Дмитрий Торбинский: "Почему я ухожу из "Спартака"

Полузащитник Дмитрий Торбинский, решивший уйти из "Спартака" в качестве свободного агента, до сих пор публично на эту тему не высказывался. Единственное исключение он сделал для книги, работу над которой только что завершил обозреватель "СЭ".

     - "Спартак" для меня - родной клуб, - начал Торбинский. - Он мне очень многое дал, и я горжусь, что являюсь его воспитанником. Поэтому решение уйти мне далось очень непросто. Но обстоятельства сложились так, что я не мог поступить иначе.

     У "Спартака" потрясающие болельщики, которым я благодарен за все и которых никогда не забуду. Знаю, что многие из них теперь меня ненавидят. Конечно, когда я выходил на замену в матче с "Москвой" и услышал их свист и гул, мне было больно. Только что на руках носили, а теперь... Теперь я на себе прочувствовал, что означает фраза "От любви до ненависти - один шаг".

     У людей, которые приходят на стадион, есть свои стереотипы. По их мнению, если я ухожу из "Спартака" - значит, предаю. И, конечно же, делаю это только ради денег...

     Что ж, болельщики переживают за команду по-настоящему, платят деньги за билеты, а потому имеют право думать и говорить то, что считают нужным. И все же мне диковато слышать такую реакцию сейчас, когда я играю в "Спартаке", решаю вместе с командой поставленные задачи и стараюсь изо всех сил. Я готов был раздирать себе до крови бока, бросаясь в подкаты на синтетике "Лужников", только чтобы мы стали чемпионами. Нам это не удалось, но у каждого из нас совесть чиста: мы сделали все, что могли. И я в том числе.

     Я и сейчас не хочу говорить, что меня ждет дальше. Решил для себя так: пусть чемпионат страны закончился, европейский сезон продолжается. И я ничего не скажу о другом клубе, пока не сыграю своего последнего матча за "Спартак". Скажу обо всем только после "Тулузы".

     Но то, что останусь в "Спартаке", - исключено.

     Когда я выхожу на поле и слышу свист, то "выключаю" слух и концентрируюсь только на игре. Я умею абстрагироваться от таких вещей, потому что если в моей ситуации принимать их слишком близко к сердцу - будет очень сложно. У меня есть прекрасная команда, в которой мне приятно выходить на поле - особенно с тех пор, как я стал игроком основного состава. В ней у меня много друзей - Павлюченко, Хомич, Калиниченко... Титов ко мне тоже хорошо относится, хотя он и немножко из другого поколения. Я им всем очень благодарен.

     Ребята меня поддерживают, помогают, и от этого мне становится легче. И когда поднялся шум вокруг моего имени, партнеры по команде, конечно, подходили и задавали вопросы. Мне было очень неудобно смотреть им в глаза и лукавить, а сказать все, как есть, я не мог. Было тяжело - не скрою.

     Когда в матче с "Динамо" меня заменили, вначале раздался свист. Но когда я поднял руки и похлопал болельщикам, половина из них захлопала в ответ. Не все, конечно, - но я слышал, как гул сменяется аплодисментами. И то приятно...

     Я знаю, что выдержал удар и не опустил руки. И никогда не забуду, что в такой ситуации команда и тренер меня поддержали.

* * *

     Если не брать в расчет челябинский "Спартак", в своей карьере я играл только в "Спартаке" московском. Но где и когда бы ни оказался, все равно всегда буду считать "Спартак" большим клубом с великой историей, у которого есть что-то свое, неповторимое. Я воспитанник "Спартака" и знаю, на чем он держится. Что такое знаменитый спартаковский дух, чувствую изнутри, хотя какими-то конкретными словами объяснить это не могу. "Спартак" для меня - это не хозяин Федун, а нечто гораздо большее. Не случайно же красно-белых называют народной командой - так оно и есть. Очень обидно, что из-за Федуна, который, мне кажется, понятия не имеет, ЧТО такое "Спартак", я вынужден уйти...

