24 мая 2019, 14:10

"Человек схватил молоток и расколотил лицо Стрельцову. Испортил памятник"

Юрий Голышак
Обозреватель
Читать «СЭ» в Telegram Дзен ВКонтакте
Юрий Чапчук – 86-летний бывший директор Ваганьковского и Новодевичьего кладбищ – вспоминает, как организовывал похороны Эдуарда Стрельцова и Льва Яшина

За "Торпедо" - С 1945-го

Судьба дарит такие встречи!

Вижу на торпедовском сайте – чествуют высоченного старика. Это кто ж такой? Знакомое лицо! Вчитываюсь: "Бывший директор Ваганьковского и Новодевичьего кладбищ Юрий Чапчук, 86 лет…"

Вот это болельщик так болельщик. Звоню товарищам из "Торпедо" – те рады помочь:

– Чапчук – наше знамя…

Рассказы обещают быть занимательными. Вот только Юрий Георгиевич разболелся, угодил в реанимацию – но, оказавшись дома пару недель спустя, рад гостям. Пусть встает пока с большим трудом, но надеется на любимое "Торпедо" этим летом выбраться.

– Я ж с 45-го года за них болею! – поднимает палец.

Я как стоял – так чуть и не сел мимо стула. А Юрий Георгиевич приосанился на подушке, восклицательные знаки в его рассказах преобладают:

– Каких людей видел – Сашу Пономарева! До чего хороший футболист был, ох! Специально с уроков сбегал – посмотреть на него. Удар необычайной силы! Эх, поздно я на Ваганьково пришел…

– Это почему?

– Да не так бы Александра Семеновича положили.

– Плохо положили?

– А что ж хорошего? Вы его могилу видели?

– Где-то в глубине.

– Да затолкали под самый забор, там уж речка рядом. Это могли сделать только те, кому по фигу футбол!

Это прозвучало как самое лютое обвинение. А голос моего героя, забывшего о хворях, все креп:

– Я случайно наткнулся – обалдел…

– Вы бы нашли место в центре?

– Да о чем разговор? Конечно! Вот Арканов, болельщик "Торпедо", скончался – а я уже на Ваганьковском не служил. Ему бы точно место нашел. А так – отвезли куда-то на Введенское. Вы его знали?

– Немного.

– Чудесный человек. Мы как-то после матча "Торпедо" выходили с Восточной, рядом оказались. Так в толпе и познакомились. Стали дружить. У меня рост-то какой?

– Кстати – какой?

– 210! Выделяюсь из толпы. Потом встану – убедитесь. Можете измерить. У "Торпедо" изумительные болельщики. Один, доктор Олег Терман, за командой ездит на выездные матчи, какие-то календари печатает. Болельщик в третьем поколении. А меня и вовсе от смерти спас! Стоило пожаловаться: "Что-то неважно себя чувствую…" – тут же уложил к себе в отделение, занялся мной. Еще есть такой Тихомиров Борис Сергеевич. 90 с лишним лет – а до сих пор ходит на стадион!

– Вы-то тоже ходите.

– Меня возят, машину присылают. Здоровья нет, а на стадион так хочется… Просить неудобно, так торпедовское начальство само звонит: "Когда прислать автомобиль?" Молодцы, отвезут – привезут. Удивительно, что молодые ребята такой интерес ко мне проявляют. Не старики. Вася Петраков, пресс-атташе Руслан Маслюк…

2018 год. Игроки и болельщики "Торпедо". Фото Александр Федоров, "СЭ"
2018 год. Игроки и болельщики "Торпедо". Фото Александр Федоров, "СЭ"

Мамай все папой прикрывался

– Новый сезон интересный будет.

– Я прямо живу этим! Главное – встать на ноги. Сейчас в молодого футболиста только влюбишься – все, увели. Уже не в "Торпедо". Сергеев мне нравится, Соломатин хороший был мальчишка. Ну и Шустиков-младший – прекрасный парень. А Мамай какой славный был! Бедовый! Все папой прикрывался.

– Это как же?

– А говорил: "Вот папа приедет, я с вами со всеми разберусь". Новое начальство – просто молодцы, вдохнули жизнь в команду. Стадион вот строят. Тукман-то вообще кошмар, что творил. Как его только не посадили? А нынешний хозяин на микроавтобусе всех своих детей привозит на стадион. Сколько у него – восемь?

– 23.

– Ох! Все сидят на матче. Там и приемные есть. Видно – заинтересован. Мы с женой молимся, чтоб "Торпедо" было в порядке. Она тоже болельщица.

