«На похоронах Кости Бердыев не плакал — рыдал». Пронзительное интервью сестры агента Сарсании

Я собирался к Тане, сестре Кости Сарсании, говорить о брате. Почти шесть лет, как он, самый обаятельный человек российского футбола, не с нами. А кажется — все случилось вчера.

Сели на кухне — и открылось то, о чем понятия не имел. Сама Татьяна долго работала в приемной у Вячеслава Колоскова. А после в РПЛ — отвечая за заявки футбольных клубов. Какие-то истории рассказывать нельзя — но некоторые рвутся наружу. Выслушивать — большая радость. Надеюсь, читать тоже.

Таня достает коробку с фотографиями.

— Были вокруг родные люди — а сейчас остались четыре коробочки. С документами, орденами, карточками вот этими. Папа, мама, Костя и бабушка. Чувствую себя каким-то Хароном. Который перевозит людей в царство мертвых. Думаю — может, меня оставили для того, чтоб хранила о них память? Вот такая у меня миссия?

Я переснимаю какие-то пожелтевшие карточки. Под стрекот фотоаппарата Таня вздыхает:

— У нас даже фотографий вместе с Костей, кроме детских, не осталось. Только одна — мне 16 лет, ему чуть за 20. Всё! Времени не было фотографироваться! Вот он залетал — быстрее, быстрее... «Я на полчасика!» Снова куда-то мчится. Мама ему в спину: «Я не понимаю — ты с нами или нет? Можно хоть на эти полчаса телефон отключить?» Костя улыбался, целовал маму: «Все, я побежал, меня ждут!»

Я хорошо знал Константина Сергеевича. Приблизительно так его жизнь и представлял — всё на бегу. Даже самое важное.

11 июня ему исполнилось бы 55 лет. Разве возраст?

Татьяна Сарсания.

Фото из личного архива Татьяны Сарсании

«Пойдешь ко мне в секретари?»

— Про Костю мы поговорим. Но я поражен подробностью — вы долго работали в РФС?

— Пришла еще в Федерацию футбола СССР! 1991 год!

— Невероятно.

— Как раз в те годы федерацию преобразовывали. Долго выбирали название. Всем понравилось звучание — «Российский футбольный союз». Прямая аналогия с Германией. При мне подписывались документы о строительстве Дома футбола на Народной. Сколько работала — столько и слышала: «Танюшка, еще годик — и все! Въедем в новое здание!»

— Едва ли в 1991-м вас мог куда-то устроить брат. Тогда — юный футболист.

— Нашего с Костей папу знали все — известный в мире спорта ученый, врач! Работал со сборной Тихонова, с тяжелоатлетами, биатлонистами, с хоккейным «Динамо». К Андропову ездил на доклад. Вот папа и повел меня, студентку, в Олимпийский комитет на Лужнецкой набережной. Может, получится устроить на работу по международной линии. Теплый сентябрь, золотые листья. Мы туда — а навстречу Колосков: «О, Серега!» — «Слава, привет...» Папа ему помогал по научным делам. Колосков возглавлял тогда объединенное Управление футбола и хоккея.

— На крыльце все и решилось?

— Папа между делом говорит: «Хочу дочку на работу устроить». Вячеслав Иванович спрашивает: «Печатать умеешь ?» Папа за меня отвечает: «Все умеет! Английский знает отлично! Могу поручиться, ответственная, с ней проблем не будет...» Колосков посмотрел внимательнее: «Пойдешь ко мне в секретари?» Тут я и выдала: «Только у меня условие!»

«Вынули из сейфа наличные и стали угрожать Косте расправой с семьей...» Первый агент в российском футболе

— Это какое же?

— Вот и он усмехнулся: «Так-так, интересно. Что за условие?» — «В 18.15 мне нужно выйти с работы. За 45 минут доехать до университета, учусь на юридическом...» Колосков обрадовался: «О, такие люди мне нужны! Если это все, тогда в понедельник жду тебя на работе. Приходи к 9.00». Вот так и попала в футбол. Хоть и не мечтала об этом.

— Люди в федерации футбола работали серьезные.

— О, еще какие! Рядом Анатолий Бышовец, Борис Игнатьев, Павел Садырин, Александр Пискарев, Валерий Бутенко, Миша Насибов, Зураб Орджоникидзе, Александр Ярдошвили, Савелий Мышалов, Леонид Трахтенберг, генсеком был Радионов... Представляете масштаб? И я — совсем девчонка. Рядом хоккейная федерация — и Сережа Козлов, нынешний вице-президент КХЛ, говорил: «Я все понять не мог — что это такое? Опять к нам школьников на экскурсию привезли? Потом присмотрелся — вроде одна и та же каждый день приходит...»

Татьяна Сарсания.

Фото из личного архива Татьяны Сарсании

«Tombe la neige — о чем это?»

— Алексей Парамонов выдумывал новые футбольные правила — предлагал то штрафную сделать овальной, то пенальти бить по пустым воротам с центра поля. Все это на официальных бланках федерации футбола отправлял в Цюрих Блаттеру. Тот все пересылал Колоскову с пометкой: «Доктор, уймите вашего зама».

— Алексей Александрович был мой любимец! Чудесный дядька! Импозантный, красивый, очень добрый! Я поразилась, услышав, насколько бегло он говорит по-французски. По радио песня Tombe la neige. Я задумалась вслух: «Интересно — о чем это?» Вдруг Парамонов говорит: «А я тебе сейчас расскажу! Падает снег...» Почему-то для меня это стало таким потрясением — «Ка-а-к, вы знаете французский?!» — «Да. Научился в Тунисе...» Не было тепла в отношениях у меня только с Никитой Палычем.

— С Симоняном? Что такое?

— Была у меня скверная черта — никогда не могла явиться вовремя, к 9 утра. Проводила эксперимент — вставала на полчаса раньше. Все равно на работу прихожу в 9.15. Сегодня «эффективные менеджеры» выкинули бы меня сразу.

— Да Колосков сам, наверное, опаздывал.

— Вячеслав Иванович всегда приходил без пяти девять. По нему часы можно было сверять. Открывал кабинет, все окна. Проветривал. Брал письма — и расписывал, кому какое. Оставлял у меня на столе. Тут появляюсь: «Вячеслав Иванович, я пришла!» — «Ну и чудненько. Давай чайку попьем». Вот так у нас начинался день. Если, конечно, Колосков не в отъезде. А в отъезде он был часто.

— Так что с Симоняном?

— Однажды заходит в кабинет к Колоскову. А дверь-то приоткрыта! Слышу: «Вячеслав Иванович, ну что это такое? Она каждый день опаздывает! Мы, заслуженные люди, чемпионы, себе такого не позволяем. А она — запросто...»

— Что Колосков?

— Вячеслав Иванович ему отвечает: «Никита Палыч, вот скажи — у тебя по работе к ней претензии есть? Может, она что-то не сделала? Или нагрубила?» — «Нет-нет, что ты!» Пауза такая мхатовская. Голос Колоскова: «Никита Палыч, отстань от нее! Это я разрешил опаздывать!» Очень это Симоняну не понравилось.

— Предсмертные годы Парамонова — это какой-то ад.

— Я так расстроилась, когда прочитала ваше с ним интервью! Представить не могла, что его жизнь превратилась в кошмар!

— Полное одиночество, слепота.

— Если б знала, съездила бы к нему. До сих пор у меня нет-нет, да и екнет: как же так получилось? Однажды спросила Парамонова: «У вас внуки есть?» Отвечает — нет. «Так переживаем с женой — дочка никак судьбу не устроит...» Потом узнаю: супруга умерла, с дочкой не общались.

Сергей Хусаинов: «Я погибал три раза»

— Самый веселый персонаж в том РФС?

— Сергей Хусаинов — главный весельчак! Мастер розыгрышей и подколов! Есть у него настроение — а-а-а! Всех в охапку, в ресторан. Гуляем, Серега за всех платит! Дни рождения всем коллективом отмечали за одним столом. Если Вячеслав Иванович в отъезде — в его кабинете. Стол у него был огромный. А рядом чемпионские кубки. Красота!

Вообще, лучше начальника у меня не было! Вячеслав Иванович — он потрясающий! Не было случая, чтоб из-за границы вернулся без какого-то подарочка мне и второму секретарю. Всегда что-то небольшое, но очень приятное. При этом — нейтральное. Не выходящее за рамки. Брошка, ключница, зонтик... До сих пор храню шейный платок, вышитый лошадками... Я проработала рядом девять лет — ни разу Колосков ни на кого не повысил голос. Какая бы ни была ситуация. Хоть небо обрушится — у него не дернется мускул.

— При этом «****» через слово.

— Поначалу меня это шокировало. Потом привыкла. У Вячеслава Ивановича это для связки слов. Так проскакивает, что и не замечаешь.

— Это штука заразная. Час с Колосковым пообщаешься — потом весь день говоришь точно так же.

— Наверное. Вот поэтому-то Сергей Куликов разговаривает точно так же — видимо, от шефа перенял. Но я Колоскова обожала. Всегда в настроении, улыбается. Изумительный вкус. Одет с иголочки. Другой весь в брендах — а все равно как пугало. Колоскову все шло! Даже очки были какие-то невероятные для того времени. Как-то хитро складывались, убирались в крошечный футлярчик.

Вячеслав Колосков.

Фото Дмитрий Солнцев, архив «СЭ»

Самый тяжелый день — когда убили Сыча

— Самый тяжелый день в РФС?

— Самый неприятный — когда Вячеслава Ивановича пытались убрать силовым методом. Было так за него обидно!

— Как выглядело?

