Виталий Хмельницкий: "Мы сдали матч - и Москва осталась без медалей"
РАЗГОВОР ПО ПЯТНИЦАМ
Юрий ГОЛЫШАК,
Александр КРУЖКОВ
У него мягкий говор.
– Я вас слухаю… Одну хвылыну… Софиевска площад… – произносит он в трубку.
А мы – наслаждаемся.
Потом поясняет для нас, улыбаясь лукаво, – присвоили, дескать, "заслуженного работника физкультуры и спорта". Зовут на церемонию. Обычно награждает президент Украины – но сейчас президенту не до того. Поэтому вручит кто-то другой.
Адрес Виталий Хмельницкий, второй после Бубукина юморист советского футбола, записал на обратной стороне наших вопросов. Со всей непосредственностью подтянув к себе бумажку. Пришлось импровизировать.
И внешне, и внутренне он смахивает на Швейка. Человек, четыре раза становившийся чемпионом страны с киевским "Динамо", игравший на чемпионате мира-1970.
Все бы великие так сыпали историями.
МАХНО
– Вы еще тренируете в динамовской школе?
– С сентября – нет. Мы с Иваном Терлецким селекционеры по детскому футболу.
– О пенсии не думаете?
– Рано в 70 о пенсии думать! Если закончу работать – это сильно укоротит мою дорогу к Богу. К смерти.
– Да и не выглядите вы на свой возраст.
– Это мне часто говорят. До 62 лет я каждый день пробегал по пять километров.
– Прямо как легендарный академик Амосов.
– Амосов бегал и в 88! Жил он на улице Ленина по соседству с Витей Серебряниковым. Серебро рассказывал мне, как столкнулся с ним в шестом часу утра, возвращаясь из гостей. Старенький Амосов в трусах и майке совершал традиционную пробежку. Узнал Витьку, понял, что худо ему. Спрашивает: "Зайдешь?" Тот кивнул. Дома никого не было. Прошли на кухню. Амосов шкафчик открыл, вытащил коньяк. Себе в рюмочку символически плеснул, а ему стакан поставил, но налил чуть-чуть. Витька не растерялся. Схватил бутылку, которую академик держал в руке, придвинул к стакану и не отпускал, пока до краев не наполнился. Выпили, Серебро попрощался. Больше в гости его не приглашали.
– Нам показалось – или вы прихрамываете?
– Хромаю. Колени болят, голеностоп воспаляется. Тазобедренный сустав меняли. Но за ветеранов минут на пять выхожу.
– Человека старше себя на поле встречали?
– Крижевский, Хомич. Но точно не было никого старше Макара Михалыча Гончаренко, участника "Матча смерти". Я его все травил насчет этого матча.
– Матча-то не было.
– Конечно, не было! Миф. Спрашиваю: как немцы кормили в оккупированном Киеве? "Утром очень слабо, – отвечает. – Галеты и черный кофе". Они гоняли в футбол, занимался ими какой-то майор из венгров, ярый болельщик. Позже всех устроили на хлебозавод. Когда мы однажды играли с Гончаренко в Пасху за ветеранов, пересказал ему историю, которую от кого-то слышал.
– Что за история?
– Как раз про Пасху. Тот венгр выстроил их около хлебозавода, обратился с речью: "Украинцы, не думайте, что я отношусь к вам плохо. Отношусь так же, как к немцам. Поэтому сегодня каждый получит по яйцу!" Макар Михалыч выскочил вперед, упал на колени: "Спасибо!" Майор возьми да ткни ему палкой между ног.
– Гончаренко подтвердил?
– Смутился: "Брехня…"
– А правда, что вы родились в деревне рядом с хатой батьки Махно?
– Проводили в ВШТ день знакомства. Каждый поднимается и бубнит: "Я из рабоче-крестьянской семьи. Вступил в комсомол, в партию, то, се…" Дошла до меня очередь, представился кратко: "Мы с батькой Махно земляки. Вот мой дом, вот – его. Больше ничего не помню". Народ посмеялся, и собрание свернули. На самом деле между нашими хуторами в Запорожской области километров двадцать. Махно родился в Гуляйполе, я – в Тимошовке. Отец на фронте без вести пропал. Когда война закончилась, мы с мамой и четырьмя сестрами переехали в Мариуполь.
– Голодали?
