«Мой «Лексус» красный. Я же из Советского Союза!» Удивительные истории одного из лучших футболистов СССР
Иштоян был очень знаменит.
Быть может, слово «знаменит» и не годится. Иштояна обожали. Про Иштояна писали рассказы — самый забавный посвящен был приезду Левона в далекое селение. Где по такому случаю приключился веселый переполох. Перерезали всех кур, всех поросят. Столы ломились!
Ждали, вглядываясь в пыльную даль, все — и наконец дождались. Вон она, белая «Волга» с номером 00-08.
Я читал эти бесхитростные рассказы из 70-х и улыбался. Что-то хотелось выписать — и я себя не сдерживал. Выписывал. Вот это, например:
«Иштоян, продолжая улыбаться, опустил руки, гаркнул: «Шноракалем, жоховурт джан!» («Спасибо, родной народ!») и добавил скороговоркой: «Футбол-режим-Киев-Блохин», — тогда, когда тонкий голосок где-то рядом пропищал: «Дядя Левон! Дядя Левон!»
...каждым проходом по правой бровке он тянул свой «Арарат» наверх — и дотянул до золотого дубля в 73-м. Увековечивали «дядю Левона» не только в книжках — еще и в кино. Вы же помните, как в фильме «Мимино» Фрунзик, покидая Москву, утешал Бубу:
— Ааа. Слушай, что ты хочешь! Если женщина каждый день артистов видит, академиков видит, космонавтов видит, Иштояна видит... Может вот так потрогать... Ты кто такой для нее?
***
Это Иштоян стал героем самого драматичного финала Кубка в истории советского футбола. На последней минуте против киевского «Динамо» сравняв счет, а в дополнительное забив еще один.
Вскоре Киев начнет собирать трофеи по Европе, вынося всех подряд. Включая «Баварию». Зато Кубок-73 взял «Арарат». Промах в той игре Олег Блохин считал «промахом жизни». Кстати говоря, именно в том самом матче незадолго до конца киевляне поменяли Блохина и Буряка, выпустили молодых — чтоб парни получили «мастеров спорта».
Эти дурацкие замены и поражение стоили карьеры в Киеве знаменитому тренеру Сан Санычу Севидову. «Динамо» возьмет Лобановский — и все знают, куда приведет. Но это будет потом.
А великолепный Левон Иштоян осенью 73-го уложил в Кубок и золотую медаль чемпиона СССР. Поиграв еще недолго, вдруг закончил совсем молодым — и пропал. Чтоб годы спустя объявиться в Америке. В каком-то местечке под Лос-Анджелесом.
***
Искал Иштояна я долго. Пожимали плечами даже знающие все: «Как уехал в Штаты — так все, с концами. Ни слуху, ни духу».
Время от времени заглядывал ненадолго в Ереван. Как на юбилей старого товарища Аркадия Андреасяна, например. Евгений Ловчев вспоминал тот день рождения в «Разговоре по пятницам»:
— Даже Лева Иштоян прилетел из Америки. Ой, кадр редкий!
— Это в чем же?
— Выходим мы, ветераны, играть. Идет рядом со мной по флангу, говорит: «Не трогай меня!» А давай, отвечаю вместе пойдем. Рядышком. Ну и пошли.
Взять телефон у Иштояна во время этого захода по флангу было времени предостаточно. Однако ж Евгений Серафимович как-то не догадался. Да и к чему? Когда он будет в этой Америке?
А помог добрый доктор Вартапетов, перебравшийся из Москвы в Ереван. На родину предков. С утра пообещал — и тем же вечером продиктовал. Михаил Гургенович, вы король.
***
Иштоян обрадовался звонку из Москвы так, что я усомнился в собственной памяти: кто кого искал все эти годы? Он меня — или я его?
Со второго слова Иштоян накрыл пучиной обаяния, обволакивал мягким акцентом. Соскальзывал с «вы» на «ты» — и обратно.
Отныне я был «Юра-джан». Как же это прекрасно, как музыкально.
По ходу выяснили, что грядущее интервью — чуть ли не первое большое с 73-го года. Чудны дела твои, Господи.
Говорить по скайпу оказалось технически невозможно — ну к чему великому Иштояну скайп? Зато WhatsApp пообещал через пару дней освоить. С помощью детей и товарищей.
И освоил!
— Нормально? — переспросил чуть лукаво.
— Отлично! — воскликнул через океан я. Переспросив зачем-то:
— Как у нас со временем?
— У меня времени много! — голос с хрипотцой так близок, так знаком, что я уже и не верю, что это тот самый Иштоян. — Так что, Юра-джан, ты можешь говорить... Я буду немножко ошибку делать — вы меня извините... Я уже 31 год живу в Штатах. Русский язык у меня был хороший. Но когда ни с кем не говоришь, начинаешь забывать. Простите.
Да вы что, дорогой Левон! Ошибайтесь, ошибайтесь, сколько хотите.