— Вломились налоговики и стали изымать все документы. Поначалу жестко себя вели. К стенке не ставили, но разговаривали так... Через губу. Вячеслав Иванович вышел, сказал: «Ты вообще не волнуйся. Все, что они попросят, отдавай. Любую бумажку. Любую папку. Нам скрывать нечего». Вроде стали помягче общаться. Но крайне неприятно, когда у тебя над душой стоит человек: «Давай, давай...»

— Так целый день?

— Какой «день»?! Им выделили кабинет — они сидели неделю! Проверяли каждую бумажку! Тяжело было сознавать, что шефу может грозить физическое воздействие. Ситуация была напряженная.

«Приснился отец и направил меня». Дочь Константина Сарсании заходит в агентский бизнес

— Это какой год?

— Когда убили Сыча. Сидевшего в соседнем кабинете. Я очень дружила с его шофером, Димой! Тот время от времени забегал. Сидел, травил анекдоты. А его обыскались: «Опять лясы точишь? Тебя Лукич ищет!»

— Этот Дима был за рулем Volvo, которую расстреляли?

— Да. Это было утро. Они, как обычно, выехали на работу. Что-то их нет и нет. Все в недоумении. Вдруг влетает его секретарша: «Стреляли в Сыча!» Кто стрелял? Что случилось? Оказывается, Димка выжил и позвонил: «По нам стреляли, не ждите. Лукича убили». Мы оцепенели. Всем хотелось подробностей — но водитель появился через пару дней. Чудо, что он-то остался жив.

Валентин Сыч.

Фото Александр Вильф, архив «СЭ»

Дима Кузнецов в кресле Колоскова

— Самая смешная история в той приемной?

— Дима Харин получил предложение из Англии, должен был вот-вот уезжать. Не хватало каких-то документов, надо было срочно отправить. Трансферами занимался Сергей Куликов. Вот Харин пришел в РФС...

— Не знаю почему — но уже смешно.

— Только-только у нас появился факс. Первый компьютер принесли! Не было никакого Word — стояла советская система «Лексикон». Экран размером с телевизор! Вот на пороге возник Димка Харин. Рядом Дима Кузнецов — как группа поддержки. Я сразу к Харину: «Дима, привет! Ты меня не узнаешь?» Он вгляделся. «Я сестра Костика Сарсании!» — «Ой, Таня, неужели ты?!» Он домой к нам когда-то приходил вместе с другими ребятами. Представил второго: «А это Кузя!» Тот важно: «Дмитрий!» Осмотрели факс, компьютер, глаза расширились...

— Это ясно.

— Кузнецов заметил приоткрытую дверь — и произносит: «А это прям Колоскова кабинет?!» Да, отвечаю. «А он у себя?» — «Нет, в командировке...»

— А дальше?

— Говорит: «А можно взглянуть? Так интересно!» — «Да пожалуйста...» Тот зашел, осмотрелся: «А ничего так! Неплохо!» Переводит на меня счастливый взгляд: «А можно я в его кресле посижу?» — «Давай!» Сел, покрутился. Восторг! Обалдел от «вертушки» с гербом. Правительственная связь.

«Я успел нырнуть в кусты. А пьяного Лобановского милиция повязала». Интервью Вячеслава Колоскова

— Что говорит?

— «Класс... Мне нравится! Пацанам скажу — в кресле самого Колоскова сидел! Это ж уровень!» Они ушли, а я думаю: вроде взрослые — а совсем мальчишки...

— Колосков мне когда-то говорил — не знал, куда деваться от писем. Со всей страны сыпались советы.

— Вячеслав Иванович где-то в дороге — а я ему рассказываю, что за письма пришли. Говорит: «Ну-ка зачитай вот это...» Выслушает — и произносит: «Ты же разумная? Придумай что-нибудь сама в ответ!»

— Вот это да.

— Потом появляется на работе — говорю: «Вот, я сочинила ответ». Он раз — и подписывает! «Отправляй!» Я каждый раз поражалась: «Вы хоть почитайте! Вдруг я что-нибудь не то написала?» Может мельком взглянуть, что-то черкнет. Почерк Колоскова вы видели когда-нибудь?

— Как-то не отложилось.

— Это работа для шифровальщиков! А я хорошо его разбирала. Ко мне все бегали: «Тань, посмотри, что он написал?» Кстати, у моего начальника в лиге Чебана такой же.

Вячеслав Колосков.

Фото Григорий Филиппов, архив «СЭ»

Портфель Жиляева

— Вы в лиге отвечали за заявки. Последний день трансферного окна — это Сталинград?

— Это что-то невероятное. Просто мрак. С 2017 года ввели электронную систему — а до этого мы должны были проверять все вручную! Каждую бумажку!

— Хоть раз был случай, что люди опоздали на пять минут и футболиста не заявили?

— Нет. Всегда заявляли. Но каждый раз звонки, крики в трубку: «Умоляю, дождитесь! На такси еду!» — «Успеешь — молодец...»

— Самый экзотический представитель команды, с которым сталкивались?

— Не скажу фамилию — этот человек просто заснул!

Александр Пискарев: «Сборная России продала игру Гане. Я узнал последним»

— Как быть?

— Без него заявили. Он так сладко спал... Вот представьте: живая очередь. 16 клубов. Каждый футболистов заявляет пачками! Сидят друг у друга на головах! Человек из дома вышел в 4 утра. В 9 вечера ко мне еще не попал. Конечно, устал...

— Прикорнул прямо в коридоре?

— Сел рядом со мной, повесил голову. Мы ему очки сняли, чтоб не разбил. Возникли какие-то вопросы — и то обошлись без него. Позвонили гендиру клуба: «Нужна такая-то бумага!» — «Да в портфеле у него есть, ты посмотри...» Потом он проснулся, взял портфель и ушел. Снова заснул в аэроэкспрессе — и сделал три рейса туда-обратно. Хорошо, портфель не потерял.

— Самый тяжелый персонаж?

— Всегда смуту вносил Жиляев!

— Это легенда. Даже портфель его — из былин.

— О, мы все этот портфель помним! Как и его прическу — две волосины в шесть рядов. Поначалу зачесывал на один бок. Если взволновался или случился ветер — все это поднималось, колыхалось... Первые три года Валерий Владимирович был еще ничего — но в последнее время появились странности. Все забывал. Сядет рядом со мной, поставит в ноги портфель. Вдруг вскочит: «Портфель! Где мой портфель?!» — «Да вот же он...» — «Уф-ф... Слава богу! Я уж думал — все, украли!»

Валерий Жиляев.

Фото Александр Вильф, архив «СЭ»

— Какой живчик.

— Жиляеву все было по барабану, любая очередь. Ему вслед: «Валерий Владимирович, здесь люди ждут!» — «Какие люди? Зачем? Я заслуженный человек!» Даже голову не повернет.

— Могли и побить.

— Это вряд ли. Просто возмущались. Потом я научилась успокаивать: «Ребята, я быстро все сделаю. Не нервничайте! Клянусь, мы все успеем. Он же нам всем вынесет мозг, не даст работать...»

— Узнаю Валерия Владимировича.

— Как-то приехал Витя Шекемов из Нальчика заявлять команду. Здоровенный, громогласный, кудрявый! Усищи!

Как жил и умирал Константин Сарсания. Откровения отца и друзей

— Выпукло как обрисовали.

— Вешает свою куртку размером XXL. Следом прителепался Жиляев, пристроил рядом свою. Почти такую же, но на пару размеров меньше. Я быстренько все ему оформила, он портфельчик берет, куртку набросил сверху...

— Догадываюсь, что было дальше.

— Из соседнего кабинета выходит Шекемов — и видит, что Жиляев чешет к выходу в его куртке. Кричит: «Э, э! Уважаемый, подождите!» Жиляев от него отмахивается, отпихивает руку, выкрикивает фальцетом: «Что такое, что такое?» — «Куртка-то моя!» — «Ты что, ты что... Моя! Ты меня не трогай!» А мы рядом все умираем от смеха.

— Отбился?

— Витя с него еле куртку содрал — мне уж пришлось вмешаться: «Валерий Владимирович, вы все перепутали! Это не ваша. Ваша — вон, на вешалке!» — «Ой... Да? Ну, извини, извини...»

— Еще яркие персонажи?

— От московского «Динамо» приезжал Аристид Панайотиди, бывший спартаковский вратарь. Сейчас в Греции живет. Кстати, друг нашего Кости. Появится: «Танюшка, ты ж сама все знаешь, сделай как надо!» — «Вот ты наглый! Как Михалков — «сама, сама, сама...»

А одного гражданина мы зимой на балконе закрыли!

— Ну и методы.

— Так случайно же! Вышел покурить, а там темно. Мы все на кухню отправились перекусить. Вдруг задумалась: «А этот-то где?» — «Вроде курить выходил...» Тут нас всех одновременно осенило: где ж ему курить, если не на балконе? Кидаемся туда...

— Ну и?

— Отворяем балкон. Выходит к нам на негнущихся ногах не человек, а соляной столб. Полчаса простоял в одном свитерке на морозе. Даже говорить не может. Как-то оттаял: «Я уж думал все. Поздно, на улице никого. Да и кричи — не докричишься...» — «Что ж ты не позвонил?» — «Так я на минуточку вышел — телефон на столе оставил!»

Штраф от УЕФА — 20 тысяч евро

— В жизни не поверю, чтоб при такой работе — и без ЧП.

— Помню только один случай. Да и то — косяк не наш. Заявляли в ЦСКА какого-то негритенка. Все оформили. Вдруг из УЕФА приходит штраф. 20 тысяч евро — на адрес РФС!

— Вот это да. Что случилось?

