчислили. А мы заберем». Пришел к начальству, потребовал трехкомнатную квартиру и автомобиль. Кулагин действительно сразу выгнал. Но меркантильным-то Зубков не был — просто хотел перейти в ЦСКА.
— В юниорской сборной у вас играли Крутов и Ларионов, в молодежной — Фетисов, Касатонов и Макаров. Вся великая пятерка. Что помнится?
— 1977-й, Чехословакия, первый чемпионат мира среди молодежных команд. Там приключилась история, о которой тренер-победитель, в принципе, рассказывать не должен. Но я расскажу. Решающий матч с канадцами. До встречи с нашей сборной они за пять игр пропустили всего одну шайбу. А от нас за первый период — шесть! Этому предшествовал скандальный эпизод.
— Так-так.
— Наш нападающий заходит с шайбой в зону, откидывает назад, защитник бросает. В это время канадский вратарь поднимает руки и кричит: «Зона! Зона!» Шайба в воротах, зажигается фонарь, арбитр показывает на центр.
— Кто судил?
— Бригада из Чехословакии. Канадцы спорили-спорили, но ничего не добились. Тогда ведь не было видеопросмотров. Я-то обратил внимание, что шайба действительно вышла из зоны — о чем и сигнализировал голкипер. Он даже из ворот это разглядел. Но судьи не заметили, а я...
— Промолчали?
— Ага. Несправедливость вратаря подкосила. Развалился, кучу шайб напропускал. После второго периода мы вели 6:0. Виталий Давыдов, главный тренер, в эйфории, кинулся поздравлять ребят с золотыми медалями.
— Давыдов был главным, а вы — ассистентом?
— Да. Хотя готовил к турниру команду именно я. Но в последний момент руководители Спорткомитета отодвинули, поставили Виталия Семеновича. Мол, за ним и опыт, и статус. Ладно... Начался третий период. Нам забили одну, вторую, третью, четвертую. 6:4!
— Ничего себе.
— И тут наши мастерюги «поплыли». Особенно защитники — Фетисов, Стариков, Зубков, Ирек Гимаев. Их реально затрясло. Я и не представлял, что такое возможно. Просто отбрыкивались от шайбы, откровенно играли на отбой. А канадцы приободрились, минуты за три до конца забросили пятую. На наше счастье, судья не засчитал.
— Почему?
— Углядел какое-то нарушение. Это и спасло. Дотянули до сирены, золото не упустили. Но если бы счет стал 6:5, думаю, канадцы бы нас дожали.
Кража
— Как вы нашли Ларионова?
— Его посоветовал Саша Власюк, работавший тренером в школе «Химика». Прислал из Воскресенска на просмотр человек восемь. Ларионов среди них, конечно, выделялся. Поляну видел как никто! И я не только о культуре паса.
— Еще о чем?
— Об умении уходить от столкновений. Даже в НХЛ, где отыграл 15 лет, ему ни разу не врезали. Ускользал! У Ларионова глаза и на затылке, и на плечах, и на заднице. Уникум.
— А Макаров?
— Если Ларионов — режимщик, то Сергей иногда себе позволял... Как-то еще по юношам собрались в Ленинграде, наметили в один день два контрольных матча. После первого захожу в комнату к ребятам — пиво пьют! Хотя вечером игра!
— В этой компании был Макаров?
— Да. Я доложил об инциденте тренеру «Трактора», Макарова из команды освободили. Но вступился Коля, старший брат, тоже хоккеист. Тогда в Челябинске он был в фаворе. Сергея вернули, сказали: «Ладно, пусть тренируется». А уж потом в ЦСКА перешел.
— Юный Фетисов каким был?
— В школе ЦСКА с ним в одной команде играл Ваня Авдеев. Профессор! С детства был на виду, ему прочили фантастическое будущее. Великолепное катание, хороший пас, мощный бросок. Много забивал. Болельщики уважительно называли его Иван Иваныч. Мальчишку — по имени-отчеству! С Фетисовым они дошли до молодежной сборной, как раз в 1977-м стали чемпионами мира. Но!
— Что?
— Боженька не дал Авдееву возможности сильно выпивать. С тем же Фетисовым по стопарику хлопнули — Слава ни в одном глазу, а Ванька уже готов. Когда выиграли чемпионат мира, сказал ему: «Ты хоть сразу не надирайся. Дождись награждения, получи медаль».
— Трезвая мысль.
— Не послушался. В раздевалке накатил, через полчаса еле на ногах стоял. Жалко парня. Талантище — но карьера не сложилась. Зато у Фетисова здоровья хватало на все. В НХЛ до сорока играл!
— А про Касатонова что вспоминается?
— Ему повезло — вовремя из Ленинграда уехал. Город-то очень сложный, портовый. Полно финнов, которым втихаря толкали водку, а те привозили шмотки на продажу. Фарца, жулье, соблазны... Вот играл у меня в молодежке Коля Дроздецкий. Чудесный хоккеист, но вечно в истории попадал.
— Это в какие же?