Сложные слова давались Иштояну без запинки. Зато перемежал английскими попроще — «evening», «hour»... Ну «коронавайрас», куда ж без этого.
Я рассказывал, захлебываясь от восторга, что помнят и чтут его в Москве — и чувствовал, как улыбается Левон Арутюнович на том конце земного шара.
Трижды повторяет «спасибо». Какой все ж трогательный человек.
100 рублей. То есть, долларов
— Когда-то была у вас в Штатах футбольная школа под названием «Арарат». Давно закрылась?
— Как это «закрылась»?! Почему?
— Еще существует? Я рад.
— Ей 13 лет. Этот коронавайрас многое убил — но не мою школу! Четыре месяца не тренировались. Дети сидели по домам. Даже в школу не ходили.
— У вас же не совсем малыши занимаются?
— Берем с 4-5 лет — и ведем до 14. Там они уже в колледж ходят. Сперва думали только с армянскими детьми будем заниматься. Но куда там! Сейчас 270 ребят у меня...
— Сколько платят?
— Поначалу брали 50 долларов в месяц. Когда только армяне занимались.
— Что-то совсем мало.
— А я сразу сказал — не делаю бизнес. Просто хочу работать с детьми. Пройдет время, станем набирать больше ребят — будут платить по 100 рублей. То есть, долларов.
— Сами ведете занятия?
— Сперва — да. Первые четыре года вел. Сейчас только административные дела. У нас 14 тренеров!
— Американцы?
— Да кого только нет. Американцы, латиноамериканцы. Два армянина. Все хорошие.
— Известные люди есть?
— Нет, Юра-джан, нет... Откуда в нашем городке известные люди? В Америке кто известный — тот богатый. Что ему делать в моей школе?
— Протестов в вашем городке не было?
— Только по телевизору на эти протесты смотрел. После того, как похоронили этого парня в золотом гробу. Страшное дело! Но в моем Глендоне все спокойно. Здесь почти одни армяне. Хороший город. Вот Лос-Анджелес от нас недалеко, там богатые живут. Демонстрации были приличные. А хулиганы в это время магазины с драгоценностями чистили. Но сейчас все хорошо. Не тревожьтесь!
— Меня другое тревожит. Паспорт американский у вас есть?
— Да, конечно. Я ситизен, Юрочка.
— Рад слышать. Давно получили?
— Да. Давно. Мы приехали в Америку в 1988 году. Уже 32 года здесь. Десять лет гражданами не были.
— Пенсия вам полагается?
— А как же?! Я 20 лет работаю! Правда, совсем небольшая, 1 300 долларов в месяц. А вокруг все дорожает и дорожает. Но я нахожу магазины подешевле. Мне здесь отлично живется.
— Хоть кто-то говорит, что живется ему «отлично».
— Две дочери — обе замужем. Шесть внуков. Я только спасибо могу сказать судьбе. Внуки ходят в правильную школу. Платим за них сами, не государство. Потом приходит домой учитель — занимается с ними армянским языком.
— Дочки за американцев вышли?
— Не-е-т, что вы! Только за армян!
«Чтобы выпустили в Америку — отдал квартиру»
— Что ж вас потянуло в эту Америку?
— Брат с женой туда переехали в 1976-м. Меня и мать, и брат с женой уговаривали уехать... А я даже мысли не допускал. Отвечал: «Во-первых, меня не выпустят. Во-вторых, в Ереване все хорошо. Сдалась мне эта Америка?» Брат десять приглашений присылал — я все отказывался и отказывался. А в 88-м в Армении начались демонстрации. Посмотрел на все это и решился: «Пока дети маленькие — пусть учатся в Штатах. Чтоб там пойти в университет». Уехал!
— Ну и правильно.
— Они же мне потом и сказали бы: «Отец, ты имел такие возможности, а оставил нас здесь...»
— Не пожалели?
— Что ты! Никогда! Дети окончили в Америке школу, университеты. Все отлично сложилось. Я десять раз после приезжал в Ереван — мои друзья очень тяжело живут... Даже 100 долларов пенсии нет!
— Что вы говорите.
— А это феноменальные люди. Они как футболисты четыре-пять лет весь Советский Союз гоняли. Брали золото, два раза Кубок, второе место... Это не класс Б — высшая лига! Я честно вам говорю. Не стесняюсь. Если неправильно что-то скажу — вы меня останавливайте, Юра-джан, поправляйте...
— Вы все отлично говорите, Левон Арутюнович. Когда-то я ездил в Ереван — показалось, неплохо жили из легендарного поколения только Оганес Заназанян да Аркадий Андреасян.
— Да, да! 2-3 человека из наших ребят устроились нормально. Остальные — нет. А сейчас почти все покойники. Из нашего «Арарата» 6 человек уже нет. Заназанян вот умер не так давно, потом Алеша Абрамян, в этом году Сурен Мартиросян, наш защитник... Ужасно, ужасно!
— Гроссмейстер Лев Псахис мне говорил: «Если б я не уехал в Израиль, а остался в Москве — давно бы умер». Вы те же слова можете сказать про Ереван?
