Анатолий Мышкин: год за Солженицына
РАЗГОВОР ПО ПЯТНИЦАМ
С Мышкиным, легендарным баскетбольным Князем, говорить можно о чем угодно. Мелькнул невесть как в нашей беседе на мытищинской окраине Владимир Познер - Князь также мимоходом заметил:
- Мой знакомый.
- С Познером-то вас как жизнь свела? - поразились в сотый раз мы.
- Он спорт любит, я и на передачах у него был. Через Пашу, его брата, познакомились. С тем-то мы играли даже.
- Во что, Анатолий Дмитриевич?
- В баскетбол, конечно. Еще при советской власти. В МГУ был зал, где играл дипломатический корпус. В основном американцы и югославы, но брали и других. Вот и меня Паша Познер пригласил. И повторилась сцена из "Осеннего марафона".
- То есть?
- Разошлись в три часа ночи - а в полвосьмого Паша снова стоял у меня на пороге. На нем фирменный костюм, в руках - профессиональный мячик. "Ты готов?" - "Куда?!" - "Мы же вчера договорились…"
- Забавно. Так вот, Владимир Познер рассказывал, что больше всего на свете любит брать интервью, общаться с близкими и играть в теннис.
- А я больше всего на свете уважаю одиночество и тишину. Это для меня на первом месте.
- А на втором?
- Друзья, которых у меня мало. Никто из них к спорту не имеет отношения. Хотя прекрасно в нем разбираются. И, конечно, человек, которого я все-таки нашел, - нынешняя супруга.
- Какая по счету?
- Третья. Прожил с одной двадцать лет, с другой - тринадцать. С моим образом жизни не так-то просто найти человека, который будет хорошим другом. Сейчас мне повезло.
- Она многое прощает?
- Прощать не надо. Надо понимать.
- Моложе вас?
- На тридцать лет.
- Нормально. Как ухаживали?
- "Конфетно-шоколадного" периода у нас не было, если это вас интересует. Скажи мне кто-нибудь, что однажды женюсь на баскетболистке из собственной команды, - не поверил бы. Поставил бы миллион против одного.
- Где она играла?
- В курском "Динамо". Но пока я там тренировал, ничего не было. Зато когда вернулся домой, все закрутилось. Наташа сама меня нашла, приехала. Недавно повенчались.
- В Мытищах, возле дома?
- Нет. В двухстах метрах от моего фамильного дома на Урале была церковь староверов. Намоленное место. Вот там и венчались. Мама успела увидеть, она умерла в 89 лет.
- Помните, как встретились с Наташей первый раз?
- Меня представляли уже сформированной команде. Это интересный момент для меня - потому что чувствую людей. Дружу с музыкантами, они мне рассказывали: выходишь на сцену, перед тобой зал в полторы тысячи человек. Ты видишь разве что мониторы да первый ряд. Но достаточно выхватить взглядом одного особенного человека - и весь концерт будешь играть для него. Вот и я, пробегая глазами по строю из двадцати девчат, сразу вижу - кто есть кто.
- Какой была ваша будущая жена?
- Мне сказали - Наталья Ведля, лидер, капитан. И мне хватило взгляда, чтоб понять: вокруг этого игрока можно строить команду.
- Почему она закончила карьеру?
- Уж точно - не я настоял. Теперь вообще ни на чем не настаиваю, никакого контроля и критики с моей стороны. Как и запретов. Закончила из-за травм - болят колено и спина.
- Вы работаете на "НТВ плюс" и тренируете девчат в Тимирязевской академии?
- Совершенно верно.
- Почему в большом баскетболе как тренер сегодня не востребованы?
- У меня многое в жизни так: получил высшее образование - оно стало никому не нужно. Вступил в КПСС - партию закрыли. Денег скопил - реформа. До полковника дослужился, пенсия должна быть приличная - страна рухнула… А потом пошли чередой бездарные руководители. Которым требуются только удобные люди.
- Вы о ком?
- Например, о господине Чернове. До этого был господин Белов, с которым мы вроде дружили. Но почему-то они были категорически против того, чтобы Мышкин где-то работал.
- С Беловым-то в чем не сошлись?
- С ним сойтись никто не может. Такой человек - одиночка. Гомельский однажды заглянул в федерацию: "Какая-то она у вас черно-белая". Я сначала не понял, через секунду дошло: Белов - президент, Чернов - заместитель… Как я получил работу в академии у Татьяны Гомельской, последней жены Александра Яковлевича?