Эдуард Стрельцов.
Эдуард Стрельцов.

"Стрельцова я и хоронил…"

Стрельцова при вашем директорстве хоронили?

– Я и хоронил!

– Знакомы с ним были?

– А как же? Была у торпедовцев сапожная мастерская прямо на Восточке, недалеко от стадиона. Эдик туда заглядывал. Ну и там позволял себе чуть-чуть. Меня тоже туда приглашали. Ну и начали общаться. Последнюю встречу хорошо помню.

– Что было?

– Я уже на Ваганьково работал. Вдруг Эдик на пороге появляется: "Юра…" – "Чего?" – "Меня не станет – ты уж захорони у себя".

– Вы и устроили все в лучшем виде.

– Отвечаю ему: "Да ты живи, Эдуард! Не думай об этом! А если, не дай Бог, что случится – сделаю все как надо…" Видимо, он знал, что дело к концу. Не стало через несколько месяцев. Я как узнал, сразу же беру документы и лично еду в Моссовет. Никому это дело перепоручить не мог.

– Мне-то казалось, куда директор кладбища пальцем укажет – там и похоронят.

– Нет, что вы?! Все надо было согласовывать! Знаете, за что мой предшественник Олег, хороший парень, с Ваганьковского кладбища вылетел?

– За что?

– Высоцкому такое место предоставил – вскоре после похорон предъявили, что будто "неправильно захоронил". Без разрешения. Сняли, выпроводили на пенсию. Получается – из-за Высоцкого. А хороший дядька был этот заведующий! Часто в гости ко мне приходил, чай пили.

– Так что со Стрельцовым?

– Еду в Моссовет к самым большим людям, те насторожились: "Что это ты так просишь за своего футболиста? Родственники много денег принесли?" Да вообще ничего не принесли, отвечаю. Просто у меня портрет Стрельцова дома под иконой висит.

– Что-то не вижу я эту икону.

– Да наврал! Ничего у меня не висело. Просто надо было впечатление произвести – я и произвел. Те переглянулись, пошептались: "Ну ладно. Хорони". Я лично с заместителем ходил, искал место. Отыскал хорошее, прямо возле колумбария. На день раньше там артиста Буркова закопали, а сейчас неподалеку Исаев, Маслаченко, Парамонов, Старостин…

– Если б не вы – отвезли бы Стрельцова куда-то на Востряковское?

– Даже знаю куда – не на Востряковское, а на Троекуровское. В то время на Ваганьково уже почти никому места не давали, тяжело было с этим делом.

– В самом деле ничего родня за место не дала?

– Абсолютно ничего. Семья-то совсем небогатая, откуда у них? Жена была… Как же ее…

– Раиса.

– Да, Райка. Такая бедовая. Веселая! Потом поехала на курорт в Сочи с новым мужем – там умерла.

– Что ж ее рядом со Стрельцовым не похоронили?

– Даже разговора не было. С памятником-то Стрельцову история вышла!

– Что за история?

– Как-то подручный скульптора явился в мастерскую, стал просить денег за работу – а ему отказали. Так разъярился – схватил молоток и расколотил Стрельцову на памятнике все лицо. Испортил памятник!

– Пришлось заново все делать?

– Не все, а часть. А как исправишь?

Владимир Высоцкий и Всеволод Бобров. Фото из архива государственного культурного центра-музея Владимира Высоцкого
Владимир Высоцкий и Всеволод Бобров. Фото из архива государственного культурного центра-музея Владимира Высоцкого

Папа Высоцкого не переносил Марину Влади

– Если б от вас зависело, какой памятник будет Стрельцову, – что придумали бы?

– Да этот хороший, мне нравится. Как и Высоцкому. Родственники спорили, Марина Влади хотела какой-то метеорит установить на могиле. Каждый по-своему с ума сходит. А мне этот нравится! Мы с отцом Высоцкого очень хорошо дружили. Офицер, справедливый такой. Ходил, орал постоянно. Ой, я его успокаивал! Потом жена у него умерла, а там и сам отъехал. Ему тоже место нашел на Ваганьково. Только не рядом с сыном, чуть подальше.

– Как-то Любимов пригласил его поговорить о сыне – надо, мол, спасать от пьянства. Тот ответил: "Я с этим антисоветским ничего общего иметь не желаю!" Встал и ушёл.

– Да, он к сыну относился сложновато. Казалось, ему все равно. Но особенно запомнилось – Марину Влади он вообще не переносил. Все говорил: "Это такая тварь, из-за нее Володя начал наркотики принимать".