— Сбор в Москве, проводим контрольные матчи. Последний — в армейском дворце. Отыграли, все разъезжаются по домам. Смотрю — Коля сидит. Грустный-грустный. Подхожу: «Что случилось?» — «Пропало портмоне». — «Денег много?» — «Триста долларов. И чеки...» Батюшки! Я в растерянности.
— Надо думать.
— Тут дежурный милиционер навстречу. Мы к нему, объясняем ситуацию. А он: «Я все видел!» И называет номер хоккеиста, который перед матчем положил портмоне на бортик.
— Кто?
— Витя Тюменев. Из раздевалки стащил и передал товарищу. Позже выяснилось — накануне Дроздецкий обыграл в карты чуть ли не всю команду, включая Тюменева. Тот расплатился, ну а потом вытащил у Коли портмоне. Ребята смеялись — вор у вора дубинку украл.
— Дроздецкий мухлевал?
— Не знаю. Но в карты чесал всех! Ас! Кто-то ему даже сказал: «Коля, у тебя золотые руки! На фига с хоккеем связался? Картами гораздо больше заработаешь». В те годы в Ленинграде промышляла бригада картежников — то ли глухие, то ли слабослышащие. Играли в подпольных катранах. Входил в эту бригаду и Дроздецкий. Говорю же — сложный город, многих загубил...
— В западных магазинах ваши хоккеисты подворовывали?
— Да, тогда этим часто занимались. У меня в Финляндии было два случая. Захожу в отель, в лобби сидит Андрей Старовойтов, руководитель делегации. На столе валидол. Я с улыбкой: «Что, Андрей Васильевич, валидольчик начали пить?» Он мрачно: «Сейчас назову фамилии — и ты начнешь». Я сразу все понял. Только уточнил: «Кто?» — «Сам увидишь. Через полчаса привезут из полиции». Привезли.
— Кого?
— Двое из московского «Динамо» и один воскресенский, из «Химика».
— На чем погорели?
— На зонтиках. Воскресенский динамовцев и подбил. Сказал: «Здесь в магазине можно что угодно стащить. Я уже пробовал — никто не заметил. Пойдем покажу». Те, дураки, согласились. На выходе из торгового центра всю троицу приняли.
— А второй случай?
— Это уже с юниорской сборной 1960 года рождения. Мы только-только приехали, суточные игрокам еще не выдавали. А врач Шхвацабая обнаружил в раздевалке новую шапочку, с этикеткой. Лежала между Крутовым и другим хоккеистом, не хочу фамилию называть. Защитничек из Челябинска.
— Так.
— Доктор поднял кипиш: «Украли! Уверен, это Крутов!» А мне помогал Петя Дубровин, он тоже из Челябинска. Сразу: «За своих ручаюсь». Я не стал пороть горячку, собрал команду: «Признавайтесь, кто шапочку в магазине стянул. Обещаю — никому не скажу». Встает тот самый защитник: «Я...» Все бы ничего, но Шхвацабая заложил меня руководителю делегации. По фамилии Чернышев.
— Аркадий Иванович?
— Да. А он же чекист. Ну и понеслось: «Ты скрыл от меня факт воровства...» То, се. Я умолял не поднимать шума. Говорил: «Вы и парня подведете, и меня. Я же ему обещал!» Чернышев ни в какую. После возвращения в Москву написал «телегу», хоккеиста дисквалифицировали. Эта история сломала ему карьеру.
— Вот вы сказали про Харламова: «Липач». В юниорских сборных с возрастом тоже химичили?
— Обычно это практиковали на турнире «Золотая шайба». Приезжает из какой-нибудь деревни команда, привозит свидетельства о рождении — а там номера идут строго по порядку, друг за другом! Хотя любому понятно — так не бывает. В юниорских и молодежных сборных я с переписанными не сталкивался, честно. Но знаю, что в нашем хоккее такие ребята есть.
Овечкин
— Вы были в московском «Динамо», когда президентом клуба стал Стеблин. За что вас невзлюбил?
— Началось с того, что отправил на месяц в Швейцарию тренировать местных вратарей. На прощание сообщил: «Мы заключили контракт, ты получишь три тысячи баксов. Две отдашь мне». Но швейцарцы расплатились хитро.
— Это как?
— Мне — тысячу долларов. А вместо оставшейся суммы — видеокамера. Роскошь по тем временам. В Москве сразу сдал в бухгалтерию. Но Стеблин выкрутился. Записал камеру на команду мастеров и потом забрал. Для него такие трюки в порядке вещей. Я как-то сказал, что в «Динамо» он придумал свою валюту. Которой со всеми рассчитывался. Стеблину мои слова донесли.
— Что за валюта?
— Ха! «Фунт стеблингов»! Равен двум динамовским «спасибо». Стеблин — о-о-очень сложный человек. Хоккей ему до фонаря. Свои делишки проворачивал.
— Самые яркие хоккеисты, с которыми поработали в «Динамо»?