- Как?
- Случайно. Открывали школу на Алтуфьевском шоссе, сын Гомельского Саша говорит: "Можешь помочь Татьяне?" - "Конечно". И сделали мы из этой команды двукратных чемпионок Европы среди студентов.
- Переболели свою тренерскую невостребованность?
- Вот именно - переболел. А вот момент ухода из баскетбола был страшным. Меня просто выгнали. Пук - и свободен. Наутро оказался я в сапогах. И тут всплывает следующая фамилия - господин Селихов. Сразу скажу: для меня он никогда не был тренером и не будет. Уничтожил столько игроков. Вот я как тренер ни одной игровой карьеры не оборвал. Старался как-то сглаживать. А этот, Селихов, рубил…
- Так как вас "зарубили"?
- Пришел утром на тренировку, а мне говорят: "Ты не нужен". Указали на дверь - иди, разбирайся. С одной стороны, спасали погоны - но из армии тебя также легко могли выкинуть. Как выкинули Тихоненко.
- Но не вас?
- Я все-таки не прапорщик какой-то был - капитан. Но и это пережил. Гораздо обиднее, когда все выиграли с женской командой ЦСКА - и вдруг ее закрыли. Пришел в ЦСКА новый начальник-дуремар: "Зачем нам эти бабы? Нерентабельно!" (Александр Барановский. - Прим. "СЭ".)
- Пережили и отставку с поста главного тренера женской сборной...
- Причем завоевал путевку на чемпионат мира. А нынче занимают седьмое место - и Соколовского спрашивают: "Вы еще будете работать?" Он говорит: "Согласен…" Это ж надо придумать. Вы хоть один отчет его читали? Или доклад? Прежде были тренерские совещания - а сейчас как их собрать?
- Не собрать?
- 70 процентов тренеров - иностранцы. О чем они будут толковать? Все это учит переживать боль. Вы знаете, как у нас тренеров назначают?
- Как?
- Жене Пашутину ни с того ни с сего сообщили, что он - тренер сборной на универсиаде. Отвечает: "Ой, надо собраться, это так удивительно…" Тихоненко работал где-то с мужиками, Калманович ему говорит: "Давай женскую сборную возьмем?" - "Давай". Я Тихоненко встретил: "Валера, ты как согласился-то? Хоть понимаешь, куда идешь?!" - "Князь, разберемся…" Особенно смешно, что год назад в сборной снова возник Селихов. То ли вторым тренером, то ли третьим. Спрашиваю: "Каким образом, простите, он относится к женскому баскетболу?" - "А это специалист". - "Тогда почему же нигде не работает?"
- Пенсия у вас какая?
- 10 тысяч. Жалко, полковника мне в переходный период дали, как раз папахи отменили. Вручили каракулевую шапку. Еще благодарность есть от президента. Недавно хотел в ипотеку влезть. Пошел оформлять - а девочка мои документы в руках вертит: "Вы пенсионер. Может, какие-то награды имеются - чтоб кредит утвердили?" Да, говорю, ордена. И от Путина благодарность. Она охнула: "От Путина? С его подписью?! Несите скорее!"
- Принесли?
- Достал из-под стекла, притащил. Подпись поковыряла ногтем - вроде настоящая. В ксероксе прокатывает, а я ей говорю тихонечко: "У меня еще от Брежнева есть…" Отпрянула: "От Брежнева не надо!"
* * *
- Игроки вас обманывали?
- Меня обмануть сложно. Потому что сам был одним из самых главных обманщиков советского баскетбола. Гомельскому сказал: "Вы в книге написали одно, а было-то иначе" - "Как?!" - "Александр Яковлевич, мы все делали, чтоб вы не нервничали. И думали, что вас никому не провести".
- Расстроился?
- Вздохнул: "Ты мне книгу своими словами испортил. Не дай бог кому-то еще скажешь - порву".
- Ну и как вы обманывали?
- Да вот пример: играем на Мальорке. У меня там товарищ - хозяин модной по тем временам дискотеки. Отыграли турнир и завалились к нему. Все для нас бесплатно. Пришли в 11 вечера, вышли в полшестого утра. Автобус ждет в семь. Мы-то профессионалы, заранее знали, что можем зависнуть - сумки собрали с вечера. И вот солнце встает, бежим к гостинице…
- В каком составе?
