"Мы выпадаем из мировой легкой атлетики. И не столько из-за допинга"
Вскоре после интервью Дмитрия Шляхтина в "СЭ" мне написал Михаил Бутов – экс-кандидат на пост руководителя Всероссийской федерации легкой атлетики (ВФЛА), а ныне член ее президиума.
"Мне есть, что сказать по мотивам прочитанного", – сообщил он. Через какое-то время мы созвонились.
– Есть два принципиальных момента, по поводу которых я имею другое мнение, – начал Бутов.
– Так.
– В интервью Шляхтина чувствовалось, что Дмитрий Анатольевич заточен именно на проект по восстановлению федерации. А я убежден, что нам нужно не зацикливаться на этом, а заниматься развитием легкой атлетики в стране. Вид спорта требует модернизации, изменений. Как сам по себе, так и в России. И если мы все будет делать правильно, то восстановление ВФЛА само по себе станет результатом этой деятельности.
– Восстановление ВФЛА сейчас не должно являться главной целью?
– Ну, восстановимся мы. И что? С чем мы выйдем? У нас есть новые технологические системы тренировок? Мы понимаем, какой резерв у нас растет? Мы видим тренеров с новыми идеями? Наладился контакт с международным научным сообществом?
– Об этом сейчас мало кто думает, есть более глобальная проблема.
– И это плохо. Восстановление ВФЛА не может быть самоцелью. Целенаправленная деятельность по развитию вида и поспособствует нашему возвращению. Воссоединение с ИААФ было первоочередной задачей в 2016 году – до Олимпийских игр. Но с осени того же года заниматься нужно было другим.
– Вы сказали о двух принципиальных моментах. Какой второй?
– По подходу он очень созвучен с первым. Вопрос следующий: для кого вообще все это организуется? На протяжении всего 2016 года мы спорили об этом на президиуме.
– А в 2017-м?
– Уже не особо получалось. Не с кем.
– Какова ваша позиция?
– Я считаю, что главный продукт – соревнования – должен создаваться для зрителя. У нас же превалирует позиция, что старты проводятся исключительно для спортсменов. Внешние зрители – болельщики, ТВ, интернет – на дальнем плане.
НУЖНО ПЫТАТЬСЯ МОНЕТИЗИРОВАТЬСЯ, А НЕ ЖДАТЬ ДЕНЕГ ОТ ГОСУДАРСТВА
– В российском спорте, увы, это плохо работает.
– Да, мы просто ждем деньги от государства. Но нужно пытаться хоть как-то монетизироваться. Минспорта должно быть тесным партнером, но не единственным источником дохода.
– Вы всерьез думаете, что у нас можно зарабатывать на легкой атлетике? Люди не готовы платить по 200 рублей месяц за кабельные футбольные каналы, хотя футбол в разы популярнее.
– Все зависит от того, в какую структуру встраивать. Вот в "Гераклионе" мы стремимся это сделать. Пусть и в небольшом масштабе. Мы сами производим оборудование, есть компания, которая начинает работать в сфере спортивного питания. То есть, пытаемся подпитывать сами себя. Что требуется от государства? Создать условия и контролировать затраты, которые несет федерация. Все остальное должна делать сама федерация. И если она будет предоставлять миру интересные продукты, это может работать.
– Легкая атлетика в нынешнем виде может представлять интерес?
– Сейчас мы потеряли продукт. Нужно работать на его восстановление и это не быстро. С годами – возможно. Но играть теперь уже в любом случае придется в долгую.
Кстати, что касается трансляций – "Матч ТВ" заявил же, что будет пробовать переводить футбол на платные каналы. Значит, какая-то перспектива есть. Рано или поздно к этому в любом случае придут. Коммерциализация в спорте – это не добывание денег, а создание продукта, который может принести доход. То есть, деньги – не цель, а результат.
ПОЧЕМУ В ФЕДЕРАЦИИ ДО СИХ ПОР НЕТ ГЕНСЕКА?
– Напомните, почему вы сейчас вне федерации? Не хотите в ней работать или не дают?
– Не сказал бы, что не хочу. Вопрос: в каком качестве? Я по-прежнему член президиума ВФЛА. Но все мои предложения игнорируются или воспринимаются как критика. Конкретной ответной реакции, пусть даже отрицательной, я не вижу. Ее просто нет.
Поддерживает лишь, что на выборах президента ВФЛА за меня проголосовали четверть делегатов. Получается, они разделяют мои взгляды и согласны с программой практических шагов, которых, к слову, у других кандидатов я не видел. Поэтому я не имею права развернуться – и уйти. Хотя иногда очень хочется.
– Так что насчет работы в ВФЛА?