— При международных переходах мы работаем только после того, как даст отмашку РФС. Международные трансферные сертификаты — специальная система, «соты». Мы могли включаться в процесс только после того, как Сергей Куликов в РФС все подпишет. Вдруг такая история!

— Что было дальше?

— Приезжает Роман Бабаев из ЦСКА. Вызывают весь наш отдел — и сотрудника РФС, который занимается всеми трансферами. Был и Куликов. РФС все пытался повесить на нас. Было неприятно!

Место Сарсании. Колонка Казакова

— Удалось?

— Нет. Я пошагово все разъяснила. Принесла документы. Роман Юрьевич сказал: «У меня к вам нет вопросов. Я все понял».

— Кто оказался виноват?

— Закавыка была именно в РФС. Как-то неправильно обошлись с международной трансферной системой.

— Ну и штрафы в УЕФА.

— Да, не забалуешь...

— Заявлять игрока в последнюю секунду — особое наслаждение?

— Это бесконечная история! Постоянно!

— Кто особенно любил эти вещи?

— «Зенит» и «Спартак». Тянут, тянут... В последнюю минуту обязательно кого-то всунут. Хорошо, если это какая-нибудь мегазвезда. Так нет же! Как правило, какое-то барахло. Которое потом в аренду сбагрят.

— Заявить задним числом нельзя? В 00.05?

— В последние шесть лет это невозможно физически. Стоит таймер — ровно в 0 часов 0 минут все закрывается. Электронная система управления.

— Прежде были варианты?

— Тоже нет. Висели часы. Полночь — все, хоть умри! Заходил Чебан, наш руководитель: «Господа! Всем спасибо, поздравляю вас!»

Татьяна Сарсания и Сергей Хусаинов в 90-е годы.

Фото из личного архива Татьяны Сарсании

«Если я умру — как семья тело будет перевозить?»

— В РПЛ работали удивительные люди. Например, бывший пресс-атташе «Сатурна» Игорь Мещанчук. Мой приятель.

— Игорь стал спортивным директором лиги — и не все это приняли. Честно скажу, поначалу его все клубы невзлюбили. Бесил со страшной силой. Но потом поняли, какой он профессионал, — и прежнее отношение сменилось огромным уважением! Дотошный, пытливый... Ни до, ни после него такого человека не было. Например, составляет календарь: «Этих надо поменять местами». Прядкин удивляется: «Зачем?» — «А как они будут добираться? А здесь проще самолетом!» О каждом клубе думал. А умер Игорь в 2014-м. Быстро сгорел.

— Рак?

— Да. Совершенно ужасная история. Я этот день хорошо запомнила. Как-то приходит на работу, на него смотрят: «Игорь Евгеньевич, у вас не желтуха ли? Белки желтые!» Игорь отвечает: «Я думал, мне показалось. Брился с утра — вроде желтоватые. Съезжу завтра в больницу...» Этот день еще отработал. До этого нам говорил — только мы значения не придали: «Что-то аппетит пропал, вообще ничего не хочется». Ему и прежде ничего нужно не было — только кофе да сигарета. На следующий день получил диагноз — поджелудочная. Он тогда рванул то ли в Германию, то ли в Израиль.

Трансферы Сарсании в «Зените»: от Текке до Широкова

— Не спасли?

— Нам пересказывал: «Профессор меня увидел, говорит — вы не наш пациент, наши так не выглядят!» Игорь цветущий мужик, здоровый! Потом все анализы сдал — профессор погрустнел: «К сожалению, я ошибся. Вы наш пациент». Игорь не желал ни от кого зависеть — вот в чем беда!

— Понимаю.

— Всегда — «Я сам!» Когда клубы узнали про его беду, передали: «Не возвращайся в Москву. Мы соберем тебе деньги, оперируйся...» Все готовы были скинуться!

— Так в чем же дело?

— Игорь ответил: «Если я умру — как семья тело будет перевозить? Нет, никому не хочу быть обязанным». А прислушался бы — до сих пор бы жил. Прооперировали в Москве — и неудачно. Полгода потом лежал. Почти ничего не ел. То зашивали, то расшивали. Он, бедный, мучился ужасно. Но он как-то сразу сдался. Месяца за три до кончины вдруг начал обзванивать всех: «Наверное, звоню в последний раз, попрощаться...» Для меня это был шок! Такой здоровый мужик — и вдруг скис! К чему я все это рассказываю? Вот был бы сейчас в лиге такой профессионал — все было бы иначе! Мещанчук полностью закрывал весь спортивный блок.

Игорь Мещанчук (крайний справа).

Фото Федор Успенский, «СЭ»

Увольнение

— Я следил по новостям — вы с лигой судились из-за увольнения. Когда ушел Прядкин, догадывались, что будут вычищать всех из его команды?

— Догадывались, что будет чистка, — но не представляли, насколько кардинальная. Мое мнение — нельзя привлекать в спорт людей, которые в этой отрасли не работали. Особенно из банковской сферы. Все, что случилось в лиге, было в 2009 году в московском «Динамо». Когда туда зашел ВТБ.

— Откуда вы знаете?

— Слышала от Кости!

— Что рассказывал?

— Пришли какие-то мальчики в пиджачках. Говорят: «А вы могли бы нам уделить время? Расскажите нам про трансферы. Нам нужно оптимизировать расходы...»

— Ну и?

— Отвечает: «Хорошо, садитесь». Час им рисовал, объяснял. Те выслушали — и отвечают: «Спасибо, мы все поняли. Но все-таки это очень дорого, надо сокращаться». Костя был озадачен: «Я почувствовал себя таким идиотом! Зачем я все это рассказывал, кому? Люди не понимают — и не хотят! Я на них час жизни убил!» Он был тогда спортивным директором «Динамо». Клуб трясло несколько лет.

— В лиге было примерно то же самое с приходом команды Хачатурянца?

— Здесь история еще ярче. Нам было сказано — придут суперпрофессионалы. Ну, отлично. Ждем. Пришли. Первый шок: ни с кем не здороваются. Вообще никогда. Привели безумное количество людей, штат раздули немыслимо! В октябре зашла новая команда — а в декабре нам выдали предписание о сокращении штатов. Больше половины старой команды вышвырнули на улицу. С нами даже не поговорил никто! Не вызвали, не озвучили претензии. Для меня это было дико. Я 14 лет отработала в лиге без единого нарекания.

Константин Сарсания: «В 2002-м Венгер хотел купить Измайлова»

— Что за сотрудников привел Хачатурянц?

— Вот короткая история. Сразу станет понятно. Пришел кандидат на роль нового «директора по безопасности». Ему говорят — вот, мол, грядет дерби, «Спартак» против ЦСКА, такого-то числа... Вы будете смеяться!

— Итак?

— Человек крепко задумался — потом произносит: «А почему они этого числа играют?» — «Календарь». — «Что такое календарь? Какой?» Ему объясняют — и он потрясен: «Я-то думал, они играют, когда хотят. Просто звонят друг другу и договариваются». Вот такие «профессионалы».

Слава богу, недолго музыка играла. Эти «эффективные менеджеры» ушли, оставив после себя лишь недоумение: что это вообще было?

— Для людей увольнение становилось трагедией?

— Кто-то до сих пор не может найти достойную работу. Для меня это стало последней каплей. Сильно ударило по здоровью.

«Сейчас моя задача — не сесть в коляску»

— Со здоровьем у вас настолько плохо?

— Обнаружилось редкое неизлечимое заболевание. Быстро прогрессирует. Каждое движение — с большим трудом. Все мышцы отказывают. Сейчас моя задача — не сесть в коляску.

— Из-за чего организм дает такой сбой?

— Есть два варианта — генетика и стресс. Живет-живет человек — и вдруг бац! В моем случае, как сказали врачи, сказался жесткий многолетний стресс. Я еще не успела прийти в себя после смерти папы, а тут увольнение. Месяца полтора я спать вообще не могла. Все крутилось в голове: почему? За что? Как быть? После этого меня просто выключило.

— Как собираетесь работать?

— Голова-то здоровая. Техника под рукой. Как работала в ковид — так могу и сейчас. Вы понимаете, можно освоить что-то новое, найти какие-то подработки из дома. Но я почти четверть века отработала в футболе. Это удивительный, ни с чем не сравнимый мир. Особенный. Я дважды пыталась из него уйти. Поработала в Госдуме, потом в лотерее «Золотой ключ». Ездила на съемки рекламных роликов. Это интересно — но с футболом не сравнить! Вот сейчас вернулась в лигу — и очень рада...

«В 1996-м меня могли убить! Березовский хотел пролезть в МОК на мое место». Юбилейное интервью Тарпищева

Польский лесовоз

— Давайте про Костю поговорим. К какой истории недавно вдруг вернулись памятью?

— Ой, к одной авантюрной...

— Рассказывайте скорее.

— Мне было тогда 19 лет. Для Москвы иномарка — большая редкость, а брат уже ездил на «Опеле Вектра». Когда заглядывал в Россию. Играл-то он во Франции. Я отпросилась у Колоскова: «Можно к Костику съездить в Париж?» — «Езжай и ни о чем не думай три недели...»

— Здорово как.

— Не то слово! Костя уже тогда был склонным к приключениям товарищем. Все, мы летим в Париж! Надеваю юбку, туфельки, усаживаемся в «Опель». Чтоб ехать в аэропорт. Мама нас целует, машет вслед. Выезжаем со двора — и Костя поворачивается ко мне: «Слушай, я не хотел говорить. Мама же будет нервничать. На самолете мы не полетим...» — «А как?!» — «Да на машине поедем! Не переживай, все нормально будет!»

— Это сколько ж ехать?

