«Медведева до последнего момента была железная леди. Но женщины слабы»
Игорь Бобрин — эталон артистизма в фигурном катании своего времени. За короткую карьеру на вершине он показал несколько шедевров вроде «Спящего ковбоя» и «Танца с воображаемой партнершей», а после завершения карьеры в 29 лет основал свой Театр ледовых миниатюр, который ставит на уши зрителей от Кореи до Америки. Как постановщик чемпион Европы 1981 года работал с Юдзуру Ханю перед Олимпиадой в Сочи, а только что успел вместе с женой Натальей Бестемьяновой поставить программу лучшей российской паре Александра Бойкова / Дмитрий Козловский (все на катке работали в масках). В его театр приходили выступать сверхуспешные фигуристы, в том числе и Евгения Медведева. О проблемах двукратной чемпионки мира и перспективах подопечных Тамары Москвиной, а также невольном участии в акции «бомжей» из польского движения «Солидарность» Игорь Бобрин рассказал «СЭ».
Бойкова и Козловский уже могут говорить, что достойны золота Олимпиады
— Игорь Анатольевич, вы не так часто высказываетесь на тему фигурного катания, хотя и программы ставите, и руководите театром. Смотреть фигурное катание в общем и целом за последние годы вам стало интереснее или скучнее?
— Точно не назвал бы фигурное катание скучным. На людей, исполняющих прыжки, о которых мы в свое время и думать не могли, смотреть не скучно. Просто сместились приоритеты в сторону техники. Артистизм — штука волновая, уже после того, как ты отпрыгал все четверные, можно добавлять эстетику. Может быть, найдется человек, который будет прыгать все четверные и порадует нас глубиной художественного замысла.
— У нас часто уходят, не успев даже задуматься об эстетике. Так и должно быть?
— В общем да, это естественный процесс. Мы уходили, а потом все говорили: «Как жалко, как нам не хватает этого спортсмена!» Спорт — жестокий мир. Но мне даже страшно говорить, что на девушке в 15 лет ставят гриф бесперспективной.
— Во многом это же потому, что есть выделяющийся на общем фоне каток «Хрустальный», где такая жесткая конкуренция.
— Не согласен, что он один, я бы не делал акцент на Тутберидзе. В нашем фигурном катании есть Тамара Николаевна Москвина, с которой у меня большой опыт работы. Гениальный тренер, продюсер, менеджер. У нее нет ни одного врага из бывших учеников. Она работает, не плачется о тяжелых условиях, она занимается делом, которому посвятила всю жизнь вместе с мужем Игорем Борисовичем Москвиным. Сколько раз мы к ней приезжаем — по общению с ней понимаю, что она счастлива. Не слышал ни одного упрека в сторону нашей системы фигурного катания, федерации. Татьяна Анатольевна Тарасова в свое время говорила Наташе: если вы будете на голову выше всех, никто вас не засудит. Этот принцип и у Москвиной.
— Вы ставили им программу и на новый сезон?
— Да, одиночнику и двум ее прекрасным парам — Бойкова/Козловский и Мишина/Галлямов, успели до пандемии. Мы были на грани, жили в гостинице вдвоем с Наташей, на катке было только пять человек на льду, ставили все в масках. Там очень интересный музыкальный материал, очень надеюсь, что этот медицинский бич пройдет, с вожделением жду работу ребят. Мы тесно сотрудничаем с Александром Гольдштейном, он живет в США. Профессионал высочайшего класса. Ему можно просто сказать: вот тебе персоналии, какую музыку ты бы им подобрал. И он через несколько часов шлет 15-20 вариантов программ под спортсменов. Это бесценно, я не знаю больше таких людей! Америка его многому научила, видимо.
— Вы работаете только с парами Москвиной?
— Ну это уже круто, слушайте! Мне даже иногда обидно, что в телеэфире комментаторы иногда забывают постановщиков. А нас как-то не упоминают. Программа с хорошей хореографией при правильном техническом исполнении, как у Саши с Димой, звучит! А если ты весь прокат на заднице ползал по льду, то никакая хореография не спасет.
— У Бойковой и Козловского есть задатки стать лучшей парой мира на ближайшие годы? Они интересны даже вне льда, интересно говорят.
— Они даже мало говорят, мне кажется. У них есть очень важное качество, которое мы в спорте называем «плюс старт». Они могут быть не совсем готовы, здоровы, но собираются и выдают лучший прокат в решающий момент. А мы ведь часто за безответственность платим обидными проигрышами и ненужными ошибками. У нас не так много сейчас спортивных пар, которые смело могут заявить — мы претенденты на золото Олимпийских игр. Они — могут и уже этого достойны.
Ханю у Тутберидзе? Он вряд ли будет ввязываться в авантюру
— Вы работали до Олимпиады в Сочи с Юдзуру Ханю, вокруг которого существует ореол мистики. Каким он вам показался?