– Помните Юрия Золотова, легендарного начальника команды "Торпедо"?

– А как же?! Я его и хоронил – на Ваганьково!

– Так Юрий Васильевич рассказывал – видел как-то на могиле Стрельцова ту самую женщину, которую Эдуард якобы изнасиловал.

– Что-то я не слышал. Не очень в эту историю верю.

– Сейчас слышите фамилию "Стрельцов" – в каких обстоятельствах всплывает в памяти? Как выглядит, что говорит?

– Сразу вспоминаю, как его впервые увидел после отсидки. Играли в Балашихе, Эдик вышел за какую-то нашу цеховую команду против Горенок. Народищу пришло – кошмар! Не протолкнуться!

– Вы-то прорвались?

– Каким-то чудом. Гляжу – совсем другой человек, будто не Эдик. Тяжелый, с залысинами. Ну, думаю, потрепало парня… К нему из Москвы делегации ездили, навещать. Продукты возили.

– В Вятлаг?

– Нет, его уже в Тульскую губернию перевели. На "химию".

– Вы говорили, предшественника вашего убрали из-за Высоцкого. Быть при советской власти директором Новодевичьего или Ваганьковского кладбища – это круче, чем членом Политбюро. Представляю очередь за вашей спиной.

– Да, было дело. Уважали все. Поклонялись.

– Главная сложность в этой работе?

– Честность!

– Это как понимать?

– А чтоб никого не "кинуть", все по-человечески было. Только тогда долго работаешь. Могли и меня "кинуть", запросто. Пообещать – и не принести. Не заплатить. Пожаловаться. Куда только на меня не жаловались! Каждый день!

– На что жаловались?

– Из-за трех рублей могли в Моссовет отправиться. Хотя я старался всех успокаивать, обаяния хватало. Приятель мой был директором крематория на Николо-Архангельском. Приехал к нему инспектор, сразу в крик: "Что творите?! Посмотрите, какой черный дым идет! Разве так положено?" Тот вышел, посмотрел. Сейчас, говорит, одну минуту. Звонит в котельную: "Валька, японский бог! Ты дым видела? Сколько раз я тебе говорил – в резиновых сапогах в печь не засовывать, стягивай их!" Могли в кирзовых сапогах в гроб уложить.

Константин Бесков - тренер ФШМ. Фото из архива семьи Константина Бескова
Константин Бесков - тренер ФШМ. Фото из архива семьи Константина Бескова

Гнилая штанга

Юрий Георгиевич улучил момент, когда жена отошла на кухню, – и выдал лихо закрученную частушку. В которой матерно переплелись и "Торпедо", и "Шахтер", и внезапная "Даугава".

Я замираю – а Чапчук доволен эффектом, весьма доволен.

– Я все слышу! – сообщает с кухни Ирина Петровна. Но сказанного не вернуть.

– В 50-х годах "Торпедо" хреново играло, – подытоживает с задором Чапчук. – Вот такое и сложили. 70 лет прошло, а сидит в голове!

– Самый потрясающий матч вашей юности?

– Это 47-й! Или 48-й?

– Не важно. Что было?

– Мое "Торпедо" проиграло "Динамо" – 0:7. Сергей Соловьев за две минуты забил нашим три гола. Я сидел и плакал. Слезы ручьями! Даже сейчас плачу, если "Торпедо" проигрывает. А что тогда было – просто ужас. Вот ведь интересно – когда за день по 150 гробов перед глазами проплывало, держался. А на футболе не могу, текут слезы проклятые… В наше времена такие люди играли – штангу могли мячом переломить!

– Да будет вам, Юрий Георгиевич.

– Я вам что вру, что ли? Ломали, своими глазами видел! Играли "Локомотив" с "Торпедо". Матч был на стадионе "Динамо". Так торпедовский полузащитник Морозов расколотил штангу!

– Металлическую?

– Нет, еще деревянные были. Гнилая оказалась, наверное. Но все равно – как надо было попасть!

– Что делать?

– Кто-то побежал на запасное поле, выкапывали оттуда и несли. А зрители сидели и ждали. Все счастливы: когда такое увидишь? Наши выиграли 2:1! Даже считать не хочу, сколько лет прошло. Помню, будто вчера было.

– 0:7 – худший матч "Торпедо" на вашей памяти?

– Нет, был период, когда "Торпедо" не приняло молодого тренера Бескова. Просто "плавили"!