— Я тоже спрашиваю: сколько? Костя с улыбкой: «Ну, пару дней. Понимаешь, у меня человек на таможне. Я ему пообещал мяч с автографами, нельзя подвести. Он мне печать как-то поставил нужным числом...» — «Мама будет волноваться — она же ждет звонка!» — «Да ты не переживай. Мы ей с границы позвоним — скажем, что уже во Франции».

Константин Сарсания.

Фото из личного архива Татьяны Сарсании

— Замысел выдающийся.

— «Да?» — переспросила я робко. «Да!» — уверенно ответил Костя. Вот так мы и поехали. Чуть не погибли.

— Что случилось?

— Едем по Польше, перед нами лесовоз. Тянет здоровенные бревна. Плетемся, не обгоняем. Дорога узкая. Вдруг он резко вспоминает, что ему нужно уйти налево, и не включает при этом поворотник! Все эти бревна с острыми краями прямо перед нашим стеклом, вот-вот все снесут. Костя в долю секунды утопил тормоз! Как удержал автомобиль — я не представляю. Еще бы сантиметр — бревно вошло бы в лобовое.

— Кошмар.

— Я в первый и последний раз увидела, как у Кости трясутся руки. Это было испытание.

— Отпуск-то удался?

— Чудесные три недели! Будто в детство вернулись. Везде меня возил. Кругом отыскивались подружки, которые его обожали. Какие-то наши люди из дипмиссии. Париж нам показывала девушка из посольства. Потом мы с ней подружились — через нее Колосков передавал Хасбулатову какое-то письмо на футбольную тему...

Константин Сарсания: «Когда за Данни мы отдали 30 миллионов, тоже было много шума»

— Европу брат знал отлично?

— Причем всю! Объехали всю Францию, потом повез в Бельгию. Где только ни были. Впервые я увидела Атлантический океан. Правда, не оценила — море и море. Но все это было потрясающе, мы бесконечно разговаривали. Вспоминали и вспоминали. Это было настолько доверительно... Мне кажется, я никогда так много не смеялась!

Возвращались домой из этой поездки тоже с приключениями. Торопились, чтобы успеть к серебряной свадьбе родителей. Ехали на машине через Польшу, Литву. Но был такой адский туман, что двигались практически на ощупь. Решили заночевать в Литве, а денег на гостиницу нет. Не рассчитали, потратились. Всем подарки накупили. Что-то на бензин отложено. В итоге ночевали в машине, на берегу озера. По-моему, в Тракае. К утру туман рассеялся, можно было ехать. По дороге нас никто не тронул. Повезло. Ребята в кожанках с пистолетами не встретились. Хотя в то время это было практически неизбежно. Вспоминаю эту нашу поездку и диву даюсь: как мы живы-здоровы остались? Зато скучно не было!

Еще вспоминаю историю — папа отправился на сборы с хоккеистами в Литву. Нас тоже взял. Мы еще маленькие. Мне пять лет, Косте десять. До сих пор перед глазами — на утренней пробежке рядом Мальцев с Полупановым. На ходу земляничку сорвут — и мне протягивают. На плечах катали. В свободное время рыбу ловили и вялили на солнце. Это для вас — звезды! А для меня — «дядя Володя», «дядя Саша»...

— Как мило.

— Умывальник был общий. Костя подходит — и видит: великий Мальцев чистит зубы. Присмотрелся и произносит: «Чистить надо не так!» Мальцев поразился, щетку вынул: «А как?» — «Сверху вниз!»

— Какая новость.

— Мальцев засмеялся, пуская пузыри из пасты: «Ты точно знаешь? Хорошо, буду правильно чистить...»

Деннис Лахтер: «Аршавин — душный. Венгер называл его «гребаный гном»

К бабушке в коммуналку

— Вы настолько ладили? Часто бывает иначе.

— Вот у подруги дети, мальчик и девочка, дерутся постоянно. У нас близко такого не было. Я Костика обожала, такая нежность была друг к другу! Для меня даже трагедией была его женитьба. Казалось, мне ногу или руку отрезали. На физическом уровне ощущала его нехватку. Это ведь он предложил родителям назвать меня Таней! Мы же все время были рядом. Вот мы утром вместе идем в школу. Вот он тренируется со мной. Ему лет 16, 17. Мне на пять лет меньше. Он сажает меня на плечи и делает серию приседаний. Я что-то рассказываю ему, но при каждом полете вниз замолкаю, мне страшно, а Костик смеется: «Не бойся, не уроню!» Или идем на лестничную клетку. Костик просит: «Постой со мной, расскажи что-нибудь, а то одному скучно». Я стою у лестницы и рассказываю ему что-то. Он в это время делает серию прыжков по ступенькам вверх с пятикилограммовым поясом с песком.

Татьяна и Константин Сарсания в детстве.

Фото из личного архива Татьяны Сарсании

Если Костя не на сборах, убегал с девочкой на свидание, а мне давал наказ: «Ты спать не ложись, жди меня!» «Ладно, — отвечаю, — я постараюсь!» Ему же дедлайн ставили — в 11.00 вечера быть дома. Вот он явится, усядется рядом и давай рассказывать — какая она, куда ходили, а что он ей сказал и что она ответила... Пока мама не услышит: «Да что ж такое?! Первый час — они все болтают!» А ну, марш по своим кроватям!" Костя своих девчонок водил на смотрины к бабушке в коммуналку. Мама говорила: «Что ты их всех туда таскаешь? Уж выберешь одну — и приводи...» — «Бабушка же сразу видит, хорошая она или нет. Мне надо посоветоваться».

— Мама была строга?

— Маму в детстве я боялась до трясучки. Влететь могло по первое число. Как говорила бабушка, «люблю как душу — трясу как грушу». Спрашивалось с нас по гамбургскому счету. При этом дышать без нее не могла. Мама для нас — это все! А папа — это человек-праздник. Все время отсутствовал. Он же на сборах с командами. Дома почти не бывал. Мы с Костей — совсем разные...

— В чем?

— Он человек с уникальными возможностями, невероятно талантливый! Мне всегда казалось — у него оба полушария работали одновременно...

— Вот я думал точно так же.

— Вы можете себе представить: ребенок в пять лет берет спортивную сумку, где лежат плавки, шлепанцы, шапочка и полотенце. Ждет автобус, едет на нем 15 минут до метро «Юго-Западная». Пересаживается в метро. Выходит на «Ленинских горах» — идет в бассейн. Плавает. Потом точно так же возвращается — и отправляется в детский сад. Где воспитательницу предупредили — и она группу не заводит, ждет: «О! Дети, Костик приехал, идем обедать...» В пять лет — много таких детей?

— Не встречал вообще.

— Я выросла, уже появился свой ребенок — и маму спрашиваю: «Костя же был маленький! Неужели ни разу ничего не забыл, не потерялся?» Мама задумалась: «Никогда. Мне почему-то казалось — все дети так могут...» Но со мной этот номер не прокатывал — я терялась до 14 лет! Достаточно было отпустить руку, чтоб я куда-то делась!

— У Константина Сергеевича была фантастическая память. Записной книжкой не пользовался, все номера в голове. Вы такая же?

— Память у него такая, что я и рядом не стояла. Голова как компьютер. Все эти безумные европейские номера из двадцати цифр держал в памяти! Просто охапки цифр — схватывал моментально и держалось годами! Но вот английский оба знали блестяще. Окончили спецшколу.

Юный Константин Сарсания с отцом Сергеем Константиновичем.

Фото из личного архива Татьяны Сарсании

Галстук в карман

— Мама, говорите, воспитывала жестко?

— Костя притащил из детского сада игрушку, серебристого космонавта. Обожал всякие фигурки — пиратов, индейцев! Расставлял, ложился на живот — и принимался комментировать голосом Озерова: «Пас дает Иванов! Козлов перехватывает... Удар, гол!» Вдруг мама видит эту игрушку: «Костя, это что такое?» — «Ой, мам... Я у Жени взял поиграть!» Проходит два дня — космонавт все у нас. Через неделю мама заподозрила — что-то не так. Прижала его к стенке, Костя долго извивался, но раскололся.

— Что случилось?

— Это игрушка из детского сада. Очень ему понравилась — вот и забрал домой. Мама вскипела! «Ты понимаешь, что украл? Ты вор!» — «Я думал, потом верну...» — «Завтра возьмешь эту игрушку и отнесешь в сад!» Мама заставила его встать перед группой и отчеканить: «Я взял этого космонавта, но теперь принес обратно. Больше так делать не буду...»

— Жестко.

— Воспитательница говорила: «Мария Аркадьевна, ну зачем вы так? Принес бы тихонечко...» Нет, ответила мама. Это так не работает. Он должен запомнить раз и навсегда — чужое брать нельзя.

— Учился отлично — с таким-то умом?

— Вопросов не было — пока маму не вызвала учительница: «Вот, взгляните». Костя завел второй дневник — где и двоечки, и троечки, и замечания!

— Вот это я понимаю.

— Но тут же учительница произнесла: «Прошу вас, сильно не ругайте. У вас очень неординарный ребенок. Представляете, какой изобретательный ум для второго класса? Помяните мое слово, он будет большим человеком. Я давно учу детей, разбираюсь!» А как в пионеры его принимали...

Артур Юсупов: «Я бродил в наушниках по динамовской базе — и рыдал. Никогда так не плакал!»

— Тоже история вышла?

— Мама все расспрашивала: «Костя, когда в пионеры-то?» — «Такого-то числа...» Для семьи праздник! Мама пирогов напекла, стол накрыла! Костя приходит счастливый, в галстуке. Все отметили, пирогов поели. Красота.

— Но было продолжение?