– На хуторе – да. А в Мариуполе спасало то, что море под боком. Там в паек, не поверите, черная икра входила! Ее меняли на ведро тюльки или хамсы. Доставали рыбий жир. Мама работала уборщицей, жили в бараке. У соседей детей не было, подкармливали нас кусочком хлеба.
– А как для футболиста – самое незабываемое собрание?
– Это в "Шахтере" при Ошенкове. Вызывает игроков. Все пишут на листочке свой вариант состава. Меня никто не упоминает. Олег Александрович зачитывает и говорит: "Да, Виталик, сейчас ты не в порядке". Расходимся по комнатам. Час спустя вдруг снова всех собирает: "Виталик, мы решили дать тебе шанс". Я так расчувствовался, что едва не заплакал. Но еще через час Ошенков в третий раз зовет. Оглашает состав. Меня нет даже в запасе!
– Ну и в чем смысл?
– Черт его знает! Тренер-то хороший. Но иногда на футболистов вываливал слишком много информации. Мог провести установку для каждой линии по отдельности, затем общую. Мозги закипали. Вот Маслов не перегружал. Установки у Деда (прозвище Виктора Маслова. – Прим. авт.) были короткие, минут на десять. Одна врезалась в память – после чемпионства: "Господа киевляне! Думаете, вы – чемпионы? А сегодня увидите, дадут вам по зубам". И в глазах у него слезы.
– Так почему же игроки "Шахтера" не включили вас в состав?
– Считали, пользы от меня никакой. В чем-то были правы. Спасибо Ошенкову, который в 18 лет вытащил из Мариуполя, доверял. Хоть поначалу я никому пас не отдавал. В мяч уткнешься и летишь вперед, не замечая ни своих, ни чужих. Дальше потеря, атака по нашему флангу. Защитника Славку Алябьева протянут пару раз, он орет: "Чайка, убью!"
– Кто вас первым так прозвал?
– Уже и не вспомню. Едем с "Шахтером" по Москве на автобусе, играть финал Кубка. Тишина, только шепотом кроссворд гадают. Я молодой, сижу сзади. Спрашивают: "Морская птица из девяти букв?"
– Альбатрос.
– Конечно. Кто-то подал голос: "Это к Хмелю. Он из Мариуполя". А я заикаюсь, отвечаю: "Ч-ч-чайка…" Все с кресел попадали от хохота. Ошенков вскочил: "Молчать!" Финал выиграли, но я из запаса смотрел. Так и прилепилось ко мне – Чайка. До Киева кликуха доехала, здесь умерла. Стал просто – Хмель.
РОБИНЗОН
– Вы заговорили о Маслове. Он плакал, когда в 1966-м вся команда сдала матч "Нефтчи", не предупредив его.
– Маслов раньше тренировал в Ростове, за них переживал. Но СКА как был вторым, так и получил свое серебро. А ребята из Баку тоже рвались в тройку. Мы почему на это пошли? Вся Москва оставалась без медалей! Впервые!
– Да и деньги вам, рассказывали, предложили немалые – по полторы тысячи рублей на человека.
– Поверьте мне, деньги тогда вообще ничего не решали… Еще в Тбилиси случай. Там главным тренером был Качалин. Сказал нам: "Только попробуйте, подлецы, игру сдать, я вам устрою!" Но хоронили Шоту Яманидзе, он на машине разбился. Ребята на кладбище нас попросили. Как откажешь? У нас и Севидова на игре не было, уехал в сборную.
– "Селтик" в еврокубках вас возил при Маслове?
– Еще как возил! Летим в Глазго, Дедушка спрашивает: "Ребята, кто-нибудь про "Келтик" этот знает?" Лёсик Островский отозвался: "Да играли как-то с "Торпедо" против шотландцев, правда, из "Рейнджерс". Вроде выиграли". Вышли на поле, тайм держались, а во втором посыпались. 3:0 – это мы легко отделались.
– И дома не отыгрались.
– В Тбилиси был матч. Меня удалили не за что. Играл у них правый защитник Крейг – с длинным-длинным носом. Серебряников ему в этот нос и дал, кровь хлынула. А боковой судья показывает главному: мол, бил Хмельницкий. Вскоре полетел в Южную Америку со сборной – там секунд двадцать пробыл на поле! Снова выгнали!
– За что?
