Александр Привалов: "Тот, кто слишком хочет выиграть, редко добивается побед"

     ПО ВТОРНИКАМ С Еленой ВАЙЦЕХОВСКОЙ

     Александр ПРИВАЛОВ

     Родился 5 августа 1933 года в деревне Пятница (Солнечногорский район, Московская область).

     Окончил ГЦОЛИФК, тренер-преподаватель.

     Выступал за клуб "Динамо" (Москва).

     Заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер СССР.

     Серебряный призер ОИ-1964 и бронзовый призер ОИ-1960 в гонке на 20 км. Первый советский биатлонист, завоевавший олимпийскую медаль. Серебряный призер чемпионата мира-1961. 5-кратный чемпион СССР (в гонке на 20 км - 1960, 1961, 1964, 1965, в эстафете - 1966).

     С 1966 по 1994 годы - тренер и главный тренер сборной СССР/России (руководил командой на ОИ-1968, 1972, 1976, 1980). На ОИ-1994 - старший тренер женской сборной России.

     С Александром Приваловым я в спорте никогда не пересекалась. Моя первая журналистская Олимпиада - в Лиллехаммере - стала для него последней тренерской. А до этого Александр Васильевич возглавлял национальную биатлонную сборную на протяжении 28 лет. Не так давно, возвращаясь с Камчатки в одном самолете с ветеранами этого вида спорта, сплошь приваловскими питомцами, я спросила тренера: "Вы когда-нибудь считали, сколько ваших спортсменов стали олимпийскими чемпионами?" Он усмехнулся. "Сам не считал. Но Виктор Маматов (двукратный олимпийский чемпион - прим. Е.В.) как-то сказал, что 35".

     Поднимаясь по крутому длиннющему пандусу на верхний этаж столичного дворца "Мегаспорт" на Ходынке, где располагается центр подготовки сборных команд Москвы, я, признаться, запыхалась. Привалов ждал у входа:

     - А я вот каждый день этой дорогой хожу. В хорошем темпе. Какая ни есть - тренировка...

     Глядя на подтянутую, моложавую фигуру 75-летнего тренера, я вспомнила слова трехкратного олимпийского чемпиона Александра Карелина на том же камчатском турнире: "Вот - Привалов. Не нужно даже объяснять, кто он такой, - на спортивной куртке все титулы перечислены, едва уместились. И такой специалист - не у дел. Не понимаю..."

     Тренер тем временем сам, не дожидаясь, пока я достану диктофон, заговорил на больную для себя тему.

     - У нас, в биатлоне, сейчас много изменений произошло. Вопрос в том, будет ли от этого лучше результат. И насколько быстро новые люди поймут проблемы вида спорта. В биатлоне ведь этих проблем хватает. Развитие резерва, например.

     - До сих пор большой спорт покоя не дает, Александр Васильевич?

     - Ну а как я могу равнодушно относиться? Сейчас ведь что происходит? Тренеры, которые работают с молодежью, хотят зарабатывать. А для этого нужно, чтобы спортсмен поскорее попал в сборную. Любой ценой. А главное для молодых спортсменов - правильно заложить базовую основу. Ведь что такое тренировка? Это адаптация организма к определенным условиям. Постепенная и последовательная.

     Мы раньше вкатывание на первом снегу проводили месяц. После всей работы, что была сделана летом. Но сейчас уже в ноябре начинается отбор. А вкатываться когда? Это длительная работа. Она не может продолжаться неделю. Получается, поднатаскали спортсменов на скорую руку - и вперед!

     - Не обидно понимать, что вы прекрасно знаете, как сделать результат, и при этом уже 15 лет не имеете никакого отношения к сборной команде?

     - Конечно, обидно. Просто получилось так, что в 1994 году я сам снял свою кандидатуру из числа претендентов на пост главного тренера. Сейчас понимаю, что сделал глупость. Худо-бедно, на Играх в Лиллехаммере, где я работал с женской командой, мы с золотыми медалями эстафету закончили. Но тогда показалось, что надоел всем, что ли. Единственный, кто ко мне тогда подошел, - Миша Овчинников из Смоленска, тренер Надежды Талановой: "Что ты делаешь"? Остальные просто молчали. Это и убедило меня в том, что я поступаю правильно, отказываясь от работы в сборной - если ко мне такое отношение.