— Мама как-то озадачилась: «Что ж такое? Понять не могу! Уходит в школу наглаженный. А возвращается — будто корова у него этот галстук жевала...»

— Что отвечал?

— «Да мы в футбол играли, я галстук в карман...» Месяц так морочил голову. Потом выяснилось — его из-за поведения отодвинули в последнюю очередь. Никакой он не пионер. Но раз все равно примут — к чему маму расстраивать?

— Вот это смекалка.

— Как-то мама стоит у лифта. С ночного дежурства возвращается, устала как собака. Двери открываются — и замечает: какой-то дурачок тетрадки в шахту бросил... Пригляделась — батюшки!

— Тетрадки сына родного?

— Две тетрадки лежат таблицей умножения вверх, а одна — лицевой стороной. Сарсания Константин! Вызвала дворника, тетради достала. А Костику — по первое число...

— Вас-то не научил таким трюкам?

— Однажды случились нелады с физикой. В четверти выходит трояк. Ну и что делать? Сижу кислая. Тут братец возвращается с тренировки. Узнал, усмехнулся: «Тут и делать нечего... Возьми бритву, аккуратненько подотри. Хвостик подрисуй в другую сторону». Так у меня получилась пятерка.

— Прокатило?

— Если б я потренировалась — прокатило бы. Но я протерла до дыры! Все открылось, я рыдала — и Костя тут же ринулся меня защищать: «Мама, не ругайся, это я ее научил...» — «Ну ты-то здоровый лоб! Что это такое?!»

Татьяна и Константин Сарсания в детстве.

Фото из личного архива Татьяны Сарсании

«Костя — это Ганжа»

— Веселый был человек.

— Настолько солнечный, лучезарный! Всегда улыбался! Родители очень дружили с соседями — те всегда говорили: «Вашего Костю и отругать невозможно. Как улыбнется...»

— Я помню, как видел его последний раз. Химки, какой-то футбол. В голубеньком пиджаке идет на ветру, улыбается.

— Меня все время с братом сравнивали. Только и говорили: «Вот почему Костя такой — а ты не такая?» Это ужасно раздражало. Да, я другая! Костю очень любили что в нашей языковой школе, что потом в спортивной. Помните фильм «Большая перемена»?

— Разумеется.

— Вот Костя — это Ганжа. В его духе фраза — «Вот товарищ лейтенант ответить хочет!» При этом никто на него не обижался — настолько светлый человек! В той же Франции — я просто поражалась — на каждом шагу ему: «Привет, привет...» Там принято целоваться при встрече — так с ним целовались люди всех возрастов и социальных слоев: хозяин заправки, кассирша, популярная певица, президент банка... Он как рыба в воде — в чужой стране. Мальчишка совсем, 19 лет!

— Уехал в 19 лет? Я не думал, что так рано.

— Ну да. Жил поначалу в семье, там его тоже очень любили. Звали «Константан». Заказывал оттуда международные разговоры, восторгался: «Мама, представляешь — здесь приходишь в супермаркет, покупаешь коробочку. Разогреваешь — а там готовый суп! Так вкусно!»

— Невероятно.

— Вдруг звонит: «Мама, а как борщ варить?» Мама по телефону ему рассказывает — наварил на команду! Все в восторге были! День проходит — снова звонит: «Мама, хочу рисовую кашу. Как готовить?»

Константин Сарсания в детстве.

Фото из личного архива Татьяны Сарсании

СМС от Кержакова

— Костя был сентиментальный. До последнего дня хранил в телефоне прощальную СМС от Кержакова — со словами благодарности.

— Ему нравилось вести человека. Возился со всеми. Левицкого из тюрьмы с фальшивым греческим паспортом вытаскивал. Кержакову вставил за книжку: «Ты решай — писатель ты или футболист? Определись!» С папой никак не могли найти общего языка на тему игры Кокорина.

— Что говорили?

— Папа все время твердил: «Что ты в нем нашел? Он же никакой! Ни таланта, ничего! Середняк». А Костя отвечал: «Ты ничего не понимаешь. Кокорин — очень крутой футболист». Даже на Панюкова делал большую ставку! Видел в нем огромный потенциал!

— С его-то склонностью к полноте?

— У Кости была та же проблема. Знаете, как тяжело ему было в «Динамо», когда пришел Адамас Голодец?

«Месси сказал: «Да ты молодец! Вон какой классный гол нам положил». Как Кержаков играл за «Севилью»

— Адамас Соломонович на пресс-конференции приходил в милицейском галстуке. Предполагаю, к нарушителям был беспощаден.

— Его любимая фишка — взвешивание! Гонял нещадно! Люди заканчивали из-за этого. Считался выдающимся талантом Валера Зубов. Команда взвешивается — у кого 200 грамм перебор, у кого 500. А у Валеры полтора килограмма! Костя невероятно похоже изображал Голодца, который увидел цифру на весах. Адамас Соломонович задохнулся, потом выговорил: «Это что... Это что такое?! Устроили тут мне салон мягких игрушек!» Бегали кросс в куртках, потели, сидели часами в сауне. Только чтоб похудеть.

— Адамас Соломонович меня любил — за то, что задаю короткие вопросы. От длинных впадал в дрему.

— Между прочим, брата Бесков приглашал в «Спартак»! Знаете об этом?

— Впервые слышу.

— Костя успел немного с ними потренироваться. Даже дома у Бескова побывал. Был представлен Валерии Николаевне: «Вот, Лерочка, знакомься. Новый мальчик. Зовут так же, как меня». Та присмотрелась: «Какой славный... Костя, он мне нравится!» Жена Бескова знала все и про всех. Как «мальчики» выглядят, чем дышат. Она была главнокомандующим!

— Что ж не задержался в «Спартаке»?

— Кажется, Бескова убрали...

«В «Зенит» идти не хочу, но им надо помочь»

— Мне казалось, за месяц до смерти Костя выглядел отдохнувшим. Свежим.

— Да вы что! Он очень уставший был. Особенно в последние месяцы. Позвали в «Зенит» на большую должность — говорил: «Я туда идти не хочу, но надо помочь. Вот там закончу — и все!»

— Потом Костя собирался перебираться в Прибалтику?

— Да, ему там нравилось. Эта размеренность и прибалтийская неспешность. Природа. Он всю жизнь куда-то ехал, летел, спешил. Устал. Теперь хотел немного притормозить. Дом собирался построить и осесть в Паланге. Пожить для себя. По необходимости наезжать в Москву. Видите — не успел...

— Многие поразились, как ему вообще удалось аргентинцев такого класса уговорить на переезд в Россию.

— Вот это его дар — уболтать мог кого угодно и на что угодно. Не люблю слово «харизма» — но у Кости вот это было. Потрясающее обаяние. Этому нельзя научиться. С этим рождаются. Ну и умение вести переговоры, чувство юмора. Чистая репутация в футбольном мире.

— Последний большой разговор с братом?

— В сентябре. На дне рождения у папы. Костя приехал с девушкой. Привез знакомиться свою последнюю любовь.

«Тех решений, которые были зимой в «Зените», отец бы не принял». Интервью Дениса Сарсании

— Она из Литвы?

— Да, из Литвы. Зовут Роберта. Мы сидели, это было удивительно... Он даже телефон отключил!

— Немыслимое дело.

— Папа был счастлив. Проговорить с сыном часа полтора, не дергаясь каждую секунду из-за звонков, — это казалось невероятным! Смеялись, что-то вспоминали...

— Понравилась вам девушка-то?

— Да, она очень хорошая. Мы до сих пор поддерживаем отношения.

— Как ее жизнь сложилась?

— Очень тяжело пережила его уход. Странно говорить, могу сойти за сумасшедшую — но у меня до сих пор нет ощущения, что он умер! Я настолько привыкла, что Костя все время куда-то уезжает, что ощущение — он уехал. Понимаете? Просто далеко! Сейчас не может вернуться. А связи там нет. Это меня как-то примиряет с действительностью. А Роберте пришлось тяжелее.

— Вам пришлось поддерживать?

— Я все время ей говорила: «Так нельзя! Ты просто заживо себя хоронишь...» А она отвечает — мол, ничего больше в ее жизни не будет: «Никогда такого человека не встречу, смешно с кем-то сравнивать, заводить отношения...»

— Так никого и не встретила за пять лет?

— Нет. Только к последнему году более-менее отошла. Невероятно тяжело переживала, еле выбралась.

Константин Сарсания в «Зените» в 2006 году.

Фото Вячеслав Евдокимов

Книги

— Костя казался начитанным парнем.

— Да он глотал книги одну за другой! У родителей прекрасная библиотека. Мопассан, Гюго, Драйзер, Дюма, Бунин, Толстой, Стругацкие, Зощенко... Читалось все. Частенько ночью с фонариком под одеялом. Уже став агентом, таскал с собой на сборы охапки книг. Мы с ним каждую обсуждали! Что прочел. Что понравилось.

— Что советовал?

— Последнее — история про саудовскую, кажется, принцессу. Которая сбежала и описала, как на самом деле с ними обращаются.

— Время спустя мы узнаем о близких людях какие-то истории, которые поражают.

— Есть такая история! Рассказал Володя Тункин. Они играли вместе в «Динамо», потом много лет был у Кости вторым тренером. Еще когда играли, приехали то ли в Дагестан, то ли в Узбекистан. Костя капитан команды. Под вечер укатил куда-то с местными — и пропал! Под утро вваливается в номер — просто «на бровях»! Это вообще не в его духе, он не любитель выпивки.

— Так напоили?

— Ну да. Вова шепотом: «Костя! Это что?!» — «Не надо на меня так смотреть... Да! Я выпил! Но игру я им не сдал».

