"Соловчук три раза менял свои показания, по-моему, тут все очевидно". Допрос Кокорина, полная стенограмма

Вопросы Александру Кокорину задавали его адвокаты Андрей Ромашов и Татьяна Стукалова, адвокат Павла Мамаева Игорь Бушманов, адвокат Кирилла Кокорина Вячеслав Барик, адвокат Александра Протасовицкого Татьяна Прилипко, прокурор Светлана Тарасова, судья Елена Абрамова.

 

"В нормальных мужских отношениях слово "петух" – оскорбление". Допрос Мамаева, полная стенограмма.

Андрей Ромашов, адвокат Александра Кокорина:

– Вы подтверждаете содержание на предыдущем заседании?

– Да.

– Вы подтверждаете показания Мамаева?

– Полностью.

– Была операция на правом колене?

– В конце марта 2018 года я получил травму, при которой требовалась быстрая операция. На следующий день отправился в Рим, через день операция успешно прошла. Операция – это 40 процентов восстановления, а дальше уже все зависит от того, как тренироваться и заниматься.

– Какой период предполагает реабилитация?

– Для выхода на поле – 6 месяцев. Для полного восстановления – два года. Эта операция – одна из самых тяжелых.

– Расскажите, по какому графику вы тренировались?

– Два месяца был в Риме и занимался по восемь часов в день. Потом вернулся к команде за границей, тренировочный сбор проводил в Питере.

– До 8 октября были в отпуске?

– Нет.

– В матчах вы начинали принимать участие после травмы?

– Это индивидуально. Обсудив все детали с клубом, мне предоставили возможность выдержать 6 месяцев, а потом смотреть по ситуации.

– В день конфликта вы принимали участие в игре?

– У нас был аналогичный график с "Краснодаром" ("Зенить" 7 октября победил со счетом 2:1. – Прим. "СЭ"). За две недели до этого меня начали выпускать на поле. Седьмого числа я сыграл тридцать минут. Матч тогда закончился в семь часов вечера.

– После этого куда и как направились?

– Помню, что был рейс в 19:40 и мог успеть. После матча перекусили и выбрали поздний рейс и приехали в Москву 0:40. Хотели всей компаний встретиться и пообщаться.

– Сколько дней вы планировали отдохнуть?

– Для команды были выходные. Но для меня был курс реабилитации.

– Во сколько вы закончили свое мероприятие в первом заведении?

– В три часа ночи.

– А затем?

– Мы поехали в "Эгоист".

– Вы, получается, сутки не спали?

– Получается, да.

– Вы употребляли алкоголь?

– В Secret Room.

– Перед уходом из "Эгоиста" вы планировали движение?

– Мы планировали завтракать.

– А после?

– Поспать. Половина компании хотели спать, а другая есть.

– Вы вызвали машину дополнительно?

– Да. Потому что пригласил брата.

– Какими группами вы вышли из "Эгоиста"?

– Я выходил либо со второй, либо с третьей группой.

– Где вы находились, ожидая машину?

– Думал, что выйду и сразу сядем и поедем. Так как машина брата была, спокойно мог сесть и уехать.

– Мамаев где в это время находился?

– Рядом со мной.

– Ситуацию с Александрой (Поздняковене – гражданкой Литвы, находившейся в компании футболистов. – Прим. "СЭ") видели?

– Не видел.

– С какого момента вы услышали про инцидент?

– Их диалог с Пашей произошел до меня. Потом Мамаев мне передал эти слова. Смысл был такой, что нас оскорбили.

– Что вы предприняли?

– Хотел разузнать, откуда этот водитель здесь взялся. На тот момент на ней (Поздняковене. – Прим. "СЭ") внимания не заострял. Мы подошли к машине, чтобы пообщаться с водителем. Попытался открыть дверь Соловчука, которая была заблокирована.

– Перед подходом к машине, вы бросали в нее предмет?

– Ничего не бросал.

– Звук от разбитого стекла слышали?

– Нет. Попытался открыть дверь, но она была заблокирована. Потом он (Соловчук. – Прим. "СЭ") вышел и двигался по направлению к нам. Мы пересеклись в маленьком коридорчике между перилами. Задал вопрос: "Почему ты нас назвал петухами?". Соловчук сказал, что это его мнение, что он так считает и что он вправе его высказывать.