     Потом уже, за год до Игр в Нагано, один из наших руководителей сосватал меня в Польшу - работать со сборной этой страны. Я и проработал там два олимпийских цикла. За первый год много наработать не удалось, но именно тогда поляки впервые начали готовиться на большой высоте в Зайзер-Альм в Италии, где тренировались и норвежцы, и Толя Шмигун со своими девочками (Катрин Шмигун - чемпионка мира, Кристина Шмигун - двукратная олимпийская чемпионка по лыжным гонкам - прим. Е.В.). До сих пор удивляюсь, почему наши этим не пользуются. Даже перед Олимпийскими играми в Турине готовились в Антерсельве. А что такое Антерсельва? Это слабая высота. В том же Бакуриани, где много лет тренировалась сборная СССР, все было куда серьезнее: на трассу вышел - и уже задыхаешься с непривычки.

ВЫСОТА И РЕЗУЛЬТАТЫ

     - Вы же сами знаете, что высокогорье действует на всех по-разному. К тому же никто и никогда не экспериментировал с незнакомой высотой в олимпийском году

     - Правильно. И каждый по-разному к ней приспосабливается. Но на результат высота всегда действует положительно. Надо просто грамотно ее использовать. В свое время нам помимо всего прочего ставили задачу обязательно обыграть команду ГДР. У немцев сборная была сильнейшая - Франк Ульрих, Эберхард Реш, Клаус Зиберт. Если мы им проигрывали, это был однозначный провал. Поэтому и делалось все возможное, чтобы выступить успешно. И ведь получалось.

     Например, в 1979 году мы до мелочей моделировали подготовку к Олимпиаде в Лейк-Плэсиде. По временной акклиматизации, по работе в Бакуриани. Чемпионат мира проводился тогда в Рупольдинге, а сразу после него начиналась предолимпийская неделя. Я хотел, чтобы Саша Тихонов и Толя Алябьев прошли высокогорье в Бакуриани и именно оттуда поехали в Лейк-Плэсид. Но Тихонов не захотел готовиться по этой программе - решил стартовать в Рупольдинге. И в итоге Алябьев выступил в Лейк-Плэсиде гораздо успешнее. Выиграл индивидуальную гонку, был третьим в спринте и получил золото в эстафете.

     Вообще же в трех видах программы мы завоевали тогда два золота, серебро и бронзу. Сейчас в олимпийской программе разыгрывается пять видов. И мы радуемся одной-двум медалям.

     Что теперь происходит, я порой просто не понимаю. То ли все стали настолько меркантильны, что, кроме денег, ничего не видят...

     - Мне кажется, дело в другом. В наши с вами достаточно бедные времена, когда набор житейских благ был крайне ограничен, было гораздо проще ставить запредельные цели. Ныне же появилась масса мелких реально достижимых возможностей: купить и обставить квартиру, поменять машину, съездить в отпуск в экзотическую страну... Вопрос лишь в том, как высоко человек устанавливает планку собственных притязаний. А по-настоящему высоко устанавливают немногие.

     - Значит, надо ломать психологию.

     - Но как?

     - Есть кнут, есть пряник. Да, спортсмены могут теперь перебраться в другую страну. Но все равно надо стремиться к тому, чтобы люди, которые выступают в сборной команде, ставили государственный интерес выше собственных.

     Мне не нравится, кстати, что вы, журналисты, начинаете возносить спортсменов и тренеров на колоссальную высоту еще до того, как они этого по-настоящему заслужили. Они ведь сами начинают в это верить. Начинают рассуждать: "Этого мы затопчем, того - задавим". В каждом интервью сквозит. А когда "затоптать" не получается, начинаются психологические срывы.  Очень тяжелое испытание для людей - понимать, что они должны постоянно оправдывать чьи-то надежды.

     - Так ведь хочется видеть героев. А настоящих героев мало. Поэтому как только тот или иной спортсмен достигает первого, пусть даже небольшого  успеха, все начинают предвосхищать появление звезды.

