Геннадий Алешин: "Заговор против Карелина мы предотвратить не смогли"

ЕСТЬ ТЕМА

Сегодня в международных спортивных федерациях работают десятки российских представителей. Об этой работе рассказывает один из самых авторитетных наших представителей в международных спортивных федерациях, член Бюро Международной федерации плавания (FINA) Геннадий Алешин.

Геннадий АЛЕШИН
Родился 18 мая 1950 года. Заслуженный тренер РФ. Глава центрального спортивного клуба государственной службы РФ. Президент фонда ЮНЕСКО по борьбе с допингом. Почетный президент всероссийской федерации плавания. Почетный член Европейской Лиги плавания (LEN). Член Бюро Международной федерации плавания (FINA) с 1996 года. Обладатель Золотого знака FINA.

Мы собирались говорить о дипломатии, а начали с гимна. С того, как на чемпионате мира-1994 по водным видам спорта двукратный на тот момент олимпийский чемпион Александр Попов выиграл свое первое золото. Пластинку с мелодией Глинки в честь победителя запустили по ошибке не на тех оборотах, и когда Алешин – под терзающие слух завывания – кубарем скатился с VIP-трибуны и кинулся к звукооператорам, встреченный по дороге Попов его и остановил: "Менять? Ни в коем случае! Раз уж такая пруха пошла..."

Тот первый полноценно-российский чемпионат завершился для нашей страны четырьмя золотыми, четырьмя серебряными и двумя бронзовыми медалями.

– Геннадий Петрович, мы часто говорим, вспоминая 90-е, о том, что именно тогда Россия стала лишаться представительства во многих международных спортивных федерациях. А в чем, собственно, заключается смысл такого представительства?

– Как только страна начинает терять позиции на дипломатическом фронте, это незамедлительно сказывается на спортивных результатах. Если вспомнить те времена, они вообще были сложными. Прежнее государство исчезло, новое только образовывалось, не было ни гимна, ни четкой политической системы, ни понятных ориентиров. Мы в Олимпийском комитете приложили немало сил, чтобы сохранить в спорте хотя бы внешние атрибуты государственности. Сами рисовали майки с надписью "Россия", частным порядком их заказывали – чтобы одеть хотя бы сборные, выезжающие на крупные соревнования. Экипировки-то в те времена не было вообще никакой.

Тогда же стало понятно, что достаточно мощное представительство, которое СССР всегда имел в международных спортивных структурах, в большинстве своем отнюдь не российское. И что многие дипломаты, которых мы привыкли считать "своими", будут продолжать работу под флагами уже совсем других стран.

Покойный Николай Пархоменко, который долгое время был вице-президентом Международной федерации тяжелой атлетики (IWF) – один из самых профессиональных, умных, опытных и хитрых спортивных дипломатов, которых я когда-либо встречал, – первое время после распада СССР вообще представлял сразу две страны – Украину и Россию. И мы были очень благодарны ему за то, что он в итоге сделал выбор в пользу России. Не случайно большинство наших тяжелоатлетических успехов было связано именно с теми временами, когда Николай Николаевич был в руководстве IWF. Не было никаких проблем ни с техникой, ни с допинг-контролем, ни со многими другими вещами. Как только это представительство было потеряно, мы перестали завоевывать золотые медали на Олимпийских играх.

Можно вспомнить и выступление в Афинах Алексея Немова. Пока в руководстве Международной федерации гимнастики (FIG) был Юрий Титов, никому, уверяю вас, даже в голову не пришло бы посягнуть на достоинство российского гимнаста. Как только Титов со своего поста ушел, мы тут же стали нести потери. Эпизод-то был безобразным – когда Немову пришлось даже успокаивать публику. А защитить самого Немова оказалось некому. Нам, как говорится, припомнили все сразу.

Из той же оперы – поражение Александра Карелина на Играх в Сиднее. Мы просто не сумели вовремя просчитать и предотвратить судейский заговор, который, совершенно очевидно, имел там место.

КРУПНАЯ ФЕДЕРАЦИЯ КАК ЗАКРЫТАЯ СЕМЬЯ

– Насколько комфортно вы себя чувствовали, оказавшись в 1996-м в Бюро FINA – одной из крупнейших спортивных федераций мира?