     Владелец клуба сказал, что я ни в одном интервью не обмолвился о желании играть за "Спартак"? Так вот, пусть он знает, что я не привык говорить. Я привык доказывать делом. А его слова, что не подписывать новый контракт мне посоветовал Федотов, - вообще какой-то бред.

     С Федуном я, кстати, никогда не общался. За все годы он и словом ни со мною, ни с другими игроками не перемолвился. Даже когда пришел в раздевалку после матча с "Динамо", пожал нам руки - и все. Конечно, это его право - вести себя по отношению к футболистам так, как он считает нужным. Но странно как-то: это же игроки команды, владельцем которой он является. И при этом - вообще никакого контакта...

     Руководители клуба на публике говорят обо мне нелицеприятные вещи. Стараюсь всего этого не читать, хотя какие-то реплики, конечно, до меня доносятся. Но уколы этих людей мне безразличны.

     Главное, что сам я в собственной правоте ни капли не сомневаюсь. Точно знаю, что любой футболист на моем месте поступил бы так же. Еще с детства в Норильске отец учил меня, что главное в жизни - уметь за себя постоять. Оттого сейчас он меня очень хорошо понял...

     Многие люди мечтали и мечтают играть в "Спартаке". И о себе могу сказать: я как играл за ромбик, так и продолжаю за него играть. Я в "Спартаке" только из-за клубного патриотизма все последние годы и оставался. Мне очень нравится команда, мы давно друг с другом сроднились. Мои корни уходят в спартаковскую школу, и только очень черствому человеку такие вещи могут быть безразличны. А я к таким людям не отношусь.

     Никогда не забуду, как без всяких гарантий приехал из Норильска и мой дядя - царствие ему небесное - повел меня на тренировку в спартаковскую школу, заниматься в которой я мечтал. Папа - болельщик "Торпедо", а я с детства отдал сердце "Спартаку". Я долго готовился к той поездке, тренировался как сумасшедший. Когда мы - по сути дела, с улицы - подошли к тренеру Евгению Викторовичу Воробьеву, и дядя попросил его посмотреть на мальчишку, я был уверен в своих силах. И в команду тренер меня взял, и до выпуска меня довел... Он, кстати, сейчас работает в "Локомотиве".

     Останусь ли я в душе спартаковцем, перейдя в другой клуб, - как говорит о себе, к примеру, Вадим Евсеев? Наверное, говорить такое на публике по отношению к новой команде будет некорректно. Но в глубине души знаю, что так оно и будет. Любой воспитанник родного клуба, как бы ни повернулась его судьба, никогда от него не открестится. И готов повторить: "Спартак" - моя родная команда. Горжусь тем, что являюсь ее воспитанником.

     Убежден ли я, что никогда не пожалею о сделанном?

     Несмотря на всю свою благодарность "Спартаку" - убежден.

     Я долго думал, прежде чем принять это решение, одно из важнейших в моей жизни. Думал, конечно, и о том, что футбол сейчас стал бизнесом, и деньги определяют многое. Но для меня главное - не деньги, а отношение.

     Все говорят: рвач, погнался за деньгами. Я себя рвачом не считаю. Но думаю, что отношение клуба к тебе выражается в том числе и в твоих финансовых условиях.

     Меня в "Спартаке", считаю, не оценивали вообще.

     Я молчал и работал. Мне многое не нравилось, но я понимал, что это не должно отражаться на моем отношении к футболу и к команде. В клубе мне говорили: "Tы должен не получать деньги, а зарабатывать их". Считаю, что на данный момент в "Спартаке" я зарабатываю деньги своим трудом. Но почему-то не получаю...

     Еще в клубе мне твердили: "Ничего не бывает сразу, все приходит постепенно". Но ко мне эта фраза имеет самое прямое отношение! У меня-то ничего не было сразу! Я очень долго терпел и в конце концов достиг определенного уровня, когда, полагаю, имею право сказать свое слово.