— В том-то и дело! Кто из нашего «Арарата» жив — тот больной. Я же со всеми контакт поддерживаю. Чем могу — отсюда помогаю.
— Кому?
— Норику Месропяну. Николаю Казаряну. Тот в нехорошем состоянии. Работы нет, как инвалид дома. Раз в 4-5 месяцев отправляю какие-то денежки. Сколько могу. Мне всем друзьям хочется помочь!
— В 88-м понимали, что уезжаете насовсем?
— Да, да! Сказал «уезжаю» — значит, все. Я 20 лет в футболе — что получил от государства? Только отдал! Чтоб меня выпустили, квартиру отдал. Даже не продал.
— Вот это да.
— Чуть позже в Штаты переехали мои друзья — Сергей Бондаренко и Армен Саркисян. Вы, наверное, знаете.
— Еще бы. Известные футболисты.
— Сергей приехал в 92-м, тогда уже не коммунистическая партия правила. Он ереванскую квартиру оставил. А у меня выбора не было. Или отдавай, или никуда не едешь. А квартира была шикарная — 4-комнатная в самом центре, недалеко от рынка! Сказал — «пожалуйста, забирайте».
— Кто сейчас в ней живет?
— Бывший второй секретарь ленинаканского обкома. Коммунист номер два. Зовут Таджат, фамилию не помню. Все, что говорю сейчас — от души, ничего не скрываю.
«До Хапсалиса ехать 35 минут. По нашим меркам — далеко»
— Уезжали со слезами?
— А вы как думаете, Юра-джан? Я в Америке нормально живу, даже хорошо. Но все воспоминания — с Советским Союзом! Четыре года меня звали в первую сборную. Я участвовал в Кубке чемпионов. Это прекрасная жизнь!
— Когда-то я разговаривал со спартаковцем Виктором Пасулько, осевшим в Германии. Спросил, не думает ли он вернуться насовсем в Москву. Виктор долго смеялся...
Начинает смеяться и Левон Арутюнович. Но я все-таки договариваю:
— Вы в Ереван вернуться насовсем никогда не думали?
— Я после Америки впервые вернулся в Армению в 97-м году. Как раз Аркадий Андреасян 50 лет справлял. Меня и в федерации футбола уговаривали, и все вокруг: «Ты не должен жить в Америке, ты должен жить в Ереване. Мы тебе все условия сделаем!» Я слушал, кивал, но не верил. Второй раз приехал — все повторилось. В третий.
— Даже не размышляли?
— Что размышлять? Где мои дети живут — там и я должен.
— Были наши люди — по десять лет отыграли в НХЛ, но английского не знали.
— У меня английский тоже не очень хороший. Думаю только по-армянски! Все делаем, чтоб дети и внуки не забыли родной язык. Но в Ереване бываю. Вот 13 июня собирались, уже билеты купили. А граница закрылась. Коронаварас все отменил.
— Ваш товарищ Армен Саркисян в Америке не только тренировал. Еще и открыл ювелирный магазин.
— Точно!
— Вы другую профессию не освоили?
— Нет. И не хотел. Торговля, бизнес — это все не мое. Моя профессия — футбол. Армен Саркисян — это все-таки другое поколение, на 6-7 лет младше. Они очень... Умные!
— До океана, одного из лучших пляжей мира Санта-Моника вам далеко?
— По нашим меркам — далеко. 45 минут на машине.
— Голливуд приблизительно столько же?
— Ну да. Почти не бываю там. Если в Голливуде дел нет — что ездить? Только гостей возим. Вы приедете — будете моим гостем. Тоже свожу.
— Спасибо, уже был.
— Для нас все, что больше получаса на машине — «далеко». Вот до Саши Хапсалиса ехать 35 минут. Давным-давно не виделись. У него тоже своя футбольная школа.
Белая «Волга», номер 00-08
— Весь Ереван знал вашу белую «Волгу» — в номере которой были одни «восьмерки».
— Вы и это помните?! О! Думал, помню только я. Спасибо вам. Только номер был с нулями — 00-08. С этой «Волгой» история вышла. В 73-м выигрываем Кубок и чемпионат, команда отличная. Когда сезон здорово начали, республиканский Совмин попросил у Москвы 16 «Волг». Чтоб в конце сезона все ребята получили. Становимся чемпионами, эти 16 машин приходят в Ереван. Знаете, что было дальше?
— Что-то не так?
— Мне друг говорит: «Лева, беги скорее за своей «Волгой», а то не получишь. 10 машин уже продали!» Ты представляешь, Юра-джан?!
— Ничего себе.
— Мне не веришь — расспроси в Ереване наших ребят. Все подтвердят. 5 «Волг» на команду осталось!
— Кому дали?
— Мне, капитану Оганесу Заназаняну, вратарю Алеше Абрамяну, Андреасяну и Маркарову. Все. Мне неудобно было на этой машине ездить, честное слово. Каждый раз приезжал на тренировку — ребята так смотрели... Мы же друзья! Сидеть в этой «Волге» не мог. Быстро продал.