– К тому времени я уже выучил английский язык – сел за него в 1994-м, когда был выбран в европейскую Лигу плавания. Работа мне нравилась. Тем более что она полностью соответствовала моим профессиональным амбициям – не с сумкой же клетчатой было по жизни идти! А ведь сколько высококлассных профессионалов в те времена с такими сумками по стране челночили или уезжали в поисках работы за рубеж…

Мне всегда было интересно: что же такое международная спортивная федерация? Со временем понял, что это – абсолютно высший огран управления видом спорта по всему земному шару. Да, есть определенные правила взаимоотношений федераций с Международным олимпийским комитетом или WADA – Всемирным допинговым агентством, но когда представители последнего, например, стали приезжать к спортсменам по ночам, их тут же поставили на место – заставили четко определить временные рамки, вне которых беспокоить людей совершенно недопустимо. Более того, представители многих международных федераций сейчас входят в руководство WADA. И все вопросы обсуждаются в спокойной, деловой обстановке.

При этом любая крупная федерация – как закрытая семья, куда люди попадают путем тщательного отбора. Если кто-то в этой компании позволяет себе вещи, которые выбиваются из неписаного кодекса поведения – нечистоплотность в отношениях или излишнюю ретивость, от такого очень быстро избавляются.

Кстати, само по себе членство в международной федерации еще ни о чем не говорит. К принятию ключевых решений человека начинают допускать в лучшем случае через 10 – 15 лет.

– Кто именно принимает эти решения?

– Исполком, куда входят президент, исполнительный директор, казначей и все вице-президенты. Интересно, что в руководстве почти всех крупных федераций есть люди, свободно владеющие самыми разными языками, включая русский, которые отслеживают все, что происходит в ключевых (с точки зрения вида спорта) странах. Читают прессу, просматривают интернет, и когда в той или иной стране вдруг начинается какая-то склока, это немедленно берется на заметку.

Сейчас, например, под прицел такого внимания попал конфликт в украинском плавании. Я не знаю, как именно там устроена "корневая" система, но могу сказать, что член FINA от Украины Андрей Власков всегда тщательно следил за тем, чтобы интересы украинского плавания и спортсменов ни коим образом не ущемлялись. Устраивать какие бы то ни было публичные разборки с привлечением прессы накануне выборов, как это происходит на Украине сейчас, на мой взгляд, не очень разумно. Потому что первой реакцией любой нормальной международной организации в таких случаях обычно становится желание не разбираться в конфликте, а безо всякого разбирательства избавиться от всех его участников.

– Как это было в Афинах, когда FINA вместо того, чтобы дисквалифицировать Аарона Пирсола за неправильное прохождение дистанции 200 м на спине, дисквалифицировала и немедленно выслала с Игр всю судейскую бригаду, неправильно оформившую протокол нарушения?

– Там все было значительно интереснее. Как раз в Афинах я задумался о том, насколько сильна и профессиональна – прежде всего в подборе людей – американская школа спортивной дипломатии. Принять в течение трех минут не бьющееся никакими аргументами решение, да еще в крайне стрессовой ситуации – очень непросто. Но именно это сумела сделать американский рефери. Причем – играючи.

– Что же все-таки тогда произошло?

– Пирсола обязаны были дисквалифицировать в Афинах. Просто ждали подходящего момента. Он уже в предварительных соревнованиях плыл с нарушением правил – переворачиваясь на грудь перед поворотами раньше положенного. Во всяком случае, бассейн гудел по этому поводу уже тогда.

В финале судьей на дистанции был сингапурец, не очень хорошо владевший английским языком. Именно он составлял протокол о нарушении. Но когда этот документ передали в судейскую коллегию (при том что на табло уже горела информация об аннулировании результата Пирсола), рефери обратила внимание на то, что в бумаге не отмечено, какой именно пункт правил FINA нарушил американский спортсмен. Вызванный для дополнительных объяснений судья "поплыл" еще сильнее: всем стало очевидно, что до такой степени досконально он в правилах просто не ориентируется. И рефери без колебаний распорядилась вернуть результат Пирсола на табло.

Потом, естественно, последовали протесты со стороны других стран, рефери вызвали на исполком, она же просто положила на стол тот самый протокол.

ЧТО ДЕЛАТЬ? ДАВАТЬ СВИСТОК!

– В тех же Афинах и вы успели побывать в щекотливой ситуации. Я имею в виду нашумевшую историю с остановившейся во время выступления российских синхронисток музыкой. Если бы не ваши позиции в FINA, где вы помимо всего прочего курировали синхронное плавание, нашей группе могли бы не позволить заново исполнить программу?

– Им были обязаны предоставить вторую попытку – на этот счет все четко оговорено в правилах. Но последствия этой "переигровки" вполне могли оказаться для нас тяжелыми. По правилам девочки должны были вылезти из воды, уйти в call-room и там ждать судейского решения. Я же понимал, что ни в коем случае нельзя допустить, чтобы у девчонок пропал кураж. А это вполне могло произойти, если бы повторное выступление перенесли в самый конец соревнований – после того, как свои комбинации выполнят все остальные соперники.

