Леонид Трахтенберг: коньяк Бескова, чай Старостина, "гипнотизер" Карпина
РАЗГОВОР ПО ПЯТНИЦАМ
14 января исполнилось бы 67 лет Валерию Харламову. Мало осталось людей, знавших его столь же близко, как наш герой. Они действительно были друзьями.
Семь часов монолога Леонида Трахтенберга, легендарного спортивного журналиста, способны заполнить полосы газетного номера целиком. Но кое-что приберегли для будущих мемуаров Леонида Федоровича. Однажды они наверняка появятся.
ХАРЛАМОВ
После Олимпиады-1972 мне поручили написать о Харламове. Отправился в ЦК комсомола, там для сборной организовали прием. Потом Валера предложил переместиться в ресторан "Бега", где играл знаменитый оркестр Леонида Геллера. Харламов обожал джаз, собирал пластинки. Закончили у него дома в Тушине.
С того вечера началась наша дружба. У Валеры день рождения 14 января, у меня – 20-го. Год один, 1948-й. Отмечали обычно вместе.
* * *
В 1974-м на чемпионате мира в Финляндии Харламов с Мальцевым даже попросили главного тренера сборной Боброва, чтоб несколько дней я пожил у них в номере. Тот опешил: "Он же будет вам мешать!" – "Наоборот, Михалыч, с ним веселее". – "Что ж, пусть живет".
* * *
Валерке на том чемпионате Koho подарила фирменные клюшки – написано: "Kharlamov". В самолет тащить неудобно, а я добирался поездом. Клюшки доверил мне.
Время спустя Харламов заехал забрать их ко мне в Люберцы, ну и заглянули в ресторан "Подмосковный". Пошли танцевать, возвращаемся – нет харламовского свитера! Стащили! Он вздохнул: "Мать огорчится. Это бабушка из Испании прислала…"
Мне казалось, искала свитер вся область. И музыканты из ресторана, и люди трудной судьбы. Наконец звонок – нашли. Пацана, который его свистнул, отметелили, свитер вернули.
* * *
В апреле 1973-го сборная выиграла чемпионат мира в Москве. На банкете были и чехи – Махач, Поспишил. Харламов кричал: "Любого защитника обыграю, кроме вас двоих… Сейчас едем ко мне в Тушино!" Михайлов остудил: "Валер, какое Тушино? Давайте ко мне, у жены день рождения!"
Все двинули в Серебряный Бор, к Михайловым. Утром просыпаюсь, голова раскалывается. А мне через несколько часов сдавать материал в рубрику "Капитан – о своих товарищах". Завтракать поехали в ресторан "Армения". Там извинился перед ребятами и отсел в сторонку с Михайловым для интервью. Хмельной Мальцев мешал, требовал, чтоб Боря побольше про него рассказал. Цитировал Скотти Боумэна, который после суперсерии заявил, что такого центрфорварда, как Мальцев, в жизни не видел. Я записал все в блокнот и сразу по телефону надиктовал в редакцию.
В нашем ремесле это закон: сколько бы накануне ни выпил, нельзя сорвать задание. Включай морально-волевые – и за работу! В такие минуты вспоминаю Константина Симонова. К нему домой пришли гости, засиделись допоздна. Кто-то остался ночевать. Рано утром вышел в туалет и обомлел, увидев Симонова за рабочим столом. Голова обмотана мокрым полотенцем. "Если буду откладывать на завтра, никогда не напишу, – объяснил он. – Поэтому каждый день в любом состоянии просыпаюсь в семь часов и начинаю работать".
* * *
В первой аварии Валера тоже побывал с женой Ириной. Рассказал, что самый страшный момент – когда открыл глаза, а она в крови. Думал, умерла.
Лежали в разных палатах, писали друг другу письма. Валерка потом столб показал в Тушине, в который врезался. Я из больницы от него не вылезал…
* * *
Я был на последнем матче Харламова в чемпионате СССР. 17 мая 1981-го, ЦСКА – "Спартак". Армейцы давно гарантировали себе золотые медали. Третий период, счет разгромный, Харламов выскакивает один на один с вратарем. Думаю: "Сейчас сотворит шедевр". Вдруг притормаживает, дожидается Хомутова. Ложный замах – и выкатывает шайбу на пустые ворота. После игры услышал их диалог. "Валер, ты же сам мог забить. Почему отдал?" – "Да я уже за карьеру столько назабивал! Теперь твоя очередь".
В этой истории – весь Харламов. Безгранично щедрый в жизни и на льду.
* * *
Последний раз общались незадолго до его гибели. Приехал писать репортаж о подготовке ЦСКА к сезону. Сборная тренировалась отдельно, в ЦСКА на хозяйстве был Юрий Моисеев. Харламов тоже вне сборной.
Говорит: "Спроси у Моисеева – возьмут меня в Канаду или нет?" Моисеев ответил – не возьмут, категорически. Я вернулся к Валере. Тот смотрит в глаза: "Ну что?" – "Ответил, что не знает".
Настроение у Валерки было хреновое. Решил меня проводить, по дороге подошел к автомату: "Ирке позвоню". Запомнилась последняя фраза: "Ирка не берет. Что-то все не так…"
Накануне трагедии я говорил по телефону с Таней, его сестрой: "Как Валерка?" – "Плохо. Расстроен безумно. Зачем-то поехал за Клин, на дачу к теще, а завтра тренировка в 10 утра… Съезди в ЦСКА, поддержи его!" – "На первую тренировку не успеваю, пишу заметку про Буряка. Скажи ему, чтоб на вечер ничего не назначал, ко второй тренировке буду".
Но Валера и на первую тренировку не приехал. Сначала мне про аварию рассказал Озеров. Я не поверил: "Сколько слухов – то Пугачева разбилась, то Харламов…" Перезвонил в ЦСКА, там дежурил Кузькин. Он и сказал: "Это правда. Наши уже там".
Дед, водитель самосвала, ни в чем не виноват. Хотя будь помоложе – может, и успел бы свернуть. Он рассудка лишился, узнав, кто погиб. А врач, который осматривал тело, сказал, что в жизни таких накачанных ног не встречал. Руки у Валерки были на руле, он пытался спасти ситуацию – как спасал на льду…
Харламов всегда последним выходил на площадку. Потом администратор запирал двери. После аварии мне все время хотелось ему крикнуть: "Подожди, не закрывай! Харлам не вышел!"
Долго жил с ощущением, будто и я был в той машине. Навязчивая идея. Сколько раз с ним ездил именно в этой "Волге" с номером 00-17. Он "Самоцветы" любил, ставил кассету: "На щеке снежинка тает – вот она была, и нету…"
Позже Сыча спросил, правильно ли сделал Тихонов, что отцепил тогда Харламова. Сыч ответил: "Абсолютно. Валера не был готов физически".
ФИРСОВ
В 1968-м я получил повестку в военкомат. Среди хоккеистов ЦСКА уже было полно знакомых. Попросил Викулова съездить со мной в Люберцы, замолвить словечко, чтоб добиться отсрочки. Он предложил взять Фирсова: "Толя с этой ролью точно справится".
На "Волге" Фирсова и рванули. Попали в обеденный перерыв. Стоим около машины, ждем. Из-за угла появляется майор. Когда увидел Фирсова с Викуловым, его фуражка поднялась над головой. Не верил собственным глазам. В те годы разве что космонавты могли сравниться с хоккеистами по популярности. И вот они здесь, в Люберцах!
Поднимаемся в кабинет. Фирсов начинает монолог: "Приказ полковника Тарасова – немедленно предоставить журналисту Трахтенбергу отсрочку. ЦСКА в прессе поддушивают, зато он всегда отстаивает интересы армейского хоккея. Наша команда может стать чемпионом без Фирсова, Викулова, но без его поддержки – никогда!"
Викулов, чтоб не расхохотаться, надувал щеки. Больше всего я боялся, что он сломается и заржет. Майор же воспринял всерьез. Порвал повестку и неожиданно изрек: "Мы закажем автобус и всем военкоматом приедем поболеть за ЦСКА в ближайшем матче! С кем играете? Со "Спартаком"? Отлично. Нужно 20 билетов".
Тут мне стало не до веселья. Купить их на такой матч даже у спекулянтов было нереально. Каждому хоккеисту полагался один билет. Фирсов сказал: "Мы с Володькой свои отдадим, а 18 ищи сам".
Но я выкрутился. Договорился с контролерами и усадил вояк в ложе прессы. Выдал за стажеров из "Красной Звезды".
МИШАКОВ
Почему была непобедима хоккейная сборная СССР? Потому что в ней играли такие люди, как Мишаков. Сколько травм, операций – но терпел и выходил на лед.
Была история, о которой мало кто знает. В районе Красной Пресни Мишаков вечером загремел на "Волге" в аварию. Врезался в столб, вылетел через дверь, ударился головой о брусчатку и потерял сознание. На "скорой" отвезли в Склиф, подключили к каким-то аппаратам. Собрался консилиум. Когда врачи вернулись в палату, обнаружили пустую койку.
Что произошло, мне рассказал сам Женька: "Я очнулся и сразу вспомнил про "Волгу". Мать честная, она же открыта! Там магнитола". Бешеный дефицит по тем временам. Из машин их часто воровали.
С перебинтованной головой Мишаков помчался на Пресню. Магнитолу украсть не успели. Вытащил, запер разбитую "Волгу" и на такси поехал домой. В больнице больше не появлялся.
ТАРАСОВ
Володька Петров был жуткий спорщик. Не очень хорошо играл в шахматы, но пока не выиграет – не отпускал человека. Как идет с доской под мышкой, народ прячется. Только Викулов вечно попадался на пути. Жаловался мне: "Пока не поставит мат, не отцепится".
Еще сильнее, чем Петрова с шахматной доской, боялись Тарасова. Выходящих в большинстве напутствовал: "Мальчишки! Даю 25 секунд!" И попробуй не забей в эти 25 секунд. Если шайба в ворота влетала позже – все равно ругался.
* * *
Сборным Польши и ГДР наши забрасывали по 15 шайб, а у Тарасова закон: как гол – все высыпают на лед. "Целовать именинника". Не важно, какая шайба. На лавке после десятой уже договаривались – хватит, больше не забиваем.
Харламов, кстати, не любил играть со слабыми командами. Говорил: "Когда бьешься против канадцев, чувствуешь себя мужчиной. А поляков, немцев мне жалко". Если посмотреть статистику, в таких матчах он мало забивал.
* * *
На каком-то исполкоме обсуждали, брать в сборную молодого защитника Лутченко или подождать. Многие были против. Решающее слово у Тарасова – и тот всех сразил: "Сын батрачки должен играть в сборной!" Вопрос закрылся.
Какой батрачки? Откуда он взял?! Вовка жил в Раменском, воспитывала одна мать. Вставал в 4 утра, чтоб ездить на тренировку. Что-то Тарасов прослышал о нелегкой жизни – и все трансформировалось в мозгу таким образом.
* * *
Из Люберец удобно было добираться на игры в Воскресенск. Посылали, как правило, меня. ЦСКА Тарасова приезжал со сбора и уезжал обратно на сбор. Люди забывали, когда дома-то ночевали.
Как-то Тарасов взял меня в автобус, Люберцы по пути. Отправил в хвост, сам сел впереди. Едва я расположился, Рагулин, Кузькин, Володя Брежнев и Эдик Иванов достали граненый стакан, черный хлеб, колбаску. Махнули.
Налили и мне. Отказываюсь: "Да вы что, сейчас Тарасов повернется…" – "Не будет он поворачиваться. Все знает. А ты давай – кто не пьет, тот закладывает". Дорога – сплошные колдобины, автобус прыгает. Стакан бьется об зубы, до рта не донести. А Рагулин подгоняет: "Тару освобождай!" Выпил, и он похлопал по плечу: "Задатки есть. Но еще надо много работать…"
* * *
В середине 80-х Тарасов публиковал зарисовки о звездах нашего хоккея. Писал сам, от руки. Когда мне, редактору отдела, принес текст про Сергея Макарова, я спросил: "Следующий – Ларионов?" Анатолий Владимирович сдвинул брови: "Разве Ларионов – выдающийся хоккеист?" – "Конечно". – "Нет! Он не может, как Харламов, обыграть двух-трех канадцев и забить". – "Ну и что. У Игоря другие достоинства".
Я начал спорить, но у Тарасова на такие случаи была коронная фраза: "Молодой человек, а что вы сделали для советского хоккея?!" На этом разговор заканчивался. Так и не стал писать о Ларионове. Даже годы спустя мнения о нем не изменил.
ХАЛЛ
В 1976-м с "Виннипег Джетс" на "Приз "Известий" прилетел Бобби Халл. Я в "Метрополе" общался и с ним, и с Бобби Орром. Поразился – две звезды, а насколько разная подготовка к матчу.
Халл рассказал: "Я сидел в раздевалке и копил злость. Доводил себя до колик в животе. Как они возникали – понимал: готов!" А Орр приезжал с ребятами за два часа до матча, доставал колоду карт. Играли чуть ли не до самого матча. Выходил – и классно себя чувствовал!
Наши великие тоже настраивались по-разному. Если с Харламовым по дороге на лед можно было переброситься парой фраз, то Третьяк вообще ни на что не реагировал. Смотрел сквозь тебя. Как-то поздоровался с ним перед матчем – в ответ тишина. Крикнул громче – ноль внимания. Подошел после игры: "Владик, я чем-то обидел?" – "Что ты! Но когда выхожу из раздевалки, уже никого не вижу и не слышу. Концентрация!"
ТИХОНОВ
С Виктором Васильевичем познакомился задолго до того, как он возглавил ЦСКА и сборную СССР. Встречались в гостях у моего коллеги Евгения Рубина, который с ним дружил. Квартира маленькая, сидели на табуретках, но бытовые неудобства Тихонова никогда не смущали. Соседствовали и в ложе прессы на хоккейных чемпионатах мира. Тихонов был аккредитован от рижской газеты, постоянно что-то царапал в блокноте.
В 1988-м услышал от него: "В сборной вводим должность пресс-атташе. Кандидатов было несколько, я посоветовался с пятеркой Ларионова. Ребята единогласно за тебя". Так я стал первым спортивным пресс-атташе в СССР. Без отрыва от газеты.
В декабре улетели в Швейцарию на два товарищеских матча. Первый выиграли. Едем на автобусе из Лугано в Женеву. Сижу в хвосте. Подходят Ларионов и Макаров, протягивают пачку денег: "Твои премиальные". – "За что? У меня командировочные". Тихонов со своего места оборачивается: "Бери-бери, у нас так принято". Выяснилось, что врачам, массажистам и персоналу сборной премиальные от госкомспорта не полагались. Для них игроки скидывались после матча.
* * *
Вскоре я оказался меж двух огней. Группа хоккеистов во главе с Фетисовым и Ларионовым мечтали об НХЛ. Тихонов против. В той ситуации я не мог поддержать ребят. На наши отношения это не повлияло. Лишь Фетисов обиделся, много лет не общались.
Когда "Огонек" напечатал "Открытое письмо" Ларионова, в котором Игорь сравнил Тихонова со Сталиным, журнал сразу предоставил ответное слово Виктору Васильевичу. Я написал двадцать страниц. Но в последний момент он попросил снять материал: "Если начну отвлекаться на все статьи, времени ни на что не хватит. А мне команду к чемпионату мира готовить..."
В этом так и не вышедшем интервью Тихонов никого не поливал грязью, не сводил счеты. Просто объяснял, почему не хочет отпускать игроков в Америку. Текст лежит у меня дома. Заголовок врезался в память: "Я один стоял у стены".
КАВАЗАШВИЛИ
В 1969-м Кавазашвили перешел из "Торпедо" в "Спартак" и выдал блестящий сезон. Фактически сделал его чемпионом.
Пять дней я провел рядом с Анзором – и в журнале "Юность" опубликовали монолог. Так и назывался – "Пять дней из жизни вратаря". Напечататься в этом журнале – нечто! Главным редактором был Борис Полевой, автор "Повести о настоящем человеке". В "Юности" печатались Евтушенко, Аксенов, Вознесенский, Ахмадулина. И – я, мальчишка. Представляете ощущения?
Вместили пять дней и матч против киевского "Динамо", где Кавазашвили взял два невероятных штрафных от Серебряникова. Из разных углов. Я-то знал, что Анзор к этим ударам готовился. Каждый день просил Гилю Хусаинова бить в стиле Серебряникова. По полчаса – исключительно штрафные!
Осянин в той игре забил сумасшедший гол, накрутив человека четыре. "Спартак" победил 1:0. Ночью поездом едем обратно. В два часа ночи шум! Высовываюсь в коридор, и картина: абсолютно трезвые Ловчев с Папаевым гоняют по вагону спичечный коробок, словно мяч. Появляется Анзор, встает в проем двери, как в ворота: "Тащу!"
СИМОНЯН
Я застал времена, когда "Спартак" действительно был "народной командой". Скромный заборчик вокруг базы в Тарасовке, калитка не запиралась. Люди на работу шли через базу, из уважения огибая футбольное поле.
Вот вам история, которая могла произойти только в "Спартаке". Юнкором приезжаю в Тарасовку на интервью. Задержался, стемнело… Попадаю на глаза Симоняну, главному тренеру. Тот нахмурился: "Ты где живешь?" – "В Люберцах". – "Поздно! Как добираться-то собираешься? Дома есть телефон?" "Нет, – отвечаю. – Есть у соседей". – "Звони соседям, мы тебя оставляем!"
Жили футболисты по четыре человека в комнате, а Рейнгольд, Логофет и Рожков – втроем. К ним и принесли раскладушку. Утром накормили завтраком и отправили на электричку.
БЕСКОВ
В конце жизни Бесков помирился с Лобановским. Приезжал с женой к нему в Киев на юбилей. Делить им уже было нечего. Но пока один тренировал "Спартак", а другой – киевское "Динамо", это были непримиримые враги. Что и сгубило нашу сборную на ЧМ-1982 в Испании.
Отборочный турнир прошли на одном дыхании. Потом Бескову показалось, что киевляне не выкладываются на сто процентов, так как хотят видеть у руля Лобановского. Бесков предложил ему войти в штаб на чемпионате мира. Включил в него и Ахалкаци. В Испании они общались только через Нодара. Бесков с Лобановским даже не здоровались! Мне, как ни странно, удавалось сохранять добрые отношения и с тем, и с другим.
Перед матчем с бельгийцами, которые уже потеряли шансы на выход из группы, Лобановский попросил съездить к ним на тренировку, разузнать стартовый состав. Главный тренер Ги Тис его и не думал скрывать. Спокойно написал в моем блокноте 11 фамилий, сообщил, кого планирует выпустить на замену. Не обманул.
Возвращаюсь, навстречу Бесков. "Где состав?" – "Отдал Васильичу". – "Напиши мне". – "Зачем? Возьмите у него". Константин Иванович усмехнулся: "Мне он не даст…"
* * *
1979-й, "Спартак" отстает от киевского "Динамо" на очко. Впереди выезд в Киев. У Лобановского вся сборная, а у Бескова – Шавло из дубля "Даугавы", Ярцев из Костромы, Сорокин…
В Москве на вокзале Константин Иванович сделал вид, будто не знакомы: "Это еще кто?" Романцев с Ярцевым отвечают: "Не волнуйтесь, наш человек". Бесков смягчился: "Да я Леонида знаю. Пусть едет".
В вагоне переоделся в адидасовский костюм, за год до этого мне Харламов подарил. Бесков насупился: "Ну-ка, зайди ко мне в купе". Слышу: "Не надо перед игрой нашим ребятам настроение портить. Потому что у них таких костюмов нет!" Это была не шутка. Я помнил, как накануне матча Шавло пожаловался, что в Тарасовке кефир несвежий. Бесков точно так же его отозвал в сторонку – и злым шепотом: "Ты что, Анне Павловне претензии предъявляешь? Команде в день игры настроение портишь?!"
В дороге Бесков отчитал Валерия Ивановича Воронина, работника клуба и полного тезку великого футболиста, за галстук. Тот не подходил к костюму. В гостинице "Москва" всех разместить не могли, ремонт. Бесков и там лютовал: "Или селите, или мы едем на вокзал. Игры не будет!" Расселили.
Наутро придумал такое, что все обалдели. Повел команду в кино – на американский фильм "Каскадеры".
Меня пустили на установку. Обычно последним брал слово Старостин. Поднялся и здесь: "Мы посмотрели фильм про людей отваги. Те каждый день рискуют жизнью. Вот и вы сегодня должны так же. Не убирая ног!" Помолчал и добавил: "Мы знаем, как сыграет киевское "Динамо". Но мы не знаем, как сыграет "Спартак"!"
Выиграли 2:0, забили Гаврилов и Ярцев.
На обратном пути зашел в купе к Николаю Петровичу – тот один. Индийский чай, подстаканник звякает, режет бутербродик на маленькие кусочки. Меня потом опытный корреспондент предупреждал: не пиши в заметке про индийский чай. Пойдут письма читателей. И точно! Кипы писем: "Откуда у Старостина индийский чай?!" Все пили грузинский и краснодарский, другого не было.
Спрашиваю: где Бесков, Новиков? Старостин пригубил чаек: "В соседнем купе. Выпивают!" – "Почему в соседнем?" – "Меня стесняются".
Я туда с бутылкой шампанского, которое приготовил еще до матча. Бесков увидел: "Спрячь! Это женский напиток". Но водка кончилась, на полустанках ничего не достать. Тогда Константин Иванович снисходительно поглядел на меня: "Ладно, доставай свое шампанское…"
И даже за этим столиком не обошелся без наставлений. Я разлил, собрался выпить. Голос Бескова: "Молодой человек, чем отличается пьянка от выпивки?" До этого у меня рука дрожала, а тут онемела. "Когда без тостов – пьянка. Когда с тостами – выпивка. Прошу сказать тост и не превращать наши посиделки в пьянку…"
Разошлись часам к трем, а в полпятого стук в дверь. Авиационный министр Бугаев прислал телеграмму. "Аэрофлот" был шефом "Спартака". Правительственный бланк принесли Бескову – тот спросонья распорядился: "Немедленно будить команду!"
Все вылезли из купе, недовольные. Выстроились. Ярцев бурчит: "И надо было нам выиграть? Сейчас спали бы спокойно…" Ему говорят: "Да ладно, Жор. Одна минута – и на боковую".
Но Бесков минутой не ограничился, устроил спектакль. Поручил самому рослому – тому же Воронину – декламировать перед строем. Тот начал: "Поздравляем команду "Спартак"…" Дошел до половины, Бесков не выдержал: "Погоди! Ты как читаешь?! Это же правительственный бланк! От Бугаева! За победу над Киевом! А ну заново, с выражением, не спеша!"
Воронин набрал воздуха побольше и принялся чеканить каждое слово: "Поздравляю команду "Спартак" тчк с победой над киевским "Динамо" тчк…" – "Неплохо, – поощрил Бесков. – Еще разок, и все. А это был генеральный прогон". Тот прочитал снова. Со всеми "тчк". "Аплодисментов не слышу", – строго произнес Бесков. Все принялись злобно хлопать. И разошлись.
* * *
В марте 1985-го "Спартак" в Ленинграде разгромил 4:1 "Зенит", который в предыдущем сезоне стал чемпионом. Константин Иванович сиял. Мой друг композитор Витя Резников, страстный поклонник футбола, предложил провести вечер в гостиничном номере у Лещенко и Винокура. Кроме Бескова поехали Андрей Петрович Старостин и администратор Саша Хаджи. Уже с сумками, чтоб успеть в полночь на "Красную стрелу".
За рулем Резников говорит: "Сейчас приятеля захватим". Тот ждал на улице. Лысый, усатый, с гитарой. Представился коротко: "Саша". Фамилию я не знал. Когда же в гостинице он заиграл "Вальс Бостон", понял – Розенбаум! Дал концерт часа на полтора. Паузы под коньячок шутками заполнял Винокур. Бесков и Старостин были в восторге. Так засиделись, что чуть на поезд не опоздали.
Я вернулся в Москву на следующий вечер. Звонит телефон. Валерия Николаевна в ярости: "На 23 февраля вручила Косте шикарный бритвенный набор. Он никогда не терял моих подарков! А в Ленинграде из-за вашей пьянки забыл его в гостинице…"
* * *
Дома у Бескова меня поразил коньяк. Ему дарили самый дорогой – он сразу переливал в бутылку с этикеткой "Константин Иванович Бесков". К столу всегда подавал ее.
Квартира была замечательная. Бесков это чувствовал – и самых нужных футболистов приглашал на переговоры к себе домой. Попугай, собачка, невероятная обстановка, красивая жена – все это исключало возможность отказа.
СТАРОСТИН
Бывал я дома и у Николая Петровича Старостина на улице Горького. Жил настолько скромненько, что вспомнить нечего. Зато поражал сам рассказчик.
Однажды я стал участником истории, которая обросла легендами. В Ростове с Николаем Петровичем спускались в лифте, вот-вот игра. И лифт застревает! Воскресенье, монтера никто не может найти. К двери подходит Андрей Петрович: "Николай, давно сидите?" – "Уж полчаса!" – "Ничего, ничего… Я десять лет сидел…"
* * *
Занятно было прислушиваться к диалогам братьев Старостиных. Не поймешь, то ли правда, то ли хохма: "А помнишь, в 1920-м…"
Рассказывали про сборную Москвы, которая куда-то ехала и потеряла вратаря. Пришлось в Киеве останавливать поезд, искать вратаря киевского "Динамо"…
Братья были склонны к преувеличению. Потому и тренерами не работали. Привезли в "Спартак" новенького – они наблюдали и переговаривались: "Ты погляди! У него же удар – как у Бутусова! А техника?! Как у Пеки Дементьева! А обводка!" Я тихонько подсел рядышком: "Николай Петрович, это вы о ком?" – "Да о Калашникове".
БЕРЕЖНОЙ
Бесков в "Спартаке" мог простить что угодно Черенкову, Гаврилову и Дасаеву, а Лобановский в киевском "Динамо" – Бессонову и Саше Бережному. Оба с режимом не дружили. Валерий Васильевич даже контролировал, чтоб Бессонов на базе регулярно пил свежевыжатый морковный сок, который очищает печень.
У Бессонова в итоге карьера сложилась, а вот Бережной закончил рано. Хотя очень талантливый. Иногда говорят, дескать, у футболиста два сердца. У Бережного было пять сердец! Выносливость феноменальная. Но так часто прокалывался, что из "Динамо" убрали.
По блату устроили проводником в доходный поезд Киев – Симферополь. Но и оттуда Бережного выгнали со скандалом. Собрал как-то с пассажиров деньги за белье, поддал в своей каморке. Понес горячий чай. Поезд тряхануло, он не удержался на ногах и опрокинул поднос на людей, которые были в коридоре.
ЯШИН
Яшин мог бы сидеть на стадионе в какой угодно ложе – в тепле и около накрытого стола. Но ни разу его там не видел.
Наша последняя встреча была на Восточной. Сезон заканчивался, ужасная погода. Все жались в подтрибунном помещении. За торпедовской раздевалкой медпункт – там налили горячего чаю. Вдруг кто-то дотрагивается до моего плеча: "Леня, оставь глоточек". Яшин! Я сразу протянул стакан – он ответил: "Нет-нет, пей, мне на донышке, после сигареты…"
РОМАНЦЕВ
В 1994-м Романцев пригласил меня в "Спартак". Параллельно назначил пресс-атташе сборной. Но через два года Тарханов уговорил перейти в ЦСКА. Он был настойчив, и я дрогнул. К сожалению, понял слишком поздно, какую совершил ошибку. Да и по отношению к Романцеву поступил некрасиво. У него был трудный период - скандальный Euro-1996, ушел из сборной, игроки "Спартака" потянулись за границу. Да еще я…
Первое мое заявление он порвал. Второе отнес не ему, а в отдел кадров. Романцев был в шоке. Год со мной не разговаривал. Слава богу, со временем помирились. Недавно набрал мне в Ростов. Спрашивает: "Знаешь, почему звоню?" – "Нет". – "Да просто соскучился".
КАРПИН
Второй раз в "Спартак" осенью 2009-го позвал Карпин: "Нам необходим мозговой центр. Пойдешь?" – "Конечно".
Беда в том, что мозговой центр, обладающий к тому же редким даром гипноза, в клубе уже был. Наши взгляды на жизнь и профессию, мягко говоря, не совпадали. Поэтому работать было тяжело.
Если я общался с Карпиным тет-а-тет – это один человек. Веселый, дружелюбный. Спокойно даст в долг. Выделил мне комнату на базе, когда я собрался снимать квартиру поближе к Тарасовке, чтоб не добираться часами по пробкам из Жуковского.
Но если рядом с Карпиным "мозговой центр" – Валеру не узнать. Взвинченный, придирчивый, сухой. Словно в состоянии гипноза мог оторваться на тебе, как Сталин на Димитрове, когда тот предложил объединить Болгарию и Югославию.
Мне интересно, как сложится у Карпина в "Мальорке" без "гипнотизера", под чьим безграничным влиянием он работал в "Спартаке".
ФЕДУН
"Спартак" с Карпиным занял второе место, но летом 2012-го Федун решил довериться иностранному тренеру. Впервые он лично выезжал на переговоры. Поначалу в списке было пять кандидатов. Потом выбирал между двумя испанцами – Унаи Эмери и Эрнесто Вальверде, который привел к чемпионству "Олимпиакос". Леонид Арнольдович вылетел в Испанию, несколько часов проговорил с Эмери и утвердил его.
Меня же попросил, чтоб у нового главного тренера "Спартака" была хорошая пресса. Вскоре пересеклись на пресс-конференции, Федун попрекнул: "Что-то маловато про Эмери пишут…"
Я оказался в дурацкой ситуации. Много про Эмери – Карпин обидится. Мало – недоволен Федун. Дальше работать в такой обстановке было невозможно. И написал заявление.
Затем судьба забросила в "Ростов", где в прошлом году испытал огромное счастье. Победный пенальти Лоло в финале Кубка до сих пор перед глазами. Я носился по полю с этим кубком, будто мне 20 лет…
САЕНКО
Я догадывался, насколько Карпин популярен в Испании, но один эпизод изумил. Не помню, в какой город прилетели со "Спартаком" на сбор – точно не в тот, где когда-то играл Валера. Тут выясняется, что Саенко по ошибке взял просроченный загранпаспорт. В Москве, когда улетали, не заметили. Но пограничник, увидев Карпина, расцвел, начал расспрашивать о футболе. И когда он попросил пропустить бедолагу Саенко, не отказал.
* * *
Из футболистов, которых повидал в "Спартаке", Саенко – самый профессионально отдыхающий. Богемный. В раннем возрасте уехал в Германию, вкалывал, как галерный раб. За счет трудолюбия раскрылся, Кану забивал, попал в сборную.
Но подписал большой контракт со "Спартаком" – и футбол Ване стал уже неинтересен. Откровенно валял дурака. При любом удобном случае предъявлял удостоверение заслуженного мастера спорта, которое получил за бронзу на Euro-2008.
До поры Карпин терпел его выходки. Когда же на сборе в Эстонии в очередной раз нарушил режим, выгнал. Я не удивился, что Саенко после "Спартака" нигде не заиграл.
МАЗИНЬЮ
Карпин великолепно говорит по-испански. Пару раз по дружбе помогал мне с переводом. В 1997-м – когда брал интервью у его партнера по "Валенсии" аргентинца Ариэля Ортеги. Через год – уже в Виго, где играл вместе с чемпионом мира бразильцем Мазинью.
Правда, интервью с Мазинью превратилось в мучение. Он-то добродушный малый, но жена – страшно ревнивая. Карпин рассказывал, что она контролировала каждый его шаг. Мазинью даже в душевую брал с собой телефон – не дай бог супруга позвонит, а он не ответит. Из раздевалки выскакивал первым, за руль – и домой.
Побеседовать с журналистом из России согласился, но предупредил: "Пять минут". В итоге проговорили почти полчаса. Все это время жена названивала и голосила в трубку: "Ты где? Почему задерживаешься?" Мазинью извинялся, что-то вкрадчиво объяснял. Кончилось тем, что она примчалась на стадион. Схватила его в охапку, усадила в машину и буркнула на прощание: "Адьес!" А я подумал: "Как он с ней живет?"
ЕПАНЧИНЦЕВ
Уже 18 лет мой зять – бывший капитан "Ак Барса" и ЦСКА, ныне главный молодежки "Спартака" Вадим Епанчинцев. С Татьяной воспитывают троих сыновей. Недавно в семье появился четвертый мальчик. Ему 9 лет. Жил в том же подмосковном поселке, играл на площадке с их детьми. Потом мама умерла, а отца-алкоголика лишили родительских прав. Парнишку забрали в приют. Вадим и Таня навещали его, а в прошлом году решили усыновить. Хоть в приюте отговаривали: "У вас три пацана. Зачем еще один? Возьмите лучше девочку…"
"СЭ"
В конце мая 1991-го у Володи Кучмия собрались несколько человек, будущие учредители новой газеты. Обсуждали, как ее назвать. Кто-то предлагал "Спорт today", кто-то – "Спорт сегодня". Но английское слово резало слух. Второй вариант тоже отпал. И тут меня осенило: "Спорт-Экспресс"!"
Мечтая создать газету, мы опирались на два кита – достоверность и оперативность. А экспресс всегда идет по четкому расписанию, причем очень быстро. Название всем пришлось по душе. И 14 августа 1991-го вышел первый номер "СЭ".