— Иосиф Бродский в Америке купил 20-летний «Мерседес». Вы тоже звезда. На чем катаетесь?
— «Мерседес» у меня тоже был. На «Ауди» ездил. Но очень полюбил «Лексус». Обожаю! Такой комфортабельный!
— Как у настоящего армянина — наверное, белый?
— Нет, красный! Я же из Советского Союза!
— Смешных историй про вас миллион ходило.
— Ой, сколько было... Когда забил два Киеву, началось. Я же родился в Ленинакане. Сейчас Гюмри. Вот рассказывают: приезжает туда Пеле. Идет по городу — никто не узнает. Подходит к одному: «Я лучший футболист мира!» — «Ой, Левончик, как ты загорел...»
— В этом Ленинакане, говорят, вам памятник собирались ставить.
— Не разрешили!
— Вот несчастье.
— Так на памятнике Ленину сзади «восьмерку» нарисовали. Все понятно стало. Ну анекдот же?
— Не то слово. В ту пору могли автомобиль на руках нести вместе с народным героем. Муслим Магомаев через это прошел, прыгун Владимир Ященко...
— С машиной не носили. Просто на руках — бывало. Да что там Советский Союз? Бывает, по Глендону своему иду — кто-то узнает, кидается целовать: «Товарищ Иштоян, как дела? Как живете?» — «Все нормально...» Очень уважают, честно вам говорю! Хотя 47 лет прошло!
— Москва тоже вас помнит.
— Вы серьезно? Спасибо! Так приятно!
— Футбол вам снится?
— Постоянно. Я живу футболом. По телевизору только его и смотрю. Одни футбольные программы в доме. С бундеслиги переключаю на испанский футбол. Но снится мне «Арарат» 70-х! Стадион «Раздан». Длинный-длинный тоннель, по которому шли к полю. Этот стадион 47 лет стоит пустой. Что наши руководители думают?!
— С кем из советского футбола созваниваетесь особенно часто?
— С Нориком Месропяном, это близкий мой друг. Сергей Погосян. С покойными Оганесом Заназаняном и Алешей Абрамяном. Про остальных от общих друзей узнаю: как Аркадий? Как Эдик?
— В Ереване ваше 70-летие отмечали бы всей страной. А как получилось?
— Очень спокойно, тихо. Семьей. Приехали друзья. Но кто-то дозвонился с родины. Самое интересное, 10 октября у меня звонок за звонком! Один товарищ 32 года уже набирает, одно и то же говорит: «Спасибо, Лева!» Я притворяюсь, будто не понимаю: «За что, мой друг?» — «Ааа, забыл, что 10 октябре было!» — «А что?» — «Кубок выиграли!» Я помолчу немного — и говорю: «Как же забудешь, ты каждый год напоминаешь...»
«Кикабидзе любит одну стюардеску, а она не пришла»
— Помните, как впервые услышали фразу в «Мимино» — «Иштояна видит»?
— Еще бы! Я чуть со стула не упал! Мы с Фрунзиком дружили, он тоже из Ленинакана. Даже там соседствовали — только я был еще маленький. Потом и в Ереване жили рядом. От театра Сундукяна идешь на два квартала вниз — его дом. Все время встречались. А потом вдруг Фрунзик пропал, месяцев шесть не вижу. Всполошился: что случилось? Потом собираюсь на рынок — о-па, он навстречу! «Ты где пропадал, дорогой?» — «Полгода на съемках, в грузинский фильм меня пригласили. Очень хороший режиссер, сценарий тоже ничего. Встречаются грузин и армянин в Москве. Кикабидзе любит одну стюардеску, а она не пришла... Знаешь, долго рассказывать. Потом посмотришь. Называется «Мимино». Помолчал — и вдруг оживился: «Знаешь, Лева, я про тебя такое сказал! Увидишь — обалдеешь!»
— Так и случилось.
— Между прочим, в сценарии никакого Иштояна не было. Фрунзик говорит в грузовике: «Слушай, что ты хочешь! Если женщина каждый день артистов видит, академиков видит, космонавтов...» Вдруг Данелия прерывает: «Стоп! Чего-то не хватает. Артистов, академиков и космонавтов — мало. Отдыхаем пятнадцать минут, что-то придумываем». Потом подходит: «Фрунзик, готов?» — «Начинаем...» И выдает — «Иштояна видит!» На этой фразе Данелия просто упал.
— Да и я бы упал.
— «Вот! То, что надо! Оставляем! Гениально, Фрунзик, гениально! Браво!» А я счастлив был, когда услышал. Не у каждого такое наслаждение случается. Вот вы хотели бы, Юра-джан, чтоб про вас в фильме так сказали?
— «Голышака видит»? А звучит.
— Меня до сих пор этой фразой что в Грузии, что в Ереване встречают: «Ооо, Иштояна видит! Можно тебя потрогать?» Спасибо Фрунзику.