     - Нельзя так делать. Нельзя убеждать спортсменов, да и болельщиков тоже, что мы сейчас приедем и все выиграем. Взять тот же Лейк-Плэсид. Наши хоккеисты в первой встрече с американцами разнесли их с большим счетом. А когда дело дошло до решающих матчей, ничего не смогли с ними сделать. Потому что заранее золотые медали себе в карман положили.

     Я и сам часто видел, как в биатлоне выигрывал тот спортсмен, который вообще о победе не думал. Разговаривал не так давно со Светланой Ишмуратовой о Турине. И спросил как раз об этом. Мол, думала ли она сама, что так успешно выступит. А Света вдруг мне сказала, что вообще не думала о результате. У нее были очень неважные отношения с одним из тренеров команды, и все мысли сводились к тому, чтобы выбросить все это из головы.

     Тот, кто слишком хочет и имеет все шансы выиграть, редко добивается побед. Был довольно показательный случай на Играх в Альбервилле, где за золотую медаль бились Сережа Чепиков, немец Марк Кирхнер и итальянец Йоханн Пасслер. И на последней стрельбе все трое нахватали столько, что выиграл Женя Редькин, который вообще на тех Играх ни на что не рассчитывал. Просто старался выступить без большого позора.

     А Саша Тихонов? Единственный раз, когда у него получилось хорошо выступить на Олимпийских играх в индивидуальной гонке, - в 1968-м. Через два года после того, как он впервые винтовку в руки взял. Промахнулся там всего два раза. Потом сколько ни старался… В 1976-м у него перед последней стрельбой отрыв был в пять минут. И он все проиграл.

     - В 1980-м Тихонов был на вас сильно обижен за то, что не поставили его бежать индивидуальную гонку.

     - Знаю. Но я понимал, что на этой дистанции ему ловить нечего. Гораздо важнее было сохранить его силы на эстафету. На меня тогда, кстати, сильно пытались давить. Накануне эстафетной гонки даже на заседании олимпийского штаба поднимался вопрос: почему бежит Тихонов? Я ответил, что верю в него. И команда верит. А поставил бы Сашу на "двадцатку", он и там ничего не сделал бы, и не факт, что в эстафете со своей задачей справился бы. Но он в то время этого не понимал. Потому и взыграло самолюбие.

НЕКОТОРЫХ ВЕЛИКИХ ОТЧИСЛЯЛ ИЗ КОМАНДЫ

     - Почему вы так рано ушли из спорта?

     - Мне страшно не везло за рубежом. В Союзе несколько лет подряд был лучшим. Четыре чемпионата страны выиграл индивидуально. А когда куда-то выезжали, вроде и состояние было хорошим, а результата не было. Возможно, опыта не хватало. В 1960-м на Играх в Скво-Вэлли уже все по ходу гонки кричали, что, мол, вся надежда на меня, а я на заключительной стрельбе просто задергался. Надо было три из пяти попасть - и стал бы чемпионом.

     В 1964-м - в Инсбруке я стал вторым. Меня тогда успокаивали: следующим точно золото будет. Но "следующего" не получилось: в 1968-м я приехал в Гренобль уже как тренер. Перестал выступать в 1966-м, хотя еще был в силе как гонщик. Меня очень задевало тогда, что биатлонисты постоянно были как бы на втором плане по сравнению с лыжными гонками. Хотелось эту ситуацию как-то изменить. Вот и согласился взять команду, когда предложили.

     - А как вы в 33 года справлялись с таким количеством звезд?

     - Нас в семье было трое: я, брат и сестра. Мама никогда нас не наказывала. Но любила говорить: "Поставьте себя на мое место". Не запрещала какие-то вещи, а создавала обстановку, в которой от нас требовалось рассуждать по-взрослому. Уже тогда я начал понимать, что в любой семье - а команда это та же семья - должны быть прежде всего любовь и уважение.

     Помню, в Инте на одном из сборов, который проходил на первом снегу, ко мне накануне выходного подошел спортсмен, не буду называть фамилию, и сказал: "Александр Васильевич, я всю неделю ложился на час раньше. Можно, я сегодня уйду на всю ночь?" Я рассмеялся и отпустил. Но это совершенно не мешало в других ситуациях требовать жесткой дисциплины.  