– Мой контракт завершился в 2016 году, и президент не захотел продлевать его. К моему большому сожалению, в ВФЛА до сих пор нет генерального секретаря. Речь не конкретно обо мне, дело в том, что эта должность прописана в уставе федерации.
– Чем бы сейчас человек с функциями генсека мог помочь федерации?
– Генсек – главное хозяйственное лицо. До конца 2016 года я был исполнителем и менеджером. Да, мог высказывать и свою точку зрения, но потом должен был принятые решения выполнять. Теперь человека, который бы отвечал за это, нет. Функции размыты между несколькими людьми. Сейчас я член президиума. Согласно уставу – главного рабочего органа федерации. Но большая часть моих предложений остается без ответа.
ЧТО ДЕЛАТЬ С ЧЕГИНЫМ
– Например?
– Предлагал после скандал с Виктором Чегиным не отправлять ходоков на Кубок мира. Федерация могла просто дезавуировать поддержку нейтрального статуса. Это была бы позиция. В итоге же мы просто согласились с аналогичным решением ИААФ. То есть, мы не действуем, а реагируем. Это плохо.
– Что делать с ходоками сейчас?
– В 2015 году мы все сделали. Просто не взяли их на чемпионат мира в Пекин. Никто убивать ходьбу не собирается, но меры нужно принимать адекватные. Понятно, что ребят жалко, но это было единственным способом отвести удар от остальной команды.
– Я скорее о ситуации с появлением Чегина на сборе. Спортсмены ведь, по большому счету, заложники в этой ситуации.
– Согласен. Писал об этом еще два-три года назад. Мы должны собрать всех тренеров, провести некий сход, и еще раз донести до них всю сложность нынешней ситуации и выработать внутрипрофессиональное решение: с часа икс начинаем жить иначе. Если хоть кто-то попадается с допингом, его в нашем сообществе больше быть не должно. И каждый должен отдавать отчет, что, если выходит тренер, который дисквалифицирован, это угроза тебе. Может, тогда они начнут прогонять его сами.
– Насколько я знаю, Шляхтин проводил собрание в Адлере и высказывался в похожем ключе.
– Да, но это должно быть внутрипрофессиональное решение. Тренеры должны начистоту пообщаться между собой и прийти к единой позиции.
БЫЛЫЕ ПЛАНЫ
– По какому пути, по-вашему, должна была развиваться легкая атлетика после 2016 года?
– В 2015 году мы начали ряд стартапов. Например, развивали автоматизированную информационную систему. Сейчас она используется в основном для приема заявок и обработки результатов, но идея была в создании аналитики, которой могли бы пользоваться тренеры, специалисты, журналисты и зрители.
Второе. Мы работали с национальным беговым движением – любителями. Начали процесс еще в 2014 году. Это направление очень перспективное. Сейчас в силу экономических причин многие тренеры уходят работать с любителями. Там как раз строится бизнес. Люди готовы платить, чтобы их тренировали и готовили к серьезным пробегам. Это к вопросу о возможной окупаемости. Микширование любителей и профессионалов – это довольно интересно.
Третье – международные взаимоотношения. С этим сейчас проблемы. Напомню, что 2 ноября 2015 года у нас были президент ИААФ Себастьян Коэ и президент Европейской федерации (ЕАА) Свен Арне Хансен. Такого, чтобы сразу два президента приехали к нам на конференцию и на гала прежде не было. Другое дело, что потом события пошли по иному сценарию и это сильно дезавуировало все, что делалось.
Кстати, про обмен опытом. В 2015 году мы провели большую тренерскую конференцию. На ней были Ренато Канова (воспитал ряд титулованных африканских бегунов на средние и длинные дистанции), Лорен Сигрейв (известный американский специалист, у него сейчас готовится Дарья Клишина), Хенрик Алщевски (тренер двукратного олимпийского чемпиона в толкании ядра Томаша Маевски), Олег Мухин (наставник чемпиона мира в беге на 200 м Рамиля Гулиева). Канова тогда даже был готов поехать на сбор с нашими спортсменами. И денег не просил – только оплату дороги. Но все застопорилось. В итоге в этом году наши парни сами поехали к нему в Кению.
И еще. Состав персонала федерации был существенно изменен нами еще в 2015 году. Елену Иконникову, Александра Черкашина, чуть раньше Елену Орлову, на которых сейчас ссылается и опирается Шляхтин, приглашали мы.
"От нас требуют деньги и пытаются ущипнуть побольнее ". ВФЛА недоумевает из-за новых требований ИААФ
НУЖНО ДУМАТЬ УЖЕ О ПОКОЛЕНИИ-2024
– Есть устойчивое мнение: кто бы сейчас ни был президентом ВФЛА, федерация по-прежнему была бы в бане. Согласны?