– А вы чувствовали в нем тогда большого тренера?

– Да! Костя хороший человек!

– Если б можно было пересмотреть любой матч "Торпедо" из прошлого – какой выбрали бы?

– Финал Кубка 68-го – когда Эдик Стрельцов пяткой мяч откинул назад, а Юра Савченко забил. Выиграли всего 1:0 у "Пахтакора", но футбол был потрясающий. Красота! Радость переполняла! Не знаете, осталась запись этого матча?

– Едва ли.

– Жалко…

Подарок Юрию Чапчуку от болельщиков "Торпедо". Фото Юрий Голышак, "СЭ"
Подарок Юрию Чапчуку от болельщиков "Торпедо". Фото Юрий Голышак, "СЭ"

"Пили в "Торпедо" часто – зато помногу"

– Любимый ваш футболист в этой команде – за все-все годы?

– Агустин Гомес! Это был такой игрок! Его пройти было невозможно. Я второго такого не знаю. Как увидел этого футболиста – за ним ходил как собачка. Куда он, туда и я. Он поднимается на стадионе, идет куда-то – и я следом. Мальчишкой даже на юг за "Торпедо" рванул.

– В Сочи?

– Ага, в Сочи. Жили они в гостинице "Волна", на побережье. Я лазил по окнам – подглядывал, как они там живут. Мне было очень интересно!

– Что увидели?

– Как в бильярд играют. Внутрь-то не пускали.

– Ну и правильно – мало ли что могли увидеть. Недавно отыскал в Гагре Георгия Сичинаву, так тот припомнил: "Ни одна команда так не пила, как "Торпедо". Никто за ними угнаться не мог!"

– Это правда! Они пили часто – зато помногу. Но как играли-то при этом, а? Удивительное дело…

– С Козьмичом были знакомы?

– А как же?! На каких-то похоронах нас познакомили. Козьмич с какими-то начальниками приехал место выбирать, а я чем-то помог. Так и сошлись. Но я как к тренеру к Иванову не очень относился.

– Почему?

– Очень уж орал на моего любимца Гицелова. Самый недооцененный футболист "Торпедо"! Еще на Ширинбекова. Даже на Полукарова. Не давал спуску!

– "Торпедо" могло дорогих клубу людей взять в поездку. Вас брали?

– Никогда. Я и не просил, не лез туда. Это сейчас бы меня называли "vip-болельщик", в самую почетную ложу сажали.

– В гостях бывали?

– Это да. У Тукмана бывал, у доктора Прояева.

– Живой он?

– Да. Только отошел от футбола, вообще человека не видно.

Валентин Иванов. Фото Александр Федоров, "СЭ"
Валентин Иванов. Фото Александр Федоров, "СЭ"

Кепка Отарика

– Стрельцову вы лично отыскали место на кладбище. А Льву Яшину?

– Тоже! Точно так же ходил по кладбищу, искал, где Льву Ивановичу упокоиться. Чтоб достойно было. Взгляд упал на площадку перед самым колумбарием. Осенило: "Вот!" Поляна большая, нетронутая. Никого там прежде не хоронили – и здесь Лев Иванович первым стал. Потом Талькова рядом положили.

– Какие-то документалисты с камерой забрались прямо на крышу колумбария. Оттуда снимали, как гроб опускают в землю, как засыпают… Вы позволили?

– Меня никто не спрашивал. Я и не стал бы запрещать. Нужно? Да пожалуйста!

– У вас же наверняка спортсмены работали могильщиками.

– Кем-кем?

– Могильщиками.

– У нас на кладбище говорят не так.

– А как правильно?

– "Копатели". У меня из спорта много было таких – почему-то в основном бывшие хоккеисты ЦСКА. Сашку Альметова хорошо помню, копал могилы. Игорь Численко был копателем какое-то время. Лица многих спортсменов помню, а фамилии куда-то уплыли.

– Это считалось – престижная работа?

– Денежная. Очень престижная! Я секрет раскрою – за каждую могилу копатель получал 5 рублей. Это официальная ставка. Так они что делали? Вот вырыли, работу закончили. Берут адрес тех, кто хоронит, – и идут: "Добавьте". Те доплачивают, куда деваться. В такой момент никто не торгуется. А добавить-то могли сколько угодно!

– Татьяна Тарасова рассказывала, как отцу на Ваганьково отказывались копать могилу – пока не доплатит. Вышел большущий скандал.

– Я работал в это время – и никакого скандала не было. Все болтовня! Татьяна лично мне дала 100 долларов. Чтоб нормально все прошло. Да многим я помогал – тому же Кобзону… А вон кепка висит, видите?