— Был бы я рядом — тоже попросил бы вас потрогать.
— Спасибо, Юрочка! Ты когда доедешь до Америки — обязательно моим гостем будешь. Не волнуйся.
— Хорошо, не буду. Последняя встреча с Фрунзиком?
— Это уже в Америке. Он приехал в Глендон, остановился в гостинице. Каждый день его видел! Но здоровье уже было не то.
— В команде что говорили про этот фильм?
— Да каждому хотелось, чтоб его имя звучало в фильме. Конечно, когда люди на улице говорили: «Иштояна вижу! Можно потрогать?» — ребятам из команды это не очень нравилось.
— Завидовали?
— Ну а как иначе? Конечно. Это везде было бы.
— Тут отыскал вашу фотографию в самолете — с подписью: «Вот так стюардессы видели Иштояна».
— Знаю эту фотографию. Мне тоже нравится.
«Не «Педро Петросян», а «Саркис Саркисян»
— Самый памятный перелет в вашей жизни?
— Как вы сказали? Вспоминальный?
— Яркий. Может, страшный.
— Для меня огромным событием было, когда вызвали в сборную СССР. Полетели играть во Францию. Такой счастливый день! Но вот в самолете сборной чуть и не погиб. Ооо, что это было!
— Что?
— Если помните, в Москве сыграли 0:0 со сборной Чили и должны были лететь играть в Сантьяго. 74-й год. На ответный мы не полетели — там убили президента Сальвадора Альенде, устроили переворот, на этом самом стадионе кого-то пытали, убивали...
— Чилийцы по указанию FIFA устроили представление — забили в пустые ворота.
— Вроде бы на нашу федерацию футбола наложили штраф в 70 тысяч долларов. Так для олимпийской сборной сделали коммерческую поездку по Южной Америке. Из Москвы летели в Португалию, потом на «Боинге» в Мексику. Так трясло, что я решил — все. Только Бог помог! Я со всеми попрощался!
— Это не тогда ли в крохотном городке оказались тысячи армян?
— Точно, там. Целая колония армян. Правда, на армянском почти не говорили. Встречали нас как героев. Это вам Заназанян рассказывал, наверное?
— Точно. Еще говорил — даже стадион назывался «Педро Петросян».
— Оганес все перепутал. Не «Педро Петросян», а «Саркис Саркисян» — в честь мэра этого городка! Кстати говоря, у нас, футболистов, тоже «Мимино» было. В сборной было много грузин, человека три-четыре всегда — а капитан Муртаз Хурцилава отказывался жить в номере со своими. Только со мной!
— Это сюжет.
— Доктор Савелий Мышалов как-то заглядывает в номер — а мы с Муртазом друг друга языкам учим. Послушал две минуты — чуть не рухнул со смеха! Савелий еще живой?
— Нас с вами переживет.
— Большой привет! Самый большой!
— Будет сделано. Есть за что благодарить Мышалова?
— От аллергии меня лечил. В Гаграх вдруг приступ — так опух, что не узнать. Как раз после того, как нос мне сломали в очередной раз. Все время ртом дышал. Доктор пытал: «Лева, на что у тебя аллергия? Ну, на что?» Я не выдержал: «Черной икры в Ереване объелся...» Доктор глаза выпучил.
«У украинцев запись финала Кубка есть. Но они продают»
— Можно было бы пересмотреть один матч из собственного прошлого — какой выбрали бы?
— Финал Кубка против киевского «Динамо»! Феноменальный матч!
— Запись-то осталась?
— У меня нет. Только мутные фрагменты. Два моих гола. Киев тогда был феноменальной командой — потом они всю Европу громили. 10 лет держали в страхе всех. Но мы выиграли в 73-м в Москве по делу. Говорят, у украинцев запись есть, но они продают. Даром давать не хотят. Я спрашивал наших ребят — ни у кого пленки нет.
— Блохин говорил: «Сколько проживу — столько буду помнить, как не отдал Колотову пас на пустые ворота в финале Кубка». Помните момент?
— Это было ужасно!
— Не сомневаюсь.
— Этот эпизод у меня до сих пор перед глазами. Тогда подумал: все... Олег-то — мой друг. А Колотова вообще знал давным-давно, еще до Киева. В 69-м году Борис Набоков тренировал молодежную сборную — вызвал из «Арарата» меня, Николая Казаряна и Сергея Бондаренко. Еще двоих из «Кайрата». Еще Долматов и Кисляков. Все остальные — из класса Б!
— Ну и ну.
— Кто-то был из ивановского «Текстильщика»... А Колотов — из казанского «Рубина». 40 дней ездили по Индии, играли товарищеские матчи.
— Сколько?!
— 40! Я поражался — вот это ребята играют в первой лиге. Но когда вернулись в Москву, сразу всех разобрали по высшей лиге. Колотова сначала забрали было в армию, а потом украл Киев. Помните? Вы какого года, Юра-джан?
— 74-го.
— Да вы ничего не можете помнить! Эээ!
— Я читал.
