«Меня тошнило после химиотерапии — и тут ВАДА...» Он борется с раком, а его достают проверками

Он рос одним из самых перспективных рапиристов страны. Прошел через горнило юношеских и молодежных сборных России, был в резерве перед Рио-2016. Но на Олимпиаду не попал. Побившись еще сезон-другой, Павел понял, что на высшем уровне закрепиться не получается. Постепенно начал переходить на тренерскую деятельность. Изредка выступал на турнирах — просто для души.

В апреле-мае он вдруг стал испытывать дискомфорт, появились боли в спине. В июне, готовясь к мастер-классу в США, 26-летний Боротнов упал в обморок. Вызвали скорую.

— Я лежал на койке, когда ко мне зашли в палату, — вспоминает Павел. — Сказали: «Дружок, со спиной у тебя все в порядке». Я выдохнул. «Но в груди опухоль с гандбольный мячик». Минут пять просто не понимал, что вообще происходит. У меня же была куча планов. Мне на тот момент предложили тренировать олимпийскую сборную.

— России?

— Нет, другой страны. Все уже было расписано по срокам — оформление документов, первые сборы. В голове была максимально насыщенная и интересная перспектива. И тут такой поворот.

Сразу вернулся в Ростов, приступил к лечению.

Хотел бы засудить ВАДА

— В разгар лечения ко мне приехал допинг-контроль, — вспоминает спортсмен. — Было понятно, что проба положительная. Я объяснил ситуацию: прохожу лечение, вынужден принимать препараты. Надеялся, что войдут в положение. Ведь когда слышишь такой диагноз, думаешь не о терапевтических исключениях и возможной проверке, а о жизни и здоровье, мотаешься по больницам.

Они сказали: «Да, окей, выздоравливай парень».

— И снова нагрянули с проверкой?

— Я уже собирал документы, чтобы отправить им. Просто это не так быстро — нужно все перевести, заверить. Однако с момента сдачи первой пробы проходит чуть больше недели — и ко мне приходит второй комиссар. В обычной ситуации я бы воспринял это нормально. Но тут мы только что все проговорили, они обещали пойти навстречу...

Было неприятно, но я все сдал — понимал, что проблемы могут быть у федерации. Не секрет в каком сейчас положении российский спорт.

— Это точно.

— Я написал заявление о завершении карьеры. Хотя очень надеялся обойтись без этого, потому что в дальнейшем планирую снова выступать. Для себя. Думал, ВАДА войдет в мое положение и, по крайней мере, этой мороки с бумагами удастся избежать.

После второй проверки понял: не удастся. Написал, отправил, пришло уведомление, что заявление получено и принято. И что вы думаете?

— Боюсь представить.

— 14 ноября, 6 утра. Звонок в дверь. Офицеры ВАДА. Как, блин, такое может быть?!

— Почему не послали их?

— Боялся, что упала бы тень на нашу федерацию. В которой никогда никаких проблем с допингом не было.

Сразу же написал письмо в ВАДА. Содержание примерно следующее: «Еще недавно вы обещали войти в мое положение, а сами не даете покоя. Мне против воли пришлось завершить карьеру и уже из-за этого я испытал большое разочарование. Видеть вас не хотел. Так вы продолжаете вторгаться в мое пространство. Меня только что тошнило из-за химиотерапии, а вы в такой ситуации приходите брать допинг. Попытаюсь, чтобы вы ответили за это».

— Ответная реакция была?

— Пришел ответ. Мол, им очень жаль и вышло какое-то недоразумение. Спросили, могут ли как-то исправить ситуацию.

На самом деле, я говорил с юристами, и услышал, что за такое можно подать в суд. Я бы очень хотел. Это же какое-то унижение. Они знают, что я болен. Но вместо того, чтобы отнестись по-человечески, приходят раз за разом. И потом пишут, что желают скорейшего выздоровления. Издеваются?

— Есть объяснение?

— Первая допинг-проба — положительная. А им нужна статистика. По ней не имеет значение, был ли болен спортсмен и что с ним вообще происходило. В отчете все будет выглядеть примерно так: в фехтовании взято 20 допинг-проб, три из них — положительные. Все — из России. И уже никто не будет вдаваться в подробности, что все они взяты у одного и того же человека, причем после того, как он закончил карьеру.

А через полгода у нас Олимпиада

— Санкции к вам за первую пробу возможны?

— Уверен, их не будет. Есть все документы, эпикризы, заключения. Так что речь не столько о дисквалификации, которую я не заслуживаю — хочу, чтобы они за это ответили. Камни всегда летят в огород спортсменов. Но почему, когда проступки совершает ВАДА, оно должно избегать ответственности?

Пока я не знаю, где и как найти юридическую помощь для иска на таком уровне, но это могло бы послужить им уроком.

В больнице невозможно находиться, там люди превращаются в ходячие организмы

— Для многих слово «рак» — ужасно страшное. Помните вашу реакцию, когда услышали диагноз?