     Некоторых великих я просто отчислял из команды. Не допускал неуважительного к себе отношения. Если тренер позволяет игнорировать себя или свои решения, он - не тренер. Знаете, недавно вот встретился со всеми своими ребятами на Камчатке, и мы замечательно провели время. Чувствовали себя счастливыми от того, что имеем возможность друг с другом общаться. Это очень для меня ценно - понимать, что атмосфера единой команды до сих пор осталась прежней. Никаких иных наград не надо.

     На Олимпийских играх в Турине, помню, встретил Чепикова и сказал, что мне очень хочется, чтобы он завоевал медаль. А потом прочитал его интервью, где Сергей сказал: "Для меня было очень важно выступить так, чтобы Привалов за меня порадовался".

     - Любимчики у вас были?

     - Я старался ко всем относиться одинаково. Кого-то, естественно, внутренне выделял, но никоим образом этого не показывал.

СТРЕЛЬБА - БОЛЬНАЯ ТЕМА

     - Что было самым тяжелым в той работе?

     - Объявлять, кого ты ставишь в команду, а кого - нет. Как с тем же Тихоновым в Лейк-Плэсиде. Был непростой момент на чемпионате мира-1974 в Минске. Тогда в индивидуальных гонках мы выступили не лучшим образом. Заключительным видом, как водится, была эстафета, и все говорили, что если проиграем, лучше на глаза никому из начальства не показываться.

     Я ночь не спал. Понимал, что поражения не простят. С вечера объявил состав, а утром сделал перезаявку - поставил на первый этап Сашу Ушакова. Сложно было решиться. Большой риск. А он пробежал хорошо. Последний этап мы чуть подзавалили тогда, но благодаря запасу, который сделал Ушаков, эстафету выиграли.

     Много таких случаев было. Все решения, которые принимаются, особенно эстафетные, - тяжелая работа. Надо очень хорошо чувствовать каждого спортсмена.

     - Именно поэтому в 1988-м вы настояли на том, чтобы в олимпийской команде Калгари был Дмитрий Васильев, независимо от того, пройдет он отбор или нет?

     - Не совсем так. Я понимал, что Васильев мне очень нужен. В индивидуальных видах он был не очень силен, а вот на первом этапе в эстафете ему равных не было. Но сами знаете: когда речь об Играх, все в команду рвутся так, что не всегда удается ту или иную кандидатуру отстоять. Я схитрил: убедил руководство в том, чтобы одну вакансию оставили на усмотрение старшего тренера. Таким образом Васильева на Игры и взял. И эстафету мы выиграли с прекрасным результатом: на четырех этапах использовали всего два или три запасных патрона. Да и скорострельность высокая была.

     - Ох, больную тему затрагиваете... Почему же сейчас у нас проблемы со стрельбой постоянно возникают?

     - Сейчас я вам график нарисую, и вы сами все поймете. Вот смотрите: правильный выстрел происходит, когда человек правильно работает над спуском. Чувствует так называемый уровень натяжения курка. Резкое поджатие до границы натяжения - это секунда. Вторая секунда - доведение курка до срыва, то есть выстрела. Чтобы эту грань чувствовать, надо постоянно над этим работать. И над изготовкой надо работать. Особенно сейчас, когда межсезонье.

     Часто ведь происходит так: пришел человек на рубеж, зрительный анализатор у него работает, а двигательный - нет. Он стоит, целится, а выстрелить не может. Значит, нужно тренировать эти функции. Сначала - по отдельности, потом - вместе. Когда человек работает длительно и постоянно - будет толк. У нас же стремятся уже летом начинать комплексные тренировки, работать над ритмом - через секундомер. А нужно работать над обработкой курка. Когда это придет, тогда и ритм наладится.

     Если человек не чувствует курка, он, работая под секундомер, будет постоянно его дергать. Почему, например, нестабильно стреляет Ларс Бергер? Потому что у него палец постоянно "пляшет" на курке. И никогда при такой технике он не начнет стрелять стабильно.