– Так?

– Попытался попросить, чтобы он конкретнее объяснил. Почему он такое себе позволяет. Как он дальше отвечал, не помню. Этот диалог был ни о чем. Спрашивал об одном и том же, но мы ни к чему не приходили. Я только хотел, чтобы он извинился и объяснил, почему он так считает. Через две-три минуты мы общались на повышенных тонах. Он нанес Мамаеву удар в подбородок, после того, как Мамаев его держал. Я держал Павла, а он снизу вверх нанес удар.

– А дальше?

– Паша попытался нанести удары. Потом Соловчук начал бежать. Если бы он вышел и сказал, что это не его мнение, то ничего бы не случилось.

– А если бы он остался при своем мнении, не стали бы его бить?

– Мы бы разговаривали, пока не было бы конкретики. Либо мы, либо он бы сдался.

– Вы заметили импульсивность со стороны Мамаева?

– В наш адрес всю жизнь доносятся оскорбления. Я хотел внести ясность, потому что никогда не было, чтобы человек подтверждал при нас свои оскорбления. Сговор был только в том, что должны были ехать завтракать.

Соловчук побежал в машину, Мамаев за ним, я пытался его остановить. Затем увидел, как упал Мамаев, за ним еще, кстати, бежал мой брат. Не заметил, почему упал Мамаев. Мы с Протасовицким пошли на то место, где ребята упали. Они в то время уже поднялись и снова побежали к Соловчуку, который уже лежал. Он стоял спиной, Паша попытался его ударить.

– Сколько Соловчук лежал?

– Минуты полторы-две.

– Видели, что его били?

– Видно было, что его ударили Паша, Кирилл. Тогда я подошел к лестнице, забрать брата. Кого-то пытался оттаскивать. Продолжался процесс, и не было такого, чтобы он лежал и молчал. Он называл его (Кирилла Кокорина. – Прим. "СЭ") другими матерными словами.

– Соловчук утверждает, что вы его били ногой.

– Хотел с ним встретиться и понять, почему он менял свои показания три раза.

– Как вы у него это уточняли?

– На очной ставке он говорит, что на мне были белые кроссовки и черные штаны. Но там возможности для досконального допроса не было. Я в тот день был в коричневых кроссовках с оранжевыми вставками.

– Когда вы подошли, Соловчук лежал?

– Он лежал.

– Он мог ваши ноги видеть?

– Он не мог, потому что он лежал головой не там, где я стоял. Я был там, где были его ноги. В грудь я не мог его ударить.

– В суде он сказал, что наносили удары ему в грудь.

– В конце он сказал, что было то ли плечо, то ли рука.

– Почему он путается?

– Не знаю. Три раза он менял свои показания, по-моему, все очевидно.

– Дальше что?

– Его подняли. И мы задавали одни и те же вопросы. После этого Протасовицкий собирался отнести его к машине. Помню, что Бобкова сильно кричала: "Зачем эта драка? Давайте разъедемся". Через минуту подошел к машине, когда Соловчук находился боком. Как его били и оттаскивали, видел издалека.

– Когда Соловчук отъезжал, говорили ему, что запомнили номер машины и в случае звонка в полицию, его найдут?

– Такого не было. Хотел просто выяснить причину его слов. Он сказал, что он извиняется и что он был неправ. Мне больше он был неинтересен.

– Он просил вызвать полицию или скорую?

– Нет.

– Уехал добровольно?

– Да. Куропаткин ему помог.

– Он мог через минуту позвать полицию?

– Да.

– Потом, в "Кофемании", вы обсуждали конфликт?

– Да. Мы разъехались в разных машинах и хотели собраться и вместе обсудить. В ресторане говорили, почему такое произошло и как так могло случиться. Друг у друга уточняли, что бы мы сделали на его месте и так далее.

– Вы будете помогать Соловчуку?

– Конечно.

– Вам раскаиваться не в чем?

– Я попросил прощения. Мне, как владельцу машины, тоже бы не понравилось, если бы мне испортили машину.