- Еремин, Хомичюс, Сабонис и я. Забегаем на этаж, слышим - Гомельский идет нас будить. Напевает под нос. Что делать? Ныряем с Ереминым в номер - и под одеяло, будто спим. Прямо в одежде. Гомельский заходит: "Сынки, вставайте. Вещи пакуйте". Мы потягиваемся: "Да-да, пора…" Шагает дальше, - а рядом Сабас жил. Рост - два двадцать четыре. Под какое одеяло он заберется?
- Сюжет.
- Сабас заметался. Костюм снять не успевает, перегар - мы на дискотеке пивка попили. Так он забежал в туалет, включил воду. Стоит, зубы чистит. Гомельский на пороге - а Сабас щетку изо рта вынимает: "Я почти готов". Александр Яковлевич просветлел: "Молодец какой!" Позже в книге написал - Мышкина с Ереминым еле растрясешь, а юный Сабонис - ответственный.
- За какой трюк самому себе мысленно аплодировали?
- Мы с Ереминым были словно Карцев с Ильченко. Гомельский нас звал "Уральские самоцветы". Один случай мало кто знает. Возвращаемся ночью в Архангельское. Команда на автобусе, мы со Стасом на машине. Заехали на аэровокзал - взяли картонную бабу в пилотке с надписью "Приглашаем в полет".
- Зачем?
- Слушайте дальше. Разыграем толпу, думаем. Команда должна вот-вот из столовой пойти - а мы бабу поставили в коридоре, свет потушили. Сидим, ждем - кто первым увидит? Вдруг дверь открывается рывком - Гомельский нагрянул команду проверить! Он росточка маленького - и эта баба падает на него! Папа в крик - и прямым ходом в наш номер: "Где эти уральские мудо…ы?!" Был еще эпизод. Играли в старом дворце ЦСКА, и почему-то отдали нам раздевалку хоккейщиков. Приходим - их форма висит: Третьяк, Харламов, Петров, Цыганков… А на матче ждали министра обороны. Все напряжены, кроме меня. Оделись, пошли на площадку - я последний остался. Напялил вратарские трусы Третьяка на подтяжках, на голову его знаменитый шлем с решеткой. Иду на матч.
- Ну и ну.
- В коридоре народ от меня жмется по стенам - и тут впереди замечаю Гомельского. Как всегда у меня - руководство не вовремя. Глаза вытаращил, обложил шестиэтажным матом. Нет, даже восьмиэтажным.
- Черного юмора было много?
- Вот как раз черного много и было. Когда Наташа про такую шутку узнала, сказала: "Окажись я на месте этого парня, ушла бы из команды". Одного знаменитого баскетболиста разыграли: во Владивостоке он познакомился с девчонкой, пообщался чуть больше, чем стоило бы. Мы с Ереминым подговорили всю команду, начиная от массажистов, - сейчас начнем розыгрыш. Еремин своим каллиграфическим почерком написал письмо от имени этой девушки: "Дорогой Саша, я нашла мужчину мечты, твоя нежность меня покорила…" - и так далее. С завершением - "всегда твоя". Прослезиться можно. А парень с девчонками был скромнее, чем мы, - и такое признание его потрясло.
- Передали ему?
- Через массажиста. В аэропорту меня подозвал, протянул листок: "Читай, Князь". Я глянул: "Ну ты красавец! Вот это да - не то что мы…"
- Прекрасная история.
- Это не все. Прошло время. Месяцев через пять отправились мы с Ереминым к знакомым на почту, набрали обрезков от телеграмм - состряпали свою: "Дорогой Саша у нас будет ребенок прилетаю рейсом Владивостока встречай не могу забыть нашу встречу тогда". Какой-то штемпель бухнули. Администратор всякий вечер пачками приносил письма в команду. Берешь стопку домой, читаешь - от глупостей до любви. И вот раздает очередные письма: "Тебе, тебе… О, тебе!" Тот смотрит, бледнеет. Жена у него была такая - могла кулаком ударить, как дубиной. "Братцы, что делать?" Мы утешали: "Да не тушуйся. Здесь разведешься, там женишься…"
- Чем кончилось?
- Лишь месяц спустя правду сказали. Так у него слезы потекли.
- Жестче бывало?