Еще был случай. Не знаю, что сделал один наш футбольный человек, но его приговорили. Решили физически устранить. Костя случайно узнал.

Как Сарсания помог Кержакову, познакомил Фурсенко с Адвокатом и убедил «Зенит» купить Тимощука

— Ого.

— Брат в полном ужасе набирает одному из могущественных товарищей с той стороны. Напросился на встречу. Тот непреклонен: «Константин, я обратных шагов не делаю. Если принял решение — значит, оно будет выполнено. Задний ход невозможен...»

— А дальше?

— Костя его уговаривал два или три часа. В бассейне с ним плавал. В сауне парился. Все время выводил разговор на эту тему. Настолько вымотал человека, что тот выдохнул: «Как ты мне надоел! Пусть будет по-твоему — хотя это не в моих правилах. Только из уважения к тебе! Просто передай ему — чтоб я ни разу в жизни с ним не пересекся...»

— Человек жив до сих пор?

— Жив-здоров. Был Косте очень благодарен. Я всего этого не знала. Да и многого не знала, как выяснилось. Скольким людям помогал. Но все истории, которые выплыли, полностью укладывались в мое представление о брате...

— Вам тоже помогал?

— Когда это требовалось — да. Даже с этой квартирой. Не хватало половины стоимости — говорит: «Да я тебе дам в долг сколько надо. Будешь отдавать потихонечку». Ну, купили. Потом у меня развод — и слышу от брата: «Тань, даже не думай. Не надо мне ничего отдавать...»

Константин Сарсания с дочерью.

Фото из личного архива Татьяны Сарсании

В сантиметре от смерти

— Только после смерти Кости я узнал, что он прошел в сантиметре от нее еще раньше.

— Когда в Бельгии пришли и приставили пистолет?

— Ага. Как вы об этом узнали?

— Не то чтоб Костя приехал и — «Я вам сейчас такое расскажу!». Далеко не сразу выплыло. Был какой-то семейный ужин, все ждали только его. Должен был заехать. Вот там и сказал. Между делом. В этой истории оказался замешан наш родственник!

— Вот это штрих в биографии.

— Костя к некоторым вещам тогда не был готов. Например, что за деньги могут убить. Что затронут семью. Ему ж сказали: «У тебя жена, сын — давай не рыпайся...» Вот это его ошарашило. Вот поэтому ни в одном интервью он про семью не рассказывал. Вообще нас не «светил». Никогда не просил за своих близких, чтобы их куда-то устроили, протолкнули. Не хотел быть кому-то обязанным. Быть на крючке.

— Деньги отдал?

— Да. Этот родственник знал, что при нем в Бельгии большая сумма. Почему не взять? Но как взяли — так и вернули. Косте было кого подключить. Нашли этих людей быстро. Брат говорил: «Ну как же они выследили?!» Выяснилось-то случайно, что родственник замешан!

— Как все получилось?

— Мужику не хватало 20 евро на билет — Костя дал. Жалко, что ли? Потом тот поделился вслух с другим гражданином: «Представляешь?» А услышавший задумался: «Это мой родственник. Давай потрясем?» Ну и «потрясли». Банальная история.

— Которая могла плохо завершиться.

— Вполне. Хотя Костя благоразумный человек. Не стал бы из-за денег упираться и истекать кровью. Тем более когда грозят оружием. Была еще история в Шереметьево — его прижали как-то кавказцы. Отобрали крест на золотой цепочке. Говорит: «Ребята, крестик отдайте...» Подумали — и отдали. Это был подарок бабушки.

— Где сейчас?

— Денис, его сын, забрал себе. Говорил со священником: «Можно такой крестик носить?» — «Носи и ни о чем не думай. Это даже хорошо, что отцовский». А Косте в гроб положили самый обычный освященный крестик. Даже номер телефона Кости перешел к сыну.

«В Чечне меня дважды вели на расстрел». Разговор по пятницам с Сергеем Кивриным — легендой фоторепортажа

Пустая ячейка

— Где огромный джип Константина Сергеевича, на котором он постоянно мотался в Литву?

— Остался в семье. У Дениса. Когда умирает публичный человек — начинается самое страшное для меня. Склоки в семье! Квартиры делят, автомобили... Какая история вышла с артистом Марьяновым, помните?

— Вся страна помнит.

— Бедный! До сих пор полощут — как он умер, что после него осталось, никак не поделят... Для меня это отвратительно!

— В вашей семье обошлось без такого?

— У нас этого не было — и быть не могло. Все поделено. Может, и надо было делить по-другому — но я рада, что дети не стали друг другу драть глотки: «Это мне, это тоже мне...» Как-то по-человечески все прошло.

— Я слышал — при всех доходах Константина Сергеевича делить-то было нечего. Это только казалось, что должны были остаться миллионы.

— Ничего нет...

— Как возможно?

— А вот так — ничего!

— Вы поняли, куда все делось?

— Нет.

— Кто-то из родни даже называл цифру — осталось 100 тысяч долларов.

— Голословно обвинять банк мы не можем. Еще и неудачное стечение обстоятельств. Как раз Костя умер — и там закончился срок аренды банковской ячейки. Когда вскрывали, присутствовал наш папа, сын Кости Денис... Вот вскрыли, и... Было очень странно!

— Что увидели?

— Лежали две ленточки, которыми заклеивают пачки. Причем от евро. Какой-то целлофан. Все!

— Невероятно.

— Конечно, какие-то деньги у него были — например, «Зенит» перевел зарплату. Но где основная сумма — мы не представляем!

— Так и осталось неизвестным?

— Видите ли, Костя никогда не вел никаких записей. Все держал в голове! Думаю, коды и пароли хранились исключительно в его памяти. Как и места — куда и что положил.

— Допускаете, что где-то все это лежит?

— Наверняка. Просто мы не знаем об этом. Пытались по разным каналам найти, но безуспешно.

Константин Сарсания.

Фото Алексей Иванов, архив «СЭ»

«Виню себя»

— Никакого завещания не было? Константин Сергеевич совершенно не собирался умирать?

— Ну о чем вы говорите?!

— А я могу объяснить о чем. Кто-то из друзей Константина говорил, как вместе возвращались из последней поездки. Ваш брат даже автомобиль не смог вести — так болела нога. Лег на заднее сиденье.

— Я вам расскажу эту историю. Я виню себя.

— В чем?

— У него были проблемы с ногой. Я так понимаю, с проходимостью крови по венам. С весны начал ногу подволакивать. Мы очень редко виделись в тот момент — встретились летом. Я ужаснулась: «Костя, это что такое?!» Ногу тянет за собой! А он в ответ, как обычно, — хи-хи, ха-ха... Терпеть не мог врачей!

— Знакомая история.

— Пока мама была жива — она еще могла надавить. Ее слушал беспрекословно. Больше никто!

— Вы пытались?

— В том августе ко мне в кабинет заглянул Поваренкин из «Зенита». Они с Костей дружили. «Ой, Танюша, здравствуй!» — «Александр Геннадьевич, вы-то мне и нужны! Можно личную просьбу?» — «Что случилось?» — «Мне очень не нравится, как Костя волочит ногу. Не можем заставить его пойти к врачу. Уговорите его!»

— Что Поваренкин?

— Поваренкин поразился: «Да ты что?! Я к нему не приглядывался. Хорошо, что ты сказала. Не волнуйся, все сделаем». Уговорил Костю! Умер брат 7 октября. Это была суббота. А в понедельник, 9 октября, они должны были лететь в Германию на обследование.

— Потрясающе.

— Конечно же, я виню себя — надо было раньше настоять. А я своими делами занималась. Столько было знаков в нашей семье!

— Знаки?

— Ну да. Наверное, мы не самые обычные люди в этом плане. Видим вещие сны. У нас всех необычайно развита интуиция. Особенно у мамы.

— Косте передалось?

— В том-то и дело. Костя вообще абсолютно мамин сын. Знаете, что случилось незадолго до трагедии с Костей? Папе приснилась мама — и произнесла: «Скажите Косте — ему нужна операция! Иначе он умрет!» Отец был в диком ужасе.

— Константину сказал?

— Да, позвонил: «Костя, так и так». — «Да ладно, что ты, не бери в голову...» Хи-ха, ха-ха, как обычно. Ну и все. Потом как-то забылось. Мало ли что снится!

— Оказалось — не «мало ли».

— Потом, когда все случилось, начали размышлять. Мне вообще тяжело на эту тему говорить... Странная штука: я же осталась одна. Из всей семьи. Почему-то именно мне выпало хоронить их всех. Начиная с мамы. Костя тогда был тренером в Воронеже, «Факел» тренировал.

Василий Авраменко: «Приводил спортсменов в морг. Протягивал скальпель: «Режь!»

— Мамы не стало внезапно?

— Они умерли от одного и того же — тромб рванул! Что маму, что Костю, казалось, спасли. Но мама продержалась 40 дней. Брат — двое суток. Вспоминаю те дни, когда не стало мамы, — это такой ужас... Папа вообще был в каком-то коматозе. Я боялась, что его рядом закопаю. Была одна задача — папу удержать на этом свете. Подруга Кости забрала моего сына на дачу, сказала: «Нечего ему рядом с вами делать». Ему было пять лет. Со мной моталась по всем скорбным делам.

— А Костя?

— Звоню ему в Воронеж, говорю — так и так. А он отвечает: «Танюх, я не могу тебе ничем помочь. Не уеду же от команды, у меня игра! Ты давай сама. Я прямо на похороны приеду...»

— Тренеры — народ особый. Я даже не осуждаю.