Далее последовал разбор того, что случилось в "Кофемании", где пострадали чиновник Минпромторга Денис Пак и гендиректор ФГУП "НАМИ" Сергей Гайсин.

– В "Кофемании" был неоднократно, – сказал Кокорин. – Когда приехал, выбрал самый дальний столик в пустом зале.

 

Мамаев и Кокорин дают показания в суде. Live!

– Когда все собрались, громкие нецензурные выражения допускались?

– Мы могли их повторять, но не в адрес кого-то.

– Ноги на стол вы клали?

– Да.

– С чем было связано?

– Видимо, из-за проблем с ногой. Стулья там были неудобные, и я положил свои ноги наверх.

– Почему Куропаткин и Бобкова на вас лазили?

– Это самый лучший вопрос. Сам не знаю, почему они так делали. Я никого об этом не просил. Женщину я оттолкнуть не мог, как и своего друга Куропаткина. Был уставшим и хотел сильно кушать. Мы находились там час, я захотел поспать.

– Кто проявлял инициативу в вашем поцелуе?

– Она. Видно же было, кто на кого садился и целовал. На видео не вижу, что я целовался.

– Вы не имитировали интимную связь?

– Я такой цели не преследовал и не изображал.

– Поцелуй между мужчиной и женщиной вы считаете хулиганством?

– Нет.

– Вы заметили приход Пака?

– Нет. Я заметил его, когда Протасовицкий сказал, что он похож на PSY.

– Содержание диска с PSY знаете?

– Конечно. Но мы не обсуждали бурно эту тему, просто засмеялись. Я стоял с Сашей и потихоньку начал подходить к выходу. Услышал слова оскорбления своего брата, взял стул и спросил у него.

– Зачем взяли стул?

– Хотел с ним поговорить. Не хотел его трогать. Я спросил у него, кому он сказал. Он ответил, что именно мне. Это был секундный момент. Я просто на него замахнулся. Была секундная слабость. Попал ему по руке, затем Кирилл ударил ему по щеке. Свой стул забрал, рядом был Куропаткин.

– Повторить свои действия со стулом пытались?

– Нет.

– Что потом?

– Пришел персонал. Они пытались выяснить, что происходит. Я снова подошел к этой компании. Рядом люди обсуждали, почему я ударил Пака. После этого я попытался через толпу ударить Пака, чтобы он замолчал.

– Попали?

– У меня была открытая рука. Тянулся к нему, но в итоге толкнул в грудь, а не как он здесь утверждал.

– С вашей стороны что было?

– Я сразу отошел, когда у Паши произошел момент с Гайсиным, и у него упали очки. Я встал перед Пашей, больше ничего не происходило.

– После с Паком помирились?

– И словесно, и рукопожатием. Это произошло после того, как мы ушли в другой зал. Мне было неудобно из-за этой ситуации. Встал перед Паком, хотел перед ним извиниться. Он сказал, что извиняется за свои действия, потому что не думал, что это может вызвать такие действия, и мы пожали руки.

– На камере не видно, как вы пожали руки.

– Если предложить разобрать видео, то будет видно. Я до этого жму руку администратору.

– Перед Паком сколько раз извинялись?

– Раза четыре.

– Готовы удовлетворить его материальные требования?

– Полностью.

– Раскаиваетесь?

– Да. Я сразу после инцидента пришел домой и стал узнавать его номер. Звонил ему, писал сообщение, но ответа не последовало.

– Следователь оскорбил на первом допросе?

– Да.

Вопрос адвоката Барика

– Вы с иждивенцем, младшим братом, обсуждали инцидент с Соловчуком? – вставляет Барик.

– Обсуждал. Я ругал его за это.

Вопросы адвоката Стукаловой

– А что за ситуация с Монако?

– Все понимают, о чем речь. Слышал, что сказали: "Кокорин и Мамаев в Монако".

– Ничего страшного в Монако не было и ситуация разрешена?

– Так же, как и сначала мы потратили 2,5 миллионов. Если разбираться, то стол в заведении стоил 250 тысяч как депозит.

– Сколько народу было?

– Была огромная компания.