- У одного нашего игрока на безобидную таблетку была аллергическая реакция, причем опухало единственное место - детородный орган. Мы доктора отвлекали, таблетку подсовывали. Парень выходит на тренировку - а трусы-то у нас были короткие, рельеф видно. Чтоб опухоль спала - надо крепко перебинтовать. И как с эдакой штукой на конце бегать?
- Вы, даже став тренером, запросто могли разыграть игрока.
- Да. В женском ЦСКА работал массажист Толя Золотов. И вот, делает он девчонке массаж. Та лежит на животике, глаза прикрыты. Со спины тихонько заходишь, Золотова отодвигаешь и повторяешь его движения - но больнее. Когда начинаешь выкручивать сустав, девушка вскрикивает: "Толя, ты обалдел?" Тут сбоку появляется Золотов: "Это не я". Она поворачивается и видит Толю, но другого. Пауза. И хохот.
* * *
- А над вами издевались?
- Конечно. Анатолий Владимирович Тарасов. Я простыл, не тренировался, а Тарасов по Архангельскому шел. "Что это Князь не работает? Дай-ка мне его, Саша…" Гомельский кивнул - забирай. Начал Тарасов с бани - там мне лекцию прочитал: "Каждый час, потерянный для спорта, - потерянный для жизни. Это ж ЦСКА!" На следующий день я к Гомельскому прибежал - лучше у вас буду тренироваться больным.
- Тарасов устраивал при своей команде женсовет. А Гомельский?
- Гомельский наших жен собирал - и воспитывал. "Он у тебя лучший, только ты меня понимаешь…" Так потом жены садились за нашу скамейку и голосили: "Вася, не давай ему пас, ты сам лучший!" Если думаете, что в жизни мы братались, семьями дружили - забудьте.
- Надо же.
- Когда всех хоккеистов, волейболистов, гандболистов ЦСКА заселили в один дом на Фестивальной, через полгода оттуда все разбежались. Вы не представляете, что началось. Цивилизованная общага. Так забродило, жен начали друг у друга уводить. Да еще руководство в том же доме жило.
- И вы?
- Нет. Я с 1976-го в Москве - и сразу получил квартиру, из которой выехал Гена Цыганков.
- С Харламовым вы дружили, кажется.
- И одним из первых узнал о его гибели. Я как раз дежурил по ЦСКА. Помогал на похоронах.
- Золотухин писал в дневниках: "На похоронах Высоцкого я был ответственным за крышку гроба".
- Вот я как раз хотел сказать - они неуловимо похожи с Высоцким. Владимира Семеновича я тоже знал. Бывал у него даже на репетициях. В ЦСКА играл Женя Коваленко, его жена работала бухгалтером в театре на Таганке. Через нее мы и доставали билеты… А Харламов - думаете, он всем нравился при жизни? Все его любили? Ничего подобного. Это после смерти стал великим. А рядом и с ним, и со мной были такие же великие. Я сейчас у девчонок каждую тренировку начинаю с "баек".
- В смысле?
- Называю им фамилии - и они начинают понимать, кто такой Едешко, Жармухамедов. Узнают, что Беловых двое.
- Как у Жармухамедова пистолет изъяли на таможне?
- Было дело в 1973-м. Может, подбросили. Не дурак же он - через границу пистолет тащить. Если уж меня за журнал за год сделали невыездным - то, что про оружие говорить.
- Журнал порнографического характера?
- Ага, "порнографического". Тогда за кассету с "Крестным отцом" в тюрьму сажали. За "Плейбой". Мы летели из Бразилии, я в самолете прихватил бесплатный журнал. Это высший класс было - дома на столике иностранный журнал, жвачка, "Мальборо" и какой-нибудь западный напиток в баре. Как Жванецкий говорит: "На трамвае прокатил, и она твоя". На таможне ко мне подходят: "Что за печатная продукция?" Развернули - там фотография на весь лист. Бородатый мужик, ручками лицо подпер, задумчивый. Не из-за него же брал - из-за красивых машин. Но на год попал из-за бородатого.
- Кто оказался?
- Солженицын. Я "Архипелаг ГУЛАГ" в самиздате читал, но автора в лицо не знал. Месяц спустя по Союзу слух пошел - Мышкин несколько томов Солженицына вез.
- Самиздатом баловались?
- Помню, дали мне в красной корочке альбом для рисования - а под корочкой "Мастер и Маргарита". С первого раза я вообще ничего не понял. Еще музыку слушал запрещенную.
- Что именно?