– Что за кепка?

– Это от Отарика (Квантришвили. – Прим. "СЭ") подарок, до сих пор ношу…

– Его тоже провожали.

– Когда хоронили Отари Витальевича, приехал отец откуда-то из Грузии. Чуть не упал, увидев могилу старшего брата Амирана. Не знал, что одного сына уже застрелили!

– Ну и дела.

– Похороны Квантришвили – самые большие, какие только видел на Ваганьково за столько лет. Не протолкнуться! Организовано все блестяще, культурно. С кем меня только кладбище не знакомило. Однажды Кобзон приезжает – нужно место для приятеля, миллионера. Я все устроил, помог.

– Где?

– Недалеко от Олега Даля, подзахоронили в какую-то старую могилу с урной. Кобзон сам получал разрешение. Я место давал для боксера Коротаева, которого застрелили в Америке.

– Такое место нашли на центральной аллее, что, видимо, просил за боксера кто-то очень могучий.

– Отарик и просил! Пришел в кабинет, сел напротив: "Юр, надо захоронить". Я такому человеку лишние вопросы не задавал, надо – значит надо. Вместе ходили, выбирали. Лучше места не найти – прямо при входе, главная аллея! А через несколько месяцев самого Отарика застрелили.

– Про самого себя не говорил – хочу, мол, лежать здесь же?

– Нет, никогда. Отари Витальевич совершенно не собирался умирать. А дядька был бесподобный! Обалденный! Честный, порядочный. Но особо к себе не подпускал. Серьезный мужик, что говорить. Ездил на старой BMW сам – ни водителя, ни охранника у него не было.

– Кое-кому могли не понравиться почести, с которыми хоронили вора в законе.

– А с меня что взять? Документы принесли из Моссовета со всеми подписями! Мое дело – закопать. Не придерешься.

Лев Яшин. Фото Федор Алексеев
Лев Яшин. Фото Федор Алексеев

Дуло в задницу

– Известный борец мне рассказывал: у Квантришвили за спиной стояла коробка из-под телевизора, набитая деньгами. Приходят просители, ветераны борьбы – Отари Витальевич, не глядя, достает пачку…

– Мне что запомнилось? Отарик всегда сам приходил, когда нужно было место. Хотя мог бы прислать кого-то. Даже когда Амирана, брата, застрелили, приехал, положил документы мне на стол – я молча подписал…

– Отказали ему хоть раз?

– Ни разу. Таким людям лучше не отказывать. Зачем злить?

– Хоть кому-то из спортсменов не смогли пробить место?

– Всем пробил. Если кому-то отказывали – то в Моссовете. Я-то мог бесхозную могилу найти, в нее положить.

– Это кого ж так положили?

– Дочку Якушева. Сашка сам пришел – на нем лица не было. Просто убитый, в ужасном состоянии. Показал ему место: "Подойдет?" Он кивнул. Как раз бесхоз, никого не было. А хоронили девочку в закрытом гробу, не открывали.

– Как-то наткнулся на совершенно заброшенную могилу бывшего футболиста ЦСКА и сборной СССР Эдуарда Дубинского – тот умер после полученной на футбольном поле травмы в 35 лет.

– Мы как-то старались следить, все поправляли. Если родственники не появлялись. Часто бывало иначе: у знаменитого футболиста "Динамо" Василия Трофимова умерла жена – так он чуть ли не каждый день ходил на кладбище, так скучал. Потом и его самого рядом положили.

– Вы же и на Новодевичьем работали?

– Десять лет был директором! Попробуй продержись столько. Всем надо было угодить! А через какие я угрозы прошел!

– Через какие?

– Да какие угодно. "Застрелим", "самого закопаем"… Приходили, пистолет клали на стол. Это еще ничего – могли перед физиономией дулом покачивать: "Давай, делай. А то прямо здесь грохнем".

– А вы?

– Я спокойно ему: "Ты эту штуку убери. Сейчас позвоню – и тебе ее дулом в задницу засунут". Люди как-то опомнились. Но вообще повторялось несколько раз.

– Страшно?