– Двинул ногой одному под зад. Потом в Ростове 5:0 выигрываем – а их молодой футболист Славик Афонин все меня бьет да бьет. Не выдержал, толкнул его. Опять красная! Я не вспыльчивый, после у меня даже предупреждений не было. Но из-за этих трех эпизодов отцепили от чемпионата мира-1966 в Англии. Сказали – Хмельницкий себя не контролирует. Взяли Поркуяна.
– Тот на чемпионате мира сыграл здорово. Но Маслов как не считал его за игрока, так считать и не стал.
– Валерик в Англии забил четыре – а вернулся в Киев и сел на лавку. Куда его выпускать – если есть Бышовец и Хмельницкий?
– Просматривать "Селтик" никого не отправляли. Тогда не принято было?
– Послали однажды Терентьева, второго тренера, изучать польский "Гурник". Возвращается: "Ничего особенного, колхозники". Приехали играть – о-па! Вот это "колхозники" – Шолтысик, Любаньски, Ослизло. Стадион в Забже полон шахтеров. Обстановка мрачная.
– Почему?
– В Польше цены на мясо повысили. Друг друга лупим – жуткое дело! Под конец шахтеры на поле выскочили. Я сразу руки поднял: "Сдаюсь!" Островского, наполовину поляка, флагом поколотили. Федю Медвидя свалили – и тысяч пятнадцать по нему табуном пробежало. Я спрашиваю – ты что чувствовал? Отвечает: "Человек восемь об меня ноги сломали". Мы без ужина кинулись всей командой к поезду.
– Самый подлый игрок 60-х?
– Семиглазов из Баку. Мог сзади ударить, плюнуть. У нас на такие случаи был Щегольков. Одессит с Молдованки, правый защитник. Скажешь ему: "Володя, страхуй". Пускаешь мяч по краю – а там уж Щегольков мимо мяча промахнется. Аккуратно Семиглазову в ногу. Или в мышцу ему вопьется железными пальцами.
– Хотя играли больше персонально?
– Да, выходишь на поле – уже знаешь: меня опекает правый защитник, Бышовца – левый. В Лужниках стоим, еще свистка нет – я чуть зазевался, и тут удар по ногам! Ба-бах! Падаю, открываю глаза, надо мной Гешка Логофет: "Хмель, привет. Мы ж не здоровались". Пошутил!
– Прозвище у Логофета было – Киса?
– Да. Островского звали Альфонсом. У него отчество – Альфонсович. Забытый совсем, хоть участник трех чемпионатов мира. Человек золотой. Закончил играть, уехал в Зугдиди. Месяца два там пробыл. Сидел, говорит, не вылезая в погребе с вином.
А в "Молдове" играл парень по фамилии Коротков. У них матч с "Локомотивом" – Коротков пропал. Наутро находят – спал на базаре в луже. Отмыли, на игру выставили, так он "Локомотиву" то ли два, то ли три мяча забил. С тех пор привязалось – Робинзон.
– А Сабо как звали?
– Йоська. Злой мадьяр. Когда поломал Сидорова из "Торпедо", молодую звездочку, ему полгода дисквалификации влепили.
– Действительно, злой.
– Году в 1982-м сборная ветеранов Союза прилетела в Венгрию. Ференц Пушкаш вышел с огромным животом. И Лайош Сюч, ростом под два метра. Йоська так завелся, что р-раз ему в подкате… Дружеский матч!
– Мы читали про одну историю. Двоим вашим игрокам светила тюрьма. Маслов пошел к Щербицкому и "отмазал".
– Из окна выпрыгнула то ли пьяная, то ли обкуренная женщина. И насмерть. А в той квартире были ребята из "Динамо", но они спали. Фамилии не скажу, все живые. Потом проверяли – женщина была нетронутая. Если б какие следы нашлись – и Щербицкий бы не помог. Это произошло в том доме, где жил Серега Параджанов.
– "Серега"? Вы были знакомы?
– Да. Он не был раскручен, для всех нас оставался Серегой. Встречались в разных городах Союза – то в Киеве, то в Ташкенте. На площади Победы у него была скромненькая квартира.
– Маслов доверял вам деликатные поручения – переманить Капличного в Киев, например.
– Я долго Каплю уговаривал! Все аргументы перебрал: "Ты же украинец, зачем тебе Москва?" Но в ЦСКА его звание держало. Плюс там он лидер был – как и Шестернев. А в Киеве вся команда – лидеры. Каждый цеплялся за эту футболку. Пока не вырвут.