- Да почти все, начиная с тяжелого рока. Я из поездок всегда привозил пластинки. При этом, когда речь шла о знаменитом итальянском саксофонисте Фаусто Папетти, приходилось на хитрость идти.
- Почему?
- На каждой обложке его нового альбома непременно присутствовала обнаженная девица в обнимку с саксофоном. На таможне обложку отбирали. Тогда мы начали вытаскивать пластинку, убирать в обычный конверт, а обложку выкидывали. Зачем отдавать таможеннику, который потом дома прибьет ее над кроватью и будет разглядывать перед сном? Когда прилетали в Штаты, у меня было две цели - купить джинсы и побывать на концерте. В 1976-м я впервые услышал там живьем Карлоса Сантану. Для меня это стало потрясением. Затем попал на концерт джазовой группы "Кровь, пот и слезы". Недавно они выступали в Москве. Народ от них до сих пор рыдает. А в Новом Орлеане забрел в кабачок, где играли джаз. Я всю ночь просидел. Колоссальное удовольствие.
- Любите джаз?
- И джаз, и блюз. И все же особенные для меня - "Песняры". Главная моя страсть. У меня есть не только все их альбомы, но и саундтреки, которые никуда не вошли. Я дружил с Владимиром Георгиевичем Мулявиным, царство ему небесное. А с остальными по сей день общаюсь.
- Мулявин на машине разбился?
- На трассе в Пинске. Версий много - а что случилось на самом деле, никто не знает. У него много было семейных трагедий в последние годы. И, самое печальное, творческий застой… "Песняры" для меня - больше, чем музыка. Это - образ жизни. Я многому у них научился.
- Например?
- Понял, что, если буду на площадке серой мышью, это никому не интересно. Вышел к публике - забудь слова "устал", "не хочу". Ты обязан нести людям радость. Играй! Твори! На разрыв аорты! Посмотрите на лица сегодняшних баскетболистов. Миллионщики, а идут на площадку тупо отрабатывать контракт - с такими лицами, словно их к станку поставили. Меня вот попрекали: Мышкин - клоун, шоумен. Да это же самое сложное. Ведь надо не просто взять с улыбкой мяч, но и забить. Мулявину часто говорили: "Опуститесь до уровня зрителя. Напишите еще одну "Вологду". Тот отвечал: "Наоборот, это я должен работать так, чтобы поднять зрителя до нашего уровня".
- А что "Вологда"? Людям нравится.
- Вот и ребята сокрушаются, что на всех концертах из зала голосят: "Вологду" давай!" Хотя нет у "Песняров" дурнее песни. Она стала очень популярной - но почему ребята сами-то отказываются ее исполнять? Говорят - не наш уровень.
- Научились из интернета музыку скачивать?
- Нет. Мне неинтересно, я люблю живые концерты. Давно обратил внимание - одна и та же песня там звучит по-разному. Это же не диск, который вставил и гоняй туда-сюда. У меня есть пять-шесть вариантов самых известных мелодий "Песняров", и все они отличаются друг друга.
- Сами сочиняли стихи?
- Стихи - громко сказано. Так, писал что-то для себя. Это в те времена, когда русские слова пытались переложить на музыку "Битлз". По-английски же нельзя было петь. Вот садились - и придумывали. Легендарную "Back in USSR" кто-то перевел: "О, как я счастлив, ребята, я снова в СССР…"
- Когда последний раз держали в руках гитару?
- Держать-то что угодно можно. Я занимался в музыкальной школе по классу баяна и гитары. Но играть перестал, как в мою жизнь всерьез вошел баскетбол. Чувствительность пальцев уже не та. Разве что побренчать могу. А недавно в доме у родителей разбирал шифоньер, наткнулся на батин аккордеон и два своих баяна. Меха слиплись - но жене пару аккордов исполнил. Однажды про меня кто-то написал в газете: "В свободное время Мышкин вечерами музицирует на гитаре". Я долго смеялся. Есть, кстати, занятная история на эту тему.
- Рассказывайте.
- Приехал с "Арсеналом" на игру в Питер. А у меня там полно знакомых музыкантов и художников, многие с "Митьками" связаны. Один из них, Сашка, после матча проник на пресс-конференцию. И в конце с абсолютно серьезным выражением лица задал вопрос: "Анатолий Дмитриевич, правда, что в свободное от работы время вы играете на саксофоне в подземном переходе?" Зал притих, все уставились на меня. Я, еле сдерживая смех, выдавил: "На вопросы не о баскетболе не отвечаю". Тем же вечером с Сашей отправились в джазовый клуб. Музыканты еще настраивали аппаратуру. Саня меня им представил, стоим, болтаем. Неожиданно замечаю за столиком двух местных журналистов, которые были на той пресс-конференции. Решил их разыграть. Сказал музыкантам, те подхватили.