— Он несколько раз приезжал в Москву, не говорил тогда по-русски, только слабо по-английски. Но я всегда в его глазах видел отсутствие безразличия, он подъезжал и уже спрашивал взглядом: «Что так, что не так?» Ему всегда хочется сделать больше. Можно сделать 200, 300 прыжков — но потом начинается пофигизм. Человеку надоедает монотонность. Желание для фигуриста — самое важное.
Ханю остается уникальным, такой, как он, появится нескоро. Не все так, как он, умеют любить фигурное катание. ISU думает, как изменить правила, повышать ли возрастной ценз, про артистическую программу — а его программы до сих пор у меня вызывают слезы умиления. Посмотрите на его лицо. Он со своей аскетичностью может даже без движения лица показать много эмоций. Это талант. Если у человека есть потребность не только в техническом, но и в чувственном самовыражении, даже японский спортсмен может нам показать пример того, как надо кататься для зрителя.
— Говорите «даже», потому что эмоциональность не свойственна японской культуре?
— Да, их поведение мы прекрасно увидели по коронавирусной проблеме — они послушные. Если я прихожу тренировать японца, я становлюсь для него гуру, сэнсеем — человеком, который пришел делать добро. Не только в спорте, а в производстве, где угодно. Я никогда не забуду, как во время нашего отъезда из Сочи он позвонил, попросил проехать через их гостиницу. Вышла его команда вместе с руководителем федерации и молча синхронно отвесила поклон. Так трогательно меня никогда не благодарили. Работники отеля были в большем шоке, чем я.
— Почему прекратилось сотрудничество?
— Он уехал в Канаду к Орсеру, там своя команда, свои принципы. Но я вижу, как он в своих программах до сих пор применяет наши с ним наработки.
— В прошлом сезоне, когда Орсер не приехал с Ханю на финал «Гран-при», в соцсетях рассуждали — а не перейти ли ему к Тутберидзе? Получился бы тандем, как думаете? Сема Уно же пытался.
— Японцы — мудрые и осторожные люди, ввязываться в авантюры они не будут. У Ханю прекрасный тренер и команда. Думаю, он нашел свою нишу в этой компании. Вместе с ним ездит его мама, как ангел-хранитель. Он не один, у него много друзей. И у него нет повода переходить, он даже с возрастом всем дает фору. Думаю, его боятся.
В Лионе на каток перед выступлением вывалились 10 бомжей
— Нам есть чему поучиться у японцев в смысле поведения?
— Нам многому стоит поучиться после 1917 года. Легче всего обрубить, запретить. Нашей стране надо смотреть, отсеивать и думать, что можно применить на нашей бесшабашной почве. И как любил говорить Валентин Николаевич Писеев (бывший глава ФФККР. — Прим. «СЭ) на наших собраниях — делать правильные выводы.
— Вы говорите так, как будто у вас негативное отношение к советскому периоду.
— Сходу сказать сложно. Нет, негатива у меня нет. После спортивной карьеры я смог создать свой театр и воплотил нереализованные в спорте идеи там. В спорте было 10 программ, а в театре поставил 15 спектаклей. Это признание на весь мир, работа с артистами, многие из которых добивались многого в спортивной карьере. Артистов приходилось воспитывать, конечно, управлять коллективом сложно, но безумно интересно.
— Приходилось согласовывать постановки?
— На первых порах не избежали худсовета. Но к теме Чаплина, «Щелкунчика» было сложно придраться. Они единственный раз ошиблись и пропустили спектакль «Распутин». Но нам повезло — премьера была в США, в Сиракузах, и когда мы показали на видео овации американцев после нее, у худсовета не осталось вопросов.
— Сейчас у театра проблем нет? Карантин все-таки, бизнес страдает.
— Я далек от финансовой части. Но Наташа — наш директор, и я вижу ее глаза в последнее время, грустные глаза. И понимаю, что все хреново. Но у нас принцип, что никогда за 35 лет существования театра мы не прибегли к помощи государства или меценатов. И бандитов в свое время, которые хотели присосаться. Выкарабкаемся сами.
— А хотели?
— Театр существовал и в 90-е годы, получал приглашения за границу. Значит, становился лакомым куском — мы вам предложим огромные рубли, а вы нам доллары привозите. Хорошо, что мы не стали хвататься за эту золотую удочку. Через несколько лет оказалось, что одного посадили, другого разыскивают.
— Вы стали невольным объектом антисоветской акции протеста — в 1982 году на чемпионате Европы в Лионе перед вашим выступлением прямо на льду митинговали члены польской «Солидарности». Помните, как это было?