– Когда вы стояли и был диалог, как вел себя Соловчук?

– Он был очень уверен в себе. Мне было не понятно. Мы подошли выяснить у него вопрос. То, что он отвечал, что это его мнение – это я могу сказать. По мне, это наглость.

– Господин Пак, когда шла потасовка, нецензурно выражался, вел себя активно?

– Выражался, но не в наш адрес, вел себя агрессивно.

– Вы когда-либо давали интервью, в котором восхищались корейским игроком?

– Я более скажу, есть видео, где я танцую этот танец. Я с 17 лет играю за команды, в которых выступают футболисты разных национальностей.

– Кто у вас находится на иждивении?

– Маленький сын, 2 года, родители, супруга и брат.

Вопросы адвоката Прилипко

– Протасовицкий наносил удары?

– Нет, мы шли и обсуждали просто.

– Вы видели, как Протасовицкий ударил Соловчука?

– Нет. Только на видео. Саша сказал, что Соловчук оскорбил его, за это и ударил. Свидетель подтвердил это.

– Вы не хотели обратить на себя внимание Пака?

– Нет.

Вопросы адвоката Бушманова:

– Какие отношения с Мамаевым?

– Знаю его 11-й год, считаю его старшим братом. У нас отличные взаимоотношения.

Вопросы прокурора Тарасовой:

– Кто из вашей компании доминирует?

– В каком плане?

– Лидирует.

– Смотря что вы имеете ввиду. Лидера точно нет.

– Чье мнение наиболее важно?

– Наших семей и родственников.

– Причем здесь это?

– Я не понимаю ваш вопрос.

– Про удар, который Соловчук нанес, Мамаеву, вы сразу сказали?

– Я его увидел после просмотра, потому что все видео нам показали, как только мы уже оказались в СИЗО.

– Ваше мнение о том, что это был удар, вы сложили из просмотра?

– Да.

– В момент разговора видели удар?

– Я держал Пашу. Я не видел, куда он попал.

– Открытые ладони – что это значит, по вашему мнению?

– Это значит, что так я выражаю свое мнение.

– Когда человек проявляет агрессию, что он делает?

– По-разному.

– На видео он делает этот жест и делает шаг назад...

– Это не так, я не могу это объяснить.

– Вы наступаете на Соловчука и Мамаева. Как это можете объяснить?

– Я пытался до конца удержать Пашу – только так.

– Почему не удержали?

– Так получилось.

– Что это значит?

– Иногда бывают ситуации, когда человека не могут и трое удержать.

– Вы пытались Соловчука тронуть?

– Нет.

– Вам Соловчук наносил удар?

– Нет.

– Когда ребята побежали, что вы делали?

– Пошел, когда увидел, что упали Паша и мой брат.

– На видео видно, что Бобкова пыталась вас остановить.

– Я пытался оттащить Пашу и брата. А почему оттащить – не знаю.

– Кроме вас, кто из компании в светлых кроссовках был?

– Не помню.

– При вас допрашивали Соловчука, который четко указал, что он нанес удар. Почему он так сказал?

– Судя по его показаниям, у него нет одной оценки.

– Есть основания для оговора?

– Могу предположить, что на протяжении долгого разбирательства мы узнали, кто ему угрожал, кто и куда бил. Могу предположить, что он меня узнал изначально. Во-вторых, он без конца менял показания.

– Почему вы здесь не задали этот вопрос?

– Я задавал.

– Вы задавали?

– Да.

– "Мы запомнили твои номера" – эта фраза произнесена не вами?

– 100%. Ее сказал человек с акцентом.

– Вы предпринимали активные действия по предотвращения телесных повреждений Соловчуку?

– Возле машины, держа Пашу. Кроме того, я оттаскивал брата или Пашу – не могу сказать. Если бы я хотел его (Соловчука – Прим. "СЭ") бить, я бы мог его ударить в любой момент. Если заметите, то я его ни разу не оскорблял.
– Охранники наблюдали за всем этим?

– Видел, что один из охранников находился рядом.

– Вы считаете нормальным, что нужно пояснять что-то у избитого человека?

– У меня никогда не было драк без повода. Я видел, что ему досталось. Мне его было жалко. Я ни разу не позволил себе оскорбить его.