— Раз читал — ладно. Вот оказался мой друг в Киеве. Все перед финалом-73 знали, кто должен взять Кубок. На Украине самые большие люди думали про «Динамо» — начиная с первого секретаря. Брежнев тоже с Украины. А поезд ушел!
— Чудом для вас. Гол на последней минуте, еще один в дополнительное.
— Тогда же иначе играли — если дополнительное время тоже ничьей заканчивается, на следующий день переигровка. Так вот перед дополнительным Симонян даже администраторов попросил выйти из раздевалки. Остались только мы и он. Помолчал, обвел всех глазами: «У меня один вопрос. Что будем делать сегодня?» У всех глаза в пол, сил никаких. Он прибавил голос: «Если сегодня не выиграем — завтра будет поздно! Мы должны умереть, но выиграть!»
— Назавтра действительно было бы «поздно»?
— Сто процентов. В «физике» с Киевом никто не сравнился бы. А у нас по росту, например, была одна из самых маленьких команд. Головой почти не забивали! Но в тот вечер вышли и раздавили их в дополнительное ввремя. Бегали как заведенные. Киев не ожидал такого напора! Мы умели собраться. Даже сами, без тренеров, встречались: «Какая бы ни была хорошая команда — ее забудут через десять лет, если ничего не выиграет. Или Кубок, или чемпионат надо брать». В тот год весь мир узнал, кто такие армяне!
— Все равно помнятся секунды, мгновения. Что — из того финала?
— Кстати, тот редкий случай, когда «Арарат» наверху выиграл борьбу. Проигрываем 0:1, последняя минута, летим всей командой вперед. Аркадик Андреасян выиграл верхний мяч, Шурик Коваленко дальним ударом жахнул прямо по центру, вратарь Самохин отбивает. На этот мяч несутся все защитники Киева — и мы с Казаряном чуть не сбиваем друг друга. Все ворота перекрыты, бить некуда — и я успеваю первым, отыскиваю ударом маленькую-маленькую щелочку! Не могу понять — как?! Это чудо! 1:1 на последней минуте!
— Севидов ошибся — убрал двух великих, выпустил молодых.
— Все твердили — чтоб получили «мастеров спорта». Но почему такие вещи про тренера говорят?! Почему не подумают — он убирал за пять минут до конца нападающих, а выпускал защитников! Мы же давили!
— Представляю, как Ереван вас встретил с Кубком.
— Нас Донецк встретил. Из Москвы сразу поехали с «Шахтером» играть. Они такие сердечные ребята — казалось, убить нас хотят прямо на поле... Но что потом творилось в Ереване! Народ на деревьях висел, накрытые столы вдоль всей дороги! Все кушают, пьют. Музыка!
— Могу себе представить.
— Мы даже домой не поехали — сразу на базу. Эх, Юрочка, какие воспоминания...
— Говорят, в Армении зарезали всех кур.
— Допускаю! Уж после того, как обыграли «Зенит» 3:2 и стали чемпионами — точно зажарили всех. Тяжелейшая игра. После этих двух украинских команд вообще сил не оставалось. Юра-джан, это невозможно рассказать. Иногда казалось, что все это сказка, сон. Не хочу хвастаться — но тот «Арарат» был великой командой. Сегодня смотрю «Барселону» — мы играли точно так же! Вот после чемпионства мы до утра по городу ходили. Домой никто не отправился.
«Арарат» должен был взять Кубок чемпионов"
— Блохин вспоминал тот мяч — как самый памятный незабитый. А у вас такой был?
— Я скажу! Играли Кубок чемпионов в Ереване с «Кайзерслаутерном». Обыграли бы их — встретились бы с «Баварией» или с кем-то из англичан. В Армении 2:0 выиграли — а должны были 6:0! Я четыре момента запорол! Ты представляешь — обыгрываю вратаря, замахиваюсь, он подползает, снова обыгрываю...
— И?!
— Откуда-то снова возник — дотянулся рукой. Потом приезжаем в Германию, судит голландец. Бессовестно нас убивал, пенальти выдумал. Дополнительное время — проиграли по пенальти... Я до сих пор вспоминаю матч в Ереване! Что я творил?! Могли бы в Кайзерслаутерн приехать, чтоб по городу погулять...
— За ответный матч легендарный ваш вратарь Алеша Абрамян себя винил.
— Да. Правильно. Взял мяч, а потом выпустил за линию, как вспоминаю.
— На «Баварию» вы все-таки однажды попали. Во всех смыслах. Тот же Алеша Абрамян рассказывал — если б не он, проиграли бы в Мюнхене 0:6, а не 0:2.
— Все правильно! Алеша — шикарный вратарь. Такие мячи снимал! Я до сих пор не понимаю, как такие вообще можно брать. В этой «Баварии» было шесть чемпионов мира. Шесть! Сейчас смотрю на «Баварию» — нет, та была гораздо сильнее.
— Да. Прям уж шесть?