К счастью, пока мы ждали резервную кассету, пока слушали ее, чтобы убедиться в том, что музыка звучит нормально, Маша Киселева с Олей Брусникиной взяли инициативу в свои руки и заново вывели группу на стартовый подиум.

Судьи тогда тоже растерялись – все ведь происходило в дикой спешке. Ко мне, как шефу апелляционого жюри, подошла рефери и между нами состоялся короткий диалог:

– Господин Алешин, что делать?

– Давать свисток.

И она дала нашим девочкам стартовый сигнал.

– Получается, в каком-то отношении это было нарушением правил?

– Я бы сказал, что в той ситуации это стало единственно верным решением хотя бы потому, что из-за прямой трансляции соревнований на счету была каждая секунда.

Кстати, конкретизация правил – одна из основных задач любой спортивной федерации. В Сиднее мы могли оказаться в крайне сложной ситуации. Дело в том, что российские тренеры, составляя окончательную заявку, которая должна подаваться не позднее чем за час до начала соревнований, по ошибке вычеркнули не запасную спортсменку, а ту, что должна была выступать. Учитывая, что синхронистки всех тогдашних групп работали в воде на расстоянии метра друг от друга, а у наших это расстояние было вдвое меньше, выпустить девочку, месяц не стоявшую в группе, однозначно было бы крахом. Ее просто забили бы ногами. А ведь к тому времени Россия шла в лидерах.

Когда я узнал о случившемся, то немедленно кинулся к финской судье, принимавшей заявки. Но она лишь постучала пальцем по циферблату: "Час до начала соревнований закончился шесть минут назад, господин Алешин". Спасло, наверное, то, что в стрессовых ситуациях я начинаю соображать гораздо хладнокровнее и быстрее, чем в обычной жизни. Я бросился к президенту FINA и попросил его – как глава апелляционного жюри – экстренно собрать исполком. Объяснил ситуацию собравшимся и сказал, что в правилах нигде не уточняется, какой именно момент следует считать началом соревнований. А ведь по факту таких моментов два: в 16.00, когда начинается официальное представление команд и судей, и в 16.15, когда рефери свистком дает сигнал первому участнику. Но в нашем случае первой должна выйти на старт группа с показательной программой, которая участником соревнований не является. А раз так, то настоящий старт соревнований состоится в 16.22. И у нас есть еще целых две минуты для того, чтобы позволить русским исправить заявку и не лишать Олимпийские игры одного из красивейших выступлений.

Кстати, именно после того случая в правила были внесены изменения: четко прописали, какой именно момент следует считать точкой отсчета при подаче заявок.

Иногда за теми или иными решениями стоит экономический аспект, который нельзя не учитывать. Например, когда в 1999-м в FINA возникла идея уменьшить размер мужских ватерпольных мячей, я собрал наших специалистов, чтобы обсудить это с ними. И мне быстро объяснили, что уменьшение размера мячей неминуемо повлечет за собой необходимость менять размеры площадок и ворот. Если бы FINA пошла по этому пути, мы были бы обязаны привести свои внутрение правила в соответствие с международными. В России же в 1999-м для начала было не на что покупать инвентарь. То есть вроде бы не бог весть какое значимое изменение автоматически поставило бы российское водное поло на грань исчезновения.

То предложение в итоге удалось остановить. А вот в голосовании против введения в обиход скоростных комбинезонов я, к сожалению, оказался единственным, кто голосовал против.

– А пытались как-то "подтянуть" к своей позиции возможных сторонников?

– Это оказалось не так просто. В состав любой международной федерации входит неоднородный народ: бизнесмены, политики. Сам я исходил из того, что правилами FINA запрещена какая бы то ни было помощь спортсмену в воде. Как и дополнительное плавательное оборудование. С моей точки зрения, те комбинезоны подходили и под первый пункт, и под второй. Почему, собственно, и были впоследствии запрещены. Но тогда убедить людей в правильности этой позиции мне не удалось.

ДАЖЕ НЕЗЫБЛЕМЫЕ ПОСТУЛАТЫ МОГУТ ПЕРЕСМОТРЕТЬ

– Насколько велика роль федераций в том, чтобы вид спорта сохранял свои позиции в олимпийской программе?

– В этом смысле нужно постоянно быть начеку. Никто ведь всерьез не верил, что когда-либо может встать вопрос об исключении из олимпийской программы греко-римской борьбы. Как такое возможно, при том что именно борьба испокон веку изображается на всех олимпийских фресках? Но ведь такой вопрос был поднят? Нужно быть готовым, кстати, и к тому, что в сентябре, когда на конгрессе Международного олимпийского комитета (МОК) будет избран новый президент, какие-то "незыблемые" вещи могут быть в корне пересмотрены.