– В момент удара стула Пака какой был алгоритм?

– Я не обсуждал его, я сидел к нему спиной. Я хотел уже уходить, услышал, что мой брат выясняет отношения с кем-то, подошел к нему.

– Вы взяли стул, чтобы подсесть?

– Да. Либо колено положить. Изначально у меня не было цели бить его. Поэтому я задал ему вопрос.

– Куда вы его ударили?

– По левому боку, левой руке.

– На видео была голова.

– Это больно, я, как спортсмен, понимаю это.

– Почему вы не опровергли слова Пака об ударе по голове?

– Во-первых, этот вопрос задавали наши защитники...

– Этот вопрос не задавали. Они испугались.

Адвокат Стукалова: "Кого мы испугались?! Ваша честь!".

Прокурор:

– После того, как нанесен удар, Пак сказал...

– Вы наводили его на этот вопрос, но он этот удар не помнит.

– На каком расстоянии находились от него?

– Пара метров.

– Все разговаривали?

– Да.

– Почему свидетели говорили, что люди кричали?

– Каждый говорил по-разному. В "Кофемании" крика не было, на улице – был.

– О примирении. Пак отрицал примирение...

– Он об этом сказал.

– Он отрицал.

– Он судье сказал...

– Безусловно, что отрицает. Почему не задали ему вопрос?

– Я ждал. В суде он сказал.

– Почему вы не опровергли слова?

– (Начал говорить, но прокурор перебила).

– Это не примирение.

– А что это? Про рукопожатие он не сказал – я вам это сказал.

– Почему слово "петух" для вас оскорбительно?

– Не только, наверное, для меня, но и для любого мужчины. Мне нужно было узнать, почему он так назвал меня.

– Куропаткина на вас сверху залазила – это нормально?

– Нет, я уже говорил.

– Два человека в двух разных местах спровоцировали вас. Как это объясните?

– Я много думал. Была куча факторов, которые сложились. Мне непонятно, почему люди в Москве, не знающие меня, говорят такие слова в мой адрес. Меня спровоцировал только Пак.

– Не отрицаете, что на видео находитесь вы?

– Не отрицаю, конечно.

– На видео видно, что вы в хорошем расположении духа.

– С Соловчуком – нет.

– Видно.

– Нет.

– И все же: почему вы веселый?

– Я с рождения такой.

– Когда вы начали заглаживать конфликт?

– С 8-го числа, с вечера. Я пытался найти номер Пака. Мы пытались понять, во что это выльется. Номер Пака найти тяжело. Соловчука мы не знали вообще: исходя из новостей мы узнали, что он в больнице. Искали эту больницу потом.

– Почему вы поняли, что у Соловчука легкое повреждение?

– Он не просил помощи, сам спокойно сел и уехал.

– Почему вы поняли, что с Паком все нормально: вы ударили ему в жизненно важный орган, в голову.

– Я не ударял ему в голову. Я бил ему в бок.

– Гайсин вас оскорблял?

– Нет.

– С Соловчуком была очная ставка?

– Да.

– С Паком?

– Да.

– Давление было со стороны следователя?

– Следователь пытался допросить. Мои защитники говорили ему, что у него нет на это права.

Вопросы судьи Абрамовой

– Соловчук вас оскорбил – от кого это узнали?

– От Павла Мамаева. Он сказал, что какой-то водитель оскорбил нас. Дословно не помню.

– Кто еще воспринял это слово, как оскорбление?

– Думаю, Паша и другие впоследствии узнали, что произошло. Я говорю про брата и Протасовицкого. Им, думаю, было интересно, что он будет говорить. Они видели, что мы вышли и присоединились. Плюс это была не наша машина. Вот и подошли.

– Чего хотели добиться от Соловчука?

– Объяснений.

– Вам не все равно?

– Сейчас я бы не подошел. Но тогда я был уставший, плюс выпивший. Сыграли многие факторы.
– Вы бы в ответ оскорбили Пака. Зачем бить?

– Я повторюсь: если бы не сыграли факторы, я бы не трогал, не оскорблял бы он, ничего бы не было. Я не удержался.