– Кто-то из ваших защитников был сильнее Шестернева?
– Алик – "чистильщик". Скорость феноменальная – из 11 секунд выбегал. Но киевское "Динамо" играло в другой футбол. Осваивали "зону". Маслов опередил время. Мы-то посмеивались, читая его статьи в прессе: "Что ты, старый, пишешь?" А он был умнее нас.
– Заметки он ведь не сам писал?
– Да нет, конечно. Сашка Виттенберг, журналист, был его ближайший приятель. В Гагры к нам приезжал. Сядут рядом – Дед мыслит вслух, Вит конспектирует. Сизые носы у обоих. За эту дружбу Вита не терпели Бесков и Старостин. Маслова они вообще не переносили.
– Причина?
– Выстраивали что-то – а этот Ваня с автозавода, народный умелец, пришел и всех обыграл. Маслов и в сегодняшнем футболе соображал бы лучше всех.
– Были на его похоронах?
– Да, кладбище где-то под Москвой. Гроб не могли в землю опустить, вода стояла. Умирал он тяжело, рак. А добило его то, что пиво принесли в больницу.
– Дети у Маслова были?
– Два сына. Один погиб под колесами машины. Другой, Сашка, давно живет в Канаде.
ЧЕРВОНЕЦ
– Ваши шутки обросли легендами. Маслову тоже от вас доставалось?
– Он так думал. Но это был не я. Спим на базе, у Деда – угловой номер. Внезапно оттуда крик. Выскакиваем в коридор – стоит Дедушка в трусах до колен. "Виктор Александрович, что такое?" – "Я тебе сейчас дам "что такое"…" И за мной бегом. Оказалось, кто-то ему дохлого ужа подложил в кровать. А Дедушка прилег.
– Точно не вы?
– Да точно, я змей боюсь. Вот червонец по перрону на леске таскать – милое дело. Меня Терентьев научил, поймал на эту штуку в поезде. И я начал практиковать. Ни в одном городе мой червонец не догнали.
– За границей юмор ваш понимали?
– Я вам расскажу, какой случай за границей был. Прилетели из Южной Америки в Амстердам, заночевали. Утром выезжать – нет Вити Гетманова. Ростовского защитника по прозвищу Иисус.
– Такой худой?
– Такой тихий и добрый. Вдруг резко тормозит такси – Гетманов выскакивает. И выясняется – отправился к дамам. Под утро закурил – и его счастье, что окурок даме на живот выпал. Она как заорет! Витя опомнился – время же!
– Невероятно. А вы как в Амстердаме вечер провели?
– Я лазил по городу. Захожу в маленький магазинчик, там старик мне улыбается. Протягивает колоду карт с голыми бабами. Я беру – и меня бьет током! Фокус! Я смекнул: то, что надо. Купил несколько колод. А со сборной был председатель федерации футбола Николай Ряшенцев. И вот мы сговорились со Славой Метревели. В автобусе Слава вырывает колоду, кричит на весь салон: "Николай Николаевич, чем молодой занимается! Голые бабы!" Ряшенцев про баб слышит – по баулам лезет к нам. Забирает карты, хмуро косится на меня – и обратно идет. Мы ждем.
– Дождались?
– Через минуту вопль из его угла: "А-а-а!" Не выдержал Ряшенцев, заглянул.
– В 60-е "Динамо" моталось на халтуру по колхозам?
– Почему сразу по колхозам? Ездили и в областные центры. При Севидове матчей 15 в год набегало. А Маслов этого не любил. Ворчал: "Издевательство над футболом!" Хотя видел, что на "Динамо" в любом городе собирался полный стадион. Ну и какое же это издевательство?
– Платили хорошо?
– Рублей по 200-250 за матч. При зарплате 180 – это была официальная ставка игрока высшей лиги.
– А на чемпионате мира?
– Если договоришься втихаря от начальства с "Пумой" или "Адидасом", получишь 200-300 долларов. Но самыми денежными считались поездки в Южную Америку.
– Почему?
– Нам полагалось 75 долларов за одну страну. Так футбольный импресарио Борже Ланц старался охватить как можно больше стран. Организует для сборной пару лишних матчей – и заработаем долларов 400. Расплачивался Ланц чеками, которые в магазине обменивали на вещи. Делалось это для того, чтоб кэгэбэшник, сопровождавший команду, не смог забрать у нас деньги.