     Держу ли я зло на Шавло? Наверное, нет. Да и на Федуна зла не держу - мне просто обидно, что так ко мне отнеслись. Шавло сам играл в "Спартаке", знает, что это за команда. Просто у него такая должность, что волей-неволей он должен придерживаться принципов, которые диктует хозяин. Не хочу обсуждать личные качества Шавло, но, хотя в наших отношениях не все было гладко, решает все в "Спартаке" по большому счету не он. А значит, обвинять в случившемся генерального директора бессмысленно.

     По большому счету на протяжении многих лет в "Спартаке" в меня верил только Федотов. Думаю, поверил и Черчесов - еще до того, как стал главным тренером. Просто, когда он был спортивным директором, от него мало что зависело. А когда его назначили на тренерский пост, было поздно - я уже определился.

     Может быть, если бы весной от Черчесова в клубе зависело столько, сколько сейчас, все сложилось бы по-другому...

     Решение для себя я к тому моменту уже принял. Не на бумаге, а в голове. Мне требуется много времени, чтобы все обдумать. Но если я уже что-то для себя решаю, то окончательно и бесповоротно. Произошло это в конце весны. Когда я до конца понял, что в меня здесь не верят...

     Зарплата у меня даже в этом году была, по футбольным меркам, такая, что самому клубу было стыдно назвать вслух истинные цифры. Шавло в интервью утверждал, что у меня оклад - десять тысяч долларов.

     На самом же деле - пять...

     Слышал я и аргумент, что в прошлом сезоне у меня было ноль голов и столько же результативных передач - и как, мол, с такими показателями можно давать человеку хороший контракт? Что ж, это лишнее доказательство, что клуб в меня не верил. Гусу Хиддинку-то эти "ноль плюс ноль" не помешали перед матчем с Македонией прошлой осенью пригласить меня еще с несколькими молодыми игроками на смотрины...

     Тогда я это воспринял как аванс. А вот этой весной все уже было по-другому: я понимал, что действительно хорошо начал сезон, и Хиддинк не просто включил меня в число приглашенных, но и выпустил в стартовом составе в Таллине, в официальной игре.

     Картины я, как мне кажется, не испортил. Кстати, если в "Спартаке" всегда играл слева, то в сборной меня поставили на ту позицию, где выступал с детства, - в центре поля. Может быть, тут сказал свое слово помощник главного тренера сборной Александр Бородюк, который знает мои возможности.

     Тогда, весной, у нас с клубом были переговоры. Я просил фиксированную зарплату - 500 тысяч в год. Мне предлагали 250, а далее - по некой нарастающей шкале. Меня это не устраивало. Хотя мы почти и не общаемся с партнерами по сборной на денежные темы, но в целом представление, кто сколько зарабатывает, у футболистов есть.

     Поймите правильно: не в количестве нулей дело. А в унижении. И в том, что так в "Спартаке" относятся к своим - к ребятам, которых не надо ниоткуда покупать и ничем переманивать.

     Все это длилось довольно долго. Наконец, в начале апреля, сразу после весенней победы в гостях над будущим чемпионом "Зенитом" - 3:1, - меня пригласили в кабинет к Шавло.

     Я был абсолютно уверен, что наконец-то могу рассчитывать на адекватную оценку собственного труда.

     А прозвучал очередной промежуточный, неопределенный вариант.

     И тогда я просто встал и ушел. В конце концов, у меня есть чувство собственного достоинства.

     Тогда все и решилось. Скажу честно: если бы они в тот момент ответили "да", я бы, конечно, остался. Мне было бы элементарно неудобно отказаться - хотя к тому времени я уже понимал, что в других клубах мог бы зарабатывать больше. Но я сам такие условия просил, а потому новый контракт со "Спартаком", согласись клуб на него сразу, был бы подписан.