– А я об этом не думал! Почему-то большого впечатления не производило. Несколько лет назад в больнице лежал возле Новодевичьего, в какой-то праздник разрешили выйти. Ладно, думаю, прогуляюсь с женой. Захожу, работники кладбища меня увидели – набежали, обнимают: "Юрий Георгиевич! Как себя чувствуете?" Копатели, девчонки из бухгалтерии. Слышу, кто-то спрашивает: "Это кто?" – "Наш бывший директор. Так его любили!" Но мне Ваганьковское больше нравилось, чем Новодевичье. Какое-то домашнее. Хотя загадочного много – могила Соньки Золотой ручки, склеп Щелоковых…

– Что ж ушли с Ваганьковского?

– А нервы уже не выдерживали!

– Чего не выдерживали?

– Несправедливости. Пришла одна женщина вроде как помощницей ко мне – и начала крутить-вертеть. Свои дела. А я же вижу, что она нечестно делает! Посмотрел я на этот бардак, положил заявление и ушел. Хотя меня просили остаться.

– Сейчас заглядываете туда?

– Так я ходить не могу…

1991 год. Иосиф Кобзон и Отари Квантришвили. Фото Александр Федоров, "СЭ"
1991 год. Иосиф Кобзон и Отари Квантришвили. Фото Александр Федоров, "СЭ"

28 копеек

– Если копатели у вас столько зарабатывали – сколько ж перепадало самому главному человеку на кладбище?

– А я вам расскажу историю! Сколько случаев было: уже захоронили человека – а денег родственники не дают. Жена придет: "Ой, спасибо вам большое…" – и все. Бывало, копатели мои начинали выступать перед родственниками: "Этого мало, привозите еще". Эта заплаканная родня ко мне жаловаться – я таких копателей тут же выгонял. За 24 часа. В строгости держал! Как-то на Николке смешная история вышла.

– Где-где?

– На Николо-Архангельском. Приходит бабушка: дед помер, надо захоронить. Отвечаю: "Надо – значит надо". Все бумажки подписываю, даю распоряжение. Но чувствую – с нее прямо гнилью тащит! Противная старуха!

– Что сделала?

– Вызываю ребят: "Сделайте как надо". Все прошло, бабка возвращается: "Я вас хочу отблагодарить. Вот вам на пиво". Бутылка тогда стоила 28 копеек – она ровно 28 и отсчитала. Высыпала на стол мелочь.

– А вы?

– Нет, отвечаю, я столько денег не возьму. Она глаза вытаращила: "А почему?" – "Слишком много…" Другая бабка приходит, фамилию мою забыла – спрашивает: "Где здесь Чингачгук?" Как раз фильм о нем шел. Я за столом сидел. Поднялся, а рост у меня помните какой. Бабка снизу смотрит – сама чуть богу душу не отдала. Я, говорю, Чингачгук…

– Не в нищете ж вы жили, Юрий Георгиевич?

– Ну ладно, рассказываю… Отправили меня по блату в спецтрест бытового обслуживания. Там сидит полковник: "Чего явился?" – "Желаю поработать на вашем поприще. Хоть копателем". Полковник так взглянул на меня: "Копа-а-телем? Это серьезная работа! Наверное, у нас ничего не выйдет…" Что ж сделаешь, отвечаю. Не выйдет, так не выйдет. А этот продолжает: "Будешь служить смотрителем. Заработок – 70 рублей".

– Что-то маловато.

– Я прямо подскочил: "Не-не, за такие деньги я работать не стану". Смешно же! Ни на что не хватит! Иду к дверям – а полковник раздраженно: "Вернись и сядь! 70 рублей в день".

– Господи.

– Я дыхание перевел, выдавил: "За такие деньги – с удовольствием…" Вот так получали в похоронном бюро. Отправили меня тогда на Хованское кладбище. А там – кошмар! Мороз! Люди стояли, ждали, пока могилу выкопают. Долбили по сантиметру, газовыми баллонами землю отогревали. А та как камень. На метр пятьдесят вглубь все промерзло.

– Справлялись?

– Как-то справлялись! В день по 150 процессий. Представляете, сколько насмотрелся?

– Зато через полгода на "Волге" ездили?

– Нет, у меня "Москвич" был 407-й. Потом голубой "Мерседес" появился. Прекрасный автомобиль, специально за ним в Германию ездил. Пробег крошечный. Массажист "Торпедо" Сашка Петров все на него засматривался – наконец решился: "Юрка, продай машину". Да бери, отвечаю. Жалко, что ли? Капитоныч не поверил: "Ты серьезно?!" Повторяю – забирай. Отдал ему в рассрочку. Долго на нем ездил. Так сдружились, что и сейчас каждый день созваниваемся. Он теперь администратор команды. Все новости мне рассказывает.

Кубок года по футболу

Olimpbet awards

Новости