- Что придумали?
- Взял у одного саксофон. Шагнул на сцену, повернулся к ним и сделал вид, будто собираемся репетировать: "Так, микрофон поправили, звук настроили. Работаем со второй ноты. Получается? Отлично…" А сам посматриваю на корреспондентов. Они переглянулись: "Гляди-ка, точно - Мышкин играет". На следующий день расписали в газете о моих опытах с саксофоном. Так рождаются легенды.
- Давно у вас сережка в ухе?
- Подарок Наташи. Спросила как-то: "Слабо ухо под сережку проколоть?" Нет проблем. Купила сережку. Я зашел в салон, через десять минут вышел с ней в ухе. Народ увидел - задумался: что с Мышкиным? Я сразу вспомнил свои красные кеды, которые тишину в зале вызывали. А как привыкли, я ба-бах - "химию" на башке сделал…
* * *
- Когда заезжаете на Ваганьково к Гомельскому, о чем вспоминаете?
- Разговор с ним незадолго до смерти. Гомельский спросил: "Князь, что для тебя за эти годы было самым негативным в нашей работе?" Я сказал честно: "Бездарно потерянное время из-за вас, Александр Яковлевич. Зачем мы бегали кроссы по 30 километров, какие-то бревна таскали? Лучше б вместо этого развивали технику. Тогда бы смог подняться совершенно на другой уровень". Когда в Америке сыграл против Мэджика Джонсона, Ларри Берда, Билла Рассела, осознал, как мало умею в баскетболе: "Я - ноль! Чтоб приблизиться к этим глыбам, нужно еще столько пахать!" А сейчас Мозгов после первого сезона в Америке приезжает и говорит в интервью, мол, НБА - ничего особенного. Молодой, не все понимает.
- Что же вам Гомельский ответил?
- Согласился. И добавил: "Прости. Но ведь ты выжил. А многие не выдержали нагрузки и ушли из ЦСКА". Знаете, у меня такое чувство, что с Гомельским не расстаюсь до сих пор. Что он где-то рядом. День похорон не забуду никогда. Прощание было в ЦСКА. Я притормозил у метро "Динамо" купить цветы. Продавец, наверное, узнал меня - и все понял. Не говоря ни слова, протянул букет красных гвоздик. Когда я полез за кошельком, сказал: "Денег не надо". Гроб стоял в зале. У входа творилось невообразимое. Толпа милиционеров, кто-то кричит: "Давай быстрее, вот-вот Лужков приедет!" Внезапно меня кто-то хватает за рукав: "Подождите. Сначала к гробу идут олимпийские чемпионы, следом - чемпионы мира".
- А вы?
- Больше усилий стоило удержаться. Сказал сквозь зубы: "Я не к тебе приехал". И пошел к Папе. Остановить меня никто не посмел. Попрощался и ушел. Ни на кладбище, ни на поминках меня не было.
- В сборной вы застали олимпийского чемпиона Мюнхена Модестаса Паулаускаса, о котором Сергей Белов в своей книге отзывается так: "Мне всегда претила его манера общения с молодежью - злая, грубая, некрасивая…" Испытали это на себе?
- С молодыми тогда не церемонились. Модя на них орал, тот же Белов говорил Милосердову: "Ты - стенка. Я тебе пас дал, ты мне обратно". У Паулаускаса для молодых не было ни имен, ни фамилий. Обращался просто: "Эй, молодой, иди сюда. Молодой, пошел вон…" Чемоданы заставлял таскать.
- Что было бы, если б вы его послали?
- Мигом вылетел бы из сборной.
- Даже если тренер оказался на вашей стороне?
- В то время тренер не мог быть на стороне молодых. Он всегда был за "стариков".
- За вас потом тоже кто-то чемоданы таскал?
- Нет. Постепенно эти традиции начали отмирать. Хотя в некоторых лично я ничего плохого не видел. Допустим, перед первым официальным матчем за сборную новичок должен был завязать капитану шнурки. Нам с Юрой Павловым сказали - и мы спокойно зашнуровали Паулаускасу кроссовки. Но позже молодые воспринимали это как унижение. А мне кажется - забавно.