– Мохер в Союз возили?
– Мало. Помню, на таможне перед нами досматривали артистов из киевского ансамбля Вирского. Раскрыли сумку – а она была настолько этими мотками забита, что разлетелся мохер по всему аэропорту.
За границей жил я обычно в номере с Володькой Пономаревым. В маленьких гостиницах после обеда любили загорать на крыше. Однажды вылезли через окно. Володька улегся, а я дальше прошел. Чувствую – нога проваливается! Думаю: "Мама родная! Под нами ресторан, рухну на чей-то стол!" Судорожно начинаю цепляться за что-то, Пономарев руку протягивает, тащит к окну. В какой-то момент черепица трескается – и я упираюсь в твердое покрытие. Володька хохочет.
– А вы?
– Стою, как дурак, – в царапинах и порванных брюках. А в 1969-м после победы в Стамбуле отмечали выход на чемпионат мира. Возвращаюсь в отель – в холле вижу Качалина, главного тренера, и Старостина. Решил судьбу не искушать. В окно полез. Карабкаюсь по карнизу на третий этаж и натыкаюсь головой на острый колышек, который не заметил в темноте. Кровища хлещет. Чуть не убился.
– Непьющие в сборной были?
– Женя Ловчев. Он и теперь не пьет. Толя Банишевский, когда был игроком, спиртного в рот не брал. В барах всегда молоко заказывал. Мишу Месхи это раздражало. Даже пригрозил: "Еще раз в нашей компании "милк" попросишь – зарэжу!"
– Ловчев в красках описывал ваши автомобильные приключения.
– Женя, между прочим, с того света вернулся. В Германии ему сердце оперировали – шесть часов был не с нами. Просыпается – рядом русская медсестра, старенькая: "Что, сынок, очнулся?" Это мне в Москве на столетии Маслова рассказывали.
А приключения за рулем у меня были. Сдавать экзамен пришел с Медвидем. Машина на бугорке, меня спрашивают: "Водить-то умеешь?" Федя говорит: "Да он шикарно водит!" Я снял с тормоза – назад покатился. Потом то на кучу гравия ночью наеду, то застряну на перекрестке, троллейбуса испугаюсь…
– Номер на вашей "Волге" был особенный?
– Нет. Я к таким побрякушкам равнодушен. Но кто хотел – делал. У Бибы, например, был 00-09.
– А на "Чайку" скопить, как Сабо, не пытались?
– Сабо же взял ее по блату через венгерское посольство. Но в Киеве поднялся страшный переполох, и от машины он поскорее избавился.
– Сейчас водите?
– Уже нет. Как продал в 1997 году, так всё. На книжке 50 тысяч советскими сгорело, на несколько автомобилей хватило бы. Казалось, и детям останется, и внукам. Я государству верил до конца.
ЦЫМБАЛАРЬ
– В ВШТ вы учились с Виктором Прокопенко. По части юмора были на одной волне?
– Мы не так много общались. К Вите в Москву жена приезжала. Контролировала. Я чаще с Эдиком Малофеевым время проводил. Его поселили в общежитии на первом этаже, меня – на втором. Среди соседей были штангисты. Как-то засиделись мы с Эдиком в компании, от метро по грязи топали. Утром проснулся он в своей комнате и увидел загадочную картину. Следы от его ботинок ведут к кровати, дальше – по стене, потолку – и обратно к двери. Подумал, что это мои проделки.
– Разве нет?
– Конечно, нет! Потолки высоченные – как бы я туда залез? Наверное, штангисты пошутили.
– Почему в большом футболе не задержались как тренер?
– Поработал в Черкассах, Кривом Роге и почувствовал, что теряю интерес. В Советском Союзе тренер должен был уметь все. Находить деньги, выбивать из начальства доплаты. Я таким даром не обладаю. В Киеве был директором спорткомплекса при станкозаводе, пока не пригласили в школу "Динамо". Вот детишек тренировать мне в радость.
– Самый известный из ваших воспитанников – Илья Цымбаларь?
– И Юра Дмитрулин, 9-кратный чемпион Украины. Сережа Заец тоже за "Динамо" поиграл.
– Юран нам говорил, Заец сильно поддавал, охранял стоянку.
– Было, было… А сейчас уехал в Канаду. Жена у него гимнастка, ее давно туда зазывали. Контракт на пять лет. И Сереже работу нашли. В последнее время он уже не пил, трудился в интернате.