— А я вам всех назову — Майер, Беккенбауэр, Шварценбек, Мюллер, Руммениге, Хенесс... Вы представляете, Юра, с кем мы играли? Сейчас на всю Европу реальных звезд три человека — Месси, Роналдо, Мбаппе. А тогда в одном клубе было шесть. Я вам так скажу: никто и никогда не «возил» наш «Арарат» с такой силой, как «Бавария» дома. Но Маслов выбрал совсем защитный вариант — мы и должны были проиграть с минимальным счетом. Больше ничьей нам с самого начала не светило. А зря! Если б мы проиграли в Мюнхене 0:1, дома их точно добили бы. А потом взяли бы Кубок чемпионов. Мы должны были его брать в тот год.
— Не преувеличиваете?
— Я вам точно говорю. А взяла «Бавария», которую мы дома 1:0 обыграли.
— Вы чувствовали себя сильнее «Баварии»?
— Нет. Сильнее «Баварии» не было никого. Но высадить их могли.
— Вы-то против Беккенбауэра играли. Был защитник, против которого ничего не получалось?
— Женя Ловчев меня часто держал — он хороший защитник. Очень быстрый. Друг мой! Как-то матч еще не начался — шепчет мне: «Прошу тебя, Лева, от меня уходи налево... Очень прошу!» Мне смешно. Отвечаю: «Спасибо, Женя». Но страшнее всех для меня был другой парень.
— Это кто же?
— Я не мог играть с Матвиенкой из Киева...
— Виктор Матвиенко. Великий футболист.
— Цепкий! Второго такого не было. Честно говорю, я чувствовал — защитники меня сами боялись. Пятились и пятились.
— В финале Кубка вас держала другая легенда.
— Стефан Решко. И неудачно. А что сделаешь?
— Когда сами играли в последний раз?
— Ой, давно. Кажется, Симоняну 75 лет исполнялось. В Ереване играли ветераны «Арарата» со сборной СССР. Почти 20 лет назад! В Америке для здоровья иногда бегали шесть на шесть, но уже лет пять не решаюсь. Играют-то непрофессионалы. Травму получишь — до конца жизни хромать будешь.
— На ваших ногах и так шрамов хватает, думаю.
— У меня нос три раза broken!
— О, Господи. Сильно ломали?
— А бывает не сильно? Настоящего форварда всегда убивают! Я еще играл за «Ширак» в классе Б. Кто-то из «Ростсельмаша» врезал. Потом в Алма-Ате с «Кайратом» ломаю. А третий — в Германии обошел защитника «Кельна». Рукой так двинул по лицу, что два предыдущих перелома подправил. Нос был чуть налево — а тут сильно уехал вправо. Ха-хе.
— Какой ужас.
— Я глаза открыл уже в больнице.
Драка со «Спартаком»
— Заназанян рассказывал историю, как дрались всей командой с московским «Спартаком». Симонян выбежал на поле разнимать. Алеша Абрамян оторвал у судьи эмблему — потом отказывался возвращать.
— Это в Ереване было, правильно. А судил знаменитый Валентин Липатов. Вот сам представь: офсайд три-четыре метра. Липатов останавливает игру. А их нападающий пнул мяч в сторону ворот. Абрамян и прыгать не стал. Мяч закатывается в ворота. Вдруг смотрим и глазам не верим — Липатов на центр показывает!
— Представил.
— А на трибунах 90 тысяч человек — «Раздан» ревет! Алеша Абрамян догоняет судью в центре поля, хватает за эмблему «referee FIFA» и отрывает. Драка команда на команду. Симонян еще недавно «Спартак» тренировал, авторитет большой. Выскочил разнимать.
— Заназанян говорил — в перерыве никто не признавался, что эмблему оторвал. Он сам вычисли — мог только человек с сильными руками. Значит, вратарь. Пришлось Алеше вернуть.
— Может быть. Не помню. Главное, после этого я забил и Андреасян. Все равно выиграли!
— Симонян — прекрасный человек.
— Великий. Принял «Арарат» — первым делом повел нас в оперу. Так пристрастились ребята, стали ходить постоянно! Просто великолепный тренер. А Фальян, который работал до него, в Ленинграде водил на балет. Принял «Арарат» Пономарев — в Москве доставал билеты в Большой театр. Мы чувствовали, как богаче становимся. А Симоняна мы обожали! Вот вам случай. Умерла у него мама. Так мы всей командой в Сухуми отправились хоронить. Все до единого.
«За каждый матч я получал «двойки»
— Алеша Абрамян рассказывал в интервью — пропустил нелепый гол с 30 метров от Хурцилавы. Так прямо в раздевалке его обвинили в «сдаче».
— Только не от Хурцилавы, а от Манучара Мачаидзе. Это в Ереване было. С сорока метров Алеша пропустил. Обидно было! Слухи ходили всякие, но мы даже не допускали, что Алеша мог продать грузинам матч. Один болельщик мне только начал про это говорить — я отогнал: «Уходи и больше со мной не разговаривай. Как тебе не стыдно?!» С вратарями всякое бывает.