МАЛЫЙ КАЛИБР

     - Насколько тяжело было переходить с большого калибра на малый в 1978-м?

     - Поначалу нам думалось, что чем легче винтовка, тем проще будет стрелять. Вообще не придавали значения этой разнице. А потом как-то встретились со сборной ГДР в Норвегии. Я пошел вместе с немцами на огневой рубеж, взял чью-то винтовку, к плечу приложил, она встала как влитая. А наши ходуном ходили. Я кинулся по стадиону железяки собирать - все, какие есть. Прикрутили их к стволам, утяжелили винтовки, кое как их отбалансировали и даже выиграли у норвежцев эстафету.

     Только там я понял, каким в идеале должно быть оружие. Хотя когда вопрос о переходе на малый калибр был поставлен впервые, я как член Совета международной федерации был против. И проголосовали, кстати, за малый калибр не с первого раза. Но потом поняли, что переходить все равно придется: большой калибр создавал массу сложностей.

     В 1968 году был интересный случай, кстати. Мы поехали на Игры в Гренобль вместе с гонщиками через Париж. И наши патроны потерялись при перегрузке из самолета в поезд. Их, как выяснилось, задержали и отправили обратно в Москву. Паника в руководстве поднялась - не передать. Я собрал команду и говорю: "Спокойно. На тренировках работаем по отметкам". Это своего рода холостой тренаж, задача которого заключается в том, чтобы мушка после спуска курка осталась на прежней отметке.

     Тренировались так неделю, пока патроны не пришли. И, знаете, думаю, потому так успешно на тех Играх и выступили. Ведь крупный калибр отнимает у спортсмена кучу нервных и физических сил. Не говоря уже о том, что отдача колоссальная. Каждый выстрел - стресс.

     - Но все-таки один чемпионат мира - в Хохфильцене - из-за перехода на малый калибр вы провалили?

     - Там была другая история. Мы только перешли на пластиковые лыжи, а когда соревнования начались, температура поднялась до 13 градусов тепла. Каждый вечер организаторы прокладывали лыжню, а утром она превращалась в мокрый ледяной желоб. Всего две команды - норвежцы и немцы - знали, что нужно просто поднять у пластика "ворс". А мы не знали. Накладывали жидкую мазь, а ее хватало на несколько десятков метров. Вот тогда мне было по-настоящему тяжело. Вся команда в прекрасной форме, отстрелялась неплохо. А на снегу - как коровы на льду. Все проиграли. И вовсе не в малом калибре было дело.

НЕ ЛЮБЛЮ ПЕРЕКЛАДЫВАТЬ БУМАЖКИ

     - В чем сейчас заключается ваша работа?

     - Проводил совещания с тренерами, но осталось ощущение, что это не очень кому-либо нужно. Организовал один сбор для московских биатлонистов. Но дело в том, что вся основная работа в Москве идет в спортивных школах. Сборной команды как таковой нет. Только сейчас начали создавать центр подготовки сборных команд. Так что занимаюсь в основном бумажной работой. Хотя честно вам скажу: у меня нет никакого интереса к тому, чтобы перекладывать бумаги. Не люблю сидеть в кабинете.

     - Знаете, я много разговаривала с тренерами вашего поколения. И Анатолий Блюменталь, который много лет возглавлял сборную СССР по водному поло, сказал мне, когда ему исполнилось 70, что в его возрасте уже нельзя тренировать команду, потому что первая же серьезная игра закончится для него инфарктом.

     - Так ведь это вопрос здоровья. Я, например, с огромным желанием работал бы в сборной команде. Естественно, возраст сдерживает. Потому что если вдруг мои требования не будут выполнять, это нервы, стресс. Есть ограничения психологического плана, физического - никуда не денешься. Но желание все равно остается. Хотя бы потому, что я вижу, где и что делается неправильно. Хочется подсказать...

     - А терпение? Выдающийся тренер по фигурному катанию Татьяна Тарасова сказала мне на Играх в Турине, что больше не чувствует себя способной работать тренером с прежней нагрузкой. Потому что терпение закончилось.

     - Терпение заканчивается, когда пропадает интерес. Пока он есть, тренер будет терпеть столько, сколько нужно.