— Конечно. Над нами всегда висел такой флаг, который предполагал принцип «спорт вне политики». Мы приезжали на турниры открытыми душой и никогда не делили спортсменов на американцев и представителей социалистического блока, условно. Но в итоге политика коснулась меня. Я выступал первым в сильнейшей разминке произвольной программы, и вот звучит: «Выступает Игорь Бобрин, Советский Союз!» И через бортик вываливаются 10-15 человек, на вид бомжей или работников стройки, которые этот каток не достроили, может быть. В грязных сапогах, с плакатами. Мой тренер Юра Овчинников бежит к судьям: «Что происходит?» А ему отвечают — это санкционированная демонстрация. Странно, что меня об этом не предупредили. Вероятно, время акции было продумано. Они потопали, после этого выехала заливочная машина, и меня, сидящего 15 минут в коньках, пригласили снова. Да, я не был кремень, допустил ошибки и остался третьим.
— Это не имело отношения к завершению карьеры?
— Прямого — нет. После приезда в СССР меня лишь попросили не говорить об этой акции. А потом вызвали в спорткомитет и объявили, что я отчислен из сборной за ухудшение спортивных результатов. С этим комком в горле я покинул фигурное катание. На Олимпиаду хотели выдвинуть более молодых. Старика можно и списать.
— Это была единичная акция? Выступая за Советский Союз, вы чувствовали давление за рубежом?
— Никогда. Не преуменьшая любви российских зрителей — любовь иностранцев я чувствовал всегда. Мои программы, наверное, заставляли их смотреть на фигурное катание как на слияние спорта и искусства. Я только могу вспомнить, как на Олимпиаде в Лэйк-Плэсиде мы вместе с Андреем Букиным и Наташей (Натальей Бестемьяновой. — Прим. «СЭ») на хоккейный матч СССР — США попали в сектор американцев. Вскакиваешь, кричишь «гол!» и видишь — вокруг море местных, человек 500 вокруг.
— Американцы же болеют довольно театрально, нет? Попкорн, пепси.
— Тогда все было всерьез. Когда мы вставали и радовались, их американское самосознание просыпалось. Боление было не театральное, а вполне себе наше, активное. Не то чтобы нас хотели убить, но мы еле ноги унесли. Жаль, за своих мы не докричали — проиграли 3:4.
Может быть, у Медведевой забрали силы настырные журналисты
— Вы назвали Орсера прекрасным тренером, но в России есть критики его таланта. Аргумент — а что произошло с Медведевой, почему она не выходит в финал «Гран-при»? У вас есть объяснение?
— Я очень люблю и уважаю Женю, мое мнение будет необъективным. Когда Женя была помоложе, она выступала на гастролях нашего театра в Сеуле, ей нужно было опробовать новые программы на зрителях. Я ее помню как безумно стабильную девочку. Прожектора, массовка, спецэффекты — ее ничего не смущало, она делала все тройные. До последнего момента она была железная леди. Но...
Мы не можем требовать от девочек большего, чем-то, на что они способны. Не нужно списывать это на формирование женского организма. Женщины в конечном итоге слабы. За этой железобетонностью показалась Женя — красивая, обаятельная, лучезарная, умная. Все эти положительные качества — вред фигурному катанию. Нужно же ответственно и замкнуто работать день и ночь. Может быть, у нее забрали силы настырные корреспонденты, а она хотела честно на все ответить. Не хочу винить ее одну. Но не знаю, сможет ли с ней работать Орсер. Женя очень талантлива и требовательна. Не каждый ее «потянет». Я бы не смог — мне бы просто не хватило энергии.
— Вы глубоко копнули. Многие объясняют все правилами и тем, что 15-летним легче делать сложные элементы. У Алины Загитовой похожая ситуация в прошедшем сезоне.
— Легче всего скатиться к этим штампам. Но всегда и себе, и артистам я не придумывал простых оправданий, а копал глубже. У спортсмена должна быть душа, и ее можно излить только на этом холодном льду. На кон поставлено все. Так что к Жене надо щадяще относиться, любить ее. В конце концов, сплетни про ее выступления за другую страну ведь отпали и оказались глупостью.
— Алина и Женя, которые были на лидирующих позициях на Олимпиаде, смогут вернуться наверх к следующей?
— Отвечу вам иносказательно. Через несколько месяцев после Олимпиады в Пхенчхане я был в Корее, ходил в футболке в цветах российского флага, того самого запрещенного. На улице ко мне подошел кореец. Говорит: «О, вы из России! Я болею за фигуристов. Смотрите, какая у меня есть фотография». И показывает Загитову и Медведеву вместе. Говорит: «Это Загитова!». Я спрашиваю: «А вторая кто?» Он ответил, что не знает. Это к вопросу о том, кто может, кто не может. Оступишься один раз — завтра тебя все забудут, такова ментальность. В спорте все быстро меняется.
— Но олимпийской чемпионкой 2022 года станет россиянка?
— Думаю, да. И наверняка все три будут претендентками на золото. Главное, чтобы они сумели его разыграть без негативных последствий.
RSS