— Честно скажу — я тогда обалдела. Была потрясена! Ну как так? Это ж мама твоя! Он, разумеется, переслал мне денег, чтоб хоть в этом смысле не напрягалась. Папе говорю: «Как же такое может быть?» А папа меня в один момент отрезвил. Словно холодный душ: «Ты не понимаешь? Он себе не принадлежит! Костя публичный человек, тренер. Он должен быть с командой. Это как артист — не выйдет на сцену, только если умер. Так что бочку на него не кати, а делай дело...»

— Трезво.

— А потом все повторилось с самим Костей. Я поняла: нет случайных людей!

— Вы о ком?

— Отцу после говорила: «Папа, вот что это? Почему он привел Роберту знакомиться именно сейчас?»

— У вас хватит сил рассказать про тот самый день, когда все случилось?

— В тот ужасный день еду утром на работу — и в метро слышу: телефон разрывается. По вайберу названивает Роберта. Без конца! Шум вокруг, я ничего не могу разобрать. Говорю: «Сейчас выйду и тебе наберу». На улице слышу ее крик, чувствую панику: «Таня, его забрали в больницу!» — «Подожди. Я ничего не понимаю. Какая больница?! Где? Что?»

— Первой все узнала она?

— Ну да. Уже я стала по Москве разыскивать Костю. Еще водитель его, Сергей, не говорил. Брат ему запретил. Оказалось, больница недалеко от нашего офиса на Трубной.

— Я помню — какая-то клиника на проспекте Мира?

— Какая-то «европейская» клиника. Прямо рядом с мечетью. Я с Трубной побежала туда!

— Что увидели?

— Зашла, его увидела. Костя был в таком удивлении! Говорит: «О-о-о, ты как здесь вообще? Откуда ты узнала? Я же всем запретил говорить, чтоб вы не волновались...»

— Он был в сознании?!

— В полном! Все!

— Вот это для меня новость.

— Костя продолжает: «Ты и папе сказала?!» — «Нет, ему пока ничего не говорила...» — «Вот и не говори!»

— Мне казалось, Константин Сергеевич потерял сознание в «Балчуге».

— Там вышло как... Костя в тот период жил в «Балчуге». Приезжая в Москву, останавливался там. С кем-то в тот день побеседовал, поднимался по лестнице — и вдруг... Сам рассказывал: «Знаешь, вдруг раз — и все пропадает! Провал в реальности. Видимо, я потерял сознание на какие-то секунды. Открываю глаза — лежу на лестнице».

— А дальше?

— Он попытался подняться — понял, что совсем нехорошо. Сердечко тянет. Как-то дотянул до лифта, пришел к себе в номер. Тут звонок от Фурсенко. Костя говорит: «Сергей Александрович, что-то мне плохо...» Тот: «Спокойно! Сейчас вызову бригаду, тебя заберут. Никуда не дергайся». Его приехали и забрали.

Прощай, Костя

— В ту самую клинику?

— Ну да. Его обследуют — а Костя смеется, над всеми вокруг шутит... Но в кровати лежит, не встает! Тут влетаю я: «Что случилось?!» Появляется доктор. Такая мадам. Мне объясняет: «У него оторвался тромб в ноге. Но вашему брату очень повезло!»

— То есть?

— Этот тромб тормознул, не пошел дальше. Разъясняет: «Ему сейчас нужно лежать, будем наблюдать. Вот сейчас сделали УЗИ...» В этот момент мне надо было настоять — а я поверила этим врачам!

— На чем настоять?

— Она говорит: «Есть риск, что тромб может еще раз рвануть. Но не факт». Я выслушала и отвечаю: «Надо ж тогда прооперироваться!»

— Это ясно.

— Слышу в ответ: «Мы сейчас оперировать не можем, он в плохом состоянии. Тромб может рвануть прямо на столе — и сделать ничего не сможем...»

— Брат действительно был в плохом состоянии?

— Врачи говорили. Сформулировано было так: «Нам надо выждать, чтоб все у него успокоилось, сердечко пришло в норму. Сейчас может наркоз не выдержать, будем ждать хотя бы сутки». Я переспросила: «Это точно? Вы уверены?» — «Да!» Хорошо, отвечаю. В этот момент забегает его водитель, привез Косте какие-то фрукты. Меня видит: «Ой, Таня, а ты чего?» — «Неужели думал, я не приеду?!» Замечаю — Костя встает с кровати...

— Куда?

— Вот и я кричу: «Ты куда?!» — «В туалет». — «Тебе нельзя!» — «Нет, пойду сам...» Я в коридор, к доктору: «Остановите его!»

— Удалось?

— Нет. Врач прибегает: «Вам можно только на коляске!» Туалет прямо в этой палате, несколько метров. Так что вы думаете? На моих глазах Костя убедил врача, что ничего с ним не случится. А в коляску он никогда в жизни не сядет. Нет и все! Ни в какую!

— А дальше?

— Врач вздохнула: «Ну тогда прямо как улиточка ползем, по стеночке...» Ничего — умылся, лег. Главное, прекрасно выглядел! Если мы до этого виделись и выглядел он плохо — то здесь все было иначе. Я еще сказала: «Ты так хорошо выглядишь! Что ж нас так напугал?» В этот момент Денис, сын, позвонил. Ему Костя не стал говорить про эти приключения.

— На чем расстались?

— Это была пятница. Говорит: «Завтра будет консилиум». Я его поцеловала, сказала: «Завтра приду. Подумай — может, ты чего-то хочешь? Я привезу». — «Хорошо...» Обнялись. Все!

Константин Сарсания.

Фото Александр Вильф, архив «СЭ»

«Остановка сердца, 45 минут его запускали...»

— Что было назавтра?

— С утра звоню в больницу — и слышу: «А он в реанимации». — «Как в реанимации?!» — «Ну, так...» Я ноги в руки — и туда. Отцу ничего не рассказываю, как Костя и просил. Нашла эту реанимацию. Выходит доктор: «У него рванул тромб».

— Тот же самый пошел дальше?

— Видимо, был еще один. Я не медик. Но дал прямо в сердце! У Кости клиническая смерть, как-то его реанимировали. Остановка сердца, 45 минут его запускали. Запустили!

— Какая ужасная история.

— Снова отключился — и снова запустили. Вот сейчас лежит. Я стала этому доктору задавать вопросы: «А почему ему ловушку не поставили?» Знаете, наверное, ставится фильтр...

— Элементарная вещь.

— В том-то и дело!

— Что услышали?

— Говорю: «Можно ли делать операцию?» Доктор помолчал — и неохотно выдавливает: «Я не должен такого говорить, но все-таки скажу: это врачебная ошибка в чистом виде...»

— Что надо было делать?

— Как только его привезли — надо было сразу ставить ловушку! Все! Доктор так и сказал: «Тогда через 10 дней он бы ушел на своих ногах. Живой и здоровый».

— Жил бы до сих пор.

— Врачу говорю: «Я все поняла. Сколько ему осталось?» — «А вы медик?» — «Нет. Но у нас мама так же умирала... Сколько процентов, что он выкарабкается?» — «Два».

— Тяжело слушать даже спустя годы.

— Говорю: «Были случаи?» — «Два человека из ста. Поэтому и говорю так точно — два процента...» Я переспросила: «Наш случай?» Он помолчал несколько секунд — и покачал головой: «Нет». Потом добавил: «Понимаете, сейчас ему надо вводить разные препараты. Которые уничтожают почки и не только их. А если не ввести — будет отмирать что-то другое...»

— Что было дальше?

— Что мне оставалось? Говорю: «Я поняла. Пустите к нему?» — «Я вижу, вы адекватная. Истерик не будет?» — «Не будет. Я это все проходила. Пустите, я попрощаться хочу. Побыть с ним — пока живой, теплый...»

«Покойся с миром, директор...»

— Пустили?

— Хорошо, говорит, я вас пущу. Тут-то у меня дежавю и случилось. Все то же самое было с мамой! Только там я Костю пихала первым в палату, а он встал, уперся и шепчет: «Я не пойду, я не пойду...» Я увидела такой испуг у него на лице! Повторяет: «Я не хочу, не могу, я не пойду...» Смотрю на него: «Ты что, дурак? Пока она живая — пойди! Скажи, что ты хочешь ей сказать! Это последний шанс. Больше мы с тобой ее не увидим...» Буквально затолкала его в палату.

— Мама что-то слышала?

— Я надеюсь... Она вся в трубках была. Без сознания. Ресницы не дрогнули — но она была теплая, я ее держала за руку, целовала. Здесь, когда я вошла и увидела Костю, картина — один в один! Они и похожи внешне — у мамы тоже короткая стрижка, вьются волосы. Даже кровать стояла точно так же. Весь в трубках. Это ужасно...

— Чувствовалось, что конец близок?

— Только я подошла — сразу поняла, что это конец. Все! Счет идет на часы.

— Это был день?

— Час дня. Побыла с Костей, что-то говорила в пустоту... Вышла — и стала всем звонить: «Если можете — молитесь. Я не нагнетаю, но все очень плохо». Думаю: вот что мне делать? Папа вообще не в теме. Как быть?

— Отец даже не подозревал?

— Откуда? Костя мне очередную загадку подкинул. Несколько часов собиралась с силами. Потом пришла к отцу и говорю: «Папа, постарайся спокойно воспринять, сильно не нервничай. Костя попал в больницу, вот такая история...»

— Как перенес?

— Был в шоке. Отвечает: «Таня, ты что?! Как могла мне не сказать?!» — «Пап, он просил! Я и подумать не могла...» — «Что за дети? Как вы могли?!»

— А дальше?

— Говорит: «Он у нас мальчик сильный...» Я ж не могу сказать, что понимаю: Костя умирает! Это папа, я не могу это произнести! Не хочу это говорить! Он вздохнул: «Давай, надо сесть, перекусить». Сели за стол.