– Цымбаларь в детстве на фоне сверстников выделялся?
– Шебутной был. И глаза разного цвета, как у кошки. Начали с ним играть в маленькие ворота. Илюша левой ногой раз меня финтом убирает, другой! Задергал! Думаю – совсем я старый стал. А годы спустя он "Реал" дурил этим же финтом.
– Вы не только Цымбаларя помните юным. Еще Блохина.
– Я помню, как он появился в "Динамо". В Леселидзе бежим 30 метров. И этот пацан, которого и по имени еще не знали, всем нашим звездам привез метров десять. У меня первая мысль – мы после пьянки, что ли, такие вареные? А Севидов в сторонке стоит, посмеивается. После объяснил: "Это ж сын легкоатлетки…"
– Был футболист, который бежал бы быстрее Блохина?
– Урин из московского "Динамо" – но он бестолковый. А Блохин мог и тормознуть, и техничный. В нашем "Динамо" была теплая атмосфера, поэтому ребята из дубля заиграли. Никто их не "душил" – ни Блохина, ни Веремеева с Онищенко.
– Андрей Биба брал автограф Пеле на червонцах. А вы – у кого-нибудь брали?
– Пытался – у Марины Влади. Отказала.
– Где?
– В Шереметьеве. Мы со сборной в Вену улетали, она в Париж. В роскошной шубе, Высоцкий ее провожал. Развел руками: мол, извини, не хочет. Незадолго до этого он был на гастролях в Киеве и приезжал к нам на базу. В баньке попарился. Мы в тот день на сборе сидели, поэтому обошлось без застолья.
– Автограф-то вам зачем?
– Захотелось. Червонцы, как Биба, протягивать не стал. Подошел с паспортом. А Валя Иванов в Италии пробовал взять автограф у Софи Лорен. Тоже ничего не вышло… Когда Валя умер?
– В ноябре 2011-го.
– Последний раз виделись года за полтора до смерти – на столетии Маслова. Валю привела жена. Он болел, уже никого не узнавал. А какой был игрок! Академик! Со Стрельцовым друг друга понимали с полуслова.
– Кто из киевлян Стрельцова-то разозлил?
– Турянчик. 1965 год, игра с "Торпедо". Эдик после тюрьмы. Первый тайм заканчивается – ведем 3:0. Во втором оба завелись, Васька обозвал его уголовником. Что тут началось! Стрельцов кладет два гола, у "Торпедо" полно моментов, мы еле отбиваемся. Эдик – здоровый, 47-й размер ноги, прет так, что не остановишь.
– Как закончили?
– Выиграли 3:2. Чудом. После матча Маслов шумел: "Я же предупреждал – только не злите Стрельцова!" Потом играем в Лужниках с "Торпедо". У меня впереди не клеится. Отошел назад в поисках мяча. Ко мне он отскочил неожиданно, и я решил отпасовать вратарю. Но вместо этого вывел Стрельцова один на один. Не сближаясь с Рудаковым, Эдик низом пробил в угол. Женька нырнул к штанге, мяч попал ему в лоб и отлетел мне в ноги. Вынес его и убежал, а Рудаков орал в спину: "Хмель, сюда не подходи!"
СВАДЬБА
– До 42 лет вы хоть кому-то делали предложение?
– Даже мысли не возникало! Были красивые, нравились. Но они ж все нравятся до определенного момента. Следующая – еще интереснее. А жениться мать заставила. Уже отказывалась готовить, стирать. Да и я понял, что нагулялся.
– Сыну вашему лучше не стало?
– К сожалению, нет. По вине акушерки получил родовую травму. Когда извлекли на свет, он был темно-синий. Произошло кровоизлияние в мозг, что привело к развитию детского церебрального паралича. Возили и во французскую клинику, и в горы, и к народным целителям – все напрасно. Сам ходить не может. До 15 лет постоянно были судороги. Сейчас ему 25 – а весит 35 килограммов.
– Простите за вопрос, но врачи не предлагали отказаться от ребенка, когда выяснилось, что у него такие проблемы?
– Нет. Мы этот вариант и не рассматривали. Он же наш сын!
– Кажется, большим вашим другом был Федор Медвидь?