— Для кого-то онкология действительно представляется страшной вещью. Я воспринимал все спокойнее. Кому-то достается спичка длиннее, кому-то — короче. Ничего с этим не поделаешь.

Поэтому в шок меня вогнала не болезнь, а понимание того, что все планы рушатся. Вместо лишних переживаний сразу решил: нужно концентрироваться на лечении. А как бы я хотел или не хотел, переживал или не переживал — организму без разницы. Помочь может только лечение.

Поэтому приступил к нему и продолжил жить своей жизнью. Летом в Ростове помогал девочке из олимпийской сборной, занимался с детьми. В общем, старался получать кайф от того же, от чего и раньше. Нужно радоваться жизни и верить в лучшее. Надеюсь, все закончится, и тот контракт я все-таки заключу.

— В какой стадии сейчас процесс борьбы?

— Лечение комплексное и только по его окончании можно судить о результате. Осталось, думаю, месяца два-два с половиной. Скоро лечу в Петербург на трансплантацию костного мозга. Это, по большому счету, окончание лечения.

— Как родители реагируют на происходящее?

— Мама, если честно, сильно волнуется. Но продолжать жить естественно -лучший способ не заставлять остальных переживать. Я посмотрел, как люди ведут себя в койках в больницах. Это ужасно.

— О чем вы?

— Да невыносимо там находиться. Я провел семь курсов химиотерапии и ночевал в палате только две ночи. Люди там просто живут своими болезнями. Целиком в них погружаются. И выглядят реально плохо — превращаются в ходячие организмы. У меня из десяти, может быть, только один спросит: «У тебя что-то со здоровьем»? И то, потому что я лысый.

Как только мне разрешили тренироваться, я сразу же переоделся — и пошел бегать по улице. Бывало такое, что после химиотерапии приходил домой, кушал, и шел на тренировку.

Гормоны сожрали мышцы, ноги стали как спички

— Каково тренироваться во время такого лечения?

— Я не могу быстро бегать, высоко прыгать, быстрее выдыхаюсь. Но чем сильнее отпустишь, тем сложнее будет нагонять потом. И даже в таком состоянии можно добиваться относительного прогресса.

— Сохранять форму мешают препараты и гормоны?

— Гормоны сожрали мои мышцы. Они меняют метаболизм. Не буду вдаваться в подробности, но в какой-то момент ноги таяли на глазах. Стали как спички. Чуть ускоришься по лестнице — они не вывозят, начинает подкашивать.

Бьет вообще по всему. Я не стесняюсь, могу сказать открыто: рост волос, вкусовые качества, потенция — вообще все. Это за гранью.

— Это период, когда нужно сжать зубы, терпеть и никак по-другому?

— Именно. У меня был перерыв, когда было непонятно, какую тактику лечения использовать дальше. И буквально за месяц я стал ощущать, как с тренировками тело прибавляет. Прямо ото дня ко дню. Организм ожил.

Потом возникли проблемы, снова потребовалась химиотерапия и меня опять откатило назад.

Рак — это как будто лист к подошве прицепился. Нужно отцепить его и идти дальше

— Насколько затратно лечение?

— Лучевая терапия, которая мне нужна — под 2 млн. Причем делают ее в России в одном месте — в Питере. А квот кот наплакал. Думал, придется что-то продавать. Все-таки мне хочется жить и дальше по полной использовать свой организм.

Но сильно помог Ильгар Мамедов (двукратный олимпийский чемпион, а ныне главный тренер сборной России по фехтованию, — Прим. «СЭ»). Очень-очень быстро через «Фонд поддержки ветеранов фехтования» мне была перечислена сумма на лучевую терапию.

Остальное само по себе вроде бы не такие большие деньги. Хотя в сумме набегает крепко. Начиная от заморозки семени, консультаций и перелетов, заканчивая различными препаратами. Это все куча бабок.

— Человеку со средним достатком в России лечение не по карману?

— А тут нет общего знаменателя. Некоторые приходят в поликлинику, их лечат по полису — и болезнь уходит. То есть все затраты — это бахилы, еда и физраствор.

А если что-то идет не так, а при этой болезни так обычно и бывает, нужны большие деньги, да. В моей ситуации важно, чтобы лечение шло беспрерывно. Нужно, чтобы до самого переливания шла постоянная нагрузка на опухоль. А сейчас конец года, квот нет. Приходится тратиться. По идее, можно сэкономить и ждать. Но потом эти 700 тысяч можно долго вспоминать. В ящике.

— Сильно пересмотрели жизнь за последние полгода?

— Никак. Мне почему-то все советуют это сделать. Но я жизнь пересмотрел еще год назад, когда решил заканчивать карьеру и уехал в Америку. Я поставил перед собой цели и осознал для чего хочу жить. По правде говоря, ощущения от всей этой болезни у меня — как будто лист какой-то к подошве прицепился. Его нужно отцепить — и идти дальше.