— Но Абрамян говорили — обвиняли тренеры.
— Не помню, честно вам говорю. Ну, вратарь! Как-то мы обыгрывали тбилисское «Динамо» 4:0 — и Сергей Бондаренко ударил по воротам Урушадзе с сорока метров. В «девятку» попал! Урушадзе как стоял — так и остался стоять. Оборачивается — мяч в воротах. Тоже продали? Ну, смешно!
— Вы обидное от тренеров слышали?
— Еще сколько!
— Самое-самое?
— Я только перешел в «Арарат». После матчей что от Фальяна, что от Пономарева только «двойки» получал. Кому «четыре», кому «пять». А мне — только «два»!
— Ничего себе.
— Всем друзьям говорил — «что эти тренеры меня так не любят? Сами же пригласили!» А в 70-м году сезон закончился — и Александр Пономарев стал главным тренером сборной. Знаете, кого первым пригласил в сборную СССР?
— Вас?
— Меня! После всех этих «двоек»! Я не выдержал, подошел: «Почему так?» — «Дурачок ты, дурачок. Если б я тебе тогда «пять» поставил — ты на том уровне и остался бы. А ты должен был вперед идти». У меня глаза расширились: «Спасибо, Александр Семенович».
«Неделю лежу после травмы — ни один человек из команды не пришел»
— Уже на следующий год от чемпионского «Арарата» мало что осталось — начались дрязги.
— Все правильно. К футболистам начали относиться, будто нам по сорок лет было. В 28 выпроваживали!
— Вы во сколько ушли?
— Как раз в 28. Не только я. Вот поэтому прошло 47 лет — а футбола в Армении нет.
— Кто тренировал?
— Эдик Маркаров принял команду. Я получил травму — неделю пролежал, ни один человек из команды ко мне не пришел, не спросил: «Лева, как ты?» Я и сказал — это все. Заканчиваю по возрасту. Сделайте мне прощальный матч, больше ничего не надо. Потом уйду из футбола.
— Сделали?
— Матч-то? Да. Это мне уже 29 исполнилось.
— Я ушам своим не верю.
— А что не верите, Юра-джан? Посмотрите, в интернете есть фотографии — меня несут на плечах, букет в руке... Играли с ЦСКА.
— Я не про матч. Я про ваш уход. Самого великого футболиста Армении 29-летним выпроваживают из «Арарата».
— Меня четыре команды высшей лиги звали — «Спартак», «Зенит», алма-атинский «Кайрат» и киевское «Динамо». Мог бы пойти — но жена сказала: «Левон, не надо тебе никуда уходить из «Арарата». Заканчивай здесь». Так и поступил.
— Правильно сказала?
— Тысячу раз права! Спасибо моей жене! Оганес Заназанян, наш капитан, был в такой же ситуации — поехал 29-летним играть в «Спартак». Пробыл шесть месяцев, вылетел с ним из высшей лиги. Потом доигрывал в Карабахе. Нужно мне было так заканчивать?
— Почему ж никто к вам в больницу не пришел?
— Не знаю. Для меня это и сейчас загадка. Я уже тогда думал заявление написать — многих наших ребят, которые по 10 лет без замен отыграли, вдруг усадили на скамейку: «Ваше место здесь». А они профессионалы, опытные, только-только чемпионами стали!
— Это при Маркарове происходило?
— Началось при Маслове. Продолжилось при Маркарове. Спросите его — почему. Он живой, может рассказать. Но это удивительно. Меня-то и покойного Шурика Коваленко хоть проводили с цветами. Остальных не стали.
— Блохин в такой же ситуации спокойно уехал за границу доигрывать.
— Открою секрет — первым советским легионером должен был стать я. Еще рассматривали Конькова из Киева. Но поехал в Австрию Зинченко из «Зенита». Не представляю, почему. Андреасяна, знаю, звали в Грецию и ту же Австрию. Как только футболист «Арарата» попадал в сборную — в каждом городе за границей к нему подходили: «Ты можешь играть в «Баварии»!» Называли цену. В Италии, помню, здорово нас осаждали.
— Помню-помню, как армяне ездили в сборную СССР. Моя самая любимая фотография той поры — табло после первого тайма матча с французами. Счет 4:0, забили одни армяне.
— Обожаю эту фотографию. Странно, что вы ее помните. Вы молодец. Это олимпийская сборная — сразу пять ребят из «Арарата» вызвали. А мимо Олимпиады-72 меня прокатили. Хотя я первым номером стоял на поездку в Мюнхен!
— Кого-то из «Арарата» взяли?
— Оганеса Заназаняна и Андреасяна. Моими конкурентами были Еврюжихин из московского «Динамо» и Гречко из львовских «Карпат». Сказали «спасибо» — и отстранили. Так обидно было! Как интервью? Все нормально, Юра-джан?
— Замечательно.
— Спасибо тебе! Спасибо за разговор, спасибо за воспоминания! Всех, кто помнит меня в Москве, целую. Так и напиши.
RSS