– Да, отличный парень. Как-то в Москве оказались в "Метрополе", там молодежь со всего мира принимали. Коммунистическую идеологию прививали. Но "Метрополь" в час ночи закрылся – а Медвидь говорит: поехали в санаторий за город, меня там знают. Ну и поехали. Полезли в окно. Скандал вышел такой, что до Киева донеслось. Хоть Медвидь голосил: "Всех уволю!" За ним это водилось. Или мог позвонить: "Хмель, спишь?" – "Пять утра!" – "Да брось, выходи в сквер".
– Зачем?
– А вот такой человек – рано вставал. И засыпал тоже. Он из закарпатского села, там все с темнотой ложатся. В 1965-м перед матчем мне говорит: "Хмель, встретил девушку. Такая пацанка славная, очень мне нравится". Отправился в баню с Сабо и Турянчиком, они подтравили: нравится – женись. И вечером он женился!
– Сразу?
– А что тянуть? Через пару дней приходит ко мне в гости: "Знакомься, это Света. Так любит, что в космос за мной полетит". Это был ноябрь. Тут отпуск, декабрь. Собираемся в январе – Федя уже с ней развелся, женился на другой.
– Прекрасный человек.
– Вторую свадьбу справлял в сельском клубе. Собралось человек шестьсот. Федя весь вечер просидел молча, угрюмый. В конце надо ж слово сказать – поднялся: "Спасибо, дорогие други, что пришли меня поздравить. Такое событие бывает раз в году…" И сел.
– У Генриха Федосова из московского "Динамо" были невероятные романы за границей. У вас случались?
– У меня романов не было. Короткие встречи – и быстро заметал следы.
– Про ваш гарем из мексиканок мы слышали. Когда сборная СССР уезжала – все горничные вышли вас персонально провожать. Кому-то вы давали наказ: "Родится сын – назови так-то…"
– Да нет же! Это я кричал в Улан-Удэ! К Хомичу около вагона лезла прощаться какая-то девчонка с узкими глазами. Он машет ей в ответ. А я возьми, да высунись из окошка: "Если родится сын, назови Хомкой".
– Среди заморских дам особенное впечатление производили кубинки?
– Я на Кубе не был, зато раза четыре бывал в Рио-де-Жанейро. А уж там успех у дам зависит от того, сколько у тебя в кармане. С деньгами было туго. Так что в роман Геши Федосова с миллионершей, о котором столько разговоров было, не верю.
– Бог с ней, с миллионершей. Кого вы водили свататься к дочке попа?
– Турянчика.
– Так это он во время сватовства облюбовал вторую поповскую дочку – и вы еле ноги унесли?
– Нет. Но и не женился Вася. Поехали в село, где приход. А батюшка здоровенный, красавец, в волейбол играл за Мукачево. Поразился: "А где вы дочу мою бачили?" – "На заводе". – "Цэ ж не та…"
– Значит, не пришлось убегать?
– Допускаю. Но не помню.
– Еще про Турянчика нам Валерий Маслов рассказывал: "Киевское "Динамо" прилетело из Кишинева раньше, чем было запланировано, Вася домой возвращается – а там десятиборец с его женой. Турянчик – парень крепкий. Накостылял десятиборцу так, что того в больницу увезли".
– Ребята в самолете выпивали после игры и подначивали Турянчика: "Придешь домой – а там какой-нибудь хмырь…" И точно, сидит. Хороший парень, кстати. Тоже закарпатский, Коля зовут. Вася ему с носка удачно засадил – тот в ауте. Добавил, хлопнул дверью и ушел.
– Развелся?
– Да, вернулся в Мукачево, там в 40 лет вновь женился. Вася – фанат охоты. Дом забит ружьями, рогами, прочими трофеями.
– А вы – охотник?
– Нет. И не рыбак, хотя вырос на море.
Киев – Москва
На черно-белом снимке – динамовцы после победы над "Торпедо" в кубковом финале-1966. Стоят (слева направо): старший тренер Виктор МАСЛОВ, Евгений РУДАКОВ, Василий ТУРЯНЧИК, Сергей КРУЛИКОВСКИЙ, Владимир ЩЕГОЛЬКОВ, Виктор БАННИКОВ, Анатолий БЫШОВЕЦ, Виталий ХМЕЛЬНИЦКИЙ. Сидят: Йожеф САБО, Леонид ОСТРОВСКИЙ, Андрей БИБА (с кубком), Вадим СОСНИХИН, Виктор СЕРЕБРЯНИКОВ, Федор МЕДВИДЬ.