     Потом мне рассказывали, что они срочно созвонились с Федуном, получили от него добро на мои условия. Но когда вернулись - было уже поздно. Потому что я ушел и принял для себя окончательное решение.

     Прокручиваю все эти события в своей памяти и лишний раз убеждаюсь, что люди в меня попросту не верили. Хотя мы достаточно долго работали вместе, и они должны были меня хорошо знать. Однако сначала только один Федотов, а потом еще и Черчесов полагали, что я действительно способен на какой-то качественный скачок.

     Но решение принимали не они.

* * *

     Если бы не Федотов, я ушел бы еще зимой. У меня были предложения - меня, например, хотели купить "Рубин" и "Томь". Я хотел играть в футбол, и были мысли уйти туда, чтобы подобно Паше Погребняку себя зарекомендовать, а потом выйти на какой-то новый уровень. Руководство "Спартака" было не против меня продать - у нас был разговор с техническим директором Смоленцевым. Но он сказал, что последнее слово - за главным тренером. А Федотов был категорически против моего ухода. "Нет, ты остаешься, и это без вариантов", - сказал мне Владимир Григорьевич.

     Честно говоря, вначале я на него за это злился. Поскольку мало верил, что в "Спартаке" буду регулярно играть. Это было сразу после отпуска, перед первым предсезонным сбором.

     Обиделся ли я на Федотова, обвинившего меня в поражении от ЦСКА в финале Кубка Первого канала? Нет, поскольку понимал, что это все эмоции. На следующий день уже все было нормально. Да, меня удалили, но внутри я чувствовал удовлетворение от самой игры. Было твердое ощущение, что, выйдя на замену, я реально помогал команде. Да, ошибся - но удаление было за две минуты до конца дополнительного времени и не могло ни на что по-настоящему повлиять... Повторяю: первая реакция Федотова была вызвана эмоциями, а наутро уже ничего подобного не было. Так часто бывает...

     Моя контрактная ситуация развивалась долго, и решение, которое я принял, не было спонтанным. Все началось еще после того, как в середине 2005 года вернулся из челябинской аренды и попросил элементарные условия. Например, полторы тысячи долларов в месяц на съемную квартиру. Но мне отказали и в этом. Начали мяться: "Мы все понимаем, но..." Я остановил их: "Хватит, мне все ясно".

     Та ситуация меня вообще убила. До аренды в Челябинск у меня в "Спартаке" была зарплата две тысячи долларов. А в Челябинске - три плюс премиальные, потому что там я играл и был одним из лидеров. Назад в "Спартак" ехал, как мне казалось, кое-что доказав.

     "Спартак" ведь мог тогда меня вообще потерять, потому что у клуба как раз шел "раздел имущества" с Юрием Перваком, и неожиданно оказалось, что я нахожусь в Челябинске не в аренде, а на полноценном контракте.

     Из Челябинска я тогда возвратился только потому, что обещал Федотову сделать это в любом случае. В первом дивизионе постоянно играл, вызывался в молодежную сборную. И вправе был надеяться, что мои смешные условия хоть как-то пересмотрят. Ведь мне, по сути, из-за всех этих юридических тонкостей предстояло подписать новый контракт.

     Зарплату я тогда попросил, по меркам последних лет, весьма умеренную - десять тысяч. Плюс бонусы, которые полностью вписывались в концепцию руководства: "Ты должен не получать, а зарабатывать".

     Да, место в составе мне только предстояло завоевать - но тем, в кого верят, такие деньги дают без вопросов. Не говоря уже о полутора тысячах за съемную квартиру.

     А в меня не верили. И начали торговаться, заявив, что на такие "роскошные" условия пойдут лишь в том случае, если я продлю контракт еще на два года.

     Это было уже слишком.

     Тогда я сказал: "Я обещал Григорьичу вернуться - и я вернулся. Делайте мне какую угодно зарплату, можете даже не спрашивать. И больше мне ничего не нужно".