— А сами ждете звонок оттуда?

— Да. Это ужасно. Перед тем как войти к папе, я позвонила доктору — и услышала: «Отказало это и это. Ну... Пара часов».

— Даже так?

— Папа сидит напротив меня и говорит: «Он справится! Я верю! Он сильный мальчик! Я верю, выкарабкается...» В этот момент раздается звонок. Представляете? Я ухожу в другую комнату — потому что все понимаю. Не знаю, как сейчас буду говорить. Возвращаюсь — папа смотрит на меня: «Ну что?» — «Всё...» Он не понял! «Что всё?» — «Всё... Костя умер!» Вот такая история. А потом в газетах читаю истории, что кто-то сидел рядом, держал его за руку... Чушь собачья! Никого туда не пускали!

Константин Сарсания и Станислав Черчесов на трибуне во время матча.

Фото Александр Федоров, «СЭ»

«Передает мне в машине пакет: «Это деньги Константина Сергеевича»

— В больнице кто-то из родни был?

— В это время туда приехал навестить Денис. Сидел в коридоре, ждал. Это Орещук потом начал раздавать интервью — и мне, честное слово, хотелось позвонить: «Ты кто вообще? Тебя там близко не было! Откуда знаешь, что происходило?» Вот что за люди такие?

— А кто себя проявил с другой стороны?

— Меня поразил честностью водитель Кости. Безумно ему благодарна.

— Что сделал?

— В тот день, когда с Костей случилось несчастье, они сняли крупную сумму. Несколько миллионов. Должны были куда-то передать — но не получилось. Деньги так и остались лежать у Сережи. Когда все случилось, звоню ему — и слышу: «Сейчас приеду». Помогал мне заниматься всеми похоронными делами. Вдруг передает мне в машине пакет: «Это деньги Константина Сергеевича. Держи». Ни один человек о них не знал — мог все оставить себе!

— Вот это парень.

— Я оцепенела — на эти деньги квартиру можно было купить. А человек небогатый. К чему я это говорю? Я ведь узнала и другую сторону людей. В первый раз столкнулась после смерти мамы. На поминках все били себя в грудь: «Если только что-то надо, малейшая помощь, совет — мы всегда рядом! Мы с тобой. Все сделаем, поможем, спасем...»

— Потом все говорившие пропали?

— Да. Растаяли. Осталось два-три человека. Не к кому обратиться!

— После смерти брата все повторилось?

— Один в один. Только я уже была готова. Вот для папы это стало большим ударом. 300 человек на поминках поднимались и произносили: «Если только что-то понадобится — только скажите! Да мы!..» Я точно знаю — человек должен был Косте миллион евро. Евро!

— Ох. Не отдает, надо думать?

— Многие знают про его долг. Сам не отказывается: «Да, я должен. Но денег у меня нет». Ну, хорошо. Живи дальше. Бог тебе судья.

«Зенит» уменьшил зимнее предложение, а с «Байером» договорились за 3 дня". Сарсания — о переходе Лунева

Похороны

— Что-то помнится из дня похорон?

— Я очень хорошо все помню. Потрясло количество народа. Вот это странное состояние — я сижу рядом с папой, люди вроде подходят выразить соболезнования и внезапно меня узнают. Глаза вспыхивают: «Ой, Танюша!» Увидела всех-всех-всех, с кем работала в РФС. Кто-то сам еле передвигался. Клубы были все — от великих до самых мелких. Особенно в память мне врезались два момента. Нет, три!

— Что за моменты?

— Почти никто ничего не говорил. Вышел, отыскал какие-то слова Дюков. Бывший агент Володя Абрамов, они дружили. Как ни странно, выступил Манчини. Вот это меня царапнуло — столько людей, и никто ничего...

— Второй?

— Я увидела Бердыева. Зал, стоит гроб, чуть в стороне — двери. Через них Костю выносили и грузили в катафалк. Кто хотел — высказался, мне надо контролировать, как будут выносить гроб. Все родственники рядом со мной. Вдруг вижу — за дверью со стороны выхода стоит Бердыев. Он так рыдал! Он не плакал — он рыдал!

— Я всегда подозревал, что у Курбана доброе сердце.

— Я поняла — он, может, и сказал бы. Но не мог остановиться. Его трясло от рыданий. Естественно, ни в церкви, ни на кладбище его не было.

— Третья история?

— Мы уже загрузили Костю в катафалк — вдруг прибегает Валерий Георгиевич Газзаев. С нами со всеми коротко поздоровался, обнял. А гроб уже закрыт, все. Говорит: «Пожалуйста, я очень вас прошу! Откройте — я попрощаюсь... В такой пробке стоял, не успевал. А сейчас снова улетаю, в церкви быть не смогу. Хочу на Костю посмотреть».

— Открыли?

— Папа на меня вопросительно оглянулся — я говорю: «Конечно, сейчас откроем...» Валерий Георгиевич попрощался, положил цветы, поцеловал его.

— Костя был светлый человек.

— Правильно кто-то сказал на поминках: «Это единственный человек, к которому на похороны пришли все. Рядом стояли люди, которые много лет не разговаривают друг с другом». Они и сейчас не разговаривают — но тогда стояли рядом. Я видела!

Константин Сарсания.

Фото Александр Федоров, «СЭ»

Памятник

— Отец едва пережил случившееся?

— Я больше всего боялась, что папа уйдет следом. Но он меня удивил! После смерти мамы был в худшем состоянии. Тогда впал в депрессию, не брился, не мылся... Лежал, смотрел в стенку и тихо говорил: «Я хочу к ней». Казалось, вот-вот руки на себя наложит. Пришлось класть в больницу — чтоб вывели из этого состояния. Думала, после Кости все повторится. А прошло легче. Все прокручивал внутри, ничего не говорил. Я уже как опытный товарищ — раз, и на фенибут его посадила. Он говорил: «Хорошо, что ты таблетки давала. Я все понимал — но был как в вакууме...»

— Потом прекратил принимать?

— Конечно. Сразу пришел в шоковое состояние. Перво-наперво — история с памятником. Костя к тому моменту был в разводе, дети еще не в том возрасте, чтобы такие вопросы решать. Кому заниматься? Мне!

— Дело дорогое.

— Я не думала, что настолько. Часть суммы дал «Зенит», часть — Прядкин, Чебан и Сайманов с Рыскиным. Костя с ними дружил. Сейчас уже не только Костя с мамой, но и папа под этим мрамором лежит. Есть лавочка. Можно посидеть, поговорить с ними. В соседнем ряду бабушка. Ну и для меня место.

— Что об этом говорить.

— Очень благодарна тем, кто помог с памятником. Таких денег у нас не было.

«Сарсания сразу сказал, что Паредес будет стоить 50 миллионов»

Турнир памяти

— Вот вспомнилась история — в 16 лет Костя ездил на турнир в Зугдиди, это Грузия. Там оказалось много людей с нашей фамилией. Какой-то местный старейшина приехал на игру. Ему сказали — мол, есть игрок с фамилией Сарсания. Он только взглянул на команду перед матчем — сразу указал на Костю: «Вот наш мальчик!» Вот как узнал?! После игры брата пригласили в гости, рассказывали, что наши корни оттуда. Подарили на память настольные часы. Эти часы остались в родительском доме и шли себе много лет. Когда Костя умер — вдруг остановились. Сколько раз пробовали чинить — бесполезно. Не идут. К чему я это рассказываю?

— К чему?

— Мы хотели организовать турнир памяти Кости — и вот здесь начались чудеса. Папа начал обзванивать всех. От ответов — шок!

— Почему?

— Все культурно посылали. Говорили: «А я здесь при чем?» Или: «Это не в моей компетенции. Помочь не могу. Вот если б что-то другое...»

— Так и умерла идея?

— Когда папы не стало, поняла — должна пробивать я. Много чего в жизни повидала. Все я понимала! Память уходит быстро. За полгода забывается все. Максимум — год! Все как вода в песок! Надя, моя племянница, говорит: «Я физически чувствую, как уходит у людей память о папе». А у меня ощущение, будто он вчера умер. Приезжаю на кладбище — и вижу у Кости цветы. Кто-то ходит!

— Друзей много.

— По поводу друзей — один из них, Владимир Разоренов, на свои деньги открыл памятную доску Косте в Литве, на стадионе, где он тренировал «Атлантас». А в Москве к брату на кладбище люди заглядывают. Знаю, что Андрей Панюков иногда заезжает. Регулярно бывает Володя Тункин. Его друг и второй тренер, который всегда со мной на связи, мы дружим. Бывает его водитель, Сергей. Ходят мальчики, которые у Кости были в «Академике».

— Турнир все-таки продавили?

— Чудом. Позвонил Денис, сын Кости: «Нашлись ребята-энтузиасты, готовы за свой счет проводить в Саранске. Уже собрали деньги». Здорово помог Фонд развития детско-юношеского футбола «Пас в будущее», бывший судья Егоров, он сейчас возглавляет Федерацию футбола Мордовии. За копейки предоставил манеж в Саранске! Спасибо ребятам, которые уже два года организовывают и проводят «Мемориал Константина Сарсания» на собственные деньги. Очень надеюсь, турнир станет ежегодным. А московское «Динамо» и «Зенит» — клубы, для которых Костя сделал очень много — пока финансово не поддержали.

— Сколько стоит такой турнир?

— 2-2,5 миллиона рублей. Ребята, которые организовали, говорят: «Никакой помощи не надо, обойдемся. Мы все сами». А играют 13-летние пацаны. Костя этот возраст очень любил. Говорил: это тот момент, когда уже виден потенциал...