— Например, Каспарайтис. Играл у меня в молодежной команде. Крепкий, жилистый, бесстрашный. Хлебом не корми — дай кого-нибудь к борту припечатать. Любил это дело. Помню, одному засадил, другому. Я отозвал Дарюса в сторонку: «Раз ты бьешь, то и тебя будут, понимаешь? К этому готов?»
— Что ответил?
— Абсолютно невозмутимо: «Готов!» Я махнул рукой: «Тогда бей». Он и в НХЛ навел шороху. Однажды даже Гретцки по борту размазал.
— На ваших глазах сам Каспарайтис под силовые приемы попадал?
— Нет. Хотя отомстить пытались многие. Бил-то очень больно. Правда, не клюшкой — телом. Так что все в рамках правил. В той же команде был Бульин. Ух, здоровый бугай! Но посчитали бесперспективным, не взяли ни в основу, ни в «Динамо-2».
— Кто забраковал?
— Юра Очнев. У него всегда был своеобразный взгляд на игроков. Бульин, оставшись без команды, задурил. Он пензенский, я позвонил его тренеру: «Забирайте парня. В Москве или сопьется, или что-то натворит». А в «Дизелисте» так заиграл, что через пару сезонов «Динамо» вернуло Бульина. Но уже не бесплатно. Между прочим, приличные деньги отдали! Я Очневу сказал: «На месте руководства всю эту сумму вычел бы из твоего контракта...» А Баутин, олимпийский чемпион?
— С ним что?
— Да то же самое. Мальцев выгнал из динамовской молодежки. Баутин поехал в Саратов, расцвел — позвали обратно. Но пришлось платить компенсацию.
— Мальцеву-то чем не угодил?
— После матча нарушил режим со своим дружком Журовым. Попались. Мальцев церемониться не стал, убрал обоих. Хотя я говорил: «Саня, достаточно отчислить одного — второй сразу завяжет» — «Это почему?» — «Не с кем будет пить». Еще за Серегу Мартынюка обидно.
— Мы о таком и не слышали.
— О-о, какой был талант! В чемпионате Москвы среди команд 1971 года рождения выделялись двое. В «Динамо» — Мартынюк, в ЦСКА — Паша Буре. По семь шайб за игру заколачивали! Но в динамовской команде мастеров Сережа не задержался.
— Почему?
— После тренировки кто-то из ветеранов сказал: «Эй, молодой, собери шайбы». Мартынюк его послал: «Я пришел сюда не шайбы собирать, а играть!» Ему ввалили. Оскорбился, уехал в Рыбинск, оттуда в Тольятти. На режим плюнул. Доходило до того, что в «Ладе», как мне рассказывали, приносил на тренировку чайник. А в нем пиво плещется!
— Овечкина по динамовской школе помните?
— Конечно. Физически всегда был готов отменно, носился как лось. Потом и голы пошли. Манерой игры напоминал Алексея Ткачука, тоже динамовского воспитанника. Тот брал шайбу, бежал по краю, входил в зону, щелкал — и забивал. Овечкин такой же. Каждый второй бросок — гол!
— Могли тогда представить, что растет суперзвезда мирового хоккея?
— Суперзвезду из него в Америке сделали. Увидели, что парень много забивает, — и вся команда стала на него играть. Так и раскрутили. Обычная история для НХЛ. Что еще с детства отличало Овечкина — хорошее воспитание. Родители — в прошлом спортсмены, следили за ним внимательно. Характер у них такой, что на хер не пошлешь. Когда в 20 лет подписал контракт с «Вашингтоном», мама полетела с Сашей в Штаты. Чтобы под присмотром был. Это важно. Когда в карьере молодого игрока начинается взлет, всегда кто-то должен быть рядом.
— Вы говорили в интервью, что тренировали вратаря Медведева. Где?
— В динамовской школе. В «Спартак» перешел лет в 14. Из-за тренера — Славы Долгушина, который начал Андрея поддушивать.
— На тему лишнего веса?
— Нет. Тогда у Медведева такой проблемы не было. Держал себя. Это потом стал толстым, ленивым, капризным. Еще и семья лепту внесла. Все, включая деда, любили выпить. Ну и сынуля начал прикладываться. Когда во второй раз с молодежной сборной выиграл чемпионат мира, вернулся в Москву — и пропал на неделю, никто не мог найти. В клубе паника, дозвонились до матери. Отвечает: «Да что вы к мальчику привязались? Дайте хотя бы чуть-чуть отдохнуть после тяжелого турнира!» Я, как услышал, сразу Третьяка вспомнил.
— А что Третьяк?
— В 18 лет с юношеской сборной стал чемпионом Европы. Так уже на следующий день примчался с баулом в Сокольники — играть против «Спартака» в первенстве Москвы. Ему говорят: «Сегодня без тебя справимся, а завтра к 10 утра обязательно приезжай, за 1952 год сыграешь». Приехал — и помог команде, выиграли 3:2. Вся разница. Вот поэтому Третьяк — великий, а Медведев в 22 с хоккеем закончил.