     И тут они вдруг начали мне говорить:

     - Подожди, так тебе же нужна квартира!

     Я ответил:

     - Как-нибудь этот вопрос решим.

     Мне уже было все равно.

     "Положили" те самые пять тысяч. И в рамках действующего контракта ни разу зарплату не поднимали - даже когда стал игроком сборной.

* * *

     Да мне даже Андрей Червиченко по собственной инициативе поднимал зарплату! Человек, которого сейчас все критикуют за его работу в "Спартаке"! Но он по крайней мере стимулировал ребят к росту, и было видно его отношение к нам: кто прибавляет в игре - тот получает больше.

     А вот Федуну и его людям долгое время было на меня наплевать, и это продолжалось несколько лет. Мне было очень обидно, потому что "Спартак" - мой родной клуб. Я же все здоровье здесь оставил! Две операции на крестообразных связках коленей, мениски, пахи... Да, я благодарен клубу за то, что он меня лечил, но, по-моему, это нормально, и по-другому быть не может. Спасибо за то, что меня, молодого, отправили на операцию в Германию, когда еще мало кто туда ездил. Но я сам, между прочим, на этом и настоял. Потому что травмы получал не в пьяных драках, а в играх за "Спартак".

     Может, из-за травм и не захотели поднимать мне зарплату после Челябинска - не знаю. Но самим ходом переговоров и отношением ко мне я был сильно разочарован.

     Тем не менее с головой ушел в работу и "пахал" по полной программе. Даже при Старкове, который меня не видел и вообще всячески давал понять, что делает ставку на опытных игроков. После Челябинска я опять попал в дубль и играл там через сильные боли в паху. Но на операцию не ложился, потому что очень хотел сыграть в стыковых матчах за молодежку против датчан. Когда Чернышов и туда не вызвал, у меня, помню, была дикая ярость. Ради чего я все это время терпел боль, если шансов выбраться из спартаковского дубля у меня не было никаких?

     Несмотря на все эти разочарования, я продолжал работать. Тем более что тогда в команде был такой глубоко уважаемый мною футболист, как Аленичев. Даже если тренер откровенно не доверял, при таком капитане работать спустя рукава было невозможно. И не только из-за его титулов, но и из-за характера - человек он замечательный.

     Потом Аленичева из команды убрали, а вместо Старкова пришел Федотов. В этом смысле мне, конечно, стало полегче. Хотя и тут если не получалось что-то в первом тайме - сразу меняли. Тоже полного доверия не было. Я начинал нервничать, хотел что-то доказать, эмоции зашкаливали, и это приводило к грубости и карточкам. Хотя я никогда не хочу сыграть в ноги - всегда только в мяч. Когда, скажем, в финале Кубка Первого канала сбил Жирка (Юрия Жиркова. - Прим. И.Р.) - просто не рассчитал. Жестко, динамично играть я люблю, но к грубости никогда не стремлюсь. Прекрасно знаю, что один хлеб едим...

     Сейчас опыта прибавилось, и если желтые карточки иногда получаю, то до красных дело уже не доходит. Надеюсь, уже окончательно.

* * *

     Черчесов сказал мне дать окончательный ответ 18 октября, я пообещал - и сделал это. К моему сообщению он отнесся нормально. Правда, мне не совсем понятно, почему клуб это сразу вынес в прессу. Одно дело - предпринимать какие-то шаги по поиску замены, но говорить во всеуслышание, когда до конца чемпионата оставалось еще четыре тура... Не думал, что так будет. И когда мне позвонил папа и сказал, что все только это и обсуждают, - неуютно стало.

     Конечно, волновался, как все будет развиваться дальше. Немного удивился, когда меня, переполненного эмоциями после победы над Англией, не выпустили на матч с "Москвой" в стартовом составе. Но понимал, что тренер как-то должен реагировать на сложившуюся ситуацию. Тем не менее готов был выйти на поле в любой момент и сделал это. Наверное, не подвел, если мы забили еще один гол и выиграли...