– Я и не говорю о том, что в этом кто-то справился бы лучше нынешнего президента. Рано или мы поздно мы все равно вернемся. Весь вопрос в том, с чем мы вернемся. И разные люди могли за это время сделать не только что-то по отношению к рабочей группе ИААФ, но и внутри. Формальная работа по предоставлению документов для рабочей группы выполнена действительно хорошо. Никаких вопросов. Но нужно отделять это с внутренними проблемами и работой на будущее.
– Что вы имеете в виду?
– Я еще в прошлом году писал, что нужно думать о поколении на 2024 год. Никого выгонять не надо, но программу нужно делать именно с таким, кажущимся сейчас далеким, прицелом. Это касается профессионального спорта. Нужно не реагировать, а созидать. Вот ждем мы сейчас фамилии, которые объявят на основе базы Московской антидопинговой лаборатории. Дождемся. А дальше что?
– Тут уже от федерации ничего не зависит.
– Поэтому и нужно концентрироваться на другом. Проблема популярности легкой атлетики актуальна по всему миру. Да, настолько тяжелой ситуации, как у нас, нет ни у кого, но проблемы возникают у всех. Коэ вызывают в парламент, не прекращаются допинг-скандалы в других странах. Но люди все равно думают о переменах. Появляются командные соревнования, идут эксперименты с форматом.
Мы в "Гераклионе" тоже делаем это. Пытаемся сформировать новую спортивную модель. И очень хочется сделать модель, которая потом будет востребована другими
Зимой была "Битва полов". Совсем недавно – "Забег на рекорд". Он тоже взялся неслучайно – мы проанализировали, почему так популярны забеги в Стенфорде, которые проходят в эти же сроки. Решили сделать похожий коммерческий продукт.
Да, не все сразу. В конце концов, "Русскую зиму" я тоже пробивал очень долго. Была серьезная борьба за зрителя, за работу с ним. Окупаемыми соревнования стали где-то только через пять лет. А затем 10 лет они были прибыльными и деньги федерации мы не использовали вообще.
И вот в этом году федерация от продажи билетов отказалась. Это грустно. Турнир все больше становятся соревнованиями для спортсменов, а не зрителей. И если продолжать идти по этому пути – это будет смертью "Русской Зимы".
МИР НЕСПРАВЕДЛИВ, НО КАКОЙ СМЫСЛ ОБСУЖДАТЬ ЭТО ВСЕ ВРЕМЯ?
– Правильно понимаю, что вы хотели бы вернуться в федерацию?
– Только в случае, если меня будут слышать. Безусловно, не всегда со мной нужно соглашаться, но должен быть диалог. Вот я, например, не раз голосовал против утверждения бюджета федерации. Он мне не кажется продуманным.
– Что имеете в виду?
– Когда утверждается бюджет, а на вопрос: "Что мы будем делать в следующем квартале", – ответа нет, – это странно. Тогда нужно экономить, брать штаны по размеру. Был у нас контракт с "Найк". Я предупреждал, что в свете всей этой скандальной ситуации нельзя быть уверенным о его продлении на 2017 год. В итоге на него заложились. А контракт оказался донельзя урезанным…
– Что скажете по поводу двух служебных автомобилей, которые были в ваше время у федерации?
– Машины у меня не было. За исключением периода в 2016 году, когда федерацией было принято решение покупать новую – и Шляхтин сам отдал мне в пользование старую. Ну, дал и дал. Что я должен был сделать? Поэтому его слова в интервью на этот счет мне совершенно непонятны.
Кстати, по поводу того положения обеспечения деятельности президента, о котором шла речь в вашей с ним беседе. Когда в феврале на заседании президиума поднимался вопрос о том, чтобы принять его, я прямо спросил: "Вы с ума сошли"? В итоге этот вопрос отложили.
– С нынешним руководством вы бы все-таки смогли сработаться?
– Я достаточно коммуникабельный. И личные отношения у меня никак не накладываются на профессиональнее. Но меня не устраивает отношение, когда меня не слышат и даже не пытаются. Не говорю, что везде прав, но в организационно-соревновательной среде я разбираюсь довольно неплохо и в курсе тенденций. Нам нужно многое делать, чтобы глобально оставаться в легкой атлетике. Сейчас мы выпадаем из нее. И даже не столько из-за допинга.
Продуктивных разговоров о завтрашнем дне я не слышу. Все они сводятся к: "Да чего они от нас еще хотят"? То, что мир несправедлив – это правда. Но какой смысл обсуждать это все время?
RSS