- Еще Белов описывает в книге подготовку к Олимпиаде-80: "После того как стало ясно, что американцы не приедут, в сборной началось такое, чего не видел никогда. Постоянное пьянство, халатное отношение к тренировкам, дележ государственных денег, квартир и машин - будто уже все выиграли". Не преувеличивает?
- Я не читал его книгу. Если Белов так пишет - пусть останется на его совести. Получается, все в дерьме, а он в белом костюме? Между прочим, сам-то Серега, пока вся команда вкалывала на тренировках, мотался на репетиции церемонии открытия, факел носил. Да, мы все немножко расслабились, напороли. Но сплошное пьянство - это бред. Между прочим, в 1981-м мы поехали на чемпионат Европы и вынесли под двадцатник всех, включая югославов, которым проиграли в Москве. А в 1982-м стали чемпионами мира. Белов - великий игрок, с этим никто не спорит. Но как человек… После ухода из сборной Паулаускаса я делил с Серегой один номер, мы общались с утра до вечера. Пока в какой-то момент он не сказал: "Пошел ты на…"
- За что?
- Ни за что. Это - Белов.
- Победу на чемпионате мира-82 Белостенный и Ткаченко отметили водкой из ведерка для льда. У вас был опыт экзотиче-ской тары?
- Ох, ребята, из чего я только не пил! Шампанское - из ведра, из женской туфельки, самогонку - из алюминиевой кружки в гараже. Я не пай-мальчик. Но не думайте, что наше поколение все время керосинило. Поверьте, мы всегда знали - за что, когда и с кем. Иначе ни черта не добились бы в спорте.
* * *
- Игроки ЦСКА 80-х вспоминают, как в Тбилиси с трибун летели бутылки и газовые конфорки, автобус забрасывали камнями. В вас ни разу не попали?
- Бог миловал. В Тбилиси и Ереване болельщики нас готовы были растерзать. В Каунасе - то же самое. Там отчего-то врагом номер один был именно я. Даже не знаю, почему фанаты "Жальгириса" взъелись.
- Может, после того, как вы, уезжая из Каунаса, золотые медали повесили на штору в купе?
- Это 1983-й. Дома в первом матче финала мы проиграли "Жальгирису", а на выезде дважды победили и стали чемпионами. С нами ездил начальник отдела ЦСКА подполковник Стародубцев. В поезде по дороге в Каунас он ляпнул: "Если выиграете оба матча - присвоим тебе майора". И вот, заканчивается вторая игра, я последним выхожу из раздевалки и вижу шинель Стародубцева.
- Забыл на радостях?
- Да. А мужик он высокий, коренастый - шинель мне как раз впору. Надел ее - и потопал в таком виде к автобусу.
- Имели успех?
- Еще бы! Ребята обомлели: "Уже присвоили?" А в поезде мы собрали медали, повесили на шторку и стали помахивать на глазах болельщиков. Те в ярости начали раскачивать вагон. Если б поезд вскоре не тронулся, не представляю, чем бы все кончилось. Но мы в панике: "В Вильнюсе час стоять - там точно фанаты кирпичами забросают". А Володе Ткаченко надо выходить.
- Зачем?
- У него дела были в Киеве - вот и решил добираться туда самолетом из Вильнюса. Но за Тканю мы не тревожились - человек с ростом два двадцать уж как-нибудь отмахнется. Подъезжаем на первый путь - стоит народ с плакатами: "ЦСКА - молодцы! ЦСКА - чемпион!" Ничего понять не можем.
- Кто такие?
- Оказалось, болельщики "Статибы". "Жальгирис" они ненавидели. Тканя вышел к ним как герой нации. Его бесплатно усадили в такси, кавалькадой проводили в аэропорт. Там напоили, накормили - и погрузили в самолет… Вот, где мне было по-настоящему жутко, так это в Перу.
- Что стряслось?
- Когда проводили турне по Южной Америке, наши дипломаты попросили сыграть товарищеский матч в какой-то горной деревушке. Правда, не предупредили, что советских там недолюбливают. Приезжаем. Маленький зал, напоминающий ангар, бетонный пол. Местная команда, где все на голову ниже нас. А по периметру через каждые два метра автоматчики. Оружие направлено на зрителей. Когда завершился матч, зашли в автобус - и тут в нас полетела куча камней. Все залегли на пол, а водитель дал по газам.