     Когда еще сидел на скамейке запасных, прямо перед ней Баррьентос ногой ударил Иванова по голове. Я попытался рвануться на поле, объяснить аргентинскому парню, что он виноват и нужно признавать свои ошибки. Удалили - уходи, а он выступать начал, да еще и симулировать. Я по этому поводу и возмутился. Но резервный судья меня не пустил. Может, и к лучшему.

     Слова Черчесова о том, что ему не понравилась реакция болельщиков на мое появление, воспринял как признание того, что я вышел и помог команде.

     А потом была игра в Раменском с "Сатурном", от которой меня отстранили прямо в день матча из-за опоздания на установку.

     Понимаю: тренер был прав. Если я опаздываю на установку, это грубое нарушение, и наказание за него должно последовать. Станислав Саламович - человек принципиальный, строгий и справедливый. Не злой, а именно справедливый. Поэтому я его решение понял.

     Почему опоздал? Игра в Раменском у нас была выездной, а до нее были две домашние. И перед ними установка начиналась в 11 утра. Здесь же - на пятнадцать минут раньше, и на это изменение в расписании я почему-то внимания не обратил. Меня "замкнуло", что установка - в одиннадцать. За мною зашел наш переводчик (Георгий Чавдарь. - Прим. И.Р.), но потом сказали, что все уже началось и лучше даже не пытаться туда заходить.

     Говорили, что на той же неделе я не пришел еще и на медосмотр. Возможно, и это наложилось на решение Черчесова. Там, на мой взгляд, непонятно повел себя тренер по физподготовке (Тони Берецки. - Прим. И.Р.). Весь этот "медосмотр" состоит из 30 секунд, во время которых ты сдаешь анализ крови. Да, я пришел позже всех, но мы же в одной команде и должны друг друга поддерживать и выручать. Но вместо того, чтобы взять у меня кровь, тренер по физподготовке вдруг сказал: "Все, у меня тренировка начинается. Мне надо идти". Как-то по-другому я представлял себе наши отношения...

     Наверное, я должен был понимать, что моя ситуация заставит всех обращать на меня особенно пристальное внимание, и не должен давать ни малейшего повода "зацепиться". А тут еще и команда, пока у меня были проблемы с пальцем ноги, выигрывала - у Нальчика, у "Химок"...

     На следующий день после матча в Раменском я приехал в Тарасовку, но Черчесов не пустил меня на разбор. Возможно, в нем еще кипели эмоции и он не успел остыть после игры, в которой, как потом выяснилось, мы потеряли золотые очки.

     Но еще через день мы с главным тренером поговорили, и я сказал ему, что готов биться за команду до конца. Из того, что на матчи с "Ростовом", "Байером" и "Динамо" я вышел в стартовом составе, делаю вывод, что Станислав Саламович мне поверил.

     Но в футболе - как в любой профессии: если ты откуда-то уходишь, это не означает, что вычеркиваешь из жизни людей с прежнего места работы. Конечно, если этих людей уважаешь. А к Черчесову я отношусь с большим уважением. Поэтому к словам тренера, что у меня есть номер его телефона, по которому я всегда могу позвонить, отношусь вполне серьезно. Надеюсь, и он будет вспоминать обо мне по-доброму.

     А "Спартак" я никогда из своей жизни не смогу и не захочу вычеркнуть - где бы ни играл. Потому что часть себя вычеркнуть невозможно.

     Игорь РАБИНЕР

     Монолог, который вы только что прочитали, является фрагментом новой книги обозревателя "СЭ" Игоря РАБИНЕРА "Как убивали "Спартак"-2". Эта книга посвящена событиям, происходившим в самом популярном клубе страны в течение последних двух лет. 1 декабря она поступит в книжные магазины.