– Но ведь и синхронное плавание неоднократно попадало в немилость МОК?

– В свое время мы с тогдашним президентом всероссийской федерации этого вида спорта Игорем Карташовым придумали фактически новый вид программы – комбинацию. Произошло это прямо в самолете – мы летели на конгресс FINA, и на самом конгрессе пришлось, помню, долго объяснять, что такое ансамбль Моисеева и что такое "пляшут". Но идея всем понравилась: многих раздражало, что в синхронном плавании на чемпионатах мира разыгрываются всего три вида программы, в которых из года в год побеждают русские.

– Мне доводилось слышать, что неучастие России в комбинации было продиктовано чисто стратегической задачей "не дразнить гусей".

– Дело было прежде всего в том, что "закрыть" все номера программы мы просто не могли – слишком большая нагрузка в этом случае ложилась бы на девочек. Ну и, безусловно, какие-то медали надо было отдавать. Иначе все это для нас же могло закончиться плохо. Кстати, сейчас комбинация имеет очень неплохие шансы на то, чтобы войти в олимпийскую программу.

– Соглашусь, наши победы в синхронном плавании многих раздражают. Но ведь точно такая же ситуация сложилась в прыжках в воду, где многие годы доминирует Китай.

– Это вызывает у многих точно такие же чувства. Поэтому в рамках FINA уже было озвучено предложение ограничить участие от страны на чемпионатах мира и Олимпийских играх одним спортсменом. Это даст возможность, во-первых, резко повысить представительство стран в финалах, а во-вторых, сильно снизит вероятность того, что побеждать будут по-прежнему только представители Китая. Все-таки соревноваться в финале вдвоем гораздо проще, чем в одиночку.

– Вы рассчитываете, что такое предложение будет принято?

– Оно обсуждается достаточно широко. То есть можно сказать, что лед тронулся. У меня есть в этом отношении определенный опыт: в свое время российская федерация синхронного плавания была всерьез настроена на то, чтобы добиваться права выставлять по два участника от страны. А что такое иметь в финале Олимпийских игр не восемь стран, как это происходит сейчас, а четыре? Это означает, что МОК без колебаний заносит над таким видом спорта топор. Как уже заносил его над синхронным плаванием в 2003-м.

– Вам не бывает обидно, что работа спортивного дипломата никогда не отмечается столь же масштабно, как достижения спортсмена или тренера?

– Сейчас она по крайней мере становится более значимой. Мне, например, было очень приятно, когда на одной из коллегий МИД бывший министр иностранных дел Евгений Примаков сказал, обращаясь к тогдашнему президенту НОК Леониду Тягачеву, что хочет принести спорту извинения от лица всех своих предшественников и от себя лично. За то, что МИД как в российские, так и в советские времена активно пользовался достижениями спортсменов в решении тех или иных вопросов по своей линии, но при этом сам мало помогал спорту. Сейчас такая помощь ощущается очень сильно. И по линии всевозможных посольств тех стран, где приходится выступать нашим спортсменам, и по линии проведения в России всевозможных международных соревнований, и в отношении подготовки собственных кадров.

В частности, Международная дипломатическая академия стала без экзаменов выделять места для известных спортсменов. Ее у нас уже закончили Светлана Журова, Ольга Брусникина.

Примаков на той встрече еще, помню, удивился, что при большом представительстве и успешной работе российских спортивных дипломатов в самых разных структурах – таких, как МОК, WADA, ЮНЕСКО, в нашей стране нас никогда никуда не приглашают. Будь то прием у президента или иные торжественные мероприятия.

На самом деле получается удивительная вещь: когда люди, представляющие нашу страну в тех или иных международных структурах, просто выполняют свою работу, их не видно и не слышно. Точно так же они никогда не оказываются на виду, когда их спортсмен или команда побеждает. Но как только случается поражение, тут же со всех сторон раздается: почему нас не защищают? Почему не отстаивают наши интересы?

– Так ведь принято считать, что спортивные чиновники для того и существуют, чтобы вовремя подавались протесты, чтобы они были правильно составлены, чтобы максимально эффективно использовались все зацепки, за которые можно ухватиться в той или иной ситуации…

– Это тонкий момент. Задача спортивного дипломата по большому счету – работать на весь мировой спорт. Но одновременно с этим страна, которая этого дипломата делегировала, естественно, вправе рассчитывать на то, что человек будет по возможности охранять своих спортсменов от судейской глупости, предвзятости – а ведь всего этого в спорте высших достижений тоже хватает. Вспомнить того же Пирсола в Афинах: чья это была победа?