- На Олимпиаде в Монреале вы играли с Владимиром Арзамасковым. По слухам, из-за него время спустя Александр Белов на таможне с иконами погорел.
- Темная история. Такая же, как и смерть самого Арзамаскова. По одной версии, он вскрыл себе вены и выбросился из окна гостиницы. По другой - уголовники, с которыми связался, имитировали самоубийство. В те годы вокруг ленинградского "Спартака" крутились сомнительные товарищи. Начали с фарцовки, а потом понеслось - иконы, драгоценности, валюта. Но ни в ЦСКА, ни в сборной такими вещами не занимались. Шмонали-то на таможне будь здоров. Помню, возвращаемся с победного чемпионата мира. Оркестр встречает, а в Шереметьеве начинается тотальная проверка багажа. Перерыли все вверх дном. Мы грустно шутили: "С чего начинается Родина? С проверки твоего багажа…"
- Как вас сняли с самолета и ночью устроили допрос?
- Должны были играть с "Маккаби". Один человек накатал "телегу": дескать, Мышкин собирается остаться за границей. Я знаю, кто это написал, - мне потом показали бумагу.
- Фамилию назовете?
- Нет. Но это не игрок.
- Тогда хотя бы объясните, зачем ему это понадобилось?
- Для чего раньше это делали? Выслужиться, оправдать собственные ошибки или просто прикрыть свою задницу. А в глаза смотрит - улыбается. Меня сняли с трапа, отвезли в ЦСКА к особистам. Полночи мурыжили. Но потом разобрались, что все туфта. Я никогда не хотел остаться за границей. Даже когда в НБА предлагали контракт на 450 тысяч долларов, мысли не мелькнуло. Так воспитан.
- Вы хоть раз кому-то мстили?
- Год назад была попытка. Но пошел в церковь, исповедался - и простил. То ли старею, то ли мудрею.
- Это в Мытищах вашу квартиру как-то обчистили?
- Да. Рядом были две квартиры - бывшей жены и моя. Из квартиры супруги вытащили золото и деньги, а у меня лишь дверь расковыряли. Деревня-то маленькая, все меня знают. Я через серьезных людей передал тем, кто грабил: "За что?"
- Нашли?
- Разумеется. По башке надавали. Люди думают - если спортсмен, то богатый. На днях гаишник остановил за какую-то мелочевку. Рядом с правами у меня бумажка лежала в 5 тысяч рублей. Оправдываюсь: "Баскетбол, ЦСКА…" Он говорит: "Ах, ЦСКА? Тогда вот этого хватит". И берет деньги. Я опешил: "Стоп! Мне 56 лет!" Он задумался на секунду: "Извини. Я думал, ты из нынешнего ЦСКА…" Вот так же и с квартирой.
- Вернули вам украденное?
- В этот раз нет. У меня другой был случай. Как-то выхожу из подъезда - а у моей "Нивы" брызговичок разбит. Ни магнитофона, ни колонок. Расстроился. Потом обернулся - а на заднем сиденье все лежит, аккуратненько сложено. Оборванные провода, магнитофон, все до единой гаечки. Воришки, как я понял, начали вещи из бардачка вытаскивать, а там пропуск лежал в ЦСКА с моей фамилией. Сверху - блок "Мальборо". Так они оторвали корочку и написали: "Князь, извини". Положили сверху.
- Любит вас народ.
- Я подумал - счастье, не спартаковцы вскрывали, а наши люди. Западло стало у Мышкина брать.
- В какой машине было особенно удобно с вашим ростом?
- Сейчас у меня "Ситроен С5". Мне нравится. Я на разных машинах ездил - и на джипах, и на "мерседесах", и на "копейке".
- В "копейку"-то как помещались?
- У меня был маленький руль. Рычаг переключателя скоростей спиливал, накручивал набалдашник - и вперед.
- А шрам на руке у вас откуда?
- Ножиком полоснули.
- За что?
- В Мытищах сцепился на улице с парнем. Слово за слово, вижу - нож мелькнул. Замахнулся - и выбил его рукой. Пришлось потом человека помять немножко, милиция приехала. Не думаю, что он меня собирался зарезать - скорее пугал. Хотя в 90-х все могло быть.
Юрий ГОЛЫШАК, Александр